Глава 8

«У Примо», бар, в котором Ворон играл в последнее время, был заведением местного уровня, но таким дрянным и безликим, что мог бы запросто стать частью национальной сети. В той части Балтимора, где жила Тесс, хватало подобных унылых местечек, где оттягиваться следовало с особой осторожностью, а запах антибактериальных моющих средств преребивал густой пивной дух, который должен держаться в любом баре. Здесь даже «тематические ночи» оказались теми же самыми: дамская, ночь мамбо, ямайская, ночь Суперкубка, сигар, двух шотов по цене одного, бесплатных «Маргарит».

Конечно, ничем эти ночи друг от друга не отличались. Такие бары предназначены для «Поколения “по фиг”», у представителей которого Тесс была сиделкой в юные годы. Теперь они достигли совершеннолетия – или, как многие «У Примо», приобрели фальшивые документы, признающие их совершеннолетними, – и не умели ничего, кроме как глазеть, жаловаться и в подходящий момент повторять шутки из модных ситкомов. «Молодежь», – презрительно подумала Тесс, разглядывая угрюмую толпу.

– Менеджер здесь? – спросила она у бармена. Тот насвистывал, чтобы хоть как-то развлекать себя во время работы. Он подмигнул и вульгарно улыбнулся, а потом указал на ближайшую дверь.

– Там, – сказал бармен. – Но если хотите заслужить его расположение, надеюсь, у вас в сумке есть немного сырого мяса.

Мужчина, зажатый столом в крошечном кабинете, оказался невероятно огромным: фунтов триста, а то и больше. Он не встал, когда Тесс вошла, – но она была благодарна ему за невежливость, так как не могла перестать думать, что стол лишь едва удерживает лавину плоти, а если мужчина встанет, огромный живот накроет ее с головой.

– Да, они здесь играли, – сказал он, едва взглянув на страницу из газеты Марианны Барретт Коньерс. На грязный розовый шнурок была прицеплена табличка с именем, которым он не позаботился представиться: Дон Кляйншмидт. – Но сейчас уже нет.

– Плохо выступали?

– Да нет, хорошо – для тех, кого устраивает деваха, что поет песни, которые никто не слышал и под которые невозможно танцевать. Все девчонки хотят нынче стать новой гребаной Фионой Эппл. Но мало кому нужен чертов «Лилит Фейр», да еще еженощно. Бабская музыка не привлекает парней, а выпивку-то покупают именно они. Если бы я захотел продавать клюквенный сок, торговал бы «Снэппл».

Кляйншмидт зажег сигарету и стал искать, куда стряхнуть пепел. Ярко-оранжевая пепельница стояла на полке, висевшей на стене справа от него. Он мог бы достать ее, если бы потянулся. Но Кляйншмидт посчитал, что это слишком далеко и не стоит того. Поэтому он стряхнул пепел в полупустой стакан с кока-колой и спрятал сигарету под стол, словно испугавшись, что Тесс попросит затянуться. Примижимистость была, видимо, его основным инстинктом, унаследованным в борьбе за выживание. Он вырос до таких размеров явно не потому, что любил делиться.

– Мне нужны группы, которые будут играть каверы, танцевальные мелодии, – продолжил он. – Старые темы вроде «Wooly-Bully», «Louie Louie» и любую ерунду, которую сейчас крутят по радио. Если лидер – девчонка, пусть она хоть все время копирует Аланис, главное, чтобы похоже выходило. Люди приходят сюда, чтобы услышать музыку, которую уже слышали, и поесть то, что уже ели. Новое они получают в другом месте. Понимаешь? Понимаешь?

Тесс понимала.

– А эта группа, «Маленькая девочка в большой беде», так не умела…

– Не хотела. Сказали, что если бы им хотелось играть всякое дерьмо, они бы пошли туда, где за него дороже платят. И отчалили. Звездуны хреновы.

– Девчонка оказалась с характером?

– Нет, парень. – Он указал зубчатым, желтым от никотина ногтем на лицо Ворона. – Быстрый Эдди. Ему не нравилось, как я разговариваю с девчонкой. Не только я, кто угодно. Мелкий ревнивый болван. Один раз вообще чуть не подрался с посетителем. Если хочешь знать правду, именно тогда все и закончилось. Мы могли бы преодолеть творческие разногласия, но избиения посетителей я не терплю.

Должно быть, пацифист Ворон чувствовал себя настоящим сэром Галахадом, когда пытался произвести впечатление на девушку.

– Выступали они еще где-нибудь в городе, не знаете?

Кляйншмидт ухмыльнулся, присосавшись к сигарете, и снова спрятал ту под стол. Рот у него был мелкий, но губы полные, как розовый бутон, и неуместно умилительные. Казалось, он съел маленького мальчика, который теперь заперт в куче жира, только рот торчит наружу. Это же дискриминация людей с лишними кило, отчитала сама себя Тесс. Кляйншмидт в любом случае отвратителен, независимо от массы.

– Что ты готова дать за информацию? – спросил он.

Сейчас можно было легко всучить ему двадцатку, а то и пятьдесят баксов. Суточные Тесс предусматривали кое-какие расходы, в том числе нерегулярные взятки. Но ей жутко не нравилась мысль хоть что-нибудь дать этому типу.

– Как насчет такого: я не стану возвращаться сюда вечером, чтобы помочь полиции вышвыривать отсюда детей? Что вы готовы за это дать?

Кляйншмидт пожал плечами и затянулся.

– Я не могу разглядывать каждое удостоверение под лупой. Университет Тринити на Сент-Мэри-стрит – наш хлеб с маслом. Нужно проявлять гибкость. Именно поэтому я продержался на этом месте пятнадцать лет, пока все остальные заведения накрывались медным тазом.

– Я жду, – сказала Тесс.

Он присосался к сигарете, как присасываются к коктейльной трубочке, когда на дне стакана остается лишь пара капель.

– В последний раз я слышал, что они играют в «Морге».

– В «Морге»?

Сначала дом ужасов Марианны, теперь это. Тесс начинала думать, что Сан-Антонио помешан на смерти.

– Нет, не в настоящем морге. В газетном архиве. Застройщик купил по дешевке старое здание «Сан-Антонио Сан», думая сделать из него небольшой торговый центр. Внизу магазины, а на верхних этажах офисы. Но не нашлось подходящих арендаторов. Поэтому сейчас там пять музыкальных клубов. Внизу один большой зал для звездных исполнителей и еще много маленьких, которые легко изменить под то время, по которому народ ностальгирует в данный момент.

– В смысле изменить?

– В том и прелесть – декора минимум. Развесь несколько газетных страниц – и будет совсем другая эра. Например, диско, семидесятые – «Уотергейт», Никсон уходит в отставку и т. д. и т. п. Восьмидесятые? Крах биржи восемьдесят седьмого. Удачливые ублюдки гребут деньги лопатой. Я слышал, они подсмотрели это где-то на Севере.

– У нас было что-то похожее в Балтиморе, в «Электростанции». Но они обанкротились. Сейчас во Внутренней гавани есть все известные тематические заведения – «Хард-рок Кафе», «Зона ESPN», «Планета Голливуд». Энн Тайлер понавыдумывала, когда писала «Туриста поневоле», но теперь это стало правдой жизни.

– Да, чем больше люди путешествуют, тем больше им нравится оставаться дома. Они начинают понимать. Скажем, ты слышала мариачи? Я плачу́ этим парням, чтобы они не играли.

Они осторожно улыбнулись друг другу, довольные тем, что смогли наконец найти хоть какую-то точку соприкосновения.

– Значит, вы думаете, они все еще выступают в «Морге»?

– Возможно. Главное, Быстрый Эдди – больше не моя проблема. Сегодня как раз пятница, сходи, посмотри. Хотя у нас тебе было бы интереснее.

Он бросил окурок в остатки колы, где тот зашипел и утонул.

– Может, в другой раз.

Кляйншмидт внимательно посмотрел на Тесс. Она не могла избавиться от чувства, что он думает, какова она будет на вкус, если ее зажарить на открытом огне и подать с печеной картошкой.

– Ты именно из того слоя, что мне здесь нужен – уже не студентка, можешь потратить больше денег, чем все эти дети. Что могло бы заставить тебя ходить в мой бар?

«Нож у горла», – подумала Тесс. Но она неоднократно слышала от Китти о прибыльных схемах и решила хорошенько задуматься над этим вопросом.

– Ну, не знаю, что-нибудь поп-культурное, но слегка ироничное и обязательно как-то относящееся ко мне, любимой. Нас называют «Поколением Икс», но мы, скорее, поколение самовлюбленных. Оттого-то и создаем вокруг всего шумиху, если вдуматься. А что, если устроить ночь школьных обедов?

– Школьных обедов?

– Каждый приносит свой школьный обед из пятого класса. В этом возрасте мы, наверное, смотрели много сериалов. «Альф», «Шоу Косби», «Семейные узы». Можно раздавать призы тем, кто сможет напеть вступительную песню или правильно ответит на вопрос. Как звали младшую дочь Косби, типа того.

– Ночь школьных обедов. Мне это нравится! Звучит вполне вульгарно, если правильно произнести.

– Я об этом не думала.

– Вот в этом и разница между настоящими антрепренерами и остальной частью населения, – сказал Кляйншмидт, довольный собой, как Чеширский кот. – Я знаю, как взять идею и развить ее.

– Даже не поднимаясь со стула, – заключила Тесс.

«Морг» находился на пересечении Бродвея и Маккалоу-авеню, паралллельных улиц, которые каким-то образом пересекались. Тесс знала Балтимор досконально и могла представить себе каждую его трещинку, но здесь заблудилась уже второй раз за день. Это слегка ее раздражало. Где еще можно найти пересекающиеся параллельные улицы? И если уж на то пошло, что за названия? Кто, черт возьми, такие эти Хильдебранд или Маккалистер? Ей были по душе названия вроде Пака, Калверт, Чарльз. Это были хорошие названия. Здесь же были улицы Остина, Хьюстона, Майлама и, если верить карте, Гомера-Пайла. Да уж…

В Балтиморе одиннадцать – идеальное время, чтобы записать очередное загадочное сообщение на автоответчик Тайнера. А в Сан-Антонио десять – слишком рано для ночных тусовщиков, но вполне нормально для групп. Она хотела прийти и обнаружить их на сцене, но так, чтобы она видела Ворона, а он не видел ее. Технически ей достаточно было лишь дернуть его за плечо и сказать, чтобы он позвонил родителям, и после этого сразу выдвигаться обратно в Балтимор. В таком случае она смогла бы оказаться в своей постели к вечеру воскресенья.

Но оставалась маленькая деталь – мертвый парень на территории домохозяйства, где недавно обитал Ворон. Она не могла повестись на теорию Марианны Барретт Коньерс о контекстах, стечении обстоятельств и ощупывании слона. Не в этот раз.

Монаган заплатила десять долларов за вход, получила штамп на запястье и на мгновение задержалась: вдруг попросят показать документы. Выглядевшая в пятнадцать на двадцать один, а в двадцать девять на двадцать, Тесс не привыкла быть похожей на свой возраст. Вроде не так давно клянчила фальшивые документы, а теперь откидывала косу перед продавцами, прямо-таки подначивая оспорить ее право на покупку пива.

– Где можно найти «Маленькую девочку в большой беде»? – спросила она у парня, взявшего у нее деньги, широкоплечего блондина, который без особого успеха пытался изобразить на лице скуку. – На панковской сцене?

– Боюсь, не знаю такой группы.

Тесс развернула газету.

– А, это наша группа в стиле восьмидесятых, «Клуб “Завтрак”». Они на третьем. По нынешним меркам чистый поп. Не так хороши, как год назад, но под настроение сгодятся. Типа «Я хочу MTV».

– «Деньги за так», – отозвалась Тесс, притворившись, что уловила шутку. На самом же деле ее впечатление от «Морга» колебалось между ностальгией и иронией. Она была подростком в восьмидесятые, и воспоминания – Мадонна, резиновые браслеты, булимия – до сих пор раздражали. К тому же два из этих трех воспоминаний до сих пор цветут и пахнут, да и резиновые браслеты не так давно предприняли скромную попытку вернуться.

Пусть те годы стали историей, комната восьмидесятых в ту ночь переживала настоящий бум. Парочки далеко за тридцать теснились на небольшом пространстве, с наслаждением танцуя под музыку, которой, может быть, гнушались, когда она только появилась. Мелодия была навязчивой и знакомой, как джингл из рекламы зубной пасты. Тесс несколько секунд пробовала угадать ее, возненнавидев себя за то, что вообще узнала.

«Wham!» – сказала она себе под нос. «Wham!», твою же мать! Джордж Майкл и парень, имени которого никто не мог запомнить. Их песня «Разбуди, уходя». Что ж, оказаться здесь – и в самом деле большая беда для музыканта, всего полгода назад мнившего себя будущим мировой сцены.

Ее взгляд остановился на девушке, которая весьма достоверно изображала беззащитную худышку – она была в рваном вечернем платье, открытые руки и ноги выглядели тонкими и хрупкими. Несколько анахроничный наряд относился скорее ко времени ранней Кортни Лав, к началу девяностых, чем к поздним восьмидесятым. Однако никакой размазанной помады и темных корней – натуральная блондинка. Да, Эмми (Голландка) Штерн действительно была интересной штучкой.

Она пела красиво, но небрежно, словно думала о чем-то другом. Несомненно, куколка, но не фарфоровая, а скорее заводная. Тем не менее она привлекала взгляды и удерживала их. Эмми обладала тем самым необъяснимым качеством, что именуется харизмой. О ней не могло остаться двух одинаковых воспоминаний, но они оставались всегда.

Вруб на припеве – и сладкий мужской тенор. Тесс подняла голову, взглянула правее и увидела нового Ворона. Состриженные волосы открыли острые и тонкие черты лица. Лицо осунулось, но плечи стали шире, тело казалось более плотным. Он не был полным, совсем нет, но уже не походил на мальчишку. Выглядел хорошо – даже в этом глупом пиджаке, узком галстуке и с волосами, поднятыми гребнем.

Тесс подняла голову еще выше, отчасти ощущая себя вуайеристкой, утоляющей любопытство, прячась за дергающимися танцорами. И заметила, что не одна туда смотрит. Несколько оставшихся без пары женщин стояли у стены, вперившись в музыкантов-мужчин, как охотничьи собаки.

Чем же музыканты так привлекают женщин? Когда Тесс встречалась с Вороном, она побывала в десятках клубов, где наблюдала, как девушки вздыхают, глядя на него и других парней из группы, будто в каждом из них соединились Мик Джаггер и Джон Леннон. Если честно, она и сама в свое время так же вздыхала и замечала за собой, как кивает и улыбается незнакомцу сомнительной привлекательности лишь потому, что у того гитара и он со сцены поет чужие песни. По неизвестной причине это не работает в обратную сторону. Мужчин влечет к женщинам, исполняющим рок, так же, как ко всему остальному, – музыка и сценическое действие здесь вторичны. Конечно, были здесь и голодные мужские глаза, взирающие на Эмми, но не просто потому, что она пела. Как говорит Китти, есть мужчины, специализирующиеся на паршивых овцах, а флюиды Эмми Штерн недвусмысленно сообщали: «Я так несчастна!»

Для женщин музыка значит многое. Встречалась с музыкантом – замечательно. А что ты себе там еще навыдумывала? Что Ворон будет петь серенады под окном квартиры в Феллс-Пойнт? Или что жизнь превратится в музыкальную постановку студии MGM? Она не смогла бы ответить на этот вопрос. Знала лишь, что на самом деле отношения с музыкантом – совсем не то, чем кажутся. Не то же самое, что стоять в темном клубе, смотреть, как мужчина прижимается к микрофону, и представляешь на месте микрофона свое ухо. Или губы. Единственный способ сохранить эту фантазию – никогда не воплощать ее в жизнь.

Началась новая песня: За «Wham!» последовал «Culture Club». «Ты правда можешь обидешь меня?» На одно параноидальное мгновение Тесс показалось, что Ворон заметил ее в толпе. Кому нужно обижать другого? Она подумала, что честно поступила зимой, порвав с Вороном, когда другой мужчина заслонил горизонт. Все-таки маленькая боль лучше большого предательства, которое уже начинало наклевываться. Сейчас ей стало в очередной раз интересно: что такое моногамия на самом деле? Неужели и правда однажды наступает момент, когда выбираешь одного человека и становишься невосприимчив к другим, или просто учишься игнорировать подобные желания? Но если делать вид, что ничего подобного нет, не становишься ли лицемером?

Согласно Библии, если такие чувства возникают в душе, ты уже грешник. Собирался – значит сделал. В сказках же это подается как испытание искушением, и герой выдерживает его. Дух одерживает победу снова и снова. Но как духу быть услышанным, когда вокруг вопят полчища гормонов?

– Народ, мы сделаем небольшой перерыв, а через четверть часа вернемся, – Эмми говорила более хрипло, чем пела. Парочки в зале не стали аплодировать, чтобы не разлипаться. Тесс осенило: истинный смысл «Морга» в том, чтобы люди в полутемных комнатах просто могли лапать друг друга. Тогда неудивительно, что это место пользуется таким успехом.

Тесс пошла вперед, опустив голову, чтобы Ворон не узнал ее. Впрочем, он все равно сидел к ней спиной, склонившись над колонкой, и возился с проводами.

– Ну и дерьмо, – без особой выразительности произнес он. Остальные двое музыкантов уже сошли со сцены прямиком в объятия девушек, ожидавших их с пивом. Эмми осталась на месте и накручивала на палец локон волос, оценивая Тесс невозмутимым детским взглядом. Она не выглядела ни удивленной, ни испуганной. Наверное, девушки частенько пытались подойти к Ворону между сетами.

– Привет, – сказала Тесс спине Ворона.

– Чего? – раздраженно ответил он, не отрывая глаз от своей неблагополучной колонки.

– Хорошо выступили, – сказала она. – Так это теперь вместо «По и белого отребья»?

Не лучшая фраза после полугода молчания, но она заставила его обернуться.