85

Стоя на пороге, Фредди целился из двустволки в Абигэль и Леа. Пурпурное пятно расплывалось на левом рукаве его футболки. Его ранили в руку или в плечо. Он повел стволом своего оружия.

– К стене! Живо!

Абигэль почувствовала, как дрожит дочь. Она отступила на несколько шагов и повиновалась. Сидя в пыли на соломе, она обняла Леа, защищая ее. Фредди подошел к ним на три метра. Переломил ружье, вставил второй патрон. Потом тоже сел, положив оружие у своих ног и направив его дулом на пленниц. Оно было слишком далеко, Абигэль не могла даже попытаться его захватить. Только попробуй броситься – даже если он промахнется по ней, Леа пристрелит, как кролика.

Они были в западне, в его власти.

Фредди снял маску и отбросил ее в сторону. Абигэль не поверила своим глазам. Человеком, которого они преследовали больше года, был Николя Тевенен, служитель морга Института судебно-медицинской экспертизы. Скромный, молчаливый молодой человек, которого она встречала столько раз.

– Этот сукин сын убил мою собаку.

Абигэль гладила голову дочери. Этот человек всегда был рядом с ними. Много знал об их расследовании. Он, очевидно, только что застрелил Фредерика из ружья и теперь без колебаний закончит дело.

– Ты не помнишь меня, когда я был маленьким?

Как ни рылась Абигэль в глубинах своей памяти, вспомнить она не могла.

– Нет, конечно нет, – продолжал Фредди, не дожидаясь ее ответа. – Я для тебя никто. Тысяча девятьсот девяносто четвертый год… Центр сна в Пиренеях… Маленький Жак Ламбье… Мальчонка, который спал два часа в сутки… Мы были в соседних палатах, когда ты там лечилась. Теперь вспоминаешь?

Абигэль покачала головой:

– Мне очень жаль, но нет, я не помню. Ничего не помню…

– Я освежу тебе память. Бенжамен Виллеме, отец Артура, сживал меня со свету в приюте Управления по санитарным и социальным делам. Этот тип вообще с детьми не церемонился. А уж со мной и подавно. Ему было невыносимо, что я встаю ночью, мешаю спать другим. Он думал, что я это делаю ему наперекор, провоцирую. Взрослые бывают такими тупыми… Я ведь не нарочно. Я просто не хотел спать, никогда не хотел. Ночью мне надо было жить, двигаться, как днем. Он преследовал меня, наказывал, унижал сотни раз, а потом отправил туда, в Валь-дю-Бель-Эр, где будто бы должны были восстановить мой сон.

Он помолчал, глядя на кровь на кончиках своих пальцев, потер большой об указательный, как скатывают в шарик жевательную резинку.

– Год… Я был игрушкой Пьера Манжена, тамошнего директора, целый год, хотя курс лечения продолжался три недели. Но Манжен просто зациклился на моем расстройстве. Мальчишка, который почти не спит и при этом нормально растет. Ты представляешь, сколько можно выиграть, проводя так мало времени в постели? Сколько всего сделать, когда не спишь? Не так давно я узнал, что Манжен написал книгу. Я прочел ее. У этого мерзавца всегда был пунктик: свести до минимума время сна без потери умственных способностей. Он работал с эпидемиологами, с неврологами и даже с фармацевтической промышленностью, чтобы проникнуть в тайны сна. Ты это знала?

Абигэль покачала головой.

– Он был убежден, что можно жить и нормально развиваться, уделяя минимум времени сну. Конечно, меня он в своей книге не упоминает, потому что этот паршивец даже не пытался меня лечить. Наоборот. Я был его игрушкой для опытов. Его морской свинкой. В сущности, он был в десять раз хуже Виллеме. Поэтому и я обошелся с ним по-особому…

Он взял с пола немного соломы. Изо всех сил сжал ее в кулаках.

– Там была эта комната, в подвале института, куда он водил меня дважды в неделю. Множество электродов и круглая платформа… Я один ходил туда, он сделал все это для меня, он сам мне в этом признался, когда я пытал его и убил… Он сажал меня на платформу и не давал спать, опутав всего электродами, твердил, что это такое лечение. Платформа наклонялась, как только я засыпал. Манжен не пытался продлить мой сон, наоборот, он хотел еще сократить его. Сделать из меня существо, вообще не спящее. Вечно бодрствующего.

Он, казалось, ушел в свои мысли. Его глаза вращались в орбитах быстрыми прерывистыми движениями. Nystagmus, подумала Абигэль.

– Ты только что приехала, а я уже полгода томился в этой тюрьме. Наши палаты были рядом. Я ни с кем не разговаривал, Манжен мне не разрешал, я его боялся. Однажды ты упала в коридоре прямо передо мной. Я думал, что ты умерла. Твои глаза застыли, рука лежала под странным углом к телу. Но через минуту ты снова задвигалась и сказала мне, мол, ничего страшного, с тобой это часто бывает. Ты показала мне несколько шрамов. Мы подружились, каждый вечер беседовали тайком. О тебе, о твоих родителях, о твоей жизни на севере. А я рассказывал тебе о своих мучениях. О моей тюрьме, об этой странной комнате, где я проводил ночи. Ты обещала, что поможешь мне, когда выпишешься, с кем-то поговоришь, приедешь за мной. Кусочком железа мы порезали кончики больших пальцев и смешали нашу кровь, чтобы скрепить твое обещание. Я тебе поверил, Абигэль. Каждый день после твоего отъезда я смотрел в окно и ждал тебя. Но больше я тебя так никогда и не увидел. Ни весточки, ни письма – ничего. Ты забыла меня, бросила. Ты была не лучше других.

– Я жила на другом конце Франции. Я была больна, как и ты. Я наверняка поговорила с отцом, когда выписалась, сделала все, чтобы тебе помочь. Но мы были детьми, мало ли что можно наобещать в детстве. Центр был одним из самых известных во Франции. Что мы могли против взрослых?

– Ну и что? Ты думаешь, это все оправдывает? Я провел еще полгода в этом аду после твоего отъезда. Я был один, я люто ненавидел тебя, ненавидел Манжена и Виллеме, который отправил меня туда. А когда Манжен вдоволь наигрался, я вернулся в приют еще на два года и спал даже меньше, чем прежде. Виллеме доставал меня еще сильнее, и я с ума сходил от этих бессонных ночей, до утра не смыкая глаз. Однажды я сбежал без документов. У меня не было больше корней, да и жизни не было. Я кочевал по больницам, по социальным центрам, назвался вымышленным именем, мне выправили новые документы. Я стал подрабатывать по мелочи в школьных буфетах, летних лагерях. Не сидел на месте, все время переезжал. Мне было пятнадцать, когда я встретил в лагере Николя Жантиля. Мы оба работали на кухне. Я сразу понял, что́ это за фрукт. Все его боялись, но никто ничего не говорил. В последний вечер он поймал меня в лесу и заставил у него отсосать. Кончил мне в рот.

Он сплюнул. Каждое его слово било Абигэль наотмашь.

– Каждый раз, когда я это вспоминаю, чувствую во рту вкус его спермы… Я долго не мог оправиться, но пережил и это. Потом я устроился санитаром в больницу и встретил там мать Алисы. Влюбился, мы даже хотели пожениться. Впервые в жизни я чувствовал себя хорошо, был в ладу с самим собой. Но через четыре месяца после нашей встречи она бросила меня, выбросила, как мусор, и ушла к другому. Я не отступался, торчал под ее окнами, ходил за ней по пятам. Однажды она вызвала полицию. Мне категорически запретили к ней приближаться. Мол, попробуй еще хоть раз подойти – сядешь. Я всматривался в каждую черточку ее лица, когда она горела в своей машине три дня назад.

По его левой руке текла кровь. Он поднес к ней правую ладонь и, морщась, зажал рану.

– Я уехал как можно дальше… На север. Я мало что умел, работал на бойнях, в мясных лавках, а потом устроился служителем в морг. Привлекает меня, видишь ли, мороженое мясо. Что мертво, то тебя не обидит.

Он ухмыльнулся. Леа вздрогнула.

– И вот там-то я и увидел тебя, Абигэль… Это было три года назад. Ты работала по делу об убийстве. Ты не узнала меня, я носил бороду, очки, прошло ведь двадцать лет. Я видел, кем ты стала, читал про тебя в газете. Красавица, блестящий психолог, спец по уголовным делам. Ты преуспела, несмотря на болезнь. Достаток, дочь… Мне так не повезло в жизни. Каждый раз, стоило мне встать на ноги, меня сваливали… Когда спишь меньше двух часов в сутки, есть, знаешь ли, время поразмыслить обо всем этом. О смысле жизни. Ночью приходят самые черные мысли и рождаются монстры и демоны. Да, Номер четыре?

Леа крепче прижалась к матери. Фредди зашелся смехом, перешедшим в долгий кашель.

– Когда я увидел тебя, все это дерьмо во мне всколыхнулось. Как бы ты это назвала? Детскими травмами? Очень скоро я задумал отомстить вам, тебе и остальным. Эти навязчивые мысли я больше не мог прогнать из головы, особенно ночами. Вы должны были заплатить, все четверо. Я хотел заставить вас страдать, как вы заставили страдать меня. Уничтожить в вас самое сокровенное. Я стал искать остальных и нашел, это проще простого сегодня, когда есть Интернет. Вводишь имена, города и в несколько кликов получаешь адреса и семейные фотографии. Как же люди бывают наивны и беспечны… Я навел справки. У всех вас были дети. Вот куда я решил нанести удар. Отнять их у вас и уничтожить вас, уничтожив их. Ты знаешь, что было дальше… Алиса, Виктор, Артур и Леа. Порядок похищений имел значение. Начав от самого недавнего, возвращаться в прошлое. Ведь это ты в конечном счете первая по-настоящему обидела меня.

Он помолчал, глядя на четырнадцатилетнюю девочку.

– Я должен был забрать ее из вашего дома в Эллемме, когда ты будешь, как всегда, на работе. Все было готово. Но мои планы в последний момент изменились. Еще один перст судьбы.

Он порылся в кармане, достал маленькую коробочку и бросил ее Абигэль.

– Диктофон… Я прятал его под столом для вскрытий больше двух лет… Часы и часы разговоров. Можно ли найти лучшее место, чтобы быть в курсе расследований? Чтобы знать методы полиции? Представлять, как тебя будут ловить? ДНК, отпечатки, токсикология, карточки… Я все узнал, слушая вас, я строил мои планы благодаря вам всем… Зал вскрытий – это все равно что рыночная площадь, через него проходит вся информация по всем делам. Вы берете убийц, потому что они по большей части действуют поспешно. Но если между двумя преступлениями проходит много времени, это совершенно выводит вас из равновесия, вы перестаете понимать. Вот почему я выжидал по три месяца между похищениями. Каждый раз вам приходилось все начинать с нуля. А мне это позволяло хорошенько все продумать и не попасться. Я как бы брал отпуск перед каждым похищением. Выезжал на места, наблюдал, действовал, готовил чучела… Они вас здорово сбили с толку, а, мои чучела? Особенно последнее, с длинными светлыми волосами. Волосами твоей дочери.

Абигэль гладила Леа, которая была в полузабытьи. Даже раненный, Фредди наслаждался своей победой.

– Благодаря этим записям я постоянно был в курсе развития моего дела, знал, как продвигается расследование, слышал ваши рассказы о страданиях родителей. Это ведь я выгребал дерьмо из зала каждый день. Заодно забирал диктофон и заменял его другим, с заряженной батарейкой. Я знал все до мелочей. Ночами у себя дома слушал ваши разговоры, маленькие секреты каждого из вас. Я просвещался, мне было чем заняться. Это стало смыслом моей жизни. Ну вот, ты можешь догадаться, каково было мое удивление, когда я услышал разговор твоего отца, судмедэксперта и жандарма. Как они собирались подстроить аварию, украсть тела, где и когда это должно было произойти… Ты представляешь, Абигэль? Это был… подарок судьбы. Я прослушал этот разговор три или четыре раза, просто не мог поверить своим ушам. И мне пришла в голову идея… Воспользоваться их тайной. У меня появилась возможность заставить тебя страдать еще сильнее и заодно взять за яйца этого паршивца-легавого. Всех вас свести с ума. Это изрядно добавляло перчика игре.

Он оперся на руку и застонал. Встал на колени, держа в другой руке ружье, и сумел подняться. Абигэль поняла, что это конец.

– Ты видела меня в ту пресловутую ночь шестого декабря, да, думаю, видела. Я спрятался в лесу и ждал аварии. Видел, как поодаль припарковался «кангу» с погашенными фарами. Мне надо было быть поблизости от машины, я знал, что твой отец с жандармом положат туда твою спящую дочь, и тогда придется действовать быстро. Я хотел перебежать дорогу в темноте, но тут, как на грех, вырулил твой отец. Я нырнул в чащу, вы остановились. Ты вышла, ты была совсем рядом со мной… Потом вы поехали дальше. Махинация, задуманная твоим отцом и легавым, начала претворяться в жизнь. Фальшивая авария… Твою бесчувственную дочь перенесли в «кангу» прямо у меня перед носом. Пока они занимались аварией, я забрал ее, скрылся в лесу и добрался до своей машины, которую спрятал с другой стороны. Не буду тебе рассказывать, что было дальше.

Он с трудом поднял ружье и взял Абигэль на мушку.

– Ты последняя из четырех. Я готовил для тебя другую смерть: хотел запереть тебя в стеклянном кубе и смотреть, как ты будешь медленно тонуть, но… я уже не в той форме, и надо все закончить быстро. Встретимся все в аду.

Леа закричала, прижимаясь к матери. Абигэль зажмурилась и изо всех сил обняла дочь. Фредди прицелился.

Его палец не успел нажать на курок. Он покачнулся и рухнул наземь.

Сжимая двумя руками монтировку, за ним стояла Алиса.

Она набросилась на неподвижное тело и била, била, била…