Прямо за фермой начинались дикие земли, и через них-то трое путников и двинулись на восток – к морю и Йотунхейму, стране великанов.

Чем дальше к востоку продвигались они, тем становилось холоднее. Леденящий ветер выпивал из тела остатки тепла. Ночевать под открытым небом никому не хотелось, и под вечер, пока еще не стемнело, путники решили разойтись в разные стороны и поискать укрытие. Тор и Тьяльви ничего так и не нашли. Локи не возвращался дольше всех, а когда вернулся, лицо у него было озадаченное.

– В той стороне стоит какой-то странный дом, – сообщил он.

– А что в нем странного? – поинтересовался Тор.

– На весь дом – одна огромная комната. Окон нет, один только вход, и широченный, но дверь не навешена. Прямо не дом, а пещера!

Ветер кусал путников за щеки, пальцы у всех уже онемели от холода.

– Пойдем, проверим! – решился Тор.

Дом и впрямь оказался преогромный: от входа и не разглядеть, что там скрывалось в глубине.

– Вдруг там дикие звери или какое-нибудь чудовище? – заметил Тор. – Давайте устроимся у входа.

Так они и сделали. Локи почти не соврал: весь дом состоял из одной-единственной комнаты – не считая узкой пристройки, которая тянулась от него по одну сторону и тоже уходила куда-то вдаль. Путники развели костер у входа и улеглись. Но проспать им удалось от силы с час: внезапно всех разбудил какой-то грохот.

– Что это? – спросил Тьяльви.

– Землетрясение? – предположил Тор. Земля и вправду тряслась, а шум стоял такой, как будто у них над ухом извергался вулкан или с горы катилась могучая лавина. Ну, или будто вокруг собралась сотня-другая рассерженных медведей, чтобы пореветь на ночь глядя.

– Не думаю, – возразил Локи. – Давайте-ка переберемся в пристройку. Просто на всякий случай.

Локи с Тьяльви отправились в пристройку и кое-как проспали до утра под весь этот грохот, так ни на минуту и не умолкший. А Тор остался стоять на страже у входа – и так и простоял всю ночь, не смыкая глаз и сжимая молот в руке. Чем ближе к утру, тем больше ему не терпелось уже наконец пойти и посмотреть, кто это там грохочет и трясет землю, а посмотрев, задать ему хорошую трепку. Будить своих спутников он уж, так и быть, не стал, но как только рассвело, направился в лес, на поиски.

Подобравшись к источнику шума поближе, он стал различать отдельные звуки в том, что издалека казалось сплошным грохотом. И звуки эти повторялись снова и снова: за раскатом оглушительного рева раздавалось не менее раскатистое урчание, малость потише, а за ним – какое-то посвистыванье, в общем негромкое, но такое пронзительное, что виски и зубы у Тора всякий раз простреливало болью.

Тор добрался до вершины холма и окинул взором окрестности.

И очень быстро взгляд его уперся в самого великанского из всех великанов, каких только ему доводилось встречать за свою жизнь. Тот растянулся в долине под холмом во весь свой могучий рост. Волосы и борода его были чернее углей, а кожа – белее поля, укрытого снегом. Великан крепко спал, как нетрудно было догадаться по закрытым глазам и равномерному храпу – которым и объяснялось загадочное посвистывание, так донимавшее Тора по дороге. При каждом всхрапе все вокруг так и ходило ходуном. Неудивительно, что земля всю ночь тряслась: в сравнении с этим великаном сам Тор был ростом с муравья, ну или с жука, в лучшем случае.

Тор затянул потуже Мегингьёрд, свой волшебный пояс, прибавлявший ему силу вдвое, – чтоб уж наверняка управиться даже с таким огромным великаном.

А великан между тем открыл глаза – ярко-голубые и холодные, как лед, – и уставился на Тора. Похоже, лезть в драку он не собирался… по крайней мере, пока.

– Привет, – крикнул ему Тор.

– Утро доброе! – голосом горной лавины откликнулся черноволосый исполин. – Звать меня Скрюмиром. Это значит «верзила». Все бы им хиханьки да хаханьки, родственничкам моим! Слыханное ли дело – такого коротышку, как я, прозвать верзилой? Ну, как прозвали, так и прилипло, что уж поделаешь. Эй, а где моя рукавица? С вечера вроде две было. Никак, одну обронил. – И великан поднял руки: на одной и вправду сидела здоровенная кожаная рукавица, а на другой – ничего. – Ага! Вот и она!

Великан протянул лапищу и пошарил по ту сторону холма, на котором стоял Тор. Потом рука вернулась с находкой – надо полагать, второй рукавицей.

– Хм-м, – пробасил великан. – Что это там внутри?

И легонько встряхнул рукавицу.

Из рукавицы кувырком на снег полетели Тьяльви и Локи, и тут до Тора дошло, в каком это доме они вчера заночевали.

А Скрюмир натянул рукавицу и довольно оглядел обе руки – теперь не замерзнут!

– Можем путешествовать вместе, – предложил он. – Если вы не против.

Тор посмотрел на Локи, Локи – на Тора. Оба посмотрели на юного Тьяльви. Мальчик пожал плечами: в своей скороходности он не сомневался.

– Я за вами поспею, – заверил он.

– Отлично! – крикнул Тор.

И они позавтракали в компании великана. Скрюмир извлекал из своей дорожной котомки целых коров и овец и поглощал одну за другой. Трое путешественников ограничились трапезой поскромнее. Покончив с завтраком, Скрюмир сказал:

– Слышьте, а отчего бы мне не понести заодно и ваши припасы? У меня в котомке места хватит, а вам все меньше тащить на своем горбу. Ну а вечерком сядем все вместе и перекусим.

И он сложил в свою котомку все припасы, затянул ремешки и двинулся на восток широким великаньим шагом. Тор и Локи припустили следом – они были боги и не знали усталости. Тьяльви тоже бежал во всю мочь, но он-то был простой смертный, так что ему пришлось несладко. Через несколько часов силы начали покидать его, и вскоре великан ушел так далеко вперед, что казался теперь одной из гор на горизонте с затерявшейся в облаках вершиной.

Когда путники, наконец, нагнали Скрюмира, уже сгустились сумерки. Великан нашел им место для ночевки под огромным старым дубом, а сам удобно устроился поблизости, примостив под голову валун.

– Я не голоден, – сообщил он. – Обо мне не беспокойтесь. Решил сегодня пораньше на боковую. Да, ваши припасы – у меня в сумке, вон там, под деревом. Доброй ночи.

И великан захрапел. Деревья затряслись от грохота вперемешку с урчанием и свистом, но путникам было уже не привыкать. Тьяльви вскарабкался по великаньей котомке и начал возиться с ремнями. А через некоторое время крикнул вниз:

– Не могу развязать! Ремни слишком тугие, будто из железа сделаны!

– Я могу гнуть железо, – успокоил его Тор и, одним прыжком вскочив на верхушку сумки, принялся тянуть да дергать.

– Ну? – выждав еще немного, поинтересовался Локи.

Тор только проворчал что-то себе под нос и продолжал тянуть. Потом еще что-то проворчал и еще подергал. Потом пожал плечами.

– Сдается мне, сегодня ужина не будет, – признал он, – если только этот распроклятый великан сам не развяжет нам свою котомку.

Тор посмотрел на великана. Посмотрел на Мьёлльнир, свой молот. Слез с котомки, взобрался на голову спящего Скрюмира, поднял молот и опустил его с размаху великану прямо на лоб. Один глаз Скрюмира сонно приоткрылся:

– На меня тут, кажись, листок с дерева упал, – пробормотал великан. – А вы там как, поужинали? Уже идете спать? Ложитесь, стесняться нечего: день был долгий. – И Скрюмир повернулся на бок, закрыл глаза и тут же захрапел снова.

Локи и Тьяльви ухитрились заснуть, несмотря на шум, но к Тору сон не шел. Бог грома был рассержен и голоден, да и не доверял он этому великану из диких восточных земель. К полуночи Тор вконец проголодался, зато храпом был уже сыт по горло. И вот, не утерпев, он снова вскарабкался великану на голову и устроился точнехонько на переносице.

Поплевал на руки. Подтянул пояс силы. Поднял Мьёлльнир над головой – и ударил со всей мочи. Молот вошел великану глубоко в лоб – по крайней мере, если Тору так показалось.

Было слишком темно, и разглядеть, какого цвета у великана глаза стали после этого, Тор не мог, но, так или иначе, они открылись.

– Кто там? – проворчал тот, кого собратья прозвали верзилой. – Тор, это ты, что ли? А мне тут желудь упал на голову. Который час-то?

– Полночь, – сказал Тор.

– Ну, утром увидимся.

И снова от великаньего храпа затряслась земля и закачались верхушки деревьев.

Солнце еще не взошло, но уже светало, когда Тор, проголодавшись и разозлившись вконец, решил нанести еще один, последний удар, который утихомирит проклятого храпуна навсегда. На сей раз он нацелился великану в висок и хватанул молотом с такой силой, что по горам раскатилось эхо.

– О-хо-хо, – сказал Скрюмир. – На меня, кажись, птичье гнездо свалилось. Или сучок. Кто его знает. – Он зевнул, потянулся и поднялся на ноги. – Ну, хватит дрыхнуть. Пора в дорогу. Вы, трое, в Утгард что ль идете? Ага. Ну, вас там примут честь по чести. Пир горой, пиво рекой, а потом и поборетесь, и побегаете, и силой померяетесь. Они там, в Утгарде, веселиться умеют. Просто идите на восток – во-он туда, где светает, – и оглянуться не успеете, как будете на месте. А мне – на север.

И он улыбнулся путникам щербатой улыбкой, как будто бы простодушной, а то и вовсе глупой, – но синие глаза великана смотрели слишком пронзительно и ясно.

Потом он наклонился и добавил, поднеся ладонь ко рту, как будто не хотел, чтобы его подслушали (но толку-то, если даже от его шепота все равно можно было оглохнуть!):

– Вы уж извиняйте, ребята, но я случайно подслушал, как вы там промеж себя толкуете, что я, мол, такой большой. Я так понял, это вы в похвалу мне говорили. Да только знайте, если бы вы отсюда забрали к северу, то вот там-то и встретили бы настоящих великанов, мне, коротышке, не чета.

И Скрюмир еще раз ухмыльнулся и зашагал на север, сотрясая пятками землю.