Золотой клинок рассек воздух, едва не задев шею, и зазвенел о наплечную броню. Рука онемела от удара и электрошока. «Еще чуть–чуть, — подумал, отскочив в сторону, Аэро, — и я стал бы короче на несколько дюймов». Его оппонент ухмыльнулся, снова занося меч: — Никакой пощады перед лицом слабости! Соперник был немного младше Аэро и походил скорее на подростка, чем на мужчину. Он процитировал строку из учения: противник не станет ждать, пока ты оправишься. Аэро скрылся за стволом массивного красного дерева, стараясь не запнуться о корни. На жаре пот стекал из–под шлема и жег глаза, однако Аэро не позволял себе отвлекаться на такие мелочи — они могли стоить жизни. Он отдал мысленный приказ клинку в левой руке, и фальшион из меча морфировал в щит. В Агогэ учили: порой хорошая защита может стать лучшей атакой. Аэро вскинул щит в последний миг, успел закрыться от сокрушительного удара изогнутым клинком. Щит завибрировал, но выдержал. Меч оппонента отскочил в фонтане искр. Аэро принял верное решение.

И он, и его соперник служили в Межзвездной армии Второго ковчега. Сейчас они дрались на трансформирующихся клинках — фальшионах. Каждый фальшион был связан с владельцем и исполнял его команды: мог превратиться в копье, щит, нож — холодное оружие любого размера и веса. Единственное, во что он не мог морфировать, так это в оружие с подвижными частями вроде пистолета или лука. Впрочем, такое разнообразие иногда выходило боком: выбирая форму клинка, боец должен был думать быстро и четко. У нерешительных оружие попросту плавилось. Аэро не раз видел, как солдат потом забирали на психиатрическую экспертизу, а мастера–оружейники заново с огромным трудом — порой по несколько месяцев — воссоздавали пришедшее в негодность оружие.

Большего позора, чем потерять фальшион, солдат и представить не мог, поэтому на овладение мыслями Аэро потратил времени и сил не меньше, чем на овладение телом. Противник нанес еще удар, и Аэро его отразил. Так продолжалось несколько секунд: удар, звон, искры — отступление; удар, звон, искры — отступление. Противники кружили по залитой солнечным светом лесной поляне. Усеянная жухлыми листьями, земля под ногами пружинила.

«Капитан Райт, поднимитесь на мостик», — прозвучал в наушниках вызов. Аэро ждали в отсеке управления. Надо было срочно заканчивать дуэль. Всем, кто следил за ней на мониторах, казалось, что ведет противник Аэро, однако видимость часто бывает обманчива. Соперник ударил снова. Клинки сошлись: один в форме меча, второй в виде щита. Посыпались золотистые искры — оружие было под напряжением. Потянуло дымом: листья под ногами тлели, и только сырость не давала им загореться. «Ну, еще несколько секунд», — подумал Аэро. Подумал инстинктивно, инстинктивно же отводя удары щитом. Рефлексы он в себе развивал тщательно, долгие одиннадцать лет, под строгим присмотром инструкторов. Оппонент уже вымотался: дышал тяжело, и руки у него, должно быть, болели, мышцы сводило, ноги затекли. Он уже не контролировал свои действия, не фехтовал, а рубился.

Пришло время контратаки. В считаные секунды и естественным образом — столь же естественно, как ходят или поднимают руку, — Аэро приказал фальшиону морфировать обратно в меч. Золотой щит мгновенно перетек в форму длинного увесистого клинка. Он был тяжелее, чем у противника, однако давал преимущество: Аэро мог ударить издалека и нанести больше урона. К тому же он нисколько не устал, даже не запыхался. Берег силы и теперь готов был выплеснуть их. Быстро и решительно перешел в атаку, не оставляя противнику и шанса. Тяжелый меч вспарывал воздух, как невесомый. Аэро колол и рубил, высекая снопы золотистых искр.

Теперь уже отступал соперник. Отступал, но не сдавался — свой фальшион он не трансформировал в щит. Ну и дурак. Даже генерал знает, когда битва проиграна. Одним быстрым движением Аэро повалил мальчишку и пинком выбил у него из рук фальшион. Парень свалился на землю, отчего шлем слетел с его головы и, звеня, покатился в сторону. Перехватив меч обеими руками, Аэро занес его над парнишкой. Подумал: «Совсем еще мальчишка. Жаль, что он так плохо бился».

— Пощады, — испуганно взмолился противник. — Пощады!

Аэро даже глазом не моргнул.

— Никакой пощады перед лицом слабости.

И одним ударом отрубил мальчишке голову.

Симуляция закончилась, и все вокруг потемнело. Замерцало, включаясь, освещение. Аэро снял шлем и велел фальшиону принять изначальную форму легкого изогнутого клинка, который спрятал в ножны на поясе. В камере для симуляций он был один — противник находился в смежной комнате. На лбу Аэро выступил пот, дышалось тяжело, и в крови все еще бурлил адреналин, однако он нисколько не ослаб — в отличие от оппонента — и готов был, если что, продолжить бой.

Программируя симуляцию и выбирая локацию, Аэро включил предохранители, чтобы ни он, ни противник не пострадали в реальности. Но, спасая от ущерба физического, программа не могла уберечь дуэлянтов от давления психологического — когда те переживали виртуальную смерть. От такого не спасет никакая настройка.

Аэро присмотрелся к собственному отражению в металлической двери: каштановые волосы блестели от пота, примялись. Капитан стригся коротко, по военной моде, как и всякий солдат. Глаза у него были карие, некрасивые, зато зоркие, это качество Аэро ценил больше физической привлекательности. А еще он ценил свой рост более шести футов, дающий преимущество в бою. На лбу, прямо над левой бровью, розовел шрам. Как хороший солдат, Аэро свой рубец носил точно знак почета.

Аэро нажал кнопку сбоку от двери, и панели, шипя, разошлись в стороны. Снаружи, ухмыляясь, ждала Рен. Она была одета в легкую серебристую форму, на рукаве которой алела эмблема: змей Уроборос. Если бы Аэро волновала женская красота, он нашел бы Рен привлекательной: ореховые глаза, короткие светлые волосы. Однако красота Аэро не трогала, он едва взглянул на Рен.

— Вы разбирались с ним десять минут, капитан! — воскликнула Рен, догоняя Аэро. В ее голосе звучали игривые нотки. Забрав у командира шлем, лейтенант сунула его под мышку. — Меня вы прикончили за пять, хотя я куда лучше его как солдат. Что случилось?

— Дело не в победе, лейтенант, — ответил Аэро. — Я мог бы прикончить парня куда быстрее, просто хотел его испытать, найти слабости.

— Вы всегда такой серьезный, — покачала она головой и убрала со лба непослушную прядку. — Вы находите в этом веселье?

— Дело и не в веселье, — нахмурился Аэро. Ему самому претил серьезный тон, однако природу не изменишь, такие у него были… настройки по умолчанию.

— Да бросьте, веселья в этом тоже немало, — усмехнувшись, возразила Рен и нажала кнопку в стене. Открылась неприметная дверь, за которой обнаружился склад. — Адреналин, яростная схватка и, наконец, победа над противником.

Ее поведение граничило с дерзостью, однако отношения Рен и Аэро выходили за рамки субординации. Они были друзьями — если так можно сказать, ведь в их мире дружба была понятием инородным.

— Какой смысл побеждать, если победа не радует? — спросила Рен, глядя на Аэро с вызовом.

Он невольно отметил, что сегодня в оттенке ее глаз преобладает не карий, а зеленый, и раздраженно мотнул головой. Зачем она так ведет себя, не следует установленному порядку, как прочие солдаты?

— Осторожнее, — предупредил он. — Могу и рапорт на тебя подать.

— О, правда? За что? — Она выгнула бровь и поставила шлем капитана на полку рядом с прочим оборудованием для симуляций.

— Умышленное выражение эмоций, — подсказал Аэро. — Старшие могут счесть тебя психически нестабильной и отстранить от командования.

— Так ведь я не умышленно, — возразила Рен. Возможно, она была права: она не умела держать язык за зубами и не следила за собой даже в Агогэ, откуда ее давно бы выгнали, если бы не высокие бойцовские качества. — И ничего я не выражаю, кроме разве что своего мнения. Это вы сами что–то домысливаете.

Возможно, так оно и было, хотя Аэро ни за что не признался бы в чувствах к Рен. Им обоим еще в детстве нашли других нареченных.

Рен всегда была вспыльчивой, ветреной и эмоциональной, и в глубине души, куда Аэро старался не заглядывать, он знал, что именно этими чертами он в ней и восхищается. Рен нисколько не стеснялась собственных чувств, чему Аэро мог только завидовать. И когда он назначил ее своим помощником — первым лейтенантом, у многих возникли вопросы, ведь хорошему солдату положено иметь холодную голову. Впрочем, одно качество Рен перевешивало все недостатки — безотчетная преданность, верность. Она еще ни разу не подвела Аэро.

— Послушай, смысл упражнения в том, чтобы узнать моих солдат, — сказал он, — а лучше всего я узнаю их в драке. Смертельная опасность выдает в нас истинную суть.

Это был еще один урок, в пользу которого Аэро верил всем сердцем. Он вспомнил, как проходил последнее испытание, чтобы завершить обучение в Агогэ и стать солдатом Межзвездной армии Второго ковчега. Арена для экзамена менялась каждый год, в зависимости от местоположения корабля, однако — в отличие от учебных схваток — Криптия не была симуляцией. В аварийной спасательной капсуле Аэро сбросили на крохотную планетку, что вращалась на орбите пульсара B1257-KL2. В токсичной и холодной атмосфере не прекращались углекислотные снежные карбоновые бури, от которых почти негде было укрыться. Из оружия Аэро дали один только фальшион, в то время как на охоту за ним отправились другие, более опытные солдаты. Аэро должен был продержаться на планете земные сутки, а после дойти до условленной точки встречи. Опоздай он, и его бросили бы умирать.

А ведь он чуть не провалил экзамен… Аэро вздрогнул. Охотники напали на него безжалостно, вооруженные не только фальшионами, но и бластерами. Аэро едва отбился. Местная природа тоже была своего рода противником: сбивающие с ног снежные метели, ураганный ветер, лед… Скафандр почти не защищал от мороза, и вскоре Аэро начал мерзнуть, руки немели. Смерть следовала по пятам и дважды чуть не прибрала его. Первый раз со спины напал солдат — выстрелил из бластера. Аэро в последний миг успел заслониться фальшионом, которому придал форму щита, однако часть заряда все же поразила его. Над левым глазом остался шрам. Во второй Аэро, сгибаясь под ветром и снегом, присел передохнуть. Всего на секундочку, которая растянулась в часы. Вскоре его по плечи замело снегом из твердой углекислоты — сухим льдом. Веки налились свинцом, и Аэро даже подумывал сдаться, но какая–то часть его разъярилась. Он чуть не опоздал: еще каких–то несколько минут, и он уже не поднялся бы. Чудом Аэро сумел вырваться из ледяного плена. К месту встречи пришел вовремя: замерзший, напоминающий призрак самого себя, он едва плелся. Но выжил. Кое–что осталось на память: рубец над левым веком и ампутированные пальцы, три на ноге и кончик правого мизинца. Однако это были только видимые раны. Аэро заглянул в глаза собственной смерти и вернулся живым, то был последний урок Агогэ, и Аэро отныне знал: он выживет где угодно.

— Я все равно считаю, что вы могли прикончить его быстрее, — сказала Рен, нажимая кнопку на стене рядом с дверью склада. — Даже с проверкой на слабости.

Ее голос и тихое шипение закрывающейся двери выдернули Аэро из воспоминаний. Он на какое–то мгновение вновь перенесся на каменистый и холодный планетоид. Его снова заметало снегом из замерзшей углекислоты. Аэро мотнул головой, прогоняя наваждение, и тут же зашипела, открываясь, дверь в другую камеру. В коридор, шатаясь, выглянул долговязый тощий юноша по имени Закай, рядовой из отряда Аэро. Обоим — и З каю, и Аэро — было по шестнадцать, как и всем солдатам в подразделении. Они вместе посещали Агогэ.

После школы выпускников распределяли по разным частям, в зависимости от оценок, отряд Аэро, например, специализировался на боевых задачах, но была и инженерная часть, следившая за системами корабля и спасательными капсулами. Другие выпускники служили в различных медицинских отделениях: Лазарет, воспроизведение и контроль популяции и эвтанатор- ская. Получившие самые низкие баллы отправлялись на камбуз — следить за производством и распределением провианта.

Закай словно был контужен, и Аэро прекрасно знал, почему он так выглядел: то же самое выражение он видел на лицах всех своих оппонентов после симулированной схватки. Солдат еще не мог прийти в себя после виртуальной смерти, ноги у него подгибались, руки дрожали, а расширенные зрачки были расфокусированы.

— Рядовой, тебе вызвать санитара? — спросил Аэро.

Закай не ответил, даже не посмотрел на командира.

— Закай? — позвал Аэро и, не дождавшись ответа, обратился к Рен: — Лейтенант, зовите санитара. У рядового психологическая травма…

— Все хорошо, — сразу же отозвался Закай. — Я просто разочарован в себе.

— В схватке на фальшионах капитану проигрывают все, — едва заметно улыбнувшись, напомнила Рен. — Сам знаешь. И по–моему, ты неплохо сражался.

— Недостаточно хорошо. Я хотел, чтобы меня заметили.

В гневе он швырнул фальшион на пол. Аэро и Рен обменялись красноречивыми взглядами. Оба они пришли к одному выводу: Закай не готов к повышению. Дело было даже не в том, что он проиграл схватку — Аэро проигрывали все солдаты. Капитан не просто снискал славу непобедимого бойца, он еще и Агогэ окончил с высшими баллами. Не зря его назначили капитаном и командиром боевого отряда. Нет, дело было в том, как Закай воспринял проигрыш. Рано или поздно поражение терпит любой командир, однако он продолжает стремиться к победе.

В коридор вышло еще несколько солдат. По распоряжению Аэро они следили за симуляцией битвы на мониторах. При виде капитана воины отдали честь, а некоторые заулыбались и принялись хлопать в ладоши. Аэро прочел их имена на планках: Тристан, Хосико, Старлинг, Этуаль и Синь. Все рядовые. Казалось бы, можно с благосклонностью принять похвалы, но Аэро напустил на себя серьезный вид.

— Все за работу, — приказал он. — Это была учебная схватка: вам нужно проанализировать ход боя и к завтрашнему дню написать доклад по его стратегии. Затем мы пересмотрим запись и обсудим ее.

Тут он посмотрел на Закая.

— Это и тебя касается. — Взгляд Аэро коснулся сиротливо лежавшего на полу фальшиона. — Очевидно, тебе еще многому надо научиться, — сказал капитан Закаю. — Во–первых, всегда заботься об оружии, даже если только что проиграл симулированную схватку. Если будешь так обращаться с фальшионом, я доложу майорам, что ты представляешь эмоциональную угрозу.

— Так точно, сэр, — ответил Закай. Он все не мог успокоиться и по–прежнему злился.

Сделав в уме пометку — приглядывать за парнишкой, Аэро оставил Рен за старшую и отправился на мостик.

Следуя коридорами корабля и переходя с палубы на палубу, Аэро гадал, зачем его вызвали. «Наверное, экспедиция уже близка к завершению, — подумал он. — Должно быть, есть визуальный контакт». Он не знал, как отреагирует, узрев наконец на мониторах Землю, давно утраченную родину. Да, он видел ее изображения: детальные, высокого разрешения снимки планеты под покровом ослепительно–белых облаков, в прорехи которых просматривались участки ярко–зеленого и сверкающего голубого. Еще нигде, ни в одной из галактик и систем не встречал Аэро столь поразительной планеты, как Земля. У многих планет были кольца, порой много лун и не одно солнце. Яркие, они поражали воображение, но ни одна не находила отклика в душе. Ни одна не взывала к сердцу. Однако снимки были сделаны еще до наступления Конца. Видел Аэро и несколько фотографий с орбиты, сделанных сразу после катастрофы: ни зеленого, ни голубого, ни белых облаков, лишь яростное пламя и дым.

Земляне, может, и построили корабли, скорость которых достигала скорости света, но защитить дом от Конца не смогли. В Агогэ учили: Землю исцелит само время. И вот это время вышло. С тех пор как люди покинули Землю, минула тысяча лет. Десять веков назад родная планета сгорела, ее вода и воздух стали непригодны для жизни. Тысячу лет изгнанники перелетали от планеты к планете, из системы в систему в поисках новой Земли, которую так и не нашли. Наконец поступил приказ возвращаться. Домой.

Дом. Это слово не находило отклика в душе Аэро. Слово как слово… По крайней мере, так он себе говорил. Дом — это место, где рождались и жили его предки, ни больше ни меньше. Отправная точка истории великого исхода. Дома предки задумали и создали детали корабля, тогда как само судно по частям собирали уже в космосе (по крайней мере, так учили на уроках истории). Теперь Земля стала конечным пунктом странствия.

Аэро ощутил вздымающуюся волну эмоций: страх, радость, возбуждение и, наконец, надежду. Он попытался задавить их. Эмоции всегда мешали трезво мыслить, влияли на суждения. Аэро их ненавидел и боялся, ведь они делали его непредсказуемым и даже опасным. А становиться эмоционально опасным он не хотел. Хороший солдат невозмутим и хладнокровен. Это была еще одна истина Агогэ, пожалуй, самая важная. Аэро мысленно упрекнул себя за то, что так и не усвоил ее. Сам ведь не далее как пять минут назад отчитывал рядового!

Поднимаясь на мостик, Аэро понял: битву с чувствами ему не выиграть. Они — не человек, их не измотаешь и не заставишь сдаться. Сдаться предстояло ему самому, и на сей раз он позволил себе слабость. «Дом, — снова подумал Аэро, поддаваясь волне эмоций, пусть и пугающей. — Мы наконец–то летим домой».