Мы шагали по плотно утрамбованному колоннами авангарда - или арьергарда, как посмотреть на ситуацию - снегу. Шагали небыстро, потому что и уцелевший "Бобер" и немногие оставшиеся у Биберштайна танки шли, что называется, на последнем издыхании. Мощные электродвигатели их еще третьего дня пошли вразнос, и они не давали и крейсерской скорости, что уж говорить о "Бобре", прикрывавшем тылы, двигаясь с постоянно развернутой на 180 градусов башней. Также и остальные танки.

Поэтому расстояние до позиций "Единорогов" мы шли едва ли не вдвое дольше, чем когда уверенно шагали к Колдхарбору. Говорить о моральном состоянии войск было бы излишним. Самое мягкое слово, что можно было подобрать, было "подавленное". Вот только оно не отражало всей полноты отчаяния, охватившего остатки экспедиционного корпуса. И дело тут было даже не в чудовищных потерях. В конце концов, солдаты и офицеры корпуса были людьми бывалыми, многие не по одному году уже провели на передовой линии Студенецкого. К подобному они были привычны. А вот уничтожение "Бобра" ударило намного сильнее. Крейсерские танки, вроде него, были воплощением мощи нашей империи. Они легко проходили вражеские линии обороны, уничтожая форты и укрепрайоны. А тут один такой крейсерский танк был уничтожен с двух выстрелов чудовищными сгустками. В считанные минуты громадный "Бобер" превратился в обгоревший остов. И именно это погрузило многих в бездны отчаяния.

Несколько сотен раненых умерли в лазаретах. Врачи считали, что виновато в этом как раз то самое отчаяние.

- А зачем выздоравливать? - процитировал мне один из докторов, к которому я обратился на очередном привале. Я не получил серьезных ран в схватке с демонами, однако из-за скверной сырой погоды они быстро воспалялись, из-под бинтов то и дело начинали течь то сукровица, то вовсе гной. - Смысл какой? Говорят они, - продолжал доктор. - Сейчас оклемаемся, а завтра всех нас демоны перебьют. Куда нам против них? С двух выстрелов "Бобра" уничтожили. А может и верно, как думаете, господин полковник?

Сменив повязки, он вытащил из-под раскладного стола банку с прозрачной жидкостью. Как только открыл крышку, по госпитальной палатке пополз знакомый запах спирта, перебивший все остальные "ароматы", витавшие в ней.

- Запьете? - спросил у меня врач, подталкивая ко мне котелок с водой. - А то я привык давно уже так.

- Врачи и драгуны не запивают спирт, - усмехнулся я, принимая у доктора банку.

- Забавно, - сказал он, глядя, как я прикладываюсь к банке и отпиваю глоток жгучей жидкости. - Вчера тут был майор из Восемнадцатого Померанского, - он взял у меня банку и приложился к ней сам, - так он говорил, что гренадеры и врачи не запивают.

- Мы - тяжелая пехота, - глуповато хихикнул я, потому что немного захмелел даже от этого глотка, слишком уж сильно устал за время этого проклятого марша.

Мы выползли, иначе не скажешь, к позициям, занимаемым "Единорогами", ранним утром. Громадные орудия, швыряющие снаряды, скорее всего, по Колдхарбору, мы увидели еще вечером прошлого дня. Многие хотели рвануть к ним, не останавливаясь на ночь, однако генерал-лейтенант фон Штрайт, взявший на себя командование корпусом вместо впавшего в тяжелую депрессию Блюхера, приказал остановиться и разбить лагерь. И как выяснилось, сделал он это не зря. Потому что отдохнувшие хоть как-то за ночь мы шагали до позиций "Единорогов" несколько часов. А уж в темноте топали бы в несколько раз дольше, к концу марш-броска едва ноги передвигая.

Всех поразил вид странного построения в сотне с лишним метров от нашей цели. Точнее, само построение было самым обычным, и весьма походило на те укрепления, что были выстроены вокруг самоходных орудий. Единственным отличием было то, что в сторону возможного противника оно было развернуто фронтом, а не углом, как будто стоящие за его брустверами воины не признавали никаких военных хитростей и готовы были встретить врага грудью. И вот эти-то воины, занимавшие позиции на укреплениях, были наиболее необычны.

Они как будто сошли с картинок из учебников истории, рассказывающих о рыцарях Средних веков Потерянной Родины. В массивных доспехах, прикрытых белыми плащами со стилизованными красными крестами. При квадратных ростовых щитах, вроде павезы или чего-то такого, вооруженные длинными ружьями, снабженными для чего-то еще и лезвиями, как у алебард.

- Кто это такие? - удивился шагающий рядом со мной фон Ланцберг, вполне оправившийся от ран. - Я никогда не слышал о подобных войсках в армии нашей империи. Да и в армиях других государств тоже. Может быть, какие-то совсем уж специальные части, вроде берсерков Нордгарда.

- Думаю, скоро мы это узнаем, - ответил я.

Мы вошли в лагерь, выросший вокруг "Единорогов", и встретили нас товарищи по полку. Впереди стояли Елена и майор Штайнметц.

- Господин полковник, - отдал честь оставленный мной командовать взводами тяжелого вооружения майор, - разрешите доложить. Потерь в оставленных мне взводах нет, раненных - нет, больных - нет.

- А я вот не сохранил людей, майор, - не слишком уставной фразой ответил я.

Нас не отправили в тыл. Остатки корпуса под командованием фон Штрайта заняли позиции рядом с "Единорогами". Самоходные орудия теперь день и ночь швыряли снаряды в сторону Колдхарбора. Казалось, они давно уже должны были сровнять этот невеликий город с землей. Однако приказа прекратить огонь штабс-капитану Кемпфу не поступало, а вот снаряды приходили со складов без каких-либо задержек.

Штабс-капитан с облегчением скинул с плеч ответственность командования на плечи генерал-лейтенанта. Ему явно было неуютно руководить майорами и полковниками, которые были старше него не только по званию, но и возрастом. И Кемпф с азартом взялся на командование артиллерией. Под его непосредственным руководством "Единороги" начали стрелять чаще.

- Есть приказ пустить орудия в разнос, - сказал он на одном из совещаний штаба корпуса. - Стволы и ходовые не беречь.

- Значит, грядет что-то весьма скверное, - вздохнул майор Фермор. - Выдержим ли новый удар демонов?

Этот вопрос волновал всех нас. И если они подкатят сюда то самое - или те, если их много - орудие, что уничтожило "Бобра", много ли останется от наших позиций? Ответ приходил на ум только один, и был он неутешителен.

- Надо выдержать, - ответил ему Штрайт, - потому что приказа отступать и сравнивать линию фронта не было.

- Вот только, чего ждать от наших соседей? - вздохнул майор Краузе.

Обосновавшиеся на нашем фланге рыцари Братства волновали всех нас. Я успел ознакомиться с телеграммой с орбиты, и теперь постоянно косился на их построение, которое было слишком уж близко к нам. Пусть демоны и враги всем нам - людям, но что будет после боя с ними? И на этот вопрос ответа у меня не было. И, похоже, не было его ни у кого из офицеров на этом собрании.

- Довольно вопросов, на которые ответов нет, - как будто прочтя мои мысли, произнес генерал-лейтенант. - Я каждый раз собираю вас у себя для того, чтобы напомнить об одном, мы здесь будем драться до последнего. И сняться с позиций мы можем только в двух случаях. Либо получив приказ об отступлении, либо - приказ о наступлении. Это вы должны понимать даже не головой, а всем своим ливером! Печенками-селезенками!

После разгрома под Колдхарбором все мы изменились. Кто сильнее, кто - нет. Вот у генерал-лейтенанта появилась, на мой взгляд, совершенно дурацкая привычка собирать нас на бесполезные совещания, и раз за разом повторять одни и те же слова, обязательно поминая ливер и печенки-селезенки. За это уже успел получить прозвище "генерал Ливер".

Наш же формальный командующий гвардии капитан фон Блюхер и вовсе как будто пропал. Тевтонам пришлось туже всего в битве с демонами. От батальонов лейб-гвардии полка осталось, дай бог, чтобы две роты, укомплектованных из всех выживших и способных держать оружие солдат и офицеров. Они заняли без разговоров выделенный им участок обороны, как раз рядом с моими драгунами и гренадерами Фермора. Вот только Блюхер с первого дня заперся в выделенном ему блиндаже, и больше я его не видел.

Штрайт назначил меня командующим всем драгунским соединением, которое гордо именовалось бригадой, но только из-за того, что в него формально входили несколько полков. А на самом деле, в нем едва ли можно было набрать людей на один полный драгунский полк. Выбор генерал-лейтенанта пал на меня из-за того, что я оказался единственным штаб-офицером во всех драгунских полках. Тиль Бем погиб при Колдхарборе, а полковник Башинский получил несколько тяжелых ран и по прибытии на позиции "Единорогов" его тут же отправили в тыловой госпиталь. Так что командовать драгунской бригадой пришлось мне.

Мы расставили чудом уцелевшие в сражении пулеметы на бруствере, добавив их к тем, что уже стояли там. Быть может, эти несколько штук и не сыграют особой роли, но их расчетам, также чудом пережившим ту битву, надо было как-то самоутвердиться. Как и всем нам, отступавшим из-под Колдхарбора.

Не смотря на общую активность, настроение в полках было крайне подавленное. Возможно, не так уж и зря генерал-лейтенант фон Штрайт напоминал нам о невозможности поражения. Потому что в победу в сражении с демонами, похоже, не верил никто.

Я боялся как следует задумываться над этим, чтобы не обнаружить в себе неутешительного ответа. И жить старался одним днем. Не заглядывать в будущее, где было только одно событие, которое имело значение. Приход демонов. На нем все мои мысли о завтра заканчивались.

Это не осталось незамеченным для Елены. Она видела, что я часто замыкаюсь в себе, отвечаю на ее вопросы преимущественно односложно и вообще разговариваю, можно сказать, по необходимости. На третий день она не выдержала и вспылила.

- Да что с тобой такое, Максим?! - подойдя ко мне почти вплотную, спросила она. - Я тебя никогда таким не видела.

- Знаешь, Елена, - сказал я невпопад, - а ведь очень хорошо, что тебя не было под Колдхарбором. Там был форменный ад. Демоны уничтожили "Бобра" с двух выстрелов. А до того мы дрались с ними несколько часов кряду. Врукопашную. Без брустверов, щитов, фортов и банкетов. В чистом поле. Снег в лицо. И твари. - Речь моя стала почти бессвязной. - Лезут и лезут. Как будто смерти не боятся совсем.

Лицо обожгла хлесткая пощечина. За ней последовала еще одна.

- Пришел в себя? - холодно поинтересовалась Елена. - Или добавить еще?

Я поднял на нее глаза и понял, что она готова надавать мне еще оплеух, чтобы привести в себя.

- Эти твари, Елена, - спокойно сказал ей я, - сломали нас. Всех. Мы потеряли веру в себя. В силу и мощь нашей армии. Нам случалось терпеть поражения. И более сокрушительные, чем нынешнее. Мы теряли даже такие мастодонты, как крейсерские танки "Бобер". Тут дело совсем в другом.

- И чем же? - быстро спросила Елена.

- Тварей не брали лучи наших винтовок и карабинов, - ответил я. - Пулеметы расстреливали тварей, но те поднимались раз за разом. - Я оборвал себя, оторвавшись от мрачных воспоминаний о битве. - Именно это и сломало нас, Елена. Именно это. Мы привыкли быть сильными и уступать только большей силе. Но силе, понятной нам. Если у врага больше солдат, техники, пушек. Если их укрепления лучше наших. Если их самолеты сровняли с землей наши. Это скверно, но это поражение можно объяснить. А вот эти демоны. Они за гранью нашего понимания. Именно поэтому мало кто здесь верит в победу.

- Но ведь тут мы хорошо закрепились, - пожала плечами Елена, - и ждем подкреплений, так что условия сильно изменились. Не в голом поле будем драться.

- Оружие-то у нас то же, - мрачно усмехнулся я, - а вот чего ожидать от врага... - Я только плечами пожал.

Прибытие полков подкрепления и саперного батальона, который должен был как следует обустроить наши позиции, несколько подняло всем настроение. Тем более, что командовал полками подкрепления сам Авраам Алекс фон Готт - полковник Лейб-гвардии Тевтонского полка.

Десантный корабль "Мариенбург", построенный специально для Тевтонского полка, приземлился на Пангее утром того же дня, когда к нам пришло подкрепление. Вообще, у каждого полка лейб-гвардии, даже кавалерийского, имелся свой десантный корабль, построенный по индивидуальному проекту с учетом пожеланий полковника и шефа полка. Они существенно превосходили серийные образцы, а также каждый имел свои неповторимые особенности. Например, тевтонский "Мариенбург" был вооружен намного лучше и мог выдержать сражение в космосе с парой фрегатов противника или легким крейсером. Вот только на земле он несколько уступал стандартным конструкциям, и потому сажали его обычно дальше в тылу.

Для встречи товарищей по полку фон Блюхер выбрался из своего блиндажа. Он выглядел не столь "парадно", как в день прибытия на Пангею, однако в целом все же выделялся на фоне остальных офицеров. Даже генерал-лейтенант смотрелся несколько менее эффектно

- Приветствую вас, - взмахнул рукой в довольно вольном воинском салюте фон Готт. - Вместе мы сможем отразить атаку любых врагов. Хоть проклятых альбов, хоть терранцев, хоть демонов.

Полковник фон Готт больше походил на конторского служащего, чем на бравого полковника, которого весьма усердно изображал всем видом. Идеально пошитая форма и тяжелые доспехи его не делали более похожим на того, кого он играл. И вообще, во всей манере поведения полковника было так много наигранности, показной лихости и цинизма, что меня с первого взгляда начало тошнить от одного его вида.

- Я принимаю командование корпусом, - сообщил он, даже не потрудившись выслушать ответа фон Штрайта. - И сейчас мне надо поговорить с гвардии капитаном фон Блюхером. Конфиденциально. Где это можно сделать? - Готт глянул на генерал-лейтенанта, будто тот был его денщиком.

- Вот гвардии капитан, - ответил ему идеально нейтральным тоном фон Штрайт, - вас и проводит в свой блиндаж.

Полковник фон Готт коротко кивнул ему и отправился следом за фон Блюхером. Разбираться с размещением прибывших полков и батальонов Лейб-гвардии Тевтонского полка придется генерал-лейтенанту.

Я проводил взглядом обоих тевтонов и едва удержался от того, чтобы сплюнуть под ноги. Слишком уж картинно смотрелся фон Готт в белом с черным подбоем плаще и пикельхельмом, зажатым под мышкой. Так и хотелось плюнуть ему на начищенные до блеска сапоги.

- Да уж, - усмехнулся фон Штрайт, - наруководит тут этот отец-командир.

Хотя все оказалось не так печально, как представлялось сначала. Реальным командиром Лейб-гвардии Тевтонского полка был майор Биттенфельд. Он был довольно молод для своего положения, однако офицером оказался весьма толковым. Не смотря на отсутствие дворянского "фон", за его спиной стояли несколько десятков поколений титулованных предков, что никак не сказалось на его поведении. Лицо Биттенфельда было словно высеченным из камня, хотя иногда принимало вполне живое выражение, а волосы он отпускал несколько длиннее, чем было положено по уставу.

Он не стал возражать против расположения полка на позициях, и сам постоянно инспектировал их. Явно не "для галочки", как фон Готт, который больше красовался, чем вникал в диспозицию. Блюхер же таскался за ними тенью. Похоже, его поражение под Колдхарбором сломало окончательно.

На советах, что генерал-лейтенант собирал с прежней регулярностью, причем теперь советуясь по этому поводу с гвардии полковником, который еще ни разу не отказал, мы продолжали долбить один и те же доклады о готовности. А фон Штрайт повторял, что надо держаться и что покинуть траншеи мы можем только в двух случаях - и дальше по тексту.

Саперный батальон укрепил наши позиции, почти до уровня тех, что имелись на самой линии Студенецкого. Где руками, а где техникой они углубили траншеи, набросали мерзлой земли на брустверы, оборудовав их полноценными банкетами. Укрепили блиндажи офицеров. Прикрыли орудия наших полков и прибывших артиллеристов барбетами. Выстроили из привезенных щитов некоторые подобия фортов, укрывающих выдвинутые на бруствер легкие орудия, и бункеров, где укрывались солдаты.

Но даже это не могло внушить тем, кто пережил битву под Колдхарбором, ощущения хотя бы иллюзии безопасности, которое было у нас в траншеях даже при самых интенсивных обстрелах. Стоило только представить себе драку с тварями в наших траншеях, как сердце замирало и внутренности сводило от противного мороза.

И все же, ждать атаки демонов было почти невыносимо. Поэтому когда разведка 42-го Гессенского егерского полка, сменившего вырезанный едва не под корень 37-й полк покойного майора Гайслера, заметила их передовые силы, у меня отлегло от сердца.

Я покосился на Елену, сопровождавшую меня. Теперь уж ей не избежать кровавой схватки. И снова на сердце стало очень тяжело.

А уж когда нам сообщили о том, кто шагает на нас стройными шеренгами, я и вовсе едва сумел сдержать дрожь в руках.