5

Он был голоден. Неприятное грызущее чувство в груди, усиливающееся с каждым днем. И голод этот не имел ничего общего с потребностью набить брюхо живым белком. Вернее, это была одна часть голода, которую он удовлетворил сегодня ночью, вдоволь наевшись в прибрежных плавнях.

Он был выродком и знал это. Ему объяснили, в чем суть его болезни, прежде чем отправить сюда. В глубину его существа, души, проникло еще одно, чужое существо, без имени, без лика, без формы — нечто. Большую часть времени оно как бы спало, но время от времени просыпалось и тогда… Это нечто питалось в душах других людей эмоциями: любопытством, нежностью, удивлением, но чаще всего страхом. Большей своей частью оно находилось в пространстве, совсем непохожем на то, в котором он сам обитал, соприкасаясь с миром его планеты какой-то тысячной своей частью. Этот другой мир был миром тьмы, высоких температур, ядовитых галогенных испарений. Это был бесконечно древний, непостижимый обычным разумом мир. Болезнь его не имела ничего общего с шизофренией. Это чужое существо убивало своим голодом окружающих и, насыщаясь, становилось все сильнее и сильнее. Однако чувство насыщения быстро проходило, и нечто вынуждало его искать следующую жертву.

С каждым разом это существо все глубже увлекало его сознание по невидимому склону. И он знал, что, когда существо полностью насытится, он исчезнет из собственного знакомого мира, из Вселенной, в которой родился и станет… кем? Демоном? Ангелом смерти? Этого он себе представить не мог.

Он чувствовал, как в нем развиваются все новые и новые качества, которые с каждым днем все больше отдаляют его от нормальных людей. Например, он мог видеть будущее, события, которые произойдут через несколько секунд или минут. Эта способность пришла к нему внезапно, однажды вечером. Очертания деревьев, облаков вдруг расплылись в наступающей темноте, стали размытыми, словно на город неожиданно опустился туман. Он перевел взгляд на здания. Линии строений и улиц остались четкими. Он испугался, что у него отказывает зрение, и усилием воли попытался стряхнуть наваждение и тут увидел летящую птицу. В небе появился туманный контур, словно бледный инверсионный след, который вопреки логике не рассеивался, а стал быстро сгущаться, превращаясь в размытый узнаваемый силуэт, и вдруг его начал стирать с неба необычайно четкий, видимый до мельчайших перышек приближающийся ночной дрозд. Несколько секунд — и «след обратной инверсии» пропал вместе с птицей, зато появился новый, потом еще один. Ночные дрозды летели к морю.

Позже он заметил еще одну особенность. Птица больная или та, что должна была скоро погибнуть, не имела ясных очертаний. А через несколько дней с ужасом увидел, что его собственное тело начало терять четкость. Но это было совсем другое: он обрел способность менять облик, превращаться во что угодно. Это пришло само собой, как приходит к ребенку способность держаться на ногах, сначала неуверенно ковылять, а потом и бегать. Он обрел способность принимать образ почти любого животного или растения. Материальное тело его постепенно как бы утрачивало стойкость, словно он уже только частично находился в собственном мире.

Его пытались исследовать, лечить, но… Все, что удалось выяснить, прежде чем он убил двух лаборантов, то, что он не мог насыщаться душами животных. И его решили отправить сюда, где тот, другой, внутри его мозга не мог питаться, а следовательно, должен был в конце концов погибнуть, возможно, через пять или десять лет. Ему объяснили, что это будет мучительно, скорее всего, он перенесет это как тяжелую болезнь, но через десять лет за ним прилетят.

И все же ему повезло. Повезло? Он знал, что для того чтобы ускользнуть из старого мира, ему осталось совсем немного, может быть, три или четыре души. Кто же мог ожидать, что на этой первобытной планете могут оказаться разумные существа. Кто? Да хоть разведчики из другой галактики. Это ему было все равно. Это была пища, которая позволит ему закончить цикл и уйти. И он не видел особых препятствий, что могли бы помешать ему.

Перед рассветом Алексей растолкал меня. Странный сон я все-таки видел, успел подумать я. Не снились мне раньше такие сны. Черная, из клепаного железа тяжелая дверь, покрытая витым узором, в подвале какого-то здания. Странная дверь. Ржавые петли, кольцо вместо ручки. А за ней — мир без дна и света, населенный бесплотными чудовищами. Мир, где беззвучный крик застревает в глотке и можно падать тысячу и тысячу лет в могильную темноту мимо парящих островов, проросших насквозь косматыми бородами корней. Я стоял на краю и слышал, как чей-то голос зовет меня из чернильной тьмы: «Лети! Не бойся!» И я уже шагнул было вперед, но в последний момент внезапно понял, что это лишь ветер шумит у меня в ушах, и, извернувшись, успел ухватиться за ручку-кольцо, ощущая под пятками миллионы и миллионы километров пустоты под собой. Несколько бесконечно долгих секунд (часов? веков?) я висел над пропастью, обливаясь потом, ногами стараясь найти малейшую опору, чтобы подтянуться, и вдруг услышал, как по подземному коридору кто-то приближается ко мне.

— Васич, проснись, — голос Алексея над ухом.

— Что?

Я открыл глаза. Дождь прекратился. Небо бросало внутрь через отверстие люка слабый серый отсвет раннего утра. Блуждающие огоньки на панелях погасли.

— Тише, — Алексей потянулся за лучеметом.

У меня перед глазами все еще плавала сонная пелена.

Кто-то шел по стволу термитника по направлению к нам, продираясь сквозь густые ветви кроны.

— Слышишь?

Я кивнул.

Судя по звуку шагов, был это никакой не гекатонхейр. Валентин или Гриша это был. Я уже раскрыл рот, чтобы сказать об этом, как вдруг увидел лицо Алексея — напряженное, перекошенное, как от зубной боли. Скулы побледнели, над верхней губой выступил пот. Такое лицо я видел у него лишь однажды, во время десятикратной перегрузки над Европой. Медленно, словно во сне, Алексей навел ствол лучемета на светлеющее небо в отверстии люка. В какой-то момент у меня промелькнула мысль, что я все еще не проснулся и вижу сон.

Царапнули ботинки по чешуйчатой обшивке, и внутрь НЛО заглянула голова… Валентина. В ноздри шибануло острым запахом псины. Никак не мог Валик так пахнуть. Я отшатнулся, и в ту же секунду Алексей выстрелил.

То ли дрогнула у него рука, то ли просто не хватило духу всадить полный заряд из лучемета в такую знакомую физиономию. Луч прошел рядом, с хищным шипением срезав над люком ветви термитника.

Неожиданная перемена вдруг произошла с «Валентином». Черты его внезапно исказились, начали оплывать, правый глаз вдруг въехал в переносицу, а левый исчез где-то за ухом, нос провалился. Долю секунды на нас смотрела кошмарная одноглазая морда, покрытая дымчатой шерстью. Чудовище пронзительно каркнуло и отпрыгнуло назад.

Мы одновременно рванулись к люку и столкнулись на полпути. Алексей, потеряв равновесие, отлетел вглубь НЛО.

Я первым выскочил наружу.

— Стреляй! — Алексей метнул мне лучемет.

Пальцы мои автоматически поймали оружие.

По стволу термитника, перемахивая через ветки гигантскими прыжками, убегало нечто приземистое, крабообразное, паук не паук; я даже в точности не смог бы описать, сколько у него рук или ног.

— Стреляй! — не своим голосом снова заорал Алексей из темной утробы НЛО.

У меня уже не было времени целиться. Длинный залп из лучемета провалился под занавес прибрежных зарослей, за которыми мгновение до этого скрылась треугольная лиловая спина. Я внутренне напрягся, ожидая пронзительного визга. Несколько долгих секунд ничего не происходило, потом внезапно сквозь сплетение верхних ветвей с шумом и клекотом, хлопая крыльями, взмыла в небо стая пестрых птиц, покружила над джунглями и снова опустилась в пенную зелень верхушек.

— Ушел, — Алексей, оперевшись руками в закраину, вывалился из люка вместе с моим бластером. — Ушел гекатонхейр, — и посмотрел на меня.