Хорошо, что я вспомнил о баклере, который отбросил перед схваткой с да Костой, подобрав его. Иначе следующая наша встреча могла и не состояться. Я не побрезговал обыскать трупы погибших, запасшись едой на несколько дней перед дорогой, и как раз тогда расположился в одном из почти уцелевших домов для ужина и отдыха.

Я уселся на пол и вонзил зубы в жесткую, что твоя подошва, солонину, запивая ее вином из позаимствованной у офицера Кровавых клинков флаги, а после растянулся на пыльном полу, сняв баклер с запястья и подложив под голову. Это-то и спасло мне жизнь.

Свист клинка ворвался в мои сны, бесцеремонно вытряхнув меня из этой блаженной обители отдыха от безумия нашего мира. Я перекатился, подставив баклер под меч. Щиток разлетелся сотней осколков. Я снова перекатился, выхватывая свой. Но он не понадобился. Я узнал и напавшего и его оружие. Это был отлично знакомый мне Рыцарь Смерти по имени Хайнц, державший в руках мой оскверненный меч, которым я прикончил сначала лича, а после — некроманта.

И это давало мне огромное преимущество, ибо та великая сила, что наполняла черный с алой кромкой клинок, подчинялась единственно вашему покорному слуге. Я отдал оскверненному мечу приказ — парализовать Рыцаря Смерти, не дав ему пошевелить и пальцем. Когда же он замер, поскрипывая сочленениями доспеха, я обратился к нему не без здорового цинизма.

— И где же легендарная благородность Рыцарей Смерти? — поинтересовался я у него, обходя кругом.

— Оно хорошо против более слабых противников или, по крайней мере, равных по силе, — ответил с непробиваемой прямотой Хайнц, — а с такими как ты, лучше о ней позабыть. Мне окончательно умирать не с руки.

— И то верно, — кивнул я, останавливаясь напротив мерцающей багровым щели топхельма, — только почуял вкус бессмертия — и тут… — Я красноречиво развел руками. — Зачем ты вообще решил прикончить меня? Ведь не мог же не знать, я без труда справлюсь с тобой, если ты не прикончишь меня в первые секунды боя.

— Я хотел остаться единственным повелителем силы, заключенной в оскверненном мече.

— Хорошо, — кивнул я второй раз. — Люблю честность. Ответь мне на один вопрос с обыкновенной своей честностью — и я отпущу тебя и даже позабуду о твоем нападении, оставив тебе этот меч. Он мне никогда не нравился.

— Что за вопрос? — Рыцарь Смерти сразу перешел к делу.

— Что вам с некромантом понадобилось здесь?

— Некогда на месте Брессионе, — начал свой рассказ Хайнц, — было капище древней богини Смерти Килтии. Глубоко в подземельях стоит оно. Это алтарь, на который проливались литры и литры крови, пока Конклав Магов не уничтожил капища Килтии по всему миру, однако сила в них была такова, что пришлось над каждым оставить по Хранителю — магу, следившему за ними. Кайсигорр был одним из них, пока его не вынудили покинуть его дом. Однако чтобы не бросать дела, порученного Конклавом, он слился с городом, подчинив капище себе. Сила в этом капище — огромная, завладеть ею желают очень многий и некромант, с которым я путешествовал, один из них.

— И весь этот сыр-бор из-за капищ или чего-то там какой-то давным-давно позабытой богини Смерти? — усомнился я. — Уже и Конклав Магов Церковь разогнали много лет назад. Что-то слабо верится.

— Капища Килтии стоились не произвольно, — пояснил усталым тоном Хайнц, — а на определенных местах, обладающих собственной силой. Я ничего толком о них не знаю, но по слухам они каким-то образом связаны с самим нашим миром, который генерирует эту самую силу.

Немного, однако больше чем ничего — и то хлеб, как говорят в Карайском царстве. Я снова обошел Рыцаря Смерти, придирчиво оглядев со всех сторон, а после как бы для себя произнес:

— Отпустил бы я тебя с миром, Хайнц, да вот после нападения… Ночью, на сонного… Вот если бы ты дал мне клятву… К примеру, поклялся Жизнью и Смертью.

— Ловок ты, шельма, — буркнул Рыцарь Смерти. — Хорошо. Клянусь Жизнью и Смертью, что никогда более не подниму на тебя своего меча, этот или какой иной. Доволен?

Теперь я мог с легкой душой снимать с него парализующее заклятье. Что и не преминул сделать, отпустив на все четыре стороны, а сам растянулся на полу — досыпать. Последней мыслью перед тем, как я вновь погрузился в сон была: "Что-то не везет мне на баклеры?"

Рыцарь Смерти Хайнц же покинул дом, где неудачно покусился на рисколома. А ведь следовало бы сразу понять, с ним сладить будет совсем не просто. Слишком уж силен он — этот Эшли.

Он шагал по пустынным улицам Города сеньоров, зомби и прочая нечисть и нежить опасались даже на милю приближаться к нему. Сам же Хайнц совершенно не представлял, что же ему делать дальше. Без некроманта он не имел права возвращаться в Подземье, да и не хотел он держать ответ перед Советом Праха и Пепла, ведь развоплотят же и разбираться не станут, даже этаким мечом, как у него, ему нечего противопоставить тринадцати сильнейшим некромантам этого мира. Выход один — самому найти капище Килтии и получить силу, содержащуюся в нем, вот тогда-то он и поговорит с трупарями на равных. Тем более, что он не сказал Эшли всей правды. Во-первых, чтобы получить силу Килтии нужно принести ей кровавую жертву, а во-вторых — мощь, освобожденная в результате, уничтожит принесшего эту жертву, сожжет не только его тело, но и самую его душу. Чтобы этого не случилось, необходимо нечто вроде магического предохранителя, который не даст ей сделать этого. Вот только Рыцарю Смерти, лишенному тела, а, по большей части, и души, ничего подобного не грозило.

— Куда торопишься, рыцарь? — раздался голос из темноты и дорогу Хайнцу заступили двое, один в доспехах Рыцаря Креста, другой — в простой броне без знаков различия. Видимо, в ночной темноте они приняли его за обычного воина, каких сколько угодно шляется в Брессионе в поисках неизвестно чего.

Проснулся удивительно хорошо отдохнувшим и чувствовал себя просто отлично, не смотря на полуночный инцидент. Проспал я, как выяснилось, едва ли не до полудня, но теперь был готов практически ко всему, но только не к тому, что приду в себя в уже знакомом доме Кайсигорра, а сам хозяин как и прежде будет сидеть в кресле, сложив длинные руки на подлокотниках. На столе перед магом лежал толстенный гримуар.

— Время, — глубоким голосом произнес он, — страшное время приходит. Проснулись Ниины, стерев с лица нашего мира мой любимый город. Я стал частью его, не желая покидать свое детище под напором церковных фанатиков, и я чувствую, что капище Килтии будет вскрыто. Ты, юноша, кто бы ты ни был, должен помешать этому. У тебя достаточно сил, но не знаний — и я дарю тебе последний гримуар, который даст тебе эти знания.

— Не скрою, — продолжал он, — что я знал о тебе и твоем приходе, подбрасывая гримуары и исподволь направляя, то сюда, к моему дому, то к иным местам, где они были спрятаны. Дело в том, что незадолго до того, как слиться с Брессионе, я прозрел грядущее, — и пускай это у меня получается много хуже, чем у зовущего себя Вороном, — но я разглядел несколько событий — вариантов будущего. И лишь можешь попытаться изменить его, не допустив самого худшего. Предвидя это, я устроил выход в капище прямо из моего дома, где ты сейчас находишься. Эта вон та дверь, у меня за спиной. Но сначала изучи последний гримуар и лишь в этом случае у тебя будет хоть небольшой шанс помешать Лосстароту и да Косте.

Я тяжело вздохнул, глядя как легендарный маг Кайсигорр пропадает, растворяясь в воздухе как сон златой, оставляя мне удобное кресло, последний гримуар и дверь за спиной, ведущую в храм Килтии — древней богини Смерти.

— Так вот он какой, — произнес Лосстарот, — вход на капище Килтии.

Они с Хардином и Фернаном, окончательно впавшим в прострацию ото всех злоключений, постигших их в проклятом городе, городе зла, стояли на пороге какого-то подвала в одном из домов на окраине Города сеньоров, ближе к отрогам Ниинских гор. Вырубленная в камне лестница уходила глубоко под землю, теряясь в темноте. Страндарец запалил смолистый факел, медленно вытянул из ножен меч, задвинул апатичного Фернана себе за спину и медленно двинулся вниз. Лестница была достаточно широкой и вскоре Лосстарот уже шагал с ним плечом к плечу, нервно позвякивая стальными пальцами.

И город и это капище давили на обоих, многопудовым грузом ложась на плечи. Не раз и не два то один, то другой лидеры Культа Кайсигорра порывались сказать хоть что-то, дабы развеять тягостное молчание и звенящую тишину, но раз за разом слова, уже готовые сорваться с их губ, так и застревали в горле, не находя выхода. И вышло так, что первыми словами, произнесенными за долгие полчаса спуска были:

— Ну вот мы и встретились, Лосстарот. — И произнес их не кто иной как Ромео да Коста.

Он в сопровождении воина без знаков различия и рыцаря в полном готическом доспехе, в котором Сидней узнал Рыцаря Смерти, преградил дорогу лидерам Культа Кайсигорра. Проклятый воитель держал в руках оскверненный меч невероятной силы, которая потрясла Лосстарота, а уж чувствительного в последнее время ко всякого рода магическим эманациям Фернана и вовсе загнала в едва ли не в кому. Мальчик осел на ступеньки схватившись за голову, по щекам его градом катились слезы.

Все пятеро знали драка предстоит нешуточная и пощады в ней ждать не придется. Поэтому, чтобы опередить своих противников, не желая тратить время на бесполезные угрозы, Лосстарот бросил самое мощное из имеющихся у него в запасе заклинаний, а сам бросился по широкой лестнице мимо опешивших от подобного поведения врагов. Хардин попытался подхватить юного сына герцога Бардорбы и последовать за своим предводителем и другом, но Фернан с неожиданной яростью вырвался из его рук, кинувшись прямо к Ромео сотоварищи.

Шарль д`Эрбре среагировал молниеносно и практически не думая о результате содеянного, как это с ним частенько случалось. Он выхватил из-за пояса метательный кинжал и швырнул его в Фернана. Мальчик даже не попытался увернуться от летящей смерти. А за мгновение до того, как клинок пробил его грудь, Хардин вскричал раненным зверем и сморщился как от боли зубовной.

Случилось то, чего он боялся столько лет. Сработало-таки проклятье Ворона, он увидел в будущем свою неизбежную смерть.

А тем временем потолок тоннеля, где они стояли, разлетелся на куски и на образовавшуюся довольно внушительную площадку спикировал здоровенный дракон с золотой шкурой. Это был зверь из Ниинских гор, подчиненный Лосстаротом незадолго до захвата отцовского поместья, в длину он достигал сорока ярдов, а размах крыльев — двадцати, мощная клиновидная голова, украшенная парой горящих алым глаз и пастью, дополненной несколькими рядами зубов, меж которых то и дело мелькали языки пламени, а из ноздрей вырывались струйки дыма.

Не обратив ни малейшего внимания на лидеров Культа Кайсигорра громадный дракон вплотную занялся их врагами. А Лосстарот и несколько замешкавшийся Хардин уже бежали вниз, к капищу Килтии. Ромео, д`Эрбре и Хайнц рассыпались полукругом, позабыв о них, теперь их единственным врагом был дракон и только он. Могучая тварь, в алых глазах которой плескались бесконечная и бесконечно далекая от человеческой мудрость, и невыразимая словами печаль по поводу того, что он должен подчиняться кому бы то ни было. Дракон старался поскорее разделаться с людишками, чтобы обрести, наконец, столь желанную свободу.

Поток всесжигающего пламени вырвался из пасти дракона, но Рыцарь Смерти вовремя закрыл собой Кровавых клинков. Доспех его раскалился добела, два не потек, расплавившись, но герру Хайнцу было все равно плотские желания и страдания давно покинули его вместе с самой плотью. Дракон однако не растерялся, тут же ринувшись в атаку, с зубов его капал яд, шипя на древних камнях лестницы. Рыцарь Смерти замешкался всего на мгновение — доспех подвел-таки, не выдержал температуры; он не успел ударить громадного ящера оскверненным мечом, и на кирасе его сомкнулись жуткие челюсти. Проклятая сталь заскрипела и поддалась, яд разъедал ее, затекая внутрь.

Но и Ромео с Шарлем не сидели сложа руки. Второй метательный кинжал полетел в полуоткрытую пасть, вонзившись в язык — очень чувствительную часть тела дракона. Тот затряс мордой, трепля Рыцаря Смерти как пес тряпку, однако был вынужден выпустить его и принялся отчаянно ковыряться во рту не слишком-то ловкими передними лапами. Ромео бросился в атаку, делая молниеносный выпад в глаз ящера, но попал в мощное надглазье — роговую пластину, по прочности не уступавшей хорошей броне. Дракон отмахнулся от него — когти легко распороли броню, гамбезон, укрепленный стальными пластинами, однако, к счастью, до тела Рыцаря Креста не дойдя. Д`Эрбре рубанул по лапе, держа меч двумя руками — клинок рассек чешуйчатые пластины и слабые мышцы, но вот кость не поддалась даже генарской стали, она застряла в ней намертво, оставив адрандца безоружным.

Пришедший в себя герр Хайнц сумел подняться на ноги, пускай и покачиваясь, но сделал пару неверных шагов, дракон вновь повернулся к нему, наполнив легкие воздухом, и вновь выдохнул пламя. Вот тут он допустил роковую ошибку, подставив Ромео огненную железу, где кислород из его легких превращался в огонь, особенно хорошо видимую сейчас, когда в ней шла эта реакция. Молниеносный выпад да Косты достиг цели, но он не знал что произойдет после.

Взрыв от лопнувшей железы разбросал вокруг волны пламени. Дракон взвыл, тряся мордой и поливая все вокруг жидким огнем, однако умирать не собирался, клацала пасть, хлестал яд, одна капля которого способна прикончить человека, попав даже на тело. И если герру Хайнцу было на него наплевать, а Ромео успел укрыться за широкой спиной дракона, то от несчастного предателя и перебежчика не осталось и горки пепла, только одно из многочисленных пятен, и без того обильно украшавших пол и стены тоннеля.

Решив все же прикончить еще хоть одного врага, дракон рванулся к да Косте, разворачиваясь в тесноте и помогая себе крыльями. Ромео едва успел отпрыгнуть от уже иссякающего потока жидкого огня и яда, но более н помышляя о рискованных атаках, решив предоставить ящера его судьбе и оскверненному мечу герра Хайнца. Но и Рыцарь Смерти не мог ничего поделать с драконом, спину того надежно защищали сложенные крылья и мощные пласты слежавшейся чешуи.

Ромео отступал вверх по лестнице, совершенно не представляя что дальше делать, ибо дракон совершенно не собирался отдавать концы, по крайней мере, не покончив с ним, а Рыцарь Смерти ничего предпринимать не собирался. "Бесславный конец", — подумалось ему за секунду до того, как ящер, собрав последние силы, метнулся к нему, раззявив пасть почти на девяносто градусов.

Щелчок цагры прогремел для Ромео гимном господним. Длинный — с руку — болт с украшенным многочисленными крючками острием, глубоко вошел в горло дракона, разорвав нежное небо и многострадальный язык. Могучий ящер уже не кричал, он низко сипел, испуская последний дух. Он медленно осел на пол и тело его начало исходить отвратным дымом, разлагаясь прямо на глазах. Яд его начал растворять самого дракона, как только жизнь покинула его. И уже спустя пару минут, от него осталась груда костей.

Ромео обернулся на звук и увидел самого обычного человека в кольчуге поверх потрепанного приказчитского камзола и шлеме с легким забралом, закрывающим верхнюю часть лица и парой стальных перьев, украшавших небольшой купол. Спаситель да Косты опустил арбалет, вытащив из ножен саблю, но одновременно подняв забрало.

— А это ты, шпион, — усмехнулся Ромео, — кто бы еще мог появиться здесь. Как тебе спасение от разоблачения, а? Может быть, уже мечтаешь оказаться в каземате ИРМ.

Я видел все это через удивительное окно в доме Кайсигорра, оно являло моему взору отнюдь не улицу, как остальные, а тех людей, о которых думал. Поддавшись порыву, я выскочил в это окно (естественно, дочитав сначала гримуар), но приземлился на мостовую слишком поздно, — трое моих врагов уже покинули разлом, спустившись ниже.

Подобрав цагру, столь неразумно отброшенную Луисом, и сумку с болтами, оставленную им же, я уверенно зашагал за ними следом, на ходу перезаряжая тяжелый арбалет. Троицу я настиг уже у самого входа в капище Килтии, они стояли у последнего поворота, где я уже всей кожей ощущал темную силу, практически пропитавшую затхлый воздух подземелья. Я также замер в некотором отдалении от них, целясь из цагры в основание шеи Луиса де Каэро — предателя и шпиона. Выбор мой был прост. Герр Хайнц не нападет на меня — он связан столь вовремя взятой клятвой, а для Ромео у меня имеется Рукба. Однако стрелять я не спешил, прислушиваясь магически обостренным чутьем одновременно к разговорам Ромео сотоварищи и Лосстарота с Хардином.

— Почему этот Рыцарь Смерти присоединился к тебе? — спрашивал, похоже, чтобы убить время, Луис.

— Ему нужен паладин, — отмахнулся от него, как от назойливой мухи Ромео, — сам по себе он почти ничего не представляет, к тому же у нас сходные цели. Я получаю бессмертие и некую толику силы Килтии, а он — всю остальную силу. Она нужна ему, чтобы навести шороху в некромантском сообществе.

Рыцарь Смерти ничего не ответил на эти оскорбительные слова, Ромео, скорее всего, также привязал его к себе страшной клятвой Однако он не мог не почувствовать меня, хотя бы оскверненный меч подал ему знак, что истинный хозяин близко, но ничего не сказал да Косте. Я усмехнулся про себя, такова, значит, твоя месть, Рыцарь Смерти Хайнц.

А вот разговор лидеров Культа Кайсигорра был куда интереснее, хоть и не многим длиннее.

— Ты ведь уже знаешь, так? — спросил Лосстарот. — Знаешь, что я сейчас сделаю.

— Знаю, — ответил Хардин, и я словно наяву увидел как он кивает.

Также я увидел и всю остальную картинку. Небольшое помещение, явственно давящее на тех, кто в нем находится. Точно в центре — высокий, но грубо сработанный алтарь — он же капище; на котором словно распростерся отлично знакомый мне человек. Кайсигорр. И только усилием воли я заставил себя увидеть его не живым, а — высеченным из камня, каким, на самом деле, он и являлся. Грудь гранитного Кайсигорра, изваянного, надо сказать, с куда большим мастерством чем сам алтарь, была вскрыта точно напротив сердца. И о назначении этого отверстия я, памятуя о словах Рыцаря Смерти насчет кровавой жертвы, я нисколько не сомневался

И Лосстарот подтвердил мои подозрения. Он подошел вплотную к Хардину, так что я, даже своим магическим зрением, не сумел разглядеть кто из них кто. Шипящий звук, с которым клинок выходит из ножен, удар, на пол обильно проливается кровь — и следом Хардин оседает. Рывок — в стальной руке трепещет еще живое сердце страндарца, оставшегося верным своему другу до конца. Лосстарот делает несколько шагов к алтарю и кладет сердце в отверстие.

Я даже не заметил, как Ромео молнией сорвался с места, со всех бросившись к капищу, из которого в ответ на кровь Хардина уже устремился в потолку и дальше, минуя его, — в небеса столб огня. Рука да Косты врезалась в спину Лосстарота, где горела огнем странная татуировка в виде стилизованного ключа, пальцы Рыцаря Креста сомкнулись на ней и он резко дернул на себя, вырывая ключ к силе Килтии из спины Лосстарота. Тот содрогнулся, оседая на пол неподалеку от Хардина и поливая все вокруг кровью. Он более не был бессмертен и теперь медленно и мучительно отдавал концы, как говорят коибрские моряки.

А Ромео шагнул в столп огня, сжимая в руке ключ, раскинул руки, принимая ее, поглощая телом и душой. Она не сжигала, но напитывала его, делая надчеловеком, чем-то куда более мощным нежели мог бы стать я, даже через множество лет.

Неожиданно что-то вернуло меня к реальности. На плечо мне тонкая легла ручка, принадлежащая Лучии Мерлозе. Это заставило меня рефлекторно надавить на скобу цагры — болт пронзил замершего, да так и не пришедшего в себя де Каэро. Предатель дернулся, врезавшись в стену, наконечник глухо звякнул о каменную стену. Герр Хайнц даже пальцем в латной перчатке не пошевелил, продолжая наблюдать за действом, развивающимся непосредственно около капища.

— Ступай отсюда, Лу, — не оборачиваясь бросил я за плечо, — тут не место простым смертным. Можно и с ума сойти, а он у тебя великолепно отточен, обидно будет, если Пресвятой престол потеряет такую голову.

И не обращая внимания на то, ушла она или нет, отбросил бесполезную цагру, вытащил Рукбу и двинулся мимо трупов — оживших и нет — к Ромео. Бывший Рыцарь Креста уже ничем не напоминал человека, сила, обретшая вид света, пронизала его, он же сам стал частью ее, впитывая и впитывая мощь самого нашего мира, пускай и отравленную кровавыми жертвами Килтии. И лишь Родовой мститель со своей, непонятной нам магией, мог нанести ему вред.

Поток иссяк в одно мгновение и с капища сошел Ромео да Коста, обнаженный как при появлении на этот свет Я шагнул к нему и без размаха ударил ножом снизу вверх в грудь. Он никак не прореагировал на это, лишь вскинул руки — и вот он уже облачен в великолепный доспех и плащ белоснежного цвета, лицо его также разительно изменилось — оно являло собой маску равнодушия и всепрощения, волосы также выцвели до платинового. Он грустновато улыбнулся мне и отбросил одним взглядом в дальний угол капища.

Не обращая более на меня никакого внимания, он двинулся к выходу, сделав короткий жест Рыцарю Смерти и тот поплелся за ним, словно послушный хозяйской воле пес. Проходя мимо распростертого на земле, но все еще живого Лосстарота, он посмотрел на сына убитого им Бардорбы, а тот вдруг поднял на него взгляд и совершенно чистым и ровным голосом произнес:

— Теперь ты проклят, Ромео. Ключ, дарованный мне сгорел в пламени Килтии, а где получить такой, ты не узнаешь если того не пожелает сам заклеймивший меня. Хардин мертв, я — умираю и тебе нас не достать. Сам же ты обречен вечно мучатся в поисках новых источников силы, такова отныне твоя природа, но и найдя их ты не сумеешь воспользоваться не одним более, ибо без ключа сила уничтожит тебя, даже такого как сейчас… — Он закашлялся, кровь пошла горлом. — Прощай же, Ромео да Коста, не стану проклинать тебя, ты и так уже проклят.

И я буду не я, если он не улыбнулся, ускользая от Ромео в смерть.

Реакция на слова Лосстарота у да Косты была разительной. Его сияние в миг погасло, доспех и плащ развеялись лепестками света, единственным напоминанием о силе, полученной им силе был платиновый цвет его волос. Одежда же вновь стала такой же как прежде, только неповрежденной.

Он напоследок повернулся ко мне и бросил:

— Тебе никогда не выйти из этого города, рисколом. Мне свидетели не нужны.

И он швырнул в мою сторону заклятье, навечно запечатавшее вход в капище. Я никогда не сумел бы снять его при всей своей силе и всех знаниях, дарованных гримуарами Кайсигорра — уровень не тот.

Ромео ушел, а я остался лежать у стены запечатанного капища и не было ни сил ни желания шевелить и пальцем. Этот баалов город доконал-таки меня, как говориться не мытьем так катаньем. От этой мысли я рассмеялся, вот уж точно как безумец.