«Если бежать быстрее, то думать о казни просто не получится», — твердила себе Майра, обливаясь потом. Мокрая и запыхавшаяся, она добежала наконец до Академии, скромного здания из скрепленных раствором шлакоблоков. Разумеется, оно не шло ни в какое сравнение с роскошной Церковью и палатой Синода, занимавшими весь Шестой сектор.

Остановившись, Майра утерла лоб. Глаза жгло — не то от пота, не то от слез, а может, от того и другого одновременно. Она согнулась пополам, переводя дух. Голова кружилась. «Должно быть, надышалась аллергена», — подумала она. Спустя секунду прибыли и остальные. Они успели вовремя, до последнего гудка. Ребята сильно запыхались, но тяжелее всего пришлось бедняжке Возиусу. Майра уже хотела попрощаться с братишкой, но тут заметила у входа в школу трех взрослых парней. Бэрон Донован, Грегор Крейн и Хорас Гринт — мелькнули в голове имена задир. Из–за них–то Майра и провожала Возиуса в школу каждое утро.

— Бэрон и его шестерки, — задыхаясь, произнесла она.

Проклятие, и ведь ничего не поделаешь… Как же бесит эта беспомощность. Майра и рада была бы проводить Возиуса до самой классной комнаты, но решением Синода ей запрещалось приближаться к зданию школы ближе чем на сто футов.

— Не волнуйся, — сказал Калеб, обнимая Возиуса за плечо. — Я провожу его.

— Спасибо, — поблагодарила Майра. — Правда спасибо.

Опустившись перед братиком на колени, она поправила ему лямки рюкзака. Встревоженно глянула на Бэрона и его банду.

— Воз, ты знаешь, как мы поступим, да? Моди встретит тебя после уроков и проводит до дому. Увидимся, когда приду с работы.

Майра договорилась с Моди о помощи после того, как всего лишь за неделю усилиями банды Бэрона Возиус получил аж два фингала. Воз кивнул и махнул рукой на прощание.

— До скорого, червь моторный, — сказал Рикард Майре.

— Смотри не зазнавайся и нас не забывай, подмастерье, — добавила Пейдж, с трудом удерживая в руках стопку книг.

Калеб же просто лучезарно улыбнулся, и в груди у Майры екнуло. Сердце — предатель.

Калеб повел Возиуса в школу. Братишка учился в третьем классе, под руководством миссис Притчард — чопорной дамы, начисто лишенной чувства юмора. По крайней мере, так думала Майра, тоже успевшая у нее поучиться. Майра проследила, как Возиус, сгибаясь под тяжелым рюкзаком и в сопровождении друзей, скрылся в сером чреве шлакоблочной постройки.

Она уже почти миновала Базар, когда сектор погрузился во тьму и трижды раздался гудок. Последнее предупреждение. Майра опоздала. Она принялась соображать, как бы по–быстрому добраться до работы. Патрульные сейчас почти все на казни, но риск попасться им все равно был. Майра огляделась: изгои, сколько их тут оставалось, уже закрыли лотки и направились по другим делам. Тогда она украдкой пробралась в противоположный конец Базара. Встала справа от коридора, ведущего к Четвертому сектору, в котором располагалась Инженерная. Однако Майра не пошла туда.

Она опустилась на колени у вделанной в стену неприметной решетки. Пропустила руки в узкие щели, нащупала по ту сторону щеколду и отодвинула ее. Огляделась напоследок, не видит ли кто, и нырнула в узкое отверстие вентиляции. Решетка закрылась с приятным щелчком. В шахте Майре ничего не грозило. Она зажгла фонарик и посветила перед собой во мраке. Началось тайное путешествие к Четвертому сектору. Скрытая в стенах, над потолком и под полом, колонию пронизывала паутина тайных ходов: всевозможных труб и каналов. Какие–то до сих пор использовались — например, канализация, о прочих же, закрытых, давно забыли. Майра узнала о заброшенных путях еще в детстве, когда украдкой подсмотрела в отцовские чертежи: там бледно–голубыми линиями был обозначен целый скрытый мир под миром явным.

Мимо промчалась крупная мохнатая крыса. Майра не испугалась и даже не вздрогнула.

— Привет, малыш, — ласково, с улыбкой, прошептала она вслед грызуну.

Никто точно не знал, откуда в колонии взялись крысы. Может, тайком пробрались на субмарины и «зайцами» попали в Ковчег, а может, их привезли сюда намеренно. Как бы там ни было, грызуны прочно обосновались на новом месте и наводнили трубы и тоннели.

Крыса наклонила голову и посмотрела на Майру в надежде понять, враг перед ней или друг. Ремонтные бригады не раз пытались извести паразитов, однако полностью истребить их так и не удалось. Всем было известно, что крысы — специалисты по выживанию. Это в них Майре и нравилось, в этом они были похожи. Она даже тайком помогала этому крохотному повстанческому сообществу в их невидимой войне с ремонтниками.

— Проголодался поди? — сказала она и запустила руку в карман. Бросила крысе немного сладостей, и та, схватив их, умчалась прочь по другой трубе.

Майра же отправилась дальше по лабиринту тайных ходов. Временами, если канал сужался, она ползла на четвереньках. «Бедный Картер», — подумала она, и перед мысленным взором сам собой мелькнул образ того несчастного, выброшенного в открытое море. Вот он стоит, обнаженный, покрытый мурашками, посреди камеры шлюза. Обратный путь отрезан массивным люком. Бежать некуда. В камеру врывается вода, и тело разрывает. А толпа ликует. И это самое страшное.

Майра не успела хорошо узнать Картера, но привыкла каждый день видеть на работе его веселую физиономию: простодушная улыбка, неровные зубы — весь его вид помогал отвлечься от тягот подготовки к экзамену. Сама собой в голове возникла мысль: а ведь морю могли отдать и ее, Майру. Сколько она ни старалась забыть о Суде, воспоминания о нем то и дело вспыхивали в ее мозгу. И тогда Майра — нет чтобы прогнать их, задвинуть поглубже — переживала все заново.

Миссис Саймон задала сочинение. Майра сразу поняла, о чем напишет: о любимой сказке. Начиналось все вроде неплохо: Майра встала, готовая прочесть работу одноклассникам. Те зевали от скуки, Бэрон прикалывался с членами своей банды, а учительница, слушая Майру, одобрительно кивала.

«В открытом море вода совсем синяя, как лепестки хорошеньких васильков, и прозрачная, как хрусталь, но зато и глубоко там…» — стала читать Майра, но стоило добраться до середины, когда Русалочка выпивает ведьмино зелье, у нее вырастают ноги и она сбегает из отцовского королевства, чтобы жить на суше… как миссис Саймон в ужасе раскрыла рот. «О нет, стой, Майра! — прервала она девочку. — Писать нужно только о том, что под водой. Говорить об ином — это ересь. — Забрав у Майры листок с сочинением, она поставила жирную красную единицу. — Сядь, твое время вышло». — «Но миссис Саймон…» — «Вы что же, пререкаетесь, барышня? — Лицо учительницы стало опасно багровым. — Вы знаете правила: учащимся запрещено задавать вопросы». — «Но…» — «Никаких «но». Живо. Сядь. На место».

И тут у Майры в голове что–то щелкнуло. Она сама не знала, в чем дело. Может, виноваты были годы молчаливого послушания или учебники, где были вычеркнуты слова, предложения, страницы и даже целые главы, отчего чтение превращалось в упражнение по дешифровке. Дыры зияли в каждом рассказе, научной формуле и даже в математических уравнениях… Или же дело было в том, что миссис Саймон сочла мамину сказку греховной. Короче, Майра сама не заметила, как с ее губ сорвались слова: «Откуда вы знаете, что под водой есть все, что нам нужно?»

В тишине класса вопрос прозвучал отчетливо и громко. После этого дороги назад уже не было, обратно слова Майра взять не смогла бы. Миссис Саймон сделалась совсем пунцовой и закричала, зовя на помощь. В класс вбежал директор Кроули. Вызвали и патрульных. Уведомили Синод. Арестовать Майру пришел главный патрульный Линч. На глазах у всего класса, у миссис Саймон и директора Кроули он связал ей руки веревкой. Конфисковал как улику сочинение — простую сказку все восприняли очень серьезно. Потом Линч отвел Майру в Темницу.

Тень, как называли тюрьму изгои, располагалась в Третьем секторе. Внутри было сыро и воняло. Главный патрульный запер Майру вместе с остальными заключенными, правда, из–за возраста ей выделили одиночную камеру. Не всем задержанным так везло: Тень была переполнена, многие томились в ней, даже не зная, когда им вынесут приговор. Синод вершил суд в строжайшей секретности.

Автоматические лампы в камере тоже имелись, но в качестве дополнительной пытки патрульные заключили их в непрозрачные плафоны, так что в Тени царила вечная тьма. Майра вскоре утратила счет времени, уже не знала точно, какой идет день недели. Сперва она подумывала о побеге. На ощупь изучила камеру. Это была стальная клетка, и сквозь прутья в потолке Майра нащупала решетку вентиляционного отверстия: пальцы обдувал поток холодного воздуха. Расположенная мучительно близко, решетка тем не менее оставалась недосягаемой.

Общаться с другими заключенными запрещалось. Запрещались и свидания с близкими. Охранник по имени Бейтс со смехом рассказывал дружкам, как приходил отец Майры, как умолял пустить его к ней. Бейтс отправил его восвояси, дав «хорошего пинка». В конце концов Майра для себя уяснила: самое страшное в заключении — это молчание. Оно удручало сильнее, чем холод, грязь и темнота. Молчание по–настоящему лишало рассудка. На какое–то время Майра и правда слегка повредилась умом.

Сколько ее продержали взаперти, она не знала. Наверное, достаточно, чтобы сломать, но в конце концов за ней все же явились. Ослепительно сверкнул луч фонарика, и Майра поспешила забиться в самый дальний угол. Когда глаза наконец привыкли к жгучему свету, она различила в дверном проеме силуэт главного патрульного, по бокам которого стояли помощники, в том числе и Бейтс. Он–то и светил ей в лицо фонариком.

«Эй, мелкота, — грубо произнес Линч, бросая ей полотенце, кусок мыла и сменную одежду. — Тебя хочет видеть Синод, а перед этим тебе надо почистить перья, ясно?» Прижав к груди новую одежду, Майра хрипло спросила: «А чем я вам такая не нравлюсь?» От долгого молчания она едва не разучилась говорить. Однако губы ее тронула легкая улыбка: пусть знают, что не сломили ее. А если и сломили, то не до конца.

Суд состоялся за закрытыми дверями палаты Синода. Вердикт — пусть и не единодушный — гласил, что преступления она не совершала. По крайней мере напрямую. В ее сочинении и вопросе не прозвучало запрещенных слов, не упоминалось ничего из эпохи, предшествовавшей Концу. Синод оказался не в силах вынести любимый приговор: предать нечестивица морю.

Когда советник Сиболд зачитывал эту часть документа, отец Флавий, сидевший на обложенной подушками скамье, злобно посмотрел на Майру. А та чуть не упала в обморок от облегчения. Отец, пришедший свидетельствовать в ее защиту, побледнел. Сохранив девочке жизнь, Синод, однако, заклеймил ее позором и выгнал из Академии, дабы она не смущала умы других школьников. Майру ждала судьба изгоя, но отец убедил Синод, чтобы ей позволили досрочно стать ученицей. Мол, заявок в инженеры и так мало и лучше держать смутьянку в недрах Четвертого сектора, где она точно не сможет никого настроить против закона.

Ей повезло. Повезло несказанно. Но теперь приходилось блюсти особую осторожность. Майра хорошо помнила взгляд первосвященника, когда отец Калеба зачитывал приговор. Жрец чувствовал себя обманутым и обделенным, он во что бы то ни стало хотел принести жертву Святому Морю. В этот момент ей в лицо ударил поток воздуха, и Майра вынырнула из воспоминаний. Подождала, пока струя ослабнет, и свернула направо, в трубу, что вела прямо к Четвертому сектору. Она спешила что было сил, чтобы не опоздать. Вернее, не опоздать слишком сильно.