86
On such a winter’s day (California Dreamin’), On such a winter’s day
Абигэль повернулась на бок и ощупала верх комода, еще в полузабытьи. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы вырваться из сна и понять, что она лежит в постели. И эта музыка… Она хотела было встать, но тут чья-то рука легла ей на плечо и сжала грудь. Она вскрикнула.
– Ты так меня боишься?
Абигэль оцепенела. Голос… Запах кожи, пропитанной табаком… Этого не может быть. Не он. Не Фредерик.
Он крепче прижался к ней, не отпуская:
– Тебе, похоже, опять приснился кошмар. Ты вся мокрая.
Абигэль задрожала. Нет… Она ухитрилась перекатиться на бок и тяжело упала. Голова кружилась, стены плясали вокруг. Под черепной коробкой гулко прозвучало слово: пропидол. Она поспешно поднялась и, шатаясь, доплелась до гостиной. Входная дверь оказалась заперта, ключа нигде не было. В глазах мутилось; Абигэль поискала на столе, на журнальном столике, на тумбочках, вернулась к двери и попыталась ее взломать.
– Ты это ищешь?
Когда она обернулась, Фредерик стоял на пороге гостиной. Он помахивал ключом, точно извращенец-тюремщик.
– Не подходи ко мне! – закричала Абигэль.
Она схватила лежавшие на письменном столе ножницы. Фредерик шел к ней медленно, выставив вперед раскрытые ладони: успокаивал.
– Не делай глупостей, Аби, ладно? Ты можешь пораниться. Ты не в себе.
Абигэль оказалась зажата в угол перед лицом невозможного. Фредерик мертв! Она взглянула на свою левую руку. Все было на месте: следы уколов, пять ожогов от сигарет. Тогда она задрала подол ночной рубашки. На бедре белела свежая повязка. Под ней – новая татуировка, пятая.
Ты все выдумала
Абигэль сползла по стене. Сил бороться больше не было. Она подняла на Фредерика печальные глаза:
– Это ты. Ты сделал эту татуировку на моем теле.
Он направился к тумбочке в гостиной.
– Нет, Абигэль, это ты. Ты сама поняла, что ничего из того, что ты себе навоображала, не существует. Ты несла какую-то чушь, бессмыслицу. Что я-де причастен ко всей этой истории. Что твоя дочь жива. Ты правда не помнишь или притворяешься?
Абигэль ничего уже не знала, не понимала. Где сон? Где реальность? Правда, ложь? Фредерик выдвинул ящик.
– Все будет хорошо, поняла? Я просто возьму свой телефон. У тебя приступ, я вызову «скорую», они тобой займутся. А то еще, чего доброго, поранишься этими ножницами.
– Как ты… Как тебе удалось уцелеть?
Ничего человеческого больше не было в голосе Абигэль. Мертвые звуки. Вместо телефона Фредерик достал пистолет и направил на нее:
– Знаешь что? Я вовсе не разговариваю с тобой сейчас. Нет-нет, я еще сплю в своей постели. А проснувшись, обнаружу, что место рядом со мной пусто. Я приду сюда и найду тебя мертвой, с вонзенными в живот ножницами. Самоубийство.
Он приблизился, не опуская пистолета, и вырвал ножницы из рук Абигэль. Потом наклонился. И воткнул металлические острия ей в живот на уровне печени.
– Уцелеть нехитро, лишь бы голова работала.
И он нажал, вонзив острия в ее тело до самых колец.
