Глава 10
«Тревожные вести»

Через неделю Фадей появился вновь:

– Ты не забыл про Кузьму Репьева? Мы же уговаривались обоз его охранять.

– Когда выезжать?

– Послезавтра утром. Сбор у Юрьевских ворот.

– Да? Я думал – в Муром.

– Не, в Юрьев-Польский.

Где такой, Александр не знал. Карту бы, но её имели князья, на пергаменте рисованную тушью.

– А далеко ли?

– Полсотни вёрст с гаком. Если всё сладится, за пару дней доберёмся.

– Уговорились.

На сей раз обоз побольше был, полтора десятка саней. Сани с Репьевым впереди, поскольку двигаться предполагалось не по льду реки, а по санному следу. Для охраны плохо, густые леса к самой дороге подступают. Разбойники за елями притаиться могут и выскочить неожиданно. Поэтому Фадей с Александром разделились. Фадей впереди, Саша в арьергарде. Добрались туда и назад легко, без происшествий. Город небольшой, но столица Юрьев-Польского княжества. Купец оптом свой товар продал купцам костромским да белозёрским. У них же шкурок купил, а ещё соли несколько мешков. Товар ходовой, цены немалой, в хозяйстве всегда нужна – на посолку овощей, рыбы, сала да горячих блюд. Как похлёбку без соли сварить? Через три дня тронулись в обратный путь. Неделя всего с момента выезда прошла, а уже во Владимир вернулись. Репьев сразу оговорил – через неделю на Муром выезд. Зима и лето – самые подходящие времена для торговли. И летом обозы тележные, а кто побогаче из купцов – на своём судне. Зимой что богатый купец, что начинающий в равном положении – на санях.

За неделю Александр отъелся горячего, в баньке помылся, к Фотию сходил. Дни отдыха пролетели быстро. Выехали утром рано, как всегда. К вечеру на постоялый двор въехали, за световой день вёрст двадцать прошли, вполне прилично для обоза. Утром ездовые на небо с тревогой поглядывали.

– Как бы непогода в пути не застала, – сетовали они.

Люди бывалые, знали, что в таких случаях лучше переждать день-другой на постоялом дворе, в тепле. Постепенно поднялся ветер, начала мести позёмка. Времени всего полдень, а солнца не видно за низкими тучами. Потом и вовсе снег повалил – злой, колючий. Санный след заметать стало. Благо выручали вешки. На случай вот такой непогоды предусмотрительные ездовые втыкали в снег обочь санного пути сломанные ветки. Какое-то время вешки выручали, давали ориентир. Но снег и ветер делали своё дело. Где-то вешки упали, а в некоторых местах их засыпало снегом.

Ездовые ходили этим маршрутом не раз, хорошо знали местность, поглядывали на берега. Но настал момент, когда вокруг снежная круговерть, не видно в пяти шагах ничего. Фадей ехал впереди, медленно и осторожно. За ним, буквально мордой в хвост коня Фадея уткнувшись, следовала лошадь первых саней. Обоз подтянулся. Отстать сейчас в одиночку – значит замёрзнуть. Фадей остановил лошадь, спрыгнул. Александр доскакал до него вдоль обоза. К Фадею и купец Кузьма подошёл:

– Что делать будем? Сколько здесь езжу, а такого бурана не видел никогда, – изрёк купец.

Выглядел он растерянным. Фадей потоптался на месте. Ноги утопали в снегу выше голенища сапог. Александр предложил:

– Давай разойдёмся в стороны, до берегов.

– Обратно к обозу можем не вернуться, заблудимся.

– Пусть ездовые кричат, на голос выйдем.

Разошлись по сторонам. Надо было определиться, где они находятся. Кое-где уже сугробы намело по пояс. Александр их стороной обходил. Ветер снегом кидал в лицо, залеплял глаза. Но вот Александр добрался до берега. Голые деревья, земля вверх идёт. Александр к обозу повернул, по своим следам. Ездовые кричали:

– Ау!

Фадея пришлось ждать, но вернулся он довольный:

– Нашёл! Кузьма, помнишь дерево на берегу обгорелое, бают – молния в него попала?

– Как не помнить!

– Если мимо дерева, влево, через версту деревня будет, Першково.

– А найдёшь путь в такую снеговерть?

– Так до Губцево значительно дальше, доберёмся ли?

Фадей поехал вперёд, по своим следам, обоз потянулся следом. Теперь ветер дул в левый бок. Поплутали маленько, но к Першково вышли. Деревня в десять дворов, и никакого постоялого двора. Но всё же жильё, пропасть, замёрзнуть не дадут. Русские в беде всегда выручали, даже незнакомых. Купец сам все избы обошёл, с хозяевами договаривался, чтобы на постой пустили. Мало что людей, ещё лошадей в конюшни определить надо. Времени ушло много, замёрзли все.

Фадея и Александра удалось в одну избу определить. Сердобольные хозяева поместили их на печь, отогреваться. На бородах у обоих сосульки, руки и ноги закоченели. А на печи тепло, согрелись быстро. За маленькими оконцами темнеть начало. Фадей молодец, дерево сожжённое обнаружил, иначе просто заблудились бы, замёрзли.

– Фадей, откуда ты знаешь, что в версте от приметного дерева деревня?

– Проезжал как-то раз, уж лет десять как. Думал – забыл, а туго стало – вспомнилось.

Буран бушевал почти двое суток. Оба выходили только коней накормить-напоить, да живо назад. Но ничто не длится вечно.

Проснулись утром от яркого солнца. Вышли на крыльцо, глаза зажмурили. Снег белоснежный, солнечные лучи отражает до рези в глазах, до слёз. Снега навалило по верх плетня, дороги не видно. Купец избы обошёл, нашёл проводника. Тот уверил, что путь до Мурома знает как свои пять пальцев, вызвался довести за мзду малую.

Засобирались ездовые. Коней запрячь, сани от снега очистить мётлами. От деревни до Мурома летом на подводах ездили, а зимой на санях по льду реки. Только и на реке сейчас сугробы и заносы не меньше, чем в деревне. Выехали. Снег лошадям по брюхо. Первым Фадей, затем его Александр сменил. Верховому через снег пробиться проще, чем лошади с санями. Около десяти вёрст до Колычево пробивались весь день. Зато к вечеру устроились на постоялом дворе, поели горяченького. И кони в тёплой конюшне. А утром уже проводник не понадобился. Кто-то успел дорогу от Судогды в сторону Мурома пробить. По чужим санным следам и добрались. Вместо недели получилось две в пути.

Репьев попросил Фадея и Александра остаться, чтобы сопровождать обоз обратно во Владимир. Оно, может, и к лучшему, других купцов не искать. Чтобы скоротать время, Александр по торгу ходил. Огромен торг, но уступает владимирскому. Да и сам Муром относится к княжеству Рязанскому, а не Владимирскому. Сильное княжество было, независимое, однако лежало на границе с Диким полем, и почти все набеги степняков проходили через него, что в словянские земли, что в Литву окаянную. По городу и торгу ходил без меча и кольчуги, не принято было. Оружие в городе носить дозволялось лишь княжеским дружинникам. Но на торгу подошёл к нему человек. Видимо, опытный, поскольку сущность Александра определил.

– Воин? – спросил незнакомец.

– А хоть бы и так, – кивнул Саша.

– Дело могу предложить денежное.

– Какое же? – заинтересовался Александр.

– Охочих людей набираю, – туманно пояснил незнакомец.

– Суть-то поясни, для чего?

Непоняток Александр не любил. За мзду малую незнакомец может втравить его в большую беду. Он уже участвовал в междуусобице князей суздальских и второй раз наступать на те же грабли не хотел.

– Ты не косопузый, судя по говору?

– Владимирский.

Косопузыми на Руси называли рязанцев. Когда мужики рязанские отправлялись на отхожие промыслы, главный рабочий инструмент плотники не носили на плече в ящике, как жители других областей, а затыкали топорищем за пояс, из-за чего он провисал с одной стороны.

– И нравится тебе твой князь?

– А мне всё едино, лишь бы жилось сытно.

– Тогда к нам, деньгу зашибёшь.

– Дмитрия Александровича с престола скинуть?

– А хоть бы и так.

Александр сделал вид, что задумался. Незнакомец решил усилить давление:

– Андрей Александрович, князь Городецкий, куда как лучше будет.

– И когда выступать? По зиме воевать несподручно. Даже в шатре зябко.

– Я разве сказал – зимой? Кто же зимой воюет? Ноне снега полно, конница не пройдёт.

– А где же тебя найти можно, ежели надумаю?

– Да здесь же, в Муроме.

– Значит, времечко в запасе ещё есть, я ещё несколько обозов проведу.

Незнакомец посмотрел на Александра, как на больного, повернулся и растворился в толпе покупателей. Саша направился на постоялый двор, погружённый в мысли. Очередная война за престол? Похоже. Да ну их! По поговорке – паны дерутся, у холопов чубы трещат.

Начал припоминать, что он знал из истории, слышал от людей об Андрее Городецком. Картина вырисовывалась не самая радужная. Из рода Рюриковичей, третий сын Александра Невского, по завещанию отца получил в удел выделенное из Суздальского Городецкое княжество, коим владел до своей смерти. Обуреваемый жаждой власти, не останавливался ни перед чем, не раз выступал против старшего брата Дмитрия. В 1281 году князь Андрей с отрядом татар хана Менгу-Тимура совершил набег на земли Мурома, Владимира, Юрьева, Суздаля, Переяславля, Ростова и Твери. В 1283 году примирился с братом, но уже в 1285 году вновь привёл на русские земли татар. Александру вдруг вспомнились слова Н. М. Карамзина: «Никто из князей Мономахова рода не сделал больше зла Отечеству, чем сей недостойный сын Невского».

Бац! И в голове сразу пазл сложился. Война на лето намечается, конница, которой у русских князей мало, только в дружинах. А ещё разговоры на торгу, что в Золотой Орде новым ханом стал Тохта. Остановился резко, посреди тротуара, так, что в него идущий сзади приткнулся. Застонал, как от зубной боли. Вот же дурак-то! Надо было тупым воякой прикинуться, расспросить незнакомца поподробнее. Хотя сомнительно, что тот первому встречному всё выложит. Правда, нынешние люди о конспирации понятия не имели. Остро пожалел, что не уделял в школе и институте внимания истории.

Тохта, Тохта, что-то с его именем связано было. Но сколько ни тщился вспомнить, не получилось. Вернулся на постоялый двор. Фадей в трапезной за столом сидит, с жареной курицей расправляется.

– О, Александр! Садись. Нам торопиться некуда. Сделай заказ половому да подхарчись.

Саша так и сделал. Сел на лавку, половой подскочил.

– Мне то же, что и ему! – Саша пальцем на Фадея показал.

– Вмиг исполню!

Половой исчез. Фадей аппетитно обгладывал куриные косточки.

– Фадей, погоди жрать, как цепной пёс. Скажи, кто в Орде сейчас главный?

– Знамо дело – хан Тохта. А начальником войска у него, по-ихнему темник, брат его – Дюдень! Не знал разве?

Александр так и застыл на лавке, только что челюсть не отвисла. Сразу вспомнилось: брата хана звали Тудан, но почему-то на Руси его именовали не иначе как Дюдень. И в истории была – Батыева рать, Неврюева, Дюденева. За голову обеими руками схватился, замычал.

Фадей обеспокоился:

– Голова болит? Медовухи хлебни!

И подвинул свою кружку. Александр только сейчас в полной мере осознал, что грозит грядущим летом Руси. Подлючий предатель Андрей, чтоб ему гореть в аду, приведёт на земли русские басурманское войско. И разрушения и потери будут столь велики, что сравнятся с нашествием Батыя, когда обезлюдят города и веси.

Схватил Александр кружку, опорожнил в три глотка. Подбородком на ладонь опёрся. Что делать? Отменить ход события он не в состоянии. Остаётся одно – предупредить Дмитрия. Но кто он для великого князя? Незнакомец, за которым никто не стоит. Поверит ли? Скорее всего – нет. А если через настоятеля монастыря Иова действовать? Во Владимире митрополит новый, Максимом звать, перебрался из Киева. Настоятель монастыря не последний человек в епархии. Но опять же вопрос возникнет – от кого Иов сведения получил? Чем докажет? Ох, не работает в княжестве разведка, поскольку нет её.

Князя Андрея во Владимире нет, скорее всего, в княжестве своём Городецком злоумышляет, а верных ему людишек по городам разослал, дабы к лету охочих людей набрали. Сразу вспомнились асассины, орден убийц. Они-то были союзниками ордена тамплиеров, то враждовали, даже несколько комтуров убили. Не перенять ли их методы? Перебраться в Городец, втереться к князю в доверие, да и всадить нож в спину, пока татар на Русь не привёл? Но князь постоянно окружён дружинниками, боярами, телохранителями. После такого покушения будет схвачен непременно, попытан безжалостно и казнён. Умереть в честном бою Александр не боялся, но на дыбе? Выбор невелик. Тогда остаётся упредить Дмитрия Александровича.

Очнулся от участливого голоса Фадея:

– Отпустило голову-то?

– Легче стало, – кивнул Саша.

Половой принёс заказ – жареную курицу, кружку медовухи, пряженцы с рыбой.

– Изволь откушать, гость дорогой.

Вечером и ночью обдумывал, как убедить настоятеля Иова донести его тревогу до митрополита, чтобы тот проникся грозящей бедой и повлиял на князя Дмитрия. Великому князю сорок три года, опытен, должен осознать всю степень опасности. Утром снова отправился на торг, уже с целью найти вчерашнего незнакомца. По повадкам – это эмиссар князя Андрея, набирающий рекрутов – добровольцев, как сказали бы позже – пушечное мясо. Но сколько ни ходил по торгу, а незнакомца так и не встретил. Зато на следующий день, уже к полудню, к нему подошёл другой мужичонка и завёл разговор, подобный позавчерашнему. Александр, насколько мог, разыгрывал из себя полудурка, стараясь получить как можно более развёрнутые ответы, обещал подумать. Сам же затесался в толпу, стал наблюдать за незнакомцем. Тот ещё подходил к нескольким мужчинам, заводил разговоры. Понятно – вербовщик. И судя по всему – не один. Муром – город во всех смыслах для Андрея Городецкого удобный. Недалеко с юга граница с Диким полем, откуда без лишнего шума и огласки могут татары подойти. Муром от Владимира недалеко, и для конницы это пара дневных переходов, и нападение будет для Дмитрия Александровича внезапным. Задумано коварно, хитро. Видимо, вербовщик выполнил сегодняшний план, а может быть, просто замёрз. Вышел с торга, бодрым шагом направился к окраине. Александр за ним в отдалении. Старался не привлекать к себе внимания, осторожничал. Но вербовщик не оглянулся ни разу, слежки не почувствовал, пёр, как лось на гону. Потом без стука распахнул калитку, зашёл во двор. Александр прошёл мимо, медленно, разглядывая домовладение. О, изба добротная, пятистенка, из двух печных труб дым валит. В такой большой избе полсотни человек разместиться могут. Правда, от соседей такое общежитие не скроешь, отхожее место на заднем дворе. Он уже отошёл на десяток шагов, как хлопнула калитка сзади. Саша обернулся. На тротуар из владения вышел вербовщик, с ним кто-то разговаривал, невидимый за забором. А голос-то знакомый – позавчерашнего незнакомца.

– Завтра с утречка выезжай во Владимир, отдашь письмо, дождёшься ответа – и обратно. Полагаю, за седмицу управишься.

– Всё исполню, как велишь, Егор.

Вербовщик пошёл, но, судя по звуку шагов, обратно к торгу. Александр прошёл ещё несколько шагов, остановился. Да здесь целое осиное гнездо! Обернулся ещё раз. Вербовщик уже поворачивал за угол, калитка закрыта. Александр отправился на постоялый двор. В голове мелькнуло – перехватить этого вербовщика надо. Наверняка поедет он санным следом, на Судогду не свернёт. Там обозам удобнее, по льду. Ни подъёмов, ни спусков. А такая дорога одна – через Булатниково – Ушну – Мошок. Сразу Фадея предупредил:

– Ты меня завтра не ищи.

– Зазнобу нашёл? Небось вдовушку молодую? – Фадей прищурил один глаз, погрозил пальцем.

Да пусть думает, что хочет. Случится перехватить или нет и чем закончится встреча, ещё неизвестно, а втягивать в это скользкое дело Фадея не хотелось. Предупредил слугу – разбудить его со вторыми петухами да приготовить небольшой тормозок в дорогу: расстегай, пару яиц.

– Съезжаешь? – полюбопытствовал слуга.

– У меня до конца седмицы комната оплачена, на день только отлучусь.

– А, всё исполню.

Чтобы не привлекать ненужного внимания, Александр решил утром под кожушок кольчугу надеть, но шлем и щит не брать, не на войну собрался. Несколько минут раздумывал – меч взять или саблю? Остановился на сабле, не так в глаза бросается, а если в мешок завернуть, так и вовсе хорошо будет. Утром слуга разбудил, вручил свёрток. В чистой тряпице расстегай и варёные яйца. Уж лучше всухомятку, чем голодным быть. Седло, подпругу – всё быстро на коня определил, выехал с постоялого двора. Пришлось немного у городских ворот подождать, пока стражники откроют. Ветерок застоялся, с ходу галопом помчался. По санному пути в Муром селяне тянулись. Ох, хорошо! В лицо морозный ветер бьёт, слежавшийся снег из-под копыт летит.

– Их-ха! – от избытка чувств завопил Саша.

Отмахав без остановок вёрст пятнадцать, остановился перед Булатниково. Здесь дорога поворот делает, и лес густой, хвойный. Самое место для засады. Только бы вербовщик этой дорогой поехал, а не свернул к Стригино, а дальше на лёд Судогды, как обозники. Лично он ехал бы так, но что в голове у недруга, один Господь знает.

Свернул с дороги, встал за елями. Саблю из мешка достал, опоясался. Кожух на груди немного топорщится из-за тормозка с едой. К седлу не приторочишь и в мешок не положишь, замёрзнет до каменной плотности, не угрызёшь. А за пазухой всё в тепле. Хорошо, попону на Ветерка набросил, после скачки он вспотел, а сейчас ждать придётся, не простынет. У лошадей лёгкие – слабое место. Прошёл час, на Муром два небольших обоза прошли, а вербовщика всё не было. Минул ещё час, Александр уже замёрз, неподвижно сидя в седле. Соскочил в снег, разминаться стал. Если руки-ноги закоченеют – плохо. В бою подвижность членов нужна. Беспокоиться начал. Торчит он здесь, как гнилой зуб у старухи во рту, а вербовщик другой дорогой поехал. У него две дороги на выбор, поди, угадай. Показался всадник вдали. Александр в седло запрыгнул, попробовал, легко ли сабля из ножен выходит. Глаза прищурил, пытался лицо всадника различить. Вроде тулуп такой же, но белые тулупы на каждом втором мужчине. Да, точно он. Рыжеватая оправленная бородка, узкое лицо. К правой стороне седла сумка приторочена дорожная. Александр пятками тронул коня, Ветерок выехал на середину дороги, встал. Вербовщик поводья натянул, напрягся, левой рукой саблю на поясе вперёд сдвинул. Остановившись, узнал Александра:

– Знакомец! Ты как тут?

– Тебя поджидаю.

Вербовщик оглянулся – нет ли кого-либо ещё?

– На торгу встретимся, а сейчас уступи дорогу, тороплюсь я.

– Отдай письмо и езжай.

Просьбе Александра вербовщик сильно удивился, брови поднялись, глаза округлились:

– Какое письмо?

И тут же выхватил саблю. Александр к такому повороту событий готов, свой клинок из ножен вырвал. И очень вовремя, потому что вербовщик сразу нанёс удар. Саша едва успел подставить свою саблю. Пошёл обмен ударами. Оба противника примерно равны по силам и опыту. Вербовщик предпринял неожиданный финт. Откуда у него в левой руке появился нож, Саша не заметил, но вербовщик внезапно метнул его Александру в грудь. Нож пробил овчину, тормозок с едой, уткнулся в кольчугу. Вербовщик на секунду замер, ожидая, когда его противник упадёт. Нож торчит из груди, а эффекта нет. Секундное промедление стало для вербовщика роковым. Саша сделал выпад, противник не успел защититься, подставить под удар саблю. Тулуп его на правом боку сразу окрасился кровью. Александр же не медлил, рубанул, отсёк правую руку противнику ниже локтя. Фонтаном ударила кровь, вербовщик закричал. И от боли, и от сознания, что проиграл бой и истекают последние мгновения жизни.

– Ты дьявол, а не человек! Назовись!

– Тебе это не поможет. Кто такой Егор?

– Не скажу. Все вы летом сдохнете. И бабы ваши, и выродки, все!

– Ты же русский, зачем помогаешь басурман привести, княжество великое разрушить?

– Тебе не понять, смерд.

Вербовщик ослаб от кровопотери, в седле качался, как пьяный. Медлить опасно, на зимней дороге могут появиться обозники или всадник. Александр сделал выпад, нанёс укол в грудь, прямо в сердце. Тут же сам соскочил с коня, взял коня вербовщика под уздцы, повёл в лес. Ветерок сам за ним пошёл. Скрывшись за елями, Александр столкнул мёртвое тело в снег. Спохватившись, побежал на дорогу. Ногами раскидал снег, забросил часть руки и саблю подальше в лес. Сабля – трофей хороший, но по ней опознать могут. Вернувшись к трупу, обыскал. Обычно письма прятали за пазуху. Нет ничего. Чрезседельную сумку с чужого коня стянул. Небольшой мешочек с деньгами себе за пазуху сунул, само содержимое вытряхнул на снег. Ни свитка, ни пакета, а должен быть, он чётко слышал. Стянул с убитого сапоги, сунул внутрь руку. Ага, что-то есть. Вытянул сложенный лист, который уже подванивать стал от портянки в сапоге. Ничего, от запаха ещё никто не умирал. Развернул листок:

«Кланяюсь тебе в пояс и желаю долгих лет, боярин Антип Онуфриев сын! При сём сообщаю, что охочих людишек набрана сотня. Направь не позднее Масленицы обоз с оружием в Муром. Нашёл ли людей для задуманного? Передай ответ с Осипом, он человек надёжный. А семью к лету отправь в Белоозеро или Псков. Твой старый знакомец Егор».

Занятное письмо. Судя по нему, во Владимире – а убитый Осип направлялся именно в стольный град – есть сторонники Андрея Городецкого и зреет самый настоящий заговор. Пригрел Дмитрий Александрович змею подколодную на груди! Фамилии в письме нет, но сомнительно, что найдётся во Владимире ещё один боярин с таким именем и отчеством, при желании можно будет найти. Только захочет ли великий князь? А попытать, в самом прямом смысле слова, боярина надо, вызнать, что злоумышляет. Не исключено, не выдержит боярин пыток, важные сведения сообщит.

Надо возвращаться, пока его не застукали рядом с тёплым ещё трупом. Александр письмо за пазуху хотел сунуть, прореху на кожухе обнаружил, выругался. Что ему так с одеждой не везёт? Письмо определил. Труп снегом забросал. Конечно, по весне оттает, но к тому времени и вороны лицо могут поклевать, мыши погрызть, так что и не опознать.

Осмотрелся. Видны следы от сапог, но труп под снегом, как сугроб, и в глаза не бросается. Взял Ветерка под уздцы, вышел к дороге, поднялся в седло. Дело сделано, есть письменное подтверждение заговора против Дмитрия. Он толкнул коня в бока каблуками. Застоявшийся Ветерок пошёл ходко. А сзади перестук копыт. Обернулся, а за ним конь вербовщика бежит. Конь приметный, пегий, морда белая, а на лбу чёрное пятно. Александр остановился, спрыгнул с коня, подошёл к пегому коню. Тот доверчиво подпустил чужака. Саша взял его под уздцы, развернул в другую сторону, сильно ударил кулаком по крупу. Конь рванул по дороге. Другой бы не пожалел скотину, прирезал в лесу, всё же улика. Александру безвинное животное жалко было. Добежит до какого-нибудь села, прибьётся к владению, послужит новому владельцу. Далеко за полдень въехал в Муром. Сразу у прохожего спросил, где скорняка найти можно. Кожух заштопать надо аккуратно, иначе Фадей, да и другие люди внимание обратят. Скорняк оказался большим умельцем, заштопал так, что место пореза практически не видно.

Добрался до постоялого двора, Ветерка расседлал. Хотел шмыгнуть к себе в комнату, ещё раз перечитать послание к боярину, да Фадей перехватил:

– Садись, потрапезничаем. Говорил – к зазнобе, а сам конно уехал.

Ничего от Фадея не скроешь. Александр объясняться не стал, накинулся на еду. Нож вербовщика и расстегай разрезал, и яйца разбил, выкинуть пришлось, так весь день голодным был.

После ужина заперся в своей комнате, свечи зажёг, письмо боярину перечитал. Коротенькое письмецо, однако выводы из него человек толковый сделать может. То, что заговор есть, сомнений не вызывает. Свержение Дмитрия намечено на лето, и боярину советуют вывезти семью подальше от Владимира. Зачем? При смене князей, хоть удельных, хоть великих, это касается дворни, а бояр – только в плане приближения к власти, занимаемых ими постов. Мирное население, простой люд в княжестве ущерба не несут. Стало быть, предполагается, что во Владимире погромы будут, грабежи, резня. Для этого воинские силы нужны, и немалые. Ой, татарами пахнет заговор! Только у них сейчас воинов много, причём полудиких, способных залить кровью города великокняжеские, пожечь, разрушить.

Александр уже письмо запомнил до последней точки и, если оно исчезнет, наизусть повторит. И чем больше он анализировал каждое слово, тем сильнее тревога становилась. Наверняка степняки через Рязанские земли пойдут. А рязанский князь враждует с московским. Москве сильно Коломну хочется прибрать к своим рукам, уж больно удобно стоит город, на перекрёстке водном – на слиянии Москвы-реки и Оки – и торговых путей. Объединиться бы князьям рязанским и владимирским да вместе противостоять степнякам. Победить, может, не получилось бы, но, понеся потери, татары дальше бы не двинулись. А всё жажда единоличной власти мешает.

Половину ночи уснуть не мог, осознав весь масштаб грозящей Руси угрозе. Обидно, имея такие данные, не в силах повлиять на решение князей. Но всё же он попытку донести до Дмитрия Александровича свою озабоченность сделать должен.

Через три дня обоз Репьева двинулся в обратный путь, во Владимир. Купец удачно расторговался, купил товаров для Владимира, был весел, улыбался, удачливым себя считал. Александру хотелось ему сказать: забирай семью и, пока есть деньги, покупай избу подальше – в Пскове, Новгороде, Белоозере. Но нельзя язык распускать, сеять панику. А скорее всего купец и не поверит. Князья молчат, отпор не готовят, а тут какой-то простолюдин, не боярин даже, предрекает великие события. Был бы хоть блаженным при веригах, чьи пророчества зачастую сбывались.

К вечеру третьего дня, когда направо повернули от основного шляха, к Судогде, когда до деревни Ильино пару вёрст осталось, где предполагали остановиться на ночлег в постоялом дворе, от передних саней крик раздался. Фадей и Александр, ехавшие сзади, ринулись к голове обоза. Местность открытая, видно на полверсты, никто к обозу незамеченным подобраться не мог. На ходу сабли из ножен выхватили. Ёшкин кот! На лошади, что первой шла, здоровенный волк повис, вцепившись ей в шею. А со стороны берега ещё серые тени к обозу несутся. Обозные лошади забеспокоились, стали ржать, сбиваться в кучу, одни сани перевернулись от столкновения, весь товар на снег выпал. Фадей по волку саблей ударил, раз, другой, матёрый волчище на снег свалился. Зверь в крови, с лошади тоже кровь хлещет. А волки кровь учуяли, теперь без добычи не уйдут. Оголодали серые на снежную и морозную зиму, людей не испугались. Огнём бы отпугнуть, все звери огня боятся, да факелов нет. Обозники с саней пососкакивали, топоры из-под облучков достали. Фадей и Александр на волков кинулись, а те сами нападают. Один зверюга Ветерку в ногу вцепился, другой на всадника прыгнул. Волк зубами клацнул, ухватил полу полушубка. Глаза зелёные, злые, голодные. Саша ему саблю в пасть вогнал, клинок до половины вошёл. Волк на снег свалился. Александр нагнулся, саблей второму волку спину перерубил. Ветерок на дыбы поднялся. Для лошади самый страшный противник – волк. Летом они редко нападают, есть чем в лесу поживиться – зайчатиной, мышью. А зимой жрать нечего, животы подвело. Александр коня по шее погладил, успокаивая, погнал вдоль обоза. Ездовой Агафон кричит не своим голосом:

– Рятуйте!

Волк напал на лошадь, Агафон топором серого разбойника ударил, да неловко, бок слегка зацепил только. Хуже раненого дикого зверя нет ничего. Волк на обидчика кинулся, на снег свалил, в горло норовит вцепиться. Агафон шею обеими руками прикрывает, кричит, на помощь зовёт. Александр с коня свесился, поперёк спины волка саблей ударил, перерубив. С коня соскочил, помог Агафону подняться, у того тулуп в крови, не поймёшь – волчьей или человеческой.

– Жив?

– Вроде.

– Топор подними.

– Ага-ага, сплоховал я маленько.

Со стороны хвоста обоза крики, Александр туда бегом кинулся. Два волка ездового терзают. Тот на животе лежит, лицо руками закрыл. Один волк в ногу возничему вцепился, от портков клочья ткани летят. Александр его первым убил. Второй волк угрозу почуял, ездового бросил, сам на Александра кинулся. Матёрый зверь, огромный. Саша саблю успел подставить, волк сам на клинок напоролся. Щёлкнул клыкастой пастью у самого лица Саши, обдав зловонным дыханием, на снег упал, но ещё жив, пытается дотянуться до ног Саши. Он ударил волка саблей раз, другой, пока зверюга не затихла. Обозник, которого он спас, уже на ноги поднялся. От портков одни лохмотья, местами и нога порвана, но глубоких увечий нет.

– Эх, хорошая шкура была бы, – вздохнул он, глядя на волка.

– Не получилось аккуратно.

Саша обтёр саблю о шкуру волка, вложил в ножны. Похоже – всё. Не слышно криков, не видно борьбы. Александр вдоль обоза прошёлся. Урон волки нанесли, две лошади сдохли, лежали с разорванными шеями, а у одной даже кишки наружу. Александр с Фадеем даже волков посчитали – полтора десятка! Большая стая, причём и молодые волки-двухлетки были, и матёрые. Был бы не обоз, а одиночная лошадь, ни от неё, ни от ездового ничего бы не осталось, кроме обглоданных костей. Купец сокрушённо головой качает, прикидывая убытки. Начали перегружать товар с саней, в которых лошади пали, на другие сани. За вознёй темнота наступила. Поредевший обоз наконец-то добрался до постоялого двора. Но эпопея не закончилась. Выпрягли лошадей, на двух обозники под охраной Фадея и Александра вернулись за пустыми санями, притащили их на постоялый двор. Поужинав, улеглись спать. Утром купец по деревне бегать стал в поисках лошадей. Одну удалось купить, вполне здоровую семилетку. Поскольку других лошадей, хозяева которых согласились бы продать, не нашлось, купец поехал в соседнее село. В общем, пропал день. Обозники одежду, подранную волками, успели подштопать. Выехали только утром. Александр ехал и раздумывал. Нелёгкая доля у купца. Торговать в лавке не самая тяжёлая или опасная доля его занятия. Зимой то разбойники нападают, то волки. Летом, если на корабле, можно на мель угодить или столкнуться с бревном-топляком, которое не хуже тарана борт проломит и судно с товаром ко дну пустит.

К исходу четвёртого дня после нападения волков добрались до Владимира. Александр сразу в баню, потом ужинать и спать. За долгую поездку бельё лошадиным запахом пропитывается, в чистом белье комфортно, устал за поездку, помёрзнуть пришлось, а в комнате тепло, уютно. Спал почти до обеда, а поевши, отправился в монастырь, прихватив письмо. Для начала монаха Фотия проведал, всё же не виделись давно. Александр про поездку рассказал, а Фотию поделиться нечем. Однообразна жизнь у чернеца – молитвы, исполнение послушания, предписанного наместником. Одни монахи хлеб для братии пекут, другие ремонтом помещений занимаются, третьи иконы расписывают для продажи. Монастырь на полном самообеспечении. Затем Александр спросил – на месте ли наместник.

– Иов? А где ему быть?

– Сведи, дело есть.

Фотий просьбе не удивился.

– Схожу, узнаю, примет ли?

– Дело важное, настоятельно аудиенции прошу.

Видимо, настоятель щедрых даров Александра не забыл, согласился принять. Фотий проводил старого знакомца до кельи Иова. Войдя, Александр перекрестился на иконы в углу, поклон отбил.

– Садись, раб божий, – показал на лавку Иов. – Так какое у тебя дело ко мне?

Александр коротко и чётко доложил о своих подозрениях, даже письмо к боярину из-за пазухи достал, на стол перед Иовом положил. Настоятель письмо счёл, головой покачал:

– Это всё дела мирские, не след мне ими заниматься.

– Как? – удивился Александр. – Это же твоя паства, настоятель.

– Паства у служителей в церквах, они её окормляют. Тебе к князю надо.

– Я надеялся, что ты поможешь. У тебя доступ к митрополиту есть, а у него к князю.

– Не обессудь, не возьмусь.

Видимо, не всё гладко было во взаимоотношениях насельника с владыкой. Александр поднялся, забрал письмо. Это письменная улика заговора, разбрасываться ею не стоит. Откланялся Иову, вышел. За дверями Фотий ждёт:

– Ну как?

– А никак. Отказался помочь, говорит – мирское.

Обнялся с Фотием на прощание, да и на постоялый двор вернулся. Если Иов отказался, то большого смысла к митрополиту Максиму идти нет, может ответить также. Одна дорога теперь – к князю Дмитрию. Если он умён и за великое княжество радеет, должен проникнуться заботой и тревогой, меры принять. Хотя что великий князь предпринять может, Александр предположить не мог. Рать собрать? Удельные князья меж собой грызутся. Жителей из Владимира в более отдалённые углы княжества вывести? Так Владимир не один, других городов хватает, как и жителей. Всё великое княжество не переселишь, а если и случится, татары по следам беженцев отыщут. Когда десятки тысяч людей пройдут, многие со скотом, повозками, обязательно след останется. И какой князь выход найдёт, не его, Александра, дело. Не князь Саша, ни власти не имеет, ни войска.

Утром Александр к Фадею пошёл. Изба невелика, но двор ухожен, чувствуется хозяйская рука. Деловые разговоры сразу начинать не было принято. Фадей за стол его усадил, налил кружку сыта, супружница его выставила блюдо с ватрушками.

– Позавтракай со мной, раздели трапезу.

Совместная еда – особый ритуал. Если человек вместе с тобой хлеб преломил – значит, не враг. Как заключение договора о дружбе и согласии. Фадей не враг и товарищ надёжный, в походах неоднократно испытан. Перекрестились, поели. Фадей крошки со стола в ладонь собрал, в рот закинул.

– Слушаю. Уж сколько тебя знаю, мыслю – просто так не придёшь.

Александр тянуть резину, ходить вокруг да около не стал, бухнул сразу:

– С князем Дмитрием Александровичем мне встретиться надо.

– Ух ты! А почему ко мне?

– Ты же владимирский, знаешь, где он бывать может.

– Непростая задача. В тереме княжеском охрана, бояре. Эти к телу не подпустят. У них свой интерес, как бы мимо их рта кусок не пронесли. Если в город князь выезжает, то обязательно дружинники рядом, не дадут приблизиться. Для челобитных долгий ящик есть. Непростую задачу ты мне задал.

– Не для себя стараюсь.

– Да я понимаю. Вот что, ответа сразу не дам, обнадёживать не буду. Сам знаешь, я в терем княжеский не вхож. А знакомцев поищу, есть у меня в дружине и среди прислуги приятели. Дело-то хоть серьёзное, краснеть не придётся?

– Более чем.

– Не намекнёшь?

– Заговор против князя зреет боярский.

– Ого! Ты-то как узнал? Дело серьёзное. Если лжа, самого в поруб бросят.

– Не думаю. Ну, где меня найти, ты знаешь, не буду время отнимать.

Александр вернулся на постоялый двор. Заняться совершенно нечем. Неохота ни спать, ни есть. Мысль в голове мелькнула: а не бросить ли всё да уехать в Великий Новгород или Псков? Не доберутся до сих городов татары, а беженцев после нападения много будет. Деньги есть, можно год, а то и больше безбедно жить, даже избу купить. Впрочем, пока не горит, можно выждать.

Ожидание – хуже всего, время тянется медленно. Фадей появился через пять дней, лицо довольное.

– Через дружинника удалось решить твою беду. Он ноне десятник, завтра охрану в княжеском тереме нести будет его десяток. С утра у ворот будь. Чтобы Пафнутий опознал тебя, на левый рукав повязку белую нацепи.

– Благодарю.

– Не стоит, не для себя, для князя стараешься, потому Пафнутий на встречу пошёл.

С утра Александр встал пораньше, кусок белой тряпицы и письмо за пазуху сунул. Больше некуда, не было карманов в одежде, появились они значительно позже. Письма обычно хранили за пазухой или в рукавах. К княжеской резиденции подошёл, повязку на рукав повязал. Ждать пришлось долго. У ворот стояли два дружинника на охране. Кого-то пропускали, других останавливали. На Александра поглядывали косо. Подозрительно: болтается человек у ворот, а пройти попыток не делает. Из ворот вышел десятник, дружинники сразу подтянулись, приняли бравый вид. Десятник сразу Александра узрел, повязка белая на рукаве, как опознавательный знак. Рукой махнул, подзывая:

– Про тебя Фадей сказывал? Александр?

– Именно.

– Идём со мной. Великий князь только из домовой церкви, после заутрени. Отдыхает, потом бояр принимать будет. Времени у тебя мало будет, поэтому докладывай коротко и по сути.

– Понял.

– Оружия при себе нет?

– Нет, можешь проверить.

– На слово верю, Фадей за пустого человека не поручится.

Ох и запутанные переходы в деревянном тереме. Понятно, что десятник вёл его не парадным ходом, а чёрным, для прислуги. Наконец Пафнутий остановился перед дверью:

– Обожди, спрошусь.

Вскоре вышел.

– Помни о малом времени, ступай.

Не без некоторой робости Александр вошёл в личные покои великого князя. Дмитрий Александрович сидел в кресле за столом. Александр поясной поклон отвесил:

– Доброго здоровья и многие лета, князь.

– Как звать?

– Александр.

– Говори.

Саша коротко, внятно доложил о Егоре в Муроме, что охочих людей собирает, о перехваченном письме.

– Покажи.

Саша письмо из-за пазухи достал, подошёл к столу, положил. Из рук в руки передавать не полагалось, не дворянин Александр. Князь письмо взял, читать начал. По мере того как читал, щёки краснеть начали. Прочитав, письмо отшвырнул на край стола:

– Есть такой боярин, не из последних. Змея какая!

Князь вскочил, прошёлся по комнате. Лет сорока – сорока пяти, стройный, с курчавой рыжеватой бородкой, ниже Александра на голову. Но исходила от князя некая сила, властность.

– Письмо оставь, разберусь. Вдруг лжа, человека оклеветать хотели. Ступай.

Александр поклонился, попятился к выходу. К сильным мира сего спиной поворачиваться нельзя – оскорбление. Рукой ручку двери нащупывать стал, как князь сказал:

– Погоди. Ты сам кто?

– Воин, из новгородских. Здесь обозы охраняю, так в Муром попал.

– Кого-нибудь из моего окружения знаешь?

– Ни единого человека.

– Перекрестись.

Александр перекрестился:

– Истинную правду говорю.

– Где живёшь?

– На постоялом дворе, свою избу не купил ещё, деньги потребны.

– Ступай. Если что нового узнаешь, через Пафнутия действуй, только мне сообщишь.

– Слушаюсь, княже.

Александр вышел, вытер рукавом вспотевший лоб. Похоже, князь ему полностью не доверял, скорее всего, заподозрил в оговоре против неведомого Антипа Онуфриевича. В каждом окружении любого государя всегда есть разные противоборствующие группировки, желающие стать ближе к князю, получить чины, вотчины на кормление.

– Не осерчал князь? – поинтересовался Пафнутий.

– Нет. Сказал – будет что занятное, через тебя связаться.

– В дружину бы тебе. Ты парень высокий, сильный, нам такие нужны.

Александр не ответил. Если на Русь придёт этот Дюдень, все мужчины должны встать в строй, если не хотят стать рабами или быть убитыми. На постоялый двор возвращался в хорошем настроении, с чувством исполненного долга. Что мог, сделал, а дальше решать князю. И не обернулся ни разу, совершив ошибку. А от княжеского терема за ним шёл неприметный человечишко, невзрачного вида, в сером зипуне. Увидишь такого среди прохожих и через секунду не вспомнишь, как выглядел. Соглядатай довёл Александра до постоялого двора, ухмыльнулся. Потолкавшись немного, зашёл внутрь, с хозяином поговорил:

– Знакомца ищу. Высок, собой ладен.

– Есть такой. Да он в комнате, поди.

– Попозже приду, должок за мной, вернуть надобно.

Хозяин кивнул. Долг вернуть – святое дело. Прошёл день, второй. На третий утром, за завтраком, хозяин к Александру подошёл:

– Отдал должок знакомец?

– Не приходил никто.

– Как же, третьего дня был человек, тобой интересовался, описал внешность.

– А ты?

– Сказал – живёт такой, и всё.

– Спасибо. Как появится, пусть прислуга ко мне проводит.

– Знамо дело.

Александр задумался. Фотий таким образом искать его не будет, как и Фадей. Три дня назад? Он тогда у князя на аудиенции был. Не князь ли за ним отправил наблюдателя? Укорил себя: не осторожничал, от князя напрямую к постоялому двору шёл, не стерёгся, не обернулся ни разу. Впрочем, князю о месте жительства сказал, он бы не послал проверить, всё же Сашу на встречу Пафнутий привёл. Боярин Антип Онуфриевич? Да он о письме не знает, кто такой Александр – не ведает. Долго размышлял Саша за столом, но ничего не надумал. Однако насторожился. Выходя с постоялого двора, кольчугу под кожух надевал, на торгу купил боевой нож. Не боярский, с локоть длиной, такой незаметно спрятать сложно, поменьше, но клинок в две ладони длиной, в ножнах. Под кожушком на поясе подвесил. Со стороны не видно, но не безоружен. После Акры без оружия на улице или торгу чувствовал некий дискомфорт. Прошла неделя. Александр уже посмеиваться над собой стал – не перестраховался ли он? Известное дело – пуганая ворона куста боится. Вечером пришёл Фадей. Посидели за медовухой, поели не спеша шанежек да рыбки жаренной в сметане. Фадей не просто так пришёл. Сказал – Репьев с обозом через два дня выезжает в Шую. Александр согласился, кивнул. Фадей мужик надёжный, с ним на пару обозы охранять можно, хоть от разбойников, хоть от волков. Расстались затемно, довольные посиделками. Фадей тактично о визите Александра к Великому князю не поминал. Захочет Саша – сам скажет. Раз молчит, значит, секрет.

Следующим днём Саша Фотия проведать направился. Всё же поход в Шую займёт недели две. А потом весна на носу, никаких поездок уже не будет. По дороге несколько раз оглядывался, да осторожность излишней оказалась. Никто за ним не шёл, случайные попутчики в стороны отворачивали. С Фотием поговорили, в основном Саша. Фотий новостей не имел – молитвы, послушания.

– Ну, храни тебя Господь! – на прощание чернец перекрестил Александра.

Шагалось от монастыря по лёгкому морозцу легко. Не успел далеко от монастыря уйти, два мужика навстречу.

– О, лоб какой здоровый, – громко сказал один, когда сблизились.

Морды у мужиков красные, глаза недобрые. Позадирать хотелось, явно кулаки чешутся. Александр слова их мимо ушей пропустил, даже шаг в сторону сделал, пропуская. Уже поравнялись, когда один выхватил засапожный нож, ударил Сашу в бок. Нож о кольчугу звякнул. Не надень Александр кольчугу, быть бы ему убитым. Удар профессионального убийцы, как у бойца скота. Саша в сторону отпрыгнул, пуговицы на кожушке так рванул, что отлетели. Свой нож выхватил, а мужик, что ножом его ударил, смотрит с недоумением. Как же? Он бил, а жертва живая? Не было такого ранее. Александр сам напал. Мужик увернулся от удара, сам ножом по рукаву кожуха полоснул. Острый, как бритва, нож легко овчину вспорол и по рукаву кольчуги скрежетнул. И тут Саша не сплоховал, свой клинок в грудь противнику по самую рукоять вогнал. А больше ничего не успел. Тяжёлый удар по голове. Меховая шапка удар смягчила, но досталось здорово. Из глаз искры, в глазах потемнело. Только успел подумать: кто навёл? Князь? Боярин Антип Онуфриевич? Или… И потерял сознание.