Эпилог. ДВЕРЬ В СТЕНЕ

Дверь в Стене открылась, впуская Свет. Если бы Ищунья могла, то закричала бы: «Жжется! Жжется! Жжется! Жжется! Жжется! Жжется! Жжется!» — а так получились нечленораздельные вопли. Ищунья впилась ногтями в глаза, желая вырвать их, но от этого стало только больнее. Хлынула кровь. Густая, горячая, она оросила губы. Плотно зажмурившись, Ищунья устремилась обратно в Кати–комнату. Там тоже было страшно, но там хотя бы не было Света. Гадкого, жгучего, злого, смердящего Света. А ведь силы предупреждали ее: любопытство до добра не доведет. За любопытство–то ее и прозвали Ищуньей. Они издевательски пели во тьме, в гулких подземных пещерах:

Оказалось, силы не ошибались на ее счет. Может, она ослепла? Мысль родилась в разумной части ее мозга, а не в той, что заставляла сейчас метаться и выцарапывать себе глаза. Ищунья и без них могла прожить: оставшихся чувств хватит с избытком. Слух, осязание и нюх обострились в Темноте, но, слепая, она не уйдет от силов. Они изловят ее, сожрут, попируют ее плотью. Долго без глаз Ищунья не протянет. Впрочем, этого следовало ожидать — все силы такие.

Ищунья распахнула глаза, но увидела лишь сплошную белизну: плотную молочную поволоку боли. Зашипела, закрываясь, Дверь в Стене, и в Кати–комнату ворвался воздух. Глухой удар — и стены содрогнулись. Потом — и лишь потом — Свет погас. Ах этот гадкий, жгучий, злой, смердящий Свет. Вернулась Темнота, родная и уютная. Ищунья упивалась ею, поклонялась ей, молилась на нее, позволяя наполнять себя до краев. Ищунья поклялась Темноте никогда больше не покидать ее.

Однако вот ведь странная штука — любопытство. Как опасность — так оно сразу бежит, но как все успокоится — так вползает обратно в голову. Подстрекает, подталкивает: мол, сделай то, чего делать не следует. Ищунья знала: оно вернется. Тогда она опять придет к Двери в Стене. Если прежде ее не убьют силы.