Глава 1

Тесс Монаган ненавидела вести слежку, и это создавало ей проблемы как человеку, зарабатывающему на жизнь услугами частного сыска. Делай то, что любишь, и полюбишь то, что делаешь, говорили ей. Зато ей приходилось по душе все остальное, из чего состояла работа. Она любила быть сама себе начальником, любила быть своей единственной подчиненной. Ей уже даже начинал нравиться пистолет, который раньше казался жутким. Слежка для частного детектива – и хлеб, и масло, но Тесс все равно ненавидела каждую минуту, проведенную за этим занятием, особенно если дело касалось супружеской измены. Помимо прочего, это было пассивное времяпрепровождение. Всю свою жизнь она ненавидела ждать. Она жаждала расследовать. Но раз за разом сидела, развалившись на переднем сиденье машины, с фотоаппаратом, готовым запечатлеть чье-нибудь недостойное поведение.

Она наблюдала за невзрачным хозяином мотеля «Заколдованный замок» на 40-м шоссе. Время обошлось с ним сурово: на фиолетовом пальто виднелись белесые пятна, будто пальто ела моль, лицо покрылось щербинами, один глаз расплылся, и его некогда приятная улыбка теперь казалась злобной. Тем не менее благодаря ему она ощутила ностальгию по Мэриленду прошлых лет. Было время – она почти помнила его, – когда 40-е служило главной автомагистралью, соединяющей Восток с Западом, и оштукатуренные коттеджи манили путешественников неоновыми вывесками, обещающими комнаты с прохладным воздухом и свежие пироги в закусочных.

Тесс потеряла девственность в этом самом мотеле лет в шестнадцать. По крайней мере, вино было хорошее. Бутылку «Звезды Давида» она стащила у бабушки во время седера за два месяца до этого – юная Тесс продумывала до мелочей непозволительные поступки. В юности она постоянно что-то планировала, предвкушая такие ночи – первая выпивка, первая травка, первый секс. Все это были вешки на пути к взрослой жизни. Зачем было так торопиться? Теперь она уж и сама забыла. Ладно, все равно в этом не было ничего плохого – и не было ничего хорошего. Напоминало занятия по гребле, когда на следующее утро болели даже те мышцы, о существовании коих она прежде не знала. Потихоньку она вошла во вкус и набралась опыта. Как в гребле.

Тогда ей лучше всего запомнилось, что забегаловка еще работала, и она ела там черничный пирог, горячий, с ванильным мороженым, пока пухлый хозяин по-доброму смотрел на нее через стекло. Это было прекрасно. Вид черничного пирога по сей день вгонял ее в краску. Теперь вместо закусочной стоял лишь ржавый алюминиевый остов. Несмотря на репутацию города, возникшую после фильма «Забегаловка», в Балтиморе таких мест преступно мало – если не считать современных суррогатов. Тесс и не считала. «Где же ты, Барри Левинсон? – тихо пропела она сама себе. – Чудо-город обращает на тебя голодный взор». Ни забегаловок, ни алюминиевых человечков. Ни «Золотой Руки Джонни Ю», ни «У Джино», ни «Горячей кухни», ни «Маленькой таверны».

Ну вот, перечисляя призраки фастфуда, она проголодалась. И правая нога затекла. Она отодвинула назад водительское сиденье и попыталась помассировать бедро, но в двенадцатилетней «Тойоте Королла» не так уж просторно, если в тебе пять футов и девять дюймов и большинство длины приходится на ноги. Черт, как же ей ненавистна слежка! Она старалась не браться за такие дела, но принципами пришлось поступиться ввиду экономических реалий. А в этом конкретном случае ее хороший друг пообещал ее услуги, не спросив предварительно ее саму.

По крайней мере, клиентом была женщина. В этом смысле Тесс была сексистской, другого слова не подберешь. По опыту она знала, что мужчины, которым наставили рога, склонны к насилию. И не желала, чтобы это оставалось на ее совести. Женщины же мазохистки и опасны лишь для себя самих. Как правило. Тесс смотрела на это так: даже через четыре тысячи лет после античных времен Медея до сих пор могла бы оказаться на первой полосе, а никчемного Ясона не опубликовали бы даже в разделе писем читателей в «Космо».

Дела, заказанные женщинами, нельзя было назвать удачными. Если муженька застукать не удавалось, некоторые дамы отказывались платить за потраченное время. Они не понимали, что работа была выполнена, даже если она не дала результатов. Такие скупятся и на чаевые в ресторанах, считая, что хорошее обслуживание не требует дополнительного вознаграждения.

Но если удавалось сделать фотографии, как муженек, скажем, выходит из мотеля на 40-м в компании рыжеволосой дылды, в действие вступал принцип «убей гонца» – в буквальном смысле. Однажды жена, которой изменили, напала на Тесс, вооружившись дизайнерской туфлей. Тесс досчитала до десяти, оставила пригородные дорогущие хоромы, которые наверняка будут оценены еще дороже, если дело дойдет до развода, и спустила шины женушкиного джипа «Чероки».

Тесс говорила потенциальным клиентам, что не любит вести слежку из-за скуки, что во многом было правдой, но еще сильнее она не любила последствия – момент истины, который мог оказаться каким угодно, но только не скучным. «Простите, мэм, но пока вы тут плачете и думаете о значении этой информации для вашего двадцатичетырехлетнего брака и двоих детей, пожалуйста, подпишите чек». Со временем Тесс стала брать гораздо бо́льшую предоплату и в случае необходимости возмещать расходы. Проще для всех.

Но в данном случае горе-муженек сожрал всю предоплату в первую неделю, не совершив ничего интересного. Этот дерганый тип объездил все известные точки продажной любви, присматривался, начинал торговаться, но в последнюю минуту все бросал. Тесс сделала несколько фото, где женщины с длинными стройными ногами наклонялись к его машине, но такие снимки не имеют силы в суде. Он мог запросто сказать, что просто спрашивал дорогу.

Сегодня он наконец снял эту рыжеволосую дылду с пышной прической и такими икроножными мышцами, какие вырастают лишь спустя годы ходьбы на высоких каблуках. Настоящая амазонка с пропорциями, превосходящая по конституции даже амазонку Тесс. Наверное, он посчитал, что у мясистой проститутки меньше вероятности оказаться наркоманкой. А может, просто выбирал наиболее развратную – вот и подошла дамочка со скульптурными бицепсами и трицепсами.

Они зашли минут пять назад. Поскольку Тесс следила за Дерганым с безопасного расстояния, она не смогла сделать фото счастливой пары, идущей в люкс для молодоженов, и поймать их с поличным. Но она собиралась поймать их на обратном пути, что случится через – Тесс взглянула на часы – десять, максимум пятнадцать минут. Не похоже, что он способен поставить рекорд выносливости. Слишком изголодался.

Не успела Тесс приготовиться должным образом, как дверь открылась – в блокноте позже будет отмечено: спустя семь минут. Пока она хватала камеру, перед ней вспыхнуло рыжее облако волос проститутки, а за ним выплыло серое пятно – Дерганый. Тот стащил со жрицы любви парик, бросившись на него, как защитник на мяч.

Полностью одетая проститутка уходила прочь в обтягивающем красном платье из материала, похожего на кожу, и подходящих к нему туфлях. Настоящие волосы оказались короткими и редкими, темно-каштанового цвета, чуточку темнее, чем у Тесс. Стрижка была неплохой, но что-то в ней выглядело не так. Может, она смотрелась комично, потому что волосы слиплись от пота?

– Лучше отдай, – сказала проститутка Дерганому.

– Когда отдашь деньги, сволочь, – ответил он и бросился к своей машине, шаря по карманам в поисках ключа, но парика из рук не выпустил.

Проститутка оказалась шустрой. Несколькими быстрыми шагами пересекла гравийную парковку, прыгнула ему на спину и вонзила зубы в ухо, будто в пирожное. Он с криком упал. Они катались по земле, как дети на игровой площадке. Тесс показалось, что она уже видела подобное. Точно, видела. Это была большая дамская уборная в «Долине кукол», только на этот раз обезволошенная Хелен Лоусон надрала большую обвислую задницу Нили О’Хара.

– Заплатишь и за парик, если не отдашь! – кричала проститутка, сидя на спине мужчины и обыскивая его карманы, а тот крутился, пытаясь освободиться.

У нее отвалился длиннющий каблук и превратился в опасное оружие, идеальное, чтобы воткнуть в поясницу противнику. Дерганый непрестанно стонал и прижимал скомканный парик к груди обеими руками. Катаясь по земле в своем сером костюме, он напомнал Тесс картофельного сверчка, над которыми она издевалась в детстве.

– Этот парик стоит дороже моего времени! – закричала проститутка. Должно быть, она говорила правду, потому что не пыталась вырвать его, что могло испортить объект борьбы. Вместо этого она размахивала каблуком над спиной и головой мужчины.

– Уродище гребаное! – проскрипел мистер Нервный. – Верни мне сорок долларов и получишь свой парик!

– Вообще-то они отработаны! – ответила проститутка. Она отползла от него и, казалось, искала возможность врезать ему между ног, но тот пребывал в скрюченном состоянии.

– Не напоминай мне! Не напоминай! – истерично кричал он высоким голосом.

Когда Тесс начала подумывать, не вмешаться ли ей в происходящее – этика частного детектива всегда была для нее не особенно внятной материей, – менеджер мотеля выбежал и высыпал на схватившуюся парочку ведро льда, как на собак во время гона. Мужчина ослабил хватку ровно настолько, чтобы проститутка смогла вырвать у него парик.

– Это приличный мотель, – сказал менеджер. – Если вы собираетесь так себя вести и дальше, поищите на трассе другое место.

– Я хотел бабу, – простонал муж клиентки Тесс, уткнувшись лицом в листья и прикрываясь руками, хотя его больше никто не бил. – Я просто хотел бабу. Мне что, много надо было?

Проститутка встала и вытянула сначала одну ногу, затем другую, проверяя, не порвались ли чулки, приняв позу фламинго. А затем она – нет, он! – натянул парик на свои редкие каштановые волосы.

– В таком случае, милый, тебе надо было снять кого-нибудь, у кого нет кадыка, – сказал рыжеволосый и задрал платье, чтобы показать черные кружевные трусики, чью изящную линию нарушала асимметрия, какой не увидишь в каталогах «Викториас сикрет».

Еще одно отличное фото. Тесс щелнула затвором, надеясь, что не слишком трясется от подавленного смеха и картинка не смажется. Кроссовер «Долины кукол» и «Жестокой игры» на парковке мотеля «Заколдованный замок».

Она завела машину и направилась в город, все еще думая о черничном пироге. Сначала хотела остановиться в забегаловке «Дабл-Ти» чуть дальше по 40-му, но подумала, что желанного пирога не попробует уже никогда. Его подавали только четырнадцать лет назад.

– Хватит слежки за изменщиками. – Она сидела напротив Тайнера Грэя, юриста, который навел ее на нынешний род занятий и делил с ней все хорошее, что имело место в этой связи. Пора бы начать делить и плохое. – Это унизительно. Да я бы лучше покопалась в чьем-нибудь мусоре.

– Не преувеличивай, Тесс, – сказал Тайнер, выписывая чек крупным наклонным почерком. Технически все ее клиенты работали через Тайнера, гарантировавшего им конфиденциальность. Но конкретно в этом деле жена-заказчица была дочерью его соседа по комнате в общежитии колледжа, поэтому сообщать дурные новости и играть в «покажи и расскажи» предстояло Тайнеру. Хоть какое-то утешение.

– Может, ты не помнишь, но мне уже приходилось копаться в мусоре в поисках выписок о платежах. Да вот и в прошлые выходные ныряла в мусорные баки. Объедки и кофейная гуща – это не так плохо, если у тебя хорошие резиновые перчатки. Лучше, чем наблюдать борьбу придурочного распутника и проститута.

Тайнер оттолкнулся от стола, прокатился в своей инвалидной коляске по всему кабинету и положил бухгалтерскую книгу на низкую полку около двери. Здесь все было низким – полки, шкафы, столы. И транспортабельным, поэтому казалось, что Тайнер все еще не закончил переезд. Посетители принимали стиль обстановки за минимализм. Они старались представить, что коврики и старинная мебель для хозяина – нечто большее, чем помеха колесам и острые углы. Так и задумывалось: Тайнер хотел, чтобы у посетителей не шла из головы его коляска. Теперь, когда он перевалил за шестой десяток, он сидел в ней уже две трети своей жизни – с тех пор как вскоре после олимпийской медали за греблю его сбила машина.

– По крайней мере, тебе не придется сообщать отцу Майры, что его зять не только пытался изменить его дочери, но и проявил себя в этом деле на редкость неудачно. Ничего удивительного. Ричард настолько неимоверный дундук, что даже на конкурсе самых отчаянных неудачников облажается и займет второе место. Я был у них, когда Майра впервые привела его в дом – наверное, лет двадцать назад, – и он мне никогда не нравился. Но ведь не дашь друзьям совет в любовных делах.

– Да неужели? Ведь ты все время лезешь в мои.

Тайнер плутовато ухмыльнулся:

– У тебя дела просто половые, дорогая. В этом вся разница. А в последнее время вообще никаких дел. Кстати, – он откатился обратно к столу, – это пришло тебе вчера. Штемпель техасский.

У Тайнера в руках был самый обыкновенный конверт. Белый в синюю клетку, скрывающую содержимое. Вполне годный для отправки чеков и прочих ценных бумаг.

Или чего-то, что никто, кроме тебя, не должен видеть.

– По-моему, в Техасе живет порядка двенадцати миллионов человек, – сказала она, надеясь, что прозвучало достаточно небрежно. К тому же она держала руки за спиной, настороженно поглядывая на конверт.

– Скорее, около девятнадцати. Но ты хорошо знаешь только одного из них, не правда ли?

– Да, насколько мне известно.

Она взяла конверт из рук Тайнера. Адрес был напечатан, марка ничем не выделялась – обычный развевающийся флаг. Она ожидала чего-нибудь более примечательного. Из серии со старыми блюзменами, например, или персонажами мультфильмов. Тесс перевернула конверт и поднесла к свету. Что бы ни находилось внутри, на вес оно было не тяжелее перышка. Почтовая система вдруг показалась ей чем-то удивительным. Конечно – переправить нечто настолько хрупкое на расстояние в тысячи миль по цене шоколадного батончика.

– Почему оно пришло сюда, а не мне? – спросила она, не спеша открывать, сама не зная почему.

– Ты не прожила в Бутчерс-Хилл и полугода, – сказал Тайнер. – И не показывалась там до… в общем, до…

«…того, как врезала ему по зубам и вышвырнула на улицу, чтобы он ответил той же любезностью, когда ты передумала».

– Бер-не, Техас, – проговорила она, всматриваясь в почтовую марку. – Никогда о таком не слышала.

– Правильно читается «Бёрне», – поправил Тайнер. – Ты что, с тех пор как уволилась из газеты, совсем не читала прессу? Бёрне несколько лет назад засветился во всех новостях. Католическая церковь и местное самоуправление прошли по всем инстанциям Верховного суда в споре по закону о зонировании. Церковь заявляла, что раз она не подчиняется штату, это дает ей право на привилегии при зонировании.

– Господи, как я могла пропустить такую увлекательную историю! – воскликнула Тесс. – Ты же знаешь, как я обожаю всякие зонировочные байки.

Она держала конверт и не открывала его. Издеваться над Тайнером было сплошным удовольствием. Он командовал ею во всем – в работе, в гребле, в жизни. Раз он так настойчиво исполнял роль папочки, значит, заслуживал получить в ответ немного подростковых капризов.

– Наверное, тебе хочется прочитать это в одиночестве, – сказал Тайнер, хотя уже принес нож для вскрытия конвертов.

– Нет! – она сама удивилась резкости своего голоса.

Тесс не вспоминала о Вороне много дней, недель, месяцев. У нее было достаточно бывших, которых хватило бы на целую футбольную команду, если считать среднюю школу, и она могла время от времени воскрешать кого-нибудь из них в памяти. Она не считала эти приключения окончательно похороненными во мраке забвения – ведь ей совсем недавно исполнилось тридцать.

– В смысле, не так уж это важно, – добавила она. – Наверняка опять написал о каком-нибудь диске или книге, которую забыл у меня.

На самом деле единственной вещью, которую он оставил, был потрепанный свитер цвета жареных грибов. Ее борзая по имени Эсски вытащила его из-под кровати и использовала для устройства гнезда.

– Просто открой.

Тесс проигнорировала нож Тайнера и открыла конверт руками, умудрившись порезаться дешевой бумагой. Затем сунула палец в рот и перевернула письмо. На стол выпала газетная вырезка, приклеенная к картонной карточке, и больше ничего.

На ней была фотография, или часть фотографии, – только голова и плечи. Сверху, как венец, расположился фрагмент заголовка:

У него была новая короткая и аккуратная стрижка. Ворон выглядел немного по-другому, но все равно узнавался безошибочно. Конечно, она представляла его таким – могло ли лицо сильно измениться за полгода? Хотя и не помнила, чтобы он был столь худощав. Теперь острые скулы придавали ему несколько зловещий вид, а губы он так сильно сжал, будто ни разу в жизни не улыбался. Веселый и легкомысленный, беспечный, как щеночек. «Идеальный бойфренд эпохи постмодерна» – назвал его как-то один из друзей. Комплимент и насмешка одновременно.

В конечном итоге именно этот недостаток его характера, а не шестилетняя разница в возрасте, послужил причиной их разрыва. По крайней мере, такова была ее последняя теория на этот счет – за последние шесть месяцев она не раз переосмысливала их отношения. Он выглядел миленьким мальчишкой. А Тесс нужен был мужчина. И вот мужчина, насупившись, смотрит на нее с фотографии. Мужчина в большой беде.

Его проблемы.

– И не понять, из какой газеты это вырезано, – сказал Тайнер, поднимая карточку. Он посмотрел ее на свет, пытаясь прочитать надписи на стороне, которой она была приклеена. – Похоже на рекламу автосервисов «Мидас», такую печатают по всей стране. Ворон случайно не ездил в Остин прошлой весной?

– Угу.

– Ну и что ты собираешься с этим делать?

– C чем – с этим?

– С Вороном и его бедой.

– Ничего я не собираюсь делать. Он уже большой мальчик, слишком взрослый, чтобы заниматься аппликацией. Готова биться об заклад, что мамочка теперь разрешает ему пользоваться настоящими большими ножницами вместо детских с закругленными концами.

Тайнер проехал несколько футов и поднял корзину для бумаг.

– Бросай, – задорно подстегнул он. – Попадешь трехочковый?

Тесс вложила фотографию и конверт в свой большой еженедельник, который всегда носила с собой.

– Тетя Китти захочет посмотреть на фото, просто чтобы увидеть Ворона без фиолетовых дредов. Они же неплохо ладили, помнишь?

Тайнер понимающе улыбнулся. Но он всегда понимающе улыбался ей. Он был самодовольным невыносимым мерзавцем и гордился этим.

– Иногда, – заметила она, – мне кажется, что ты подпадаешь под закон об инвалидах из-за одного только жуткого характера.

– Под него все подпадают, – ответил он. – Но только немногие отмечают это наклейками на машинах. Кстати, до сих пор не могу понять, какой знак должен висеть у тебя на бампере.

Тесс вышла из офиса Тайнера. Она собиралась отправиться прямо в банк, а затем вернуться к себе в кабинет, где ее ждала Эсски, наверняка дремлющая в этот пасмурный октябрьский день. Монаган напомнила себе, что она – взрослая деловая женщина, что ей нужно выписывать чеки, перезванивать в ответ на пропущенные звонки и выгуливать собаку. У нее не было времени ни на мальчиков, которые мечтали стать рок-звездами, ни на их игрушки.

Переходя Чарлз-стрит, она заметила, что дверь в Монумент Вашингтона была открыта. Как и многим объектам в Балтиморе, ему не помешало бы дать оригинальное название, чтобы он стал по-настоящему особенным – ведь это первый памятник первому президенту, возведенный властями. Профиль крошечного Джорджа на верхушке казался Тесс таким же знакомым, как свой собственный. Даже более: часто ли приходится видеть себя в профиль? Она видела Джорджа почти каждый день, задумчиво оглядывая Чарлз-стрит. Совсем скоро, ближе к Рождеству, его подсветят. Затем придет весна, и в окружающем парке зацветут нарциссы и тюльпаны. Летом он будет казаться немного поникшим в июльской влажности, как и весь Балтимор. Осень же, как сейчас, – лучшее время года в Балтиморе, истинное украшение города. Наверное, с места, где стоит Джордж, открывается превосходный вид. Тесс, коренная жительница, стояла у его ног и не могла припомнить, чтобы она взбиралась на колонну и видела город таким, каким видел его он.

Сейчас ей вдруг захотелось это сделать. Она вошла внутрь, сунула доллар в деревянный ящик и, не обращая внимания на многочисленные таблички с историческими справками, начала восхождение, считая каждый шаг.

На винтовой лестнице было прохладнее, чем снаружи. В воздухе явственно ощущалось, что здесь недавно побрызгали каким-то дезинфицирующим средством. Пройдя треть пути, Тесс почувствовала одышку – даже тот, кто занимался физподготовкой столько, сколько она, не был достаточно подготовлен к такому количеству ступенек. От запаха ей стало немного дурно. Но она продолжала подъем, а на спине у нее подпрыгивали рюкзак и тугая коса. Вверх, вверх, вверх – 220, 221, 222, 223… Наконец она увидела над головой потолок, означавший, что совсем рядом последняя, 228-я ступенька.

Щиты из оргстекла и металлические заграждения не позволяли выходить на узкий парапет, окружавший ноги Вашингтона, но вид все равно производил впечатление. Забавно, но она никогда не осознавала, какой низенький Балтимор, как крепко он прижимается к земле. Он показался ей приземистым, параноидальным, тревожно озирающимся местечком. Она посмотрела на восток, где жила и работала. Затем на север, где в это время года виднелись багряные и золотые деревья. Совсем рядом, как на ладони, располагался «Медный слон», ее второй дом – казалось, она могла бы приподнять его крышу рукой. Тесс повернулась на запад к разрушенной части города между центром и Тен-Хиллз, районом, где она выросла, где сейчас жили ее родители.

Напоследок она оставила вид на юг и стала поворачиваться вправо. Дойдя до юго-запада, она задумалась, действительно ли там, за Внутренней гаванью, за ее гладкими блестящими зданиями, есть место под названием Техас? Это казалось нереальным. Она чувствовала себя современником Колумба, который пытается принять мысль, что земля кругла, как апельсин. При условии, конечно, что тогдашние люди могли сравнивать что-то с апельсинами. Если история чему-то ее и научила, так это не доверять школьным урокам истории с их аккуратными поучениями, якобы укрепляющими волю и мораль.

Мир выглядел с высоты слишком плоским. Слишком легко было представить, как упадешь вниз, если зайдешь слишком далеко.