Книга: Путь дракона
Назад: Доусон
Дальше: Китрин

Гедер

— Мятеж? — Сердце Гедера ухнуло в пятки. — С чего вдруг мятеж?
— Люди голодают, милорд протектор, — доложил сэр Госпей Аллинтот. — Фермеры давно уже увозят в Ньюпорт все зерно.
Гедер прижал ладонь к подбородку, стараясь не выдать дрожи. Ему, конечно, что-то говорили о фермерах и отгрузках зерна, но весть затерялась на фоне бесчисленных хлопот, каких требовало управление городом. А теперь гневные голоса, сталкиваясь в общем реве, бушевали на площади за окнами, как гигантский костер. Против Ванайев, стремясь ослабить город, кто-то явно плел заговор — тайный враг, прячущийся в тени. Возможно, Маччия готовилась отвоевать город у Антеи, пользуясь минутной неразберихой. Или изгнанный герцог набирал союзников среди фермеров.
Мысли Гедера летели, обгоняя одна другую, как несомые ветром сухие листья.
— Кто за этим стоит? — изо всех пытаясь казаться спокойным, спросил он.
Госпей Аллинтот кашлянул.
— Полагаю, такова реакция на ваше решение повысить пошлины на ввоз зерна, милорд. При всей дальности пути фермерам теперь выгоднее продавать хлеб там, поскольку в Ньюпорте пошлина ниже.
— То есть они ради выгоды позволяют Ванайям голодать? — переспросил Гедер. — Так не пойдет. Надо послать войска. Перехватить зерно и привезти сюда.
Аллинтот еще раз кашлянул. То ли его грозила свалить чахотка, то ли он пытался скрыть смех.
— При всем уважении, милорд. Даже если не учитывать ничего иного, вывод войск из города — не лучший способ погасить мятеж. Возможно, милорду угодно будет рассмотреть вопрос о снижении пошлины до прежнего уровня? Или даже, принимая во внимание тяжесть обстоятельств, немного ниже?
— И уменьшить подать, отправляемую в столицу на благо короны?
— При прежнем уважении, милорд. Пока Ванайи не получают зерна, мы не получаем и пошлины. Для отправки в столицу и без того собрано меньше, чем вы запланировали.
Рев на площади усилился. Гедер, вскочив с кресла, метнулся к окну.
— Прах их всех побери! Замолчать, что ли, не могут?
Толпа роилась уже на самой лестнице, ведущей к дворцу, — две или три сотни людей, размахивающих кулаками, камнями и дубинками. Два десятка стражников в антейских доспехах стояли недвижно, выставив перед собой клинки и пока не снимая со спин луков. Гедер разглядел Джорея Каллиама, который вышагивал между солдатами. Толпа качнулась вперед, затем отступила.
— Я с ними поговорю, — решил Гедер.
— Милорд?
— Объявите людям, что я выхожу. Я все им объясню и пообещаю навести порядок.
— Как пожелаете, милорд. — Госпей Аллинтот отвесил поклон и вышел.
Гедер велел слугам принести черный плащ, взятый некогда взамен налога. Знакомый запах шуршащей кожи придавал ему смелости, покрой по-прежнему восхищал. Спускаясь по отполированным деревянным ступеням широкой лестницы, юноша размышлял о том, что плащ в изрядной степени заменяет ему маску: прекрасно сшитый, броский и внушительный, он привлекает к себе внимание и тем самым скрывает Гедера от людских глаз.
По его кивку две дрожащие служанки-тимзинки открыли двери, и Гедер ступил за порог. Теперь, когда он стоял за спинами стражников, а не взирал на толпу из высокого окна, шеренга солдат казалась тоньше, а толпа огромнее. При виде правителя народ разом ахнул и разразился воплем, потрясая кулаками и дубинами. Сотни поднятых к нему лиц, сотни разверстых ртов с оскаленными зубами…
Гедер, судорожно сглотнув, шагнул вперед.
— Что ты делаешь? — прошипел Джорей Каллиам.
— Не волнуйся. — Гедер поднял руки, призывая толпу к тишине. — Послушайте! Послушайте!
Первый камень прилетел, словно наколдованный ведуном. Темное пятнышко на фоне неба, меньше птицы, поднялось над задними рядами, странно зависло в воздухе — и лишь в последний миг Гедер, опомнившись, понял, что камень летит прямо в него. Удар отбросил его назад, мир на мгновение отдалился и затих, зрение померкло. Потом воздух взорвался гулом, толпа ринулась вперед, и сквозь рев прорвался единственный голос — Джорея Каллиама:
— Готовь луки! Стоять!
Стрела, пущенная с площади, со свистом пролетела над головой Гедера, ударилась в стену дворца и разбилась в щепки. Кто-то крепко подхватил Гедера под локоть и потащил наверх по лестнице. Левую щеку дергало, рот наполнился кровью.
— Ступай за дверь и не высовывайся! — крикнул Джорей. — И не подходи к окнам!
— Ладно, — кивнул Гедер. Над ним просвистел еще один камень, и юноша припустил вперед, под защиту крепких дворцовых стен. Рабыни, едва пропустив его внутрь, тут же захлопнули двери и уложили в скобы поперечный деревянный брус. Гедер присел на ступеньку, обхватив руками колени, и прислушался к нарастающим крикам на площади. Что-то грохнуло, следом заголосила женщина. Гедер вдруг заметил, что качается вперед-назад, и усилием воли принудил себя остановиться. Рядом возник оруженосец с влажным лоскутом в руке и принялся стирать кровь с его лица.
Через несколько минут, показавшихся часами, звуки насилия стихли, и Гедер, выждав время, кивнул рабыням. С дверей сняли брус, юноша выглянул наружу. На площади теперь стояли одни антейские солдаты, у подножия дворцовой лестницы лежали пять трупов, вокруг которых разлилась кровь, неприлично яркая в полуденном свете. Лучники замерли на тех же местах, держа стрелы на тетиве, но луков не натягивали. В центре площади стоял Джорей Каллиам с десятком мечников; он что-то говорил, однако до Гедера доносился лишь ритм его речи, слов не было слышно. Юноша повернулся и зашагал обратно в свои покои. Кто-то умудрился добросить камень до одного из окон, осколки стекла теперь блестели на солнце.
Все вышло не так. Ему, Гедеру, дали шанс снискать себе славу, а он терпит полный разгром. И даже не понимает причин — знает лишь, что из-за его приказов возникли два осложнения, каждое из которых вдвое серьезнее начальной задачи. Солдаты его не ценят, горожане презирают. Чтобы управлять непростым городом вроде Ванайев, у него нет ни опыта, ни нужных союзников. Может, Терниган отзовет его обратно, как Клинна? Предстать перед судом и даже получить наказание лучше, чем сидеть в Ванайях…
Если бы только не разочарование на отцовском лице. И не фальшивые слова ободрения, которые непременно последуют. «Ты сделал что мог, мой мальчик, я все равно тобой горжусь»… Отец наверняка постарается защитить Гедера от позорной славы, а это тяжелее всего. Уж лучше смерть от рук разъяренной толпы. Собственное унижение, какое угодно болезненное, он переживет. Смотреть на унижение отца будет выше сил. Значит, он обязан найти выход. Обязан.
На служанку, вошедшую с щеткой и совком, чтобы убрать осколки стекла, Гедер едва взглянул. В разбитое окно задувал холодный ветер, однако юноша так и не велел застеклить раму. У него есть кожаный плащ. Он защитит от холода. А если и нет — какая разница…
Свет от окна полз по стене, наливаясь алым по мере того, как солнце клонилось к закату. Слуга из первокровных вошел в комнату, помедлил в нерешительности и принялся разводить огонь в камине. У Гедера затекли ноги, однако он не двигался с места. Тот же слуга чуть погодя вернулся с куском кожи и заделал окно. В комнате стало темнее.
Если Терниган не поплатится за поражение Гедера — будет нечестно. Ведь это Терниган поставил его управлять городом без советников, без поддержки верных людей. Если уж кому и стыдиться происшедшего в Ванайях — то именно лорду-маршалу. Хотя, конечно, этому не бывать. Ведь если карать Тернигана за то, что положился на Гедера, то надо карать и короля Симеона за то, что он доверил власть Тернигану. Так что вину возведут на одного Гедера, и с этим ничего не поделать.
И все же планы Тернигана оставались непонятны. Приказ изумил всех, даже сам Гедер додумался до правдоподобной разгадки только с помощью Джорея Каллиама. Назначение казалось абсурдным, в правильности выбора были убеждены лишь двое — Гедер и лорд Терниган. Они единственные верили в успех…
Или нет. Вдруг в успех не верил никто? С самого начала?
— Ничего себе, — громко сказал пустой комнате Гедер.
Он повернулся — колени от долгого стояния подкосились, и юноша, припадая на обе ноги, доковылял до кресла у камина. Мозг лихорадочно работал. Ему столько раз говорили, что Ванайи — пешка в более крупной игре, и только сейчас он это понял.
Первое: как ни больно признавать, Гедер никоим образом не годится в градоначальники.
Второе: Терниган поставил его управлять Ванайями.
Третье: Терниган не дурак.
Значит, Терниган — по неким причинам, ради неких интриг — сознательно стремился ввергнуть Ванайи в хаос. А Гедер оказался подходящей жертвой.
Разбитая губа треснула от улыбки. От смеха выступила кровь.

 

«Ваше величество, — начиналось письмо, — как протектор Ванайев я вынужден заключить, что политическая обстановка при дворе делает долгосрочную власть в Ванайях невозможной».
Гедер еще раз пробежал страницу глазами. За ночь он набросал полдесятка вариантов письма, от гневных обвинений до самоуничижительных покаяний, окончательную же форму он позаимствовал из грамоты, которую Маррас Тока послал королю Халлскара несколько столетий назад. Полный ее текст содержался в одной из книг, и стиль — в меру эмоциональный и в меру неброский — вполне соответствовал цели. Чтобы не отягощать совесть даже отдаленным намеком на плагиат, Гедер изрядно переделал текст, однако структура изначального послания проступала даже сквозь измененные строки. Трактат с цитированной грамотой Марраса Токи так и лежал на столе, и Гедер — с легкой душой, как никогда за последние недели, — пролистал его заново. Найдя нужный абзац, он подчеркнул ключевую фразу.
«…Аастапал был разрушен Инисом, решившим не уступать город Мораду…»
Взгляд упал на надпись, сделанную собственной рукой Гедера: «По кругам на воде видеть, куда упал камень».
Конечно. По возвращении в Кемниполь на это еще будет время. В отличие от Алана Клинна — который вряд ли понял, что лишился города в результате предательства, — Гедер отдает себе отчет в происходящем и не намерен отступать: он докопается до мотивов Тернигана и до всей подоплеки дела. Но не сейчас. Позже.
За долгие ночные часы Гедер извелся. В голове стучала мысль о том, как бессовестно его использовали, как поставили в заведомо проигрышную позицию — и как жестоко поплатятся за это виновные. Слезы сменялись яростью, книги в руках — отчетами от советников, отчеты — сказаниями по истории Ванайев. Изредка приходил короткий сон.
— Милорд, — окликнул его оруженосец. — Вы меня звали?
— Да. — Гедер встал. — Три приказа. Во-первых, вот письмо. Найди самого быстрого всадника: письмо должно попасть в Кемниполь как можно скорее.
— Слушаю, милорд.
— Во-вторых, вот кошель. Знаешь ученого, с которым я разговаривал в академии? Купи у него все книги, какие есть. Принеси сюда и упакуй вместе с моими вещами. Мы уезжаем из Ванайев, книги я беру с собой.
— Уезжаем, милорд?
— В-третьих, извести советников: я встречусь с ними через час. Кто опоздает — велю выпороть, так и передай. Выпороть и присыпать раны солью.
— С-слушаю, милорд.
Оруженосец, коротко кивнув, вылетел за дверь. Гедер улыбнулся, ему слегка полегчало. Зевая и потягиваясь, он вышел в коридор, навсегда оставляя позади свои покои во дворце ванайского герцога. Беспокойная ночь не сказалась ни на легкой походке, ни на бодром настрое. Воздух веял тихим предвестием весны, полупрозрачный утренний свет разливался по камням мостовой, где еще вчера бушевали мятежники. На дальнем конце площади кто-то из особо отчаянных ванайцев выставил чучело Гедера — огромное пузо, копия черного плаща, вместо головы тыква с мастерски вырезанной идиотской рожей. К шее привешена табличка: «Накорми нас или освободи». Гедер, словно приветствуя двойника, коротко и жестко кивнул.
Приближенные собрались в той же бывшей капелле, где выслушивали его первую речь. Многие взъерошены со сна, Джорей Каллиам как никогда хмур. Госпей Аллинтот, скрестив руки и вздернув подбородок, стоит позади — наверняка решил, что на него возведут вину за вчерашний мятеж.
Гедер, и не подумав сесть, выступил вперед.
— Милорды, — решительно начал он. — Благодарю, что пришли, несмотря на ранний час. Мне как лорду протектору принадлежит право и обязанность отдавать вам приказы сегодня, в последний день нашего пребывания в Ванайях.
Он на миг замолк, давая слушателям осознать сказанное. Взгляды тут же оживились, от смятения разгладились морщины на лбах, кто-то закрутил головой. Гедер кивнул.
— К вечеру все войска должны стоять за городскими воротами, готовые выступить в Кемниполь. Продовольствия у нас, как я понимаю, не много, поэтому позаботьтесь, чтобы сперва уложили припасы, а уж потом новообретенное имущество. Это не разграбление города.
— А что же тогда? — спросил Альберит Маас.
— Не перебивать, Маас. Я пока еще лорд-протектор. Лорд Аллинтот, будьте добры проследить за каналами: их надо перекрыть и оставить без воды. И железные калитки на улицах тоже запереть.
— Какие калитки?
— Широкие калитки у начала каждой улицы.
— Да, милорд, я знаю. Я имел в виду — какие из них нужно запереть?
— Все до единой. Лорд Каллиам, поручаю вам городские ворота. Никого не впускать и никого, кроме нас, не выпускать. Чтоб ни один горожанин не сбежал.
— Мы уходим из города?
— Я вынужден заключить, что политическая обстановка при дворе делает долгосрочную власть в Ванайях невозможной. Вы все видели старания лорда Клинна и видели, к чему они привели. Я читал историю Ванайев. Знаете, сколько раз город переходил под власть Антеи? Семь. Самое долгое — на десять лет, в правление королевы Эстейи Третьей. Самое краткое — на три дня, в Междуцарствие. И каждый раз его отдавали по конвенции или жертвовали им ради выгоды. Из этого ясно, что город потерян для политики. При нынешней обстановке, сложившейся в Антее, мы просто повторяем историю.
— Ему-то откуда знать про обстановку в Кемниполе? — пробормотал кто-то довольно громко, но Гедер сделал вид, что не расслышал.
— Как протектор Ванайев я должен содействовать не благу города, а благу Антеи. Если бы я счел, что наше дальнейшее присутствие в Ванайях принесет пользу короне, я бы остался здесь сам и оставил всех вас. Однако исторические книги говорят, что город неоднократно стоил жизни многим достойным и благородным мужам без сколько-нибудь ощутимой пользы для Рассеченного Престола. И, исполняя должность, доверенную мне лордом Терниганом от имени короля Симеона, я пришел к выводу, что Ванайи невозможно удержать без серьезных потерь. И написал об этом королю Симеону — гонец с письмом, где приводится обоснование моего решения, уже скачет драконьей дорогой в Кемниполь.
— Как, просто взять и уехать? — возмущенно переспросил Маас. — Отдать Ванайи врагу? Любому, кто окажется ближе?
— Нет, разумеется, — ответил Гедер. — Ванайи мы сожжем.
* * *
Город погиб на закате.
Случись ванайцам догадаться заранее, недавний мятеж на площади показался бы всем детской забавой. Однако ни осушенные каналы, ни вынесенные на улицы дрова, уголь и масло, ни укрепленные дополнительной охраной городские ворота не вызвали особых подозрений — горожане согласно решили, что им просто мстят за камень, угодивший в голову Гедеру. А поскольку публичные казни были в Ванайях привычным делом, то судьба нескольких мятежников, которых поймают и сожгут, мало кого тревожила. И лишь когда антейские войска, промаршировав по улицам, покинули город, до ванайцев дошел смысл происходящего — однако было уже поздно.
Деревянные дома, доски которых промасливали для защиты от влаги, и узкие улочки, перегороженные калитками, и самодовольная уверенность в том, что город выживет только потому, что выживал и раньше, — история Ванайев обернулась против самих Ванайев. Город был лишь пешкой в крупной игре.
Гедер сидел на небольшом табурете, оставшемся во дворце после сэра Алана Клинна; сиденье — натянутый между опорами кусок кожи — казалось узковато, но собственный походный стул был еще неудобнее. Вокруг стояли ближайшие из советников.
Наступал миг, который Гедер мысленно репетировал не единожды. Как только все будет кончено, он встанет и своей властью официально объявит, что Ванайи больше не нуждаются в протекторате, а потом отдаст приказ выступить в поход. Будет похоже на сцену из старых сказаний. Советники и командиры, стоящие вокруг, беспокойно поглядывали на Гедера, словно не веря, что он всерьез намерен выполнить угрозу.
На его глазах, в сотне шагов впереди, захлопнулись ворота Ванайев, золотые в лучах закатного солнца. Гедер встал.
— Перегородить выход, — велел он.
Приказ нарастающим эхом прокатился от вестника к вестнику, устремляясь к воротам. Ждавшие там верные люди тут же принялись за дело, и меньше чем за минуту выход был надежно закрыт — ворота, конечно, еще можно было выломать напором изнутри, но времени для этого у Ванайев уже не оставалось.
— Пустить огненные стрелы, — негромко, словно беседуя сам с собой, проронил Гедер.
Команда разнеслась по рядам. Два десятка лучников зажгли стрелы и подняли луки, небо прочертили тонкие полоски, мерцающие как светлячки. И второй раз. И еще дважды. Точно так же, дождавшись приказа, выпустят стрелы другие лучники в геральдических цветах Гедера, стоящие сейчас вокруг всего города. Гедер сел. В мечтах все вершилось мгновенно — однако наяву солнце уходило все дальше за горизонт, золотое сияние растворялось в серых сумерках, а признаков пожара все не было. Юноша чуть было не велел лучникам повторить залп, как вдруг наконец заметил первый клуб дыма, который поднялся над городом и начал расти — медленно, слишком медленно. Ожидание явно затянется.
Дым сгустился, повеявший ветер развернул грязное облако в сторону Гедера. С южной стороны возник второй дымный столб — черный язык, вытянувшись ввысь, поймал последние лучи закатного солнца и на миг окрасился алым. Гедер поерзал на сиденье. Холодало, однако за курткой посылать не хотелось. Из-за бессонной ночи накатывала усталость, он едва не падал.
Долгое время ничего не происходило. Немного дыма. Дальние отзвуки голосов. Вспыхнувший пожар вряд ли погасишь, но вдруг?.. И все же дымные клубы разрастались, мало-помалу заполняя ночное небо над Ванайями, — а затем внезапно, словно войдя в полную силу, пожар захватил весь город.
Понеслись вопли, визг и вой. Гедер, конечно, ожидал шума, но не предполагал, что крики так напомнят ему о проклятом мятеже — неужели все было только вчера? В нынешнем многоголосом гуле, правда, не слышалось злобы, одна лишь животная паника. Он уловил движение среди солдат: кто-то из ванайцев умудрился выскользнуть из города, и стражники, верные повелению, принялись расправляться с беглецами. Гедер, тронув рассеченную губу, напомнил себе о чучеле на площади. Ванайцы начали первыми. Не его вина, что они теперь гибнут.
Дым, подсвеченный снизу заревом пожара, взвивался над городом огромными клубами, затмевая луну. Языки огня, поднимаясь у самой стены, плясали поверх крыш и устремлялись в небо. Послышался гул — низкий и ровный, как звук марширующей армии, потом задрожала земля, и Гедер невольно огляделся — что это, обвал? Или атака? Он даже успел вообразить себе чудом уцелевшего последнего дракона, спрятанного под Ванайями и теперь разбуженного пламенем, как вдруг понял, что гул — всего лишь отзвук бушующего в городе огня.
Ворота дрогнули, изгибаясь от жара, на стене показались силуэты тех, кто пытался сбежать. На краткий миг, внезапный и четкий, как при вспышке молнии, пламя вдруг высветило женщину — Гедер так и не разглядел, какой расы. Она воздевала руки, пытаясь жестами что-то сказать, и Гедер вдруг чуть не дернулся послать кого-нибудь ей на выручку — однако женщина уже исчезла. Очередной порыв пламени добрался до полупустых зернохранилищ, и взметнувшаяся хлебная пыль взорвалась с громовым треском, заглушившим прочие звуки.
Гедер сидел, глядя на город расширенными от изумления глазами, вокруг дождем сыпались ошметки пепла. Жар от погибающего города обжигал лицо, как раскаленное солнце пустынь. Еще нынешней ночью он предвкушал, как будет сидеть и смотреть на гибнущий город — до конца. И не знал, что Ванайи будут гореть не один день.
Ничего он не знал. Ничего.
— Уходим, — сказал он. Никто не услышал. — Хватит уже! Уходим!
Приказ передали по рядам, и антейская армия отступила от пекла. Гедер успел отбросить всякую мысль о заготовленных жестах и патетической риторике: на фоне содеянного меркли любые слова. Он вернулся в палатку, занятый одной мыслью — не слишком ли близко к городу разбит лагерь, не перекинется ли пожар через стены, не доберется ли до него самого.
Он отослал оруженосца и рухнул на постель. От усталости не было сил пошевелиться, в ушах не смолкал страшный рев пламени. Перед недвижным взглядом, уставленным в крышу палатки, плясала хрупкая женская фигурка с воздетыми руками, гибнущая в пожаре. Прижав руку ко рту, Гедер вгрызся в ладонь до крови, пытаясь не слышать огненного гула.
Дым десяти тысяч людей поднимался в небо.
Назад: Доусон
Дальше: Китрин