ГЛАВА 48
Ну как же так можно-то? Вздохнув, Дикфрид посмотрел на стоящее перед ним пятилетнее чудо. Чудо это потирало распухший нос и теребило выцветшую тощую косичку. Видно было, что обладательница всей этой красоты пытается принять виноватый вид, однако в прозрачно-серых глазах, под одним из которых поселился и уже набрал силу не маленький синяк, никакой вины заметно не было.
– Эх, дочка-дочка… – укоризненно покачал головой Дикфрид. – Ну, сколько же мне тебе говорить – ни к чему девочке кулаками размахивать. Не женское это дело.
– А я и не машу кулаками! – возмутилась девчонка, шмыгнув носом. – Я честь свою женскую защищала!
Дикфрид улыбнулся, услышав такие слова от дочери:
– И как же это Ховер на честь твою женскую покусился, что ты его кулаками своими в навозную кучу загнала?
Ховером звали соседского мальчишку, который был всего на год старше. И до покушений на женскую честь ему было еще расти и расти.
– Он меня за косу дернул и ленту развязал – возмущенно топнула ногой Грейцель, и протянула в кулачке развязанную, перемазанную грязью ленточку – И побежал. А я за ним побежала. Мне мама читала, что за красавиц должны храбрецы заступаться, и я когда бежала все время по сторонам смотрела, чтобы хоть один попался. А их нет ни одного. Да я и толкнула-то его один раз, чтобы ленту отдал. И стукнула только чтобы честь защитить, а он драться полез. А куча с навозом там вообще случайно оказалась и он в нее сам упал.
Прикрыл Дикфрид лицо рукой, спрятал смех, потому что негоже поощрять в дочери дикость. Хорошо конечно, что она за себя постоять умеет, да только родителям Ховера от этого радости мало. Мало того, что всю одежду вывешивать сохнуть на заднем дворе от людей подальше, чтобы прохожие ароматов коровьей подстилки от нее не унюхали, так ведь еще и в Аверд везти «похитителя женской чести» – к целителям, челюсть вправлять. Собственно, сам он считал, что ругать девчонку не за что – действительно, не всегда рядом храбрецы будут, чтобы от чужой злобы защитить. Но пожурить надо, того воспитание требует. Потому, напустив на себя суровости сколько мог, Дикфрид погрозил дочери пальцем.
– Грейцель, ну куда же это годится. Защищать свою честь – это правильно, но сама-то ты зачем в драки ввязываешься? Кто братьев задирает? Кто позавчера с мальчишками по деревьям лазил? А на бревно четыре дня назад ты зачем пошла?
– На шестах биться.
– Какие тебе битвы – шест же в четыре раза тебя длиннее! Упадешь, сломаешь шею – что мы с мамой делать будем?
– Не упаду и не сломаю, – гордо заявила Грейцель. – Я по этому бревну уже с закрытыми глазами бегать могу. Только мне шест еще не дают.
– А я тебе читал, к кому приезжают храбрецы в белых плащах? Которые из Аверда?
– К красавицам, – наморщило лоб юное создание.
– Ну, вот видишь, – Дикфрид начал осматривать боевые следы на маленькой мордашке. – А у тебя вон – нос распух, синяк под глазом, волосы растрепанные, одежда грязная вся – какая же ты красавица? Увидит тебя храбрец и скажет: «Не буду я такую грязную от страшного чудища спасать, пусть оно ее ест. Хоть помоет перед едой».
– Да какой же он храбрец-то тогда? – равнодушно хмыкнула пятилетняя воительница – Он простой трус. А трусам, папа, белые плащи не дают!
– Умная ты у меня… не по годам, – покачал головой Дикфрид. – И ведь возразить-то нечего.
Хруст веток, раздавшийся в стороне, заставил погрузившуюся в воспоминания Грейцель вздрогнуть и очнуться. Кто-то ломился к поляне прямо через кусты. Повернувшись в сторону шума, девушка осторожно сдвинулась в тень и положила руку на лежащее рядом прикрытое плащом оружие.
С громким треском разломилось сухое дерево и следом послышалось возмущенное сипение расержанного пэва.
– Что ты мне-то высказываешь?! – раздалось в ответ. – Можно подумать, я в восторге от того, что приходится лазить здесь в темноте! У меня ноги покороче твоих, и ничего, не жалуюсь. Топай, давай!
Улыбнувшись, Грейцель оставила меч в покое, вернулась на свое место и села, скрестив руки на груди. Треск кустов, шипение ездовой птицы и недовольное бурчание ее хозяина подбирались все ближе и, наконец, они оба вывалились из лесной темноты на освещенную колыхающимся светом костра поляну.
– Уф! Ну, ты и забралась…
Гость принялся осторожно отряхивать с одежды листья, веточки и прочий мусор. Потом он повернулся к своему пэва, навьюченного большими сумками, заставил его опуститься на землю и начал расстегивать ремни, державшие их на его спине.
– Ты что, передумал?
– Наиразумнейше менять собственные свои решения, – пришелец из ночи, не отрываясь от работы, важно указал пальцем в черное небо. – В книжке одной прочитал. Не помню, в какой, но помню, что книжка интересная… Ты ела что-нибудь?
– Нет, не хочется.
– Тебе – и не хочется? Скажи лучше – ничего нет и купить не успела.
Он отстегнул, наконец сумку:
– Стели, давай плащ свой, или что это там у тебя на камне. Я сам голодный.
На расстеленном плаще начали появляться аппетитно пахнущие свертки и пакеты. Некоторые были еще теплыми.
– Налетай, больше никого не ждем.
Повторять не пришлось. Ощутив запах еды, Грейцель поняла, что на самом деле жутко голодна. Поэтому какое-то время за столом раздавалось ее одобрительное мычание в адрес приготовленных блюд и ответные, столь же невнятные, согласия.
– Ты как поляну нашел? – наконец спросила она. – Костер увидел?
– Нет, все нормально, костра с дороги не видно. Просто я тут уже все поляны знаю наизусть. Хорошо, что ты эту нашла – до остальных в темноте пока доберешься – ноги переломать можно.
Девирг сыто вздохнул, улегся было на край плаща, но поморщился и устроился сидя у камня
– Ты чего? – удивилась Грейцель. – Что ты кривишься весь вечер? Вроде не сильно я тебя ткнула-то.
– Да ты тут ни при чем, – Девирг осторожно поерзал, снова дернул уголком рта, но вроде бы, нашел удобное положение. – Посижу лучше. Лягу – усну. А поспать сейчас тебе надо бы.
– Не хочу я.
– Да ты зеленая уже от бессонницы! Сколько не спала, две ночи, три? Завтра будешь с пэва на ходу падать.
Он подбросил в костер ветку и похлопал по своему плечу.
– Давй, укладывайся, еду убирать лень, утром позавтракаем.
Устроившись рядом, укрытая теплым плащом, девушка вдруг улыбнулась.
– Вот теперь попробуй мне сказать, что ты согласился на это все, и сейчас сидишь тут только из-за денег, или из интереса. Говори, а я послушаю.
– Опять ты за свое? Понаучилась там, в своей Академии всякому. Что за удовольствие жить и видеть, когда тебе врут?
– Мы не видим. Видят только санорра и, наверное, саллейда. Мы понимаем. По голосу там… по интонациям… да много всего.
– Значит, если я сам поверю в то, что придумаю, ты не заметишь?
– В собственную ложь до конца поверить невозможно.
– А в чужую?
– А что ты мне зубы заговариваешь? Хватит юлить, давай, говори.
– О причинах?
Девирг задумался.
– Ну, хорошо, – сказал он, наконец. – Представь, что Ольтар, потеряв все, пожелает рассчитаться с тем, кто это устроил? Наймет кого нужно, деньги-то у него останутся при любом раскладе, и на это он не пожалеет. И этот кто-то, понятное дело, будет поумнее, будет знать, где можно поискать, и начнет с лучших. То есть?..
Он подождал ответа на свой вопрос несколько секунд, а потом толкнул Грейцель в бок.
– Ну? Спишь что ли?
– Не сплю я. Откуда я знаю, кто там лучший и с кого он начнет?
– Хм…
– Ах, прости, пожалуйста, как это я сразу не догадалась. С тебя, конечно, начнет, с кого же еще.
– Правильно. И от него кто-нибудь обязательно наведается ко мне домой. И кого он там найдет?
– Так ты едешь в Диверт или нет? Если да – то никого.
– Не правильно. Потому что такой внезапный отъезд – это, считай, признание. Тогда я за свою жизнь и свободу и цвейда не дам. Нет, он найдет там вполне благопристойную семью одного моего знакомого гедара, который снял у меня квартиру в аренду на год, причем, по всем бумагам – еще два месяца назад.
– Что, правда что ли?
– Конечно. А ты думаешь – у меня платья и кружева в мешках весят столько, что пэва еле ноги волочит? Арендная плата за десять месяцев в чистых северных кеватрах! Правда, конечно, знакомый дело знает, и в другое время этих денег хватило бы месяца за три, но, сама понимаешь: все надо было делать быстро и среди ночи. Так что я временно богат, но бесприютен. Или с тобой ехать, или оставаться на этой полянке и дичать потихоньку.
– Значит, поедем.
Грейцель внезапно почувствовала, что стремительно проваливается в сон.
– Поедем. А у вас там хоть спать-то есть где?
Не найдя в себе сил на ответ, девушка молча кивнула, не открывая глаз.
– Если что – мне половинки твоей кровати хватит. И одеяла. Поделишься?
Зная, чего можно ожидать за такую шутку, Девирг заранее прикрыл больные ребра. Но никакого ответа не последовало. Грейцель уже крепко спала.
