Глава 7
Дежурный отеля «Марриотт» в центре Сан-Антонио, бросив быстрый взгляд на Тесс, подошедшую в мятой футболке с расплетающейся косой, объявил, что мест нет. Присутствие Эсски, вероятно, не пошло на пользу, но собака скулила так жалостно, что хозяйка не смогла оставить ее в машине.
– Нет мест. Нигде, – сказал он, демонстрируя зубы в восхитительной улыбке. Симпатичный молодой латиноамериканец. Тесс всегда считала таких привлекательными, наверное, потому, что они были большой редкостью в Балтиморе. Но этот мужчина со всем своим обаянием казался отчужденным и обезличенным, как стена без выступов.
– Где-то же должен быть номер, – сказала она.
Трасса, ведущая в город, оказалась длинной красной лентой из табличек с надписью «Нет мест». Поэтому она доехала аж до центра города, предположив, что в больших и дорогих отелях больше шансов найти свободные комнаты. Этот был третий.
– Сожалею, но «Лас Посадас» в этом году рано начались.
– «Лас Посадас»?
– Ну да, «Постоялые дворы», если по-английски. В декабре у нас проходит воспроизведение истории Марии и Иосифа. Дети ходят из отеля в отель вдоль набережной и получают отказы. В конце концов им выдают горячий шоколад в последнем отеле. Вот и вы сейчас как эти декабрьские дети. У меня только конфеты, извините.
Он пододвинул по стойке блюдо, полное шоколадных конфет и леденцов в ярких обертках.
Тесс вздохнула и, ненавидя себя за это, обратилась к силам, которыми наделена каждая в меру привлекательная женщина в возрасте от тринадцати лет до самой старости. Ее глаза округлились, голос стал слаще, а чашка кофе, изображенная на футболке «Кафе Хон», слегка натянулась.
– Вы точно больше ничего не можете для меня сделать?
– О, я многое мог бы сделать, – любезно ответил он, ничуть не проявив интереса. – Но найти свободный номер для этого не могу.
Поняв, что сделать оскорбленный вид было бы лицемерием – ведь она сама ввела мяч в игру, – Тесс облокотилась на стойку, стараясь не завыть в голос. Долгий день, насыщенный невероятными событиями, давал о себе знать. Всего-то нужно было найти место, чтобы поспать. Нормальный номер с обслуживанием, где она смогла бы принять душ и включить «CNN» на полную громкость в надежде, что телевизор заглушит звуки ночи и картины этого дня.
– А в чем вообще дело? – спросила она. Постаралась добавить своему голосу печали, но получилось слишком жалостно. – Почему все отели забиты?
Служащий немного смягчился, будто только и ждал, когда она прекратит терроризировать его и вешать лапшу на уши.
– В районе проходит медицинская конференция, а через неделю начнется праздник в честь Дня всех усопших. В центре города найти свободный номер невозможно. Особенно в такой компании, – сказал он, указывая подбородком на Эсски. Собака подошла и поднялась на задние лапы у стойки рядом с Тесс, точно собиралась обратиться к менеджеру. Но вместо этого взяла конфету.
– Не станет есть, – сказал служащий. Но, по-видимому, собак он любил больше, чем людей. Погладил Эсски по голове и почесал за ушами, напевая ей что-то по-испански.
– Она ест даже угольные брикеты, – сказала Тесс. – Слушайте, хоть где-нибудь я могу найти номер? Необязательно в центре. Просто место с телефоном и кроватью, чистое и безопасное.
Эсски отхаркнула погрызенный кусочек красной конфеты. Корица, догадалась Тесс. Собака не любила пряности.
– Насколько широки рамки ваших стандартов чистоты и безопасности? – спросил служащий, ища что-нибудь, чем можно было вытереть розоватые слюни со стойки. – Я знаю место минутах в пятнадцати отсюда, на Бродвее за парком. Могу даже позвонить туда, чтобы убедиться, что они предложат вам что-нибудь.
– Прекрасно, – сказала Тесс. – Как это место называется?
– «Ла Касита». Только сразу договаривайтесь на посуточную оплату. Так будет намного выгоднее.
– Чем понедельная?
Он подавил смешок.
– Чем почасовая.
* * *
По утрам, в отличие от ночей, в мотеле «Ла Касита» было тихо. Тесс проснулась от звуков местной программы новостей, которая шла по единственному работающему каналу. Телевизор был прикреплен болтами к столику на случай, если кто-нибудь решит позариться на пятнадцатилетний «Самсунг» без пульта.
Тесс поднялась с кровати и натянула свежую одежду, почувствовав странное удовольствие от того, как мало вещей ее окружало: одежда, зубная щетка, «Дон Кихот». Судя по надписи на трусах, наступила пятница. Скоро придется покупать «Вулайт» и закидывать одежду в прачечный аппарат.
Для мотеля, куда приводят проституток, «Ла Касита» была не так плоха – такой себе юго-западный аналог того места на 40-м шоссе, где Тесс побывала меньше двух недель назад. Забавно, но ей казалось, что с тех пор минуло уже несколько месяцев, причем минуло в обратную сторону. Она приоткрыла дверь номера 103, и теплая техасская осень показалась ей удивительно похожей на лето, которое окружало ее тогда.
– Здесь на улицах безопасно? – спросила она пожилую вьетнамку, сидевшую в регистратуре за стеклянным щитом и выдававшую ключи в обмен на деньги.
– Очень, очень безопасно, – ответила миссис Нгуен. – Даже в парке. Крис Марру с Пятого канала так сказал. Отсюда вы можете пойти к реке или пойти в зоопарк, покататься на электрических машинках над деревьями.
– Звучит неплохо.
Миссис Нгуен погрозила пальцем через свое пуленепробиваемое стекло.
– Но не говорите с незнакомцами, плохими парнями, которые приглашают прокатиться и выпить пива. Они нехорошие. Совсем нехорошие. Они плохо делают девушкам, которые едут с ними. Крис Марру так сказал.
Тесс не знала местного оракула, но благодаря предостережению миссис Нгуен почувствовала его заботу. Она отправилась на Бродвей, чтобы узнать нужные координаты и погулять по парку. Район «Ла Каситы» не являлся неблагополучным, но сам не знал, каким же он в таком случае является и к чему стремится. Здесь располагались дешевые национальные рестораны, знакомые сетевые фастфуды, несколько престижных антикварных магазинов, прокат книг и магазин одежды, открытый Селеной, молодой мексиканоамериканской певицей, убитой президентом собственного фан-клуба несколько лет назад. Возможно, в Балтимор Тесс вернется с расшитой блестками блузкой.
Пройдя пару кварталов, она увидела большое здание музея в глубине улицы. На табличке было написано «Музей естественной истории Уитта». Подойдя к нему, они с Эсски очутились в тенистом переулке, параллельном Бродвею, на самом краю парка. Зоопарк, должно быть, находился где-то неподалеку – ночью она слышала львиный рык. По крайней мере, она надеялась, что он был львиным. И вроде бы там еще была река. Если она похожа на озеро в Остине, можно взять напрокат лодку-одиночку. Тесс скучала по гребле, она чувствовала, что ей не достает движения.
Но река Сан-Антонио оказалась узким, вялым каналом, маловодным и даже меньшим по площади, чем балтиморские воды.
– Думала, в Техасе все должно быть больше, – с иронией сообщила она Эсски. Ей хотелось бегать и прыгать через скакалку с тех пор, как она приехала в Сан-Антонио. Она осмотрела дорогу и обнаружила длинный крутой холм в форме амфитеатра, рядом с садом в японском стиле.
Смешно, но она думала о пробежке, вместо того чтобы помнить: она уже в бегах. Нужно было позвонить Китти или ее автоответчику и оставить подробные инструкции на случай, если позвонит шериф. Кит и так сыграл бы свою роль вполне искренне, ведь он действительно думал, что она сейчас на пути в Балтимор.
Перед самым парком, на улице Малберри, она остановилась у магазинчика и купила себе завтрак – большую чашку кофе, пинту апельсинового сока и инжирное печенье – и немного сухого собачьего корма и печенки для Эсски, а еще перекидной атлас. Ей вдруг пришло в голову, что она уже почти пять дней не ела бейглов, и этот простой факт заставил ее всецело ощутить, как нарушилось течение ее жизни.
Вернувшись в унылый мотель «Ла Касита», они с Эсски растянулись на цветастом синтетическом покрывале и стали жевать печенье. Тесс еще и листала телефонную книгу. Та оказалась толще, чем она ожидала, но ей все равно без особого труда удалось найти нужный номер. Марианна Барретт Коньерс жила на улице Аргайл. Ни имени мужа, ни инициала, указывающего на замужество, не было. Частному детективу не могло не понравиться, что получить информацию о женщине оказалось так легко. Но сама она ни за что не допустила бы, чтобы ее домашний номер оказался в телефонной книге. Подобно многим, чья работа была связана с вмешательством в частную жизнь других людей, она тщательно охраняла собственные данные.
– Неужели люди не знают, как легко их найти? – спросила она у Эсски. Собака, казалось, мгновение размышляла над этим, а затем ткнула Тесс носом, требуя выдать очередное печенье. Тесс вместо этого порадовала ее кусочком печенки.
– Многие люди, – поправила себя Тесс. – Но не тот, которого мы ищем.
В самом деле, найти Марианну Барретт Коньерс было не так легко. Судя по карте, ее дом находился где-то в извилистой сети улиц в районе Аламо-Хайтс. Но Тесс то и дело попадала на длинную узкую дорогу вдоль поймы, которая уводила ее из одного квартала в другой, очень похожий, только не на нужной стороне. С третьего раза она нашла нужный дом.
Он выглядел застенчивым, если такое слово применимо к дому мягкого оливкового цвета. Будь его фасад всего на тон темнее, его было бы совсем трудно заметить среди окружающих деревьев. «Не обращайте на меня внимания, – шептал дом. – Проезжайте и оставьте меня в покое».
Дверь открыла горничная в серой униформе, крошечная мексиканка с веником в руке. Она посмотрела на Тесс, будто та была куском грязи, который нужно было замести как можно скорее.
– Вы хотите видеть миссис Коньерс? Зачем? Вы кто? Вы с ней знакомы? Вряд ли. Чего вам нужно?
Горничная едва доставала Тесс до ключицы, но все равно лучше было отойти от нее на расстояние руки – а лучше метлы.
– Это по поводу случившегося в ее загородном доме, – сказала она, когда у горничной наконец иссяк запас воздуха. Она предположила, что шериф Коларик уже успел сюда позвонить, и ей не нужно углубляться в ужасные подробности.
– Там кто-то был. Она знает. Она тут ни при чем. До свидания. Нам ничего не нужно.
Горничная начала закрывать перед Тесс дверь, но та выставила ногу. Она не хотела перегибать палку, но и не собиралась уходить, не использовав все возможности.
– И все же я хотела бы еще кое-что… обсудить, – Тесс пыталась выдать себя за официальное лицо, при этом не называясь. – Это я обнаружила тело.
– Да неужели? – горничной стало интересно, но лишь на мгновение. – И что?
Откуда-то из дома донесся голос:
– Ладно, Долорес, впусти ее. Пожалуй, я смогу выдержать двух посетителей за день.
Горничная с неохотой открыла дверь, чтобы Тесс вошла, и проследила за тем, чтобы вытерла ноги. Тесс подумала, как аккуратно и профессионально она выглядит в своей узкой, по щиколотку, юбке в голубую клетку и простой белой футболке. Она даже подобрала волосы и одолжила у миссис Нгуен утюг. Но недовольный взгляд Долорес заставил ее почувствовать себя перепачканной неряхой.
Светло-персиковые стены холла ничто не украшало, но в небольшом кабинете, куда препроводили Монаган, видно, взорвалась среди мебели лавка отвратительных сувениров. Тесс не могла понять, зачем такая богатая дама, как Марианна Барретт Коньерс, забила свой дом столь безвкусными и жуткими вещами. Устроить в нем настоящую галерею смерти и гниения было явным перебором.
Скелет в натуральную величину в костюме конца девятнадцатого века, словно прогуливающийся со скелетом собаки и сжимающий в зубах сигару, а рядом – дама в корсете. Несколько скелетов смотрели с гравюр, а на книжных полках размещалось еще больше их костлявых собратьев: скелеты мексиканского ансамбля мариачи; скелеты невесты и жениха; скелет, неистово печатающий, сидя за столом, чьи ватные волосы стояли дыбом, а вместо шеи была пружинка.
Однако все они были еще не самыми зловещими экспонатами. Яркое солнце прокралось в угол, где возвышался нарядный керамический собор, и Тесс заметила самое ужасное. Это была плоскогрудая русалка – с крыльями, растущими из костлявых лопаток, и лицом, застывшим в крике, почти как на известной картине Мунка. Тесс подумала, что если бы в ее доме стояла такая вещь, ей постоянно снились бы кошмары.
– Вам нравится моя la sirena? – спросила женщина, сидящая в кресле у окна.
Школьный испанский Тесс тут не мог помочь, но смысл был очевиден.
– Похоже, ее нельзя отнести ни к рыбам, ни к птицам, верно?
Тесс села на резной сосновый стул. Хоть мебель тут нормальная.
– Интересно. Да и все вещи здесь очень… интересны.
– О, я коллекционирую уже много лет.
Тесс едва различала черты ее лица: в комнате было темно из-за окружавших дом деревьев. На столике у кресла женщины стоял стакан с водой, а на коленях лежала книга, но Тесс было непонятно, как в такой темноте можно прочитать хоть слово.
– Меня зовут Марианна Барретт Коньерс, – сообщила женщина на случай, если Тесс не знала, к кому пришла.
– Я Тесс Монаган. Вчера я нашла тело в вашем загородном доме.
– Да.
Что «да»? Да, ты Тесс Монаган? Да, ты нашла тело? Да, у меня есть загородный домик?
– Шерифу я сказала, что заблудилась. Однако это не совсем так.
– Да, – на этот раз с чуть меньшим выражением, скорее вопросительно.
– Я кое-кого ищу. Человека, который останавливался в вашем загородном доме.
Хозяйка просто кивнула в ответ на эту информацию и сделала длинный глоток из своего стакана. Марианне Барретт Коньерс было, наверное, под пятьдесят, не намного больше, чем Китти, но выглядела она значительно старше. Из своего небогатого опыта Тесс было известно, что обеспеченные женщины знали, как выглядеть молодыми и как выглядеть старыми, и лишь немногие чувствовали себя комфортно в среднем возрасте. Они старались казаться резвыми и наивными с небольшой помощью пластической хирургии или же выбирали прижизненное мумифицирование. Волнистые волосы миссис Коньерс были жестко заколоты, а макияж нанесен мастерски, причем это касалось не только губной помады и туши для ресниц, но и всего остального от крема-основы до карандаша для бровей. Однако вопреки всем усилиям эту женщину с ее грубыми чертами, словно набросанными начерно, можно было назвать скорее недурной, чем милой.
– Вы кого-то искали, – повторила она, будто размышляя над словами Тесс, – но не сказали об этом шерифу.
– Именно.
– Почему?
Тесс понадобилась лишь секунда, чтобы выдать правдоподобную ложь, но ей показалось, что Марианна заметила задержку:
– Мои отношения с клиентами носят конфиденциальный характер.
– Юрист?
– Нет, но работаю на юриста.
– Частный детектив.
– Да.
– Не местная.
– Да.
– Похоже на игру, – сказала Марианна, закрывая книгу и подпирая подбородок рукой. – Двадцать вопросов. Сколько у меня осталось?
– Что, если мы поменяемся ролями и я задам вам несколько вопросов? В вашем доме этим летом были гости?
– Очевидно же: был один. Джентльмен в домике у бассейна.
Она улыбнулась, весьма довольная шуткой.
– Приглашенные гости.
– Не уверена.
– Звучит в самом деле неуверенно.
Что бы ни забавляло Марианну в этом разговоре сначала, теперь это пропало – так же быстро, как и появилось. Ей стало скучно и неинтересно.
– У крестницы есть ключи, она может приходить туда, когда захочет. Поэтому и другие могут. Я не была там несколько лет, и детей у меня нет.
– Ваша крестница – молодая блондинка по имени Эмми, которая иногда пользуется прозвищем Голландка?
Тесс решила не упоминать остальные детали вроде противоречивых описаний фарфоровых кукол, психичек и анорексичных бродяг.
– Голландка, – Марианна улыбнулась. – Она много лет так не называлась.
– Под ним она выступала в Остине.
– Ах да, музыка… На самом деле ее зовут Эмили Штерн. Эмми для домашних. А почему вы ее ищете? Что… В Остине что-то случилось?
– Я ищу не ее. Я никогда ее не видела.
Тесс достала фотографию Ворона, самую позднюю – вырезку с надписью «В большой беде».
– Я разыскиваю этого мужчину. Последнее, что мне известно – он был с ней в Твин-Систерс.
Марианна мельком взглянула на фото.
– А ищете вы его из-за того, что здесь написано. «В большой беде».
– Отчасти. Его родители ничего о нем не слышали более месяца и очень переживают.
– Родители всегда переживают.
– По-моему, вы сказали, что у вас нет детей.
– Зато у меня есть родители. Или вы думаете, я из яйца вылупилась? – Тесс задела ее за живое. – Даже у Афины были родители, несмотря на то что она вышла из головы отца полностью готовой. Это вот Афродита, богиня любви, появилась из океана безо всякого объяснения. Ее и надо было бояться, скажу я вам. У меня были родители, и в свое время я заставила их здорово понервничать. И вот я здесь, взрослая женщина, и моя жизнь настолько спокойна и скучна, что нельзя представить даже в самых смелых фантазиях. А они живут в доме престарелых. С уходом. Превосходный двусмысленный термин. Будто кто-то в конце жизни может взять и не уйти.
Тесс попыталась вернуть разговор в нужное русло.
– Этот молодой человек… Его родители имеют основания беспокоиться. Он никогда не терял с ними связь на столь долгий срок.
– Жаль, я не слушала своих родителей, – пробормотала Марианна, протягивая руку к толстой стопке газет, лежавшей на стеллаже из кожи и дерева, стоявшем недалеко от кресла. Она пролистала их, особенно обращая внимание на раздел афиш, которые каждая газета печатает по уик-эндам. Тесс мельком увидела упоминание Дня всех усопших, из-за которого, как сказал служащий из «Мэрриотт», были забиты все отели. Марианна отложила газету и продолжила перебирать, дойдя почти до низа стопки, пока наконец не нашла то, что искала.
– Все зависит от контекста, правда же? Мисс… Как вас, милая?
– Тесс Монаган.
– Откуда вы, кстати? Не могу понять по акценту.
До этого Тесс понятия не имела, что у нее есть акцент. Она уж точно не растягивала «о» и не поступала вольно с «r», как типичные балтиморцы. Да и речь Марианны не была по-техасски медленной. До сих пор здесь никто еще не говорил так, как, по мнению Тесс, должны были разговаривать техасцы.
– Из Балтимора.
– Я поняла, что не с юго-запада, еще до того, как вы начали говорить – по реакции на моих друзей, – она указала на ухмыляющиеся скелеты. – Вам они не очень-то понравились, это очевидно. Даже моя русалочка.
Тесс постаралась не содрогнуться от вида ужасной русалки.
– Она не так уж плоха.
– Все зависит от контекста, – повторила Марианна. – Эти работы заставляют вас думать о Хеллоуине и прочих жутких вещах, но на самом деле они чудесны и милы, если понимаешь мексиканские традиции. И даже жизнеутверждающи.
«Как скажешь», – подумала Тесс, но в ответ лишь вежливо кивнула.
– Вы увидели фотографию вашего друга с надписью «В большой беде» и посчитали, что так оно и есть.
Марианна продолжала просматривать газеты. Наконец она остановилась и вытянула руку. Тесс поняла, что она просит дать ей фотографию Ворона. Марианна взяла ее и положила перед собой на газетную страницу. Затем повернула, чтобы сыщица тоже увидела. Когда убрала, все сразу стало ясно.
Вырезка, которую Тесс все это время носила с собой, оказалась кусочком пазла. Ворон стоял с тремя другими людьми, и это явно был снимок из рекламной фотосессии группы. Слова «в большой беде» оказались частью заголовка «“МАЛЕНЬКАЯ ДЕВОЧКА В БОЛЬШОЙ БЕДЕ” СЕГОДНЯ ВЕЧЕРОМ “У ПРИМО”». Справа от Ворона стояла блондинка с большими глазами и короткой стрижкой. Ее многочисленные личности на фотографии было не различить, но она явно была хорошенькой. Даже красивой.
– Это Эмми, конечно.
– Разумеется, – Тесс дотронулась указательным пальцем до изображения девушки, будто это могло помочь ей узнать, кто она и где она. – Они называли ее Голландкой потому, что она похожа на мальчика с банок «Шервин-Уильямс»?
– С банок? – Марианна рассмеялась. Это был короткий и не слишком заразительный смех – смех женщины, которая старалась держать себя в руках. – О, нет, и даже не потому, что она голландского происхождения. Штерны ведь на самом деле имеют немецкие корни. Их семья живет в Сан-Антонио почти так же давно, как и моя. Просто семейная кухарка, Пилар, называла ее герцогиней, когда она была маленькой, потому что Эмми держалась очень покровительственно; потом мы прозвище сократили. Помню, ей и двух не было, а она уже любила командовать и пыталась всем указывать, что делать. Пилар ей говорила: «Пока не стала герцогиней, будешь слушаться меня».
Она рассмеялась так, словно вспомнила самую смешную шутку всех времен. Тесс казалось, что смеется Марианна слишком долго и громко. Смех звучал нарочито, искусственно, как у пьяной старшеклассницы.
– Я не поняла, – призналась Тесс. – Пока не стала?..
– Ах, вы же не в курсе! В Сан-Антонио каждую весну проходит праздник, фиеста, и орден Аламо составляет из девушек какой-нибудь царственный двор. Есть королева, принцесса, а все остальные – герцогини. Мы с Лолли становились герцогинями почти тридцать лет назад. Но Эмми оказалась принцессой. Двора Грандиозных Иллюзий, кажется… или Арабских Грез. Каких-то грез или иллюзий, в общем. Ее наряд отдадут в Музей Уитта.
Если б уже не знала про музей, Тесс вообще ничего не поняла бы. Грандиозные иллюзии, герцогини, принцессы?
– А кто такая Лолли?
– Мать Эмми. Это она ее избаловала. Да и не только она. Сначала Лолли, потом ее двоюродный брат Гас, который воспитывал ее, когда Лолли умерла. Пилар была единственной, кто по-настоящему воспитывал девочку.
– Как умерла мать Эмми?
Тесс не хотела, чтобы вопрос прозвучал слишком холодно и грубо, но вышло именно так.
– Несчастный случай, – сухо ответила Марианна. – Авария. Бедняжка. Оба родителя умерли, когда ей не было и трех лет, притом отца она вообще не знала. Лолли сбежала с ним из колледжа в последний год учебы и вернулась в Сан-Антонио через шесть недель; свадьбу признали недействительной, а Эмми уже сидела в животе. Он был из Эль-Пасо, из хорошей семьи, но очень беспечный. Погиб на охоте. – Марианна нахмурилась. – Я никогда не могла представить, как они жили бы с Лолли дальше, если бы этого не случилось, я даже не могла об этом думать. Он же был таким незрелым, безрассудным. Она назвала его своей последней ошибкой. Как и всех своих парней. Последняя ошибка.
– Сколько ей теперь?
– Эмми? – Марианна замешкалась, будто ей нужно было время, чтобы сосчитать. – Двадцать три. Она начала распоряжаться своим имуществом пять лет назад. Гас, конечно, хотел отправить ее в колледж, но она и слышать об этом не хотела. Мечтает стать певицей. У нее талант. Крупная звукозаписывающая компания пыталась заключить с ней контракт, когда ей было семнадцать, но Гас не дал своего согласия. Наверное, это было началом конца их отношений, а потом у них произошла ссора, когда ей исполнилось восемнадцать и она отказалась поступать в колледж. Зато теперь выглядит счастливой. Катается из Остина в Сан-Антонио и обратно и меняет группы и стили чуть ли не каждый месяц, мне кажется. Она очень предана своему делу, но совершенно не обеспокоена коммерческим успехом.
«Пожалуй, быть честным свободным художником не так уж трудно, когда есть солидное наследство», – подумала Тесс.
– Значит, сейчас она в группе Ворона?
– Ворона? Ах, твоего друга. Похоже. Ты же видела фотографию. Хотя она меняет группы и названия так же часто, как переодевается. «Маленькая девочка в большой беде» – воплощение прошлого месяца. Кто знает, как она теперь назвалась?
– Вы знали, что они с Вороном жили в вашем домике этим летом?
– Нет. Как я уже сказала, она может приходить и уходить, когда хочет.
– Вы сообщили шерифу, что у нее есть ключ и она могла там бывать?
– А зачем мне было это сообщать?
– Ведь в вашем доме убит человек.
– Шериф сказал, что человек убит где-то в другом месте, – поправила Марианна. – Просто совпадение, мисс Монаган, очередная ситуация, в которой все зависит от контекста. Вы думаете, что оба события имеют связь, потому что они связаны у вас в голове. Старая история о семи слепцах, каждый из которых пытается описать слона, ощупав только его часть.
Тесс взяла газету из рук Марианны.
– Они выступают где-нибудь сегодня?
– Не знаю. Я сохранила газету только из-за фотографии Эмми, но ей уже месяц, как видите. Впрочем, не припоминаю, чтобы видела их в свежих. – Она нахмурила брови и содрогнулась: – Ненавижу это название. Надеюсь, она его уже поменяла.
– Чем оно вам не нравится?
– Она взяла его из газетного заголовка, старого, еще тех времен, когда местных газет было намного больше, причем многие из них были цветными. Она посчитала, что заголовок смешной. А я думаю, нельзя шутить над людским несчастьем.
«Странное суеверие для человека, сидящего в комнате, полной скелетов», – подумала Тесс.
– Голландка Эмми и Ворон – понятно, что они вместе играют, но, может быть, они… совсем вместе?
– Ты спрашиваешь меня, состоят ли они в романтической связи? Не знаю. Эмми не доверяет мне свои секреты по этой части. И вообще никому их не доверяет. Она всегда была очень скрытной.
– А сами вы как думаете?
– О чем?
Улыбка Марианны стала чуть ли не безжалостной, и Тесс почувствовала себя мышью, терзаемой кошачьими когтями. Женщина явно хотела заставить ее облечь ситуацию в слова, столкнуть с реальностью, которой, как теперь начинала понимать Монаган, она с самого начала боялась.
– Они любят друг друга?
– Надеюсь, – произнесла Марианна с необыкновенной страстью. – Очень надеюсь.
