41

– О! Мадам! Что с вами?

Абигэль широко раскрыла глаза и огляделась. Квадратная комната… Люди, сидящие на стульях с бесстрастными лицами или уткнувшись в журналы… Ей понадобилось несколько секунд, чтобы покинуть болота Флориды из своего сна и вспомнить, что она находится в приемной больницы Салангро ранним утром.

Она слабо улыбнулась мужчине, который поддержал ее под руку, чтобы не дать упасть:

– Ничего, все хорошо. Я задремала. Простите.

«Задремала» – это было слабо сказано: она провалилась в глубокий парадоксальный сон в мгновение ока. В себя она пришла быстро. После того как она обнаружила эту историю с заправкой в Боск-Мениле, Абигэль казалось, что все пошло вкривь и вкось. Она все чаще внезапно засыпала средь бела дня, и ей постоянно снился отец. Каждый раз он бросался на нее и убивал, широко улыбаясь, – на этом сон кончался. Как будто в глубине ее существа подсознание не давало ей приблизиться к цели.

Она все время возвращалась к одному и тому же вопросу: сам ли он спровоцировал случай? Что он делал с 4 по 5 декабря 2014-го? Нарочно ли выехал с пустым баком, чтобы оказаться на этой ремонтирующейся дороге в ту злополучную ночь 6 декабря?

Она копала во всех направлениях, но упиралась в стену: невозможно было ни проникнуть в голову отца, ни понять связь между разными событиями, которые вот уже четыре с лишним месяца сводили ее с ума.

Не желая ничего упустить в своих поисках и пробуя все, что приходило в голову, она теперь ждала приема в стенах той самой больницы, где очнулась в день аварии. Ей необходимо было проверить одну деталь.

Наконец доктор Летисия Либер пригласила ее и усадила на стул в своем кабинете. Абигэль было не по себе. Это лицо она увидела первым, когда очнулась утром после трагедии.

– Как вы, выкарабкиваетесь? – спросила Либер.

– Это непросто, но… меня есть кому поддержать.

Врач подперла руками подбородок:

– Объясните мне, почему вы здесь.

– Чтобы прояснить точные обстоятельства аварии.

– Разве жандармы не составили рапорт?

– Составили, но многое неясно. Я полагаю, вы сделали массу анализов, в частности токсикологических, когда я поступила в больницу.

– Разумеется.

– Мне бы хотелось, чтобы вы заглянули в мою карту и сказали мне, были ли обнаружены токсины или психотропные препараты в моей крови или моче.

Либер явно удивилась. Все же она надела очки и уставилась на экран своего компьютера. Несколько манипуляций – и у нее был готов ответ.

– Действительно, обнаружен пропидол в моче в концентрации четыре целых семь десятых микрограмма на миллилитр.

Абигэль показалось, что она получила прямой удар в челюсть. Почти пять микрограммов – такую дозу показывали анализы, когда она регулярно принимала лекарство.

– Сколько времени пропидол сохраняется в моче после приема?

– Около шести часов в моче и три часа в крови.

Абигэль почувствовала, как в горло хлынул поток раскаленной лавы.

– Почему вы не сказали мне, что обнаружили пропидол, черт побери?

– Почему? Да потому, что в вашей истории болезни написано, что вы страдаете нарколепсией с восьми лет и лечитесь пропидолом с две тысячи пятого года. Так что было вполне логично, что его нашли в вашем организме, не так ли?

Абигэль вскочила со стула. Ей пришлось опереться на спинку, чтобы не упасть.

– Нет, не логично. Я знала, что мы выедем глубокой ночью, и хотела бодрствовать хотя бы часть пути. Когда… когда мы покинули дом, я не принимала пропидол уже почти тридцать часов. Вы не должны были обнаружить его в моем организме.

Абигэль почти выбежала из кабинета. Села в свою машину и разрыдалась. Вывод ясен: отец, ее родной отец опоил ее пропидолом. Она с криком заколотила кулаками по рулю и рухнула, привалившись виском к стеклу, широко раскрыв рот от ужаса. Ее нижняя губа вывернулась, образовав странный S-образный изгиб. Но паралич не мешал ее мозгу работать на полных оборотах. Она вспоминала, как Ив предложил ей кофе в машине. Теперь она лучше понимала и неодолимое желание спать сразу после, и огромную черную дыру вокруг аварии.

Зачем он это сделал?

Через две-три минуты прилив отхлынул, и Абигэль вновь ощутила свое тело. Она несколько раз сжала руки, заставила поработать лицевые мышцы, после чего тронула машину с места и помчалась в лилльский Институт судебно-медицинской экспертизы.

Эрман Мандрие печатал отчет, когда она ворвалась в его кабинет без стука. Он сразу понял, что она чем-то взбудоражена.

– Абигэль? Что случилось?

– Моя дочь… Моя Леа… Я хочу, чтобы ты сказал мне, выявили ли токсикологические анализы наличие пропидола в ее организме.

– Успокойся, ладно?

– Я не могу успокоиться! Мой отец опоил меня моим же лекарством в ночь аварии. Леа тогда быстро уснула. Мне надо знать, опоил ли он и ее тоже.

Эрман посмотрел на нее удивленно:

– Зачем бы твоему отцу это делать?

– Анализы, пожалуйста.

Судмедэксперт нашел результаты токсикологических анализов в своем компьютере. Посмотрел записи и покачал головой:

– Нет никаких следов психотропных препаратов в организме Леа.

Абигэль обошла стол, чтобы посмотреть на экран собственными глазами. «Леа Дюрнан»… Результат отрицательный на психотропные препараты, наркотики, монооксид углерода, металлы в крови.

Теперь она уже ничего не понимала. Почему отец опоил лекарством ее, но не ее дочь? Все закружилось у нее в голове. Она вспоминала историю с ремнями безопасности, вырезанный на дереве глаз, «Я видел, что произошло в 3:43», записку Леа. Вспоминала и слова Земана, когда он напал на нее: «Ты знаешь, что должна была бы быть уже мертва? Но вместо тебя разбился твой отец. Легко отделался, паршивец. И ты тоже».

Что за история, хоть головой о стенку бейся. Она извинилась перед Эрманом и вернулась домой. Прикрепила к пробковой доске новое звено в цепи событий: «Папа опоил пропидолом меня, но не Леа». Потом позвонила Фредерику, чтобы поделиться своими открытиями. Он снял трубку, шумно дыша. Похоже, бежал.

– Извини, Абигэль, нет времени, мчусь к машине.

– Это важно, я…

– Нашли мальчика. По описанию похоже, что это Виктор.

Абигэль застыла посреди комнаты:

– Виктор?! Где? Где находится труп?

– Это не труп, Абигэль. Виктор жив!