44

Виктор жив! Через год после исчезновения он вернулся в мир живых.

Абигэль с нетерпением ждала Фредерика перед тупиком на улице Данель. Она ходила взад-вперед, нервничая, как никогда, мозг ее буквально кипел. Она думала об открытиях, сделанных в психиатрической больнице, о пропидоле в своей крови в ночь аварии, о Леа, о Викторе. Все смешалось. Подъехала машина Фредерика. Он едва притормозил, только чтобы Абигэль успела сесть, и резко рванул с места.

– Мчимся в больницу Дюнкерка, туда доставили Виктора. Патрик вылетел на вертолете. Больше я ничего не знаю, но новость суперская.

Он был возбужден, глаза вновь горели огнем, как будто надежда возрождалась из пепла.

– Ты плакала?

– Мой отец… Мой отец был негодяем.

Фредерик остановился на светофоре.

– Ты не должна так говорить. Это твой отец.

– Я посмотрела свою историю болезни в Салангро. В ночь аварии обнаружили пропидол у меня в моче, притом что я не принимала его больше суток, а это лекарство выводится из крови за несколько часов. Мой отец опоил меня пропидолом.

Фредерик вытаращил глаза:

– Нет, ты наверняка ошибаешься. Ив никогда бы такого не сделал.

– Результаты анализов доказывают, что сделал.

Повисла долгая пауза, которую Фредерик нарушил первым, поворочав языком во рту.

– Ты совершенно уверена, что… что не принимала пропидол в тот вечер?

Она испепелила его взглядом.

– Ладно, снимаю вопрос, – пошел на попятный Фредерик. – Это была просто гипотеза, ясно? Ив, твой родной отец, опоил тебя пропидолом. Как? Стакан воды перед отъездом?

– Он налил пропидол в кофе. Пустой термос Пальмери нашел в салоне машины.

– А Леа?

– Она быстро уснула. Поэтому ее он оставил в покое.

– Зачем, Абигэль? Зачем твой отец это сделал?

– Я все время об этом думаю. История с ремнями, Фред, ты помнишь? Никто не был пристегнут, ни один из нас троих. Леа и я спали. А что, если это он их снял? Это объяснило бы мою уверенность в том, что я пристегнулась, перед тем как уснуть. Он хотел, чтобы мы погибли наверняка.

Она увидела, как Фредерик с трудом сглотнул. Возбуждение сменилось недоумением.

– Ты понимаешь, что говоришь?

– Думаешь, я над этим не размышляла?

– Тогда получается, это что-то вроде… акта самоубийства?

– Да, все сходится. Стереть семью Дюрнан с лица земли. Увлечь нас в свое безумие. Большое дерево на вираже подходит как нельзя лучше. Он, наверно, мог бы сделать это на автостраде, но не хотел, чтобы пострадали другие машины, другие люди. И вот он под предлогом нехватки бензина съезжает с автострады… Может быть, четвертого и пятого декабря он как раз ездил искать место, где устроить аварию. И потом, это письмо Леа: «Очень скоро я умру». Она… она, может быть, что-то знала?

Ее глаза наполнились слезами.

– Эти типы, что его преследовали… Его двойная жизнь… Измученный вид… Он наверняка был в депрессии – отсюда суицидальные настроения. Такие семейные самоубийства, увы, явление типичное. Человек боится порицания, не хочет оставлять свою семью на произвол судьбы – и истребляет ее. Сколько мужчин убивали детей, жену и, только наведавшись во все спальни дома, пускали себе пулю в лоб? Это подлинная драма, Фред.

– Это какое-то безумие. Твой отец взял бы пистолет, ружье. Почему автомобильная авария?

– Мой отец всю жизнь боролся с преступностью, служил примером. Когда я была в таможне, его фотографии висели повсюду, мне говорили о нем как о мессии. Он участвовал в самых крупных операциях по ликвидации сетей наркоторговли, иногда рискуя жизнью. Я думаю, он не хотел нести бремя двух убийств и самоубийства. Хотел, чтобы его образ остался в памяти у всех незапятнанным. Что-то вроде кодекса чести, понимаешь?

– Значит, он выбрал аварию… Так оно «чище». Но как ты объяснишь эту адресованную тебе записку в его вещах? Истину, которую ты должна найти?

– Понятия не имею.

Она вздохнула:

– Я обижалась на него за то, что он был недостаточно близок с Леа и со мной. За несколько месяцев я так и не разглядела, что он страдает, и все из-за этого дела. Это не он был эгоистом, эгоистка – я.

– Не говори так. Ив всегда был очень сдержан, он не из тех, что вываливают на других свои проблемы. Ты не могла догадаться. Все это только ужасные гипотезы.

– Я знаю… Но это серьезная ниточка.

– Хочешь, поговорим с шефом аварийной бригады, расскажем эту историю про пропидол в твоей крови? Он может пересмотреть аварию под другим углом и…

– Нет, пока не стоит. Мне надо все это переварить, прежде чем чернить память отца.