ГЛАВА 18
Пятница, 2 января, Форштадт
Люк
С утра Люк отдался в руки виталиста. Голова трещала, есть не хотелось — поганый алкоголь подавали на этом балу. Маг быстро вывел остатки похмелья из организма, и теперь Люк, приняв ванну, жадно пил воду, пока перед ним выставляли завтрак. Не хотелось предстать перед княгиней с опухшей мордой.
Леймин, выслушав его, покачал головой.
— И чего вы добились? Если он не идиот, то все понял.
— Вот и прекрасно, — невозмутимо откликнулся Люк, допивая вторую чашку кофе. — Время обдумать и засуетиться у него было. Сегодня предложу ему встретиться наедине. Там-то и повяжем.
Он поднялся.
— Щиты обновите, — хмуро напомнил старый безопасник.
— Некогда, Леймин, — нетерпеливо отмахнулся Дармоншир. — Надо вспахать и засеять вторую линию. У меня сейчас утро, посвященное музыке. Если потом успею, то загляну к прекрасной Виктории.
Старик поднял глаза к потолку и покачал головой.
Без пяти одиннадцать лорд Лукас Дармоншир уже шел за слугой, ведущим его куда-то вглубь дворца. Распахнул двери — герцог зашел, поклонился. В зале, помимо княгини, сидело с десяток фрейлин, что-то дружно щебечущих. Ее сиятельство читала книгу. Отложила, встала. Женщины замолкли и с любопытством начали разглядывать его светлость.
— Ну что же, — проговорила княгиня. — Присаживайтесь, лорд Дармоншир. Я исполню несколько пьес, а затем составите мне компанию на прогулке.
— С огромным удовольствием, — мягко сказал Люк. Сел у фортепиано. И приготовился слушать.
Играла она бегло, чуть нервно и зажато, но увидев, что на ее пальцы смотрят — почти любуются — расслабилась — и понеслась по гостиной чудная и легкая летняя мелодия, быстрая, как прыгающий по камням ручей, звонкая, как пение птиц. Люк очень сдержанно относился к искусству — но не мог не оценить безусловного таланта. Чем и поделился, когда княгиня закончила.
Чуть позже он уже сопровождал ее в саду, шагая по расчищенным дорожкам, а позади разноцветной пушистой стайкой, пахнущей духами и пудрой, следовали придворные дамы.
— Как карты? — поинтересовалась Диана, разглядывая дерево, покрытое снегом.
— Обычная мужская игра, ваше сиятельство, — Люк хмыкнул. — Сегодня я получил куда больше удовольствия.
Она не улыбнулась, пошла дальше.
— И хочу сказать, — перешел он в атаку, — что вы заслуживаете лучшего, княгиня.
— Я живу с тем, что есть, — равнодушно проговорила она. — Не нужно меня жалеть, герцог. Этот брак был нужен отцу, он получил этот брак. Я ожидала взамен получить свободу — но и сейчас мной управляют со всех сторон.
— Но ведь у вас власть, — удивился Кембритч.
Она пожала плечами.
— Власть у тех, у кого сила. Форштадт слишком мал, чтобы диктовать свои условия — а муж привез с собой личную гвардию, посты в армии заменены королем Луциусом на верных людей. Правительство делает мне подачки, когда я начинаю наседать — а мужу управление в принципе не интересно. Де-факто я княгиня без княжества.
— У Лоуренса сильные люди, — согласился он. — Тот же Дьерштелохт. Но я думал, вы относительно независимы от центра.
— Это кажется, — княгиня обернулась, махнула рукой фрейлинам, и те недоуменно остановились… и пошли обратно, прочь от них. — Не хочу лишних ушей, — объяснила она. — Альфред неплох. Он тоже жалеет меня, — добавила она со слабой улыбкой. — Иногда мне кажется… — она осеклась. — Но он полностью предан Лоуренсу. И старшему брату. Тот частенько бывает у нас. И барон ездит в Лаунвайт, как я понимаю, привозит распоряжения мужу от Луциуса. Я в клещах со всех сторон, герцог. Отец подписал договор и не может влиять на политику. Его величество всегда будет на стороне сына. Лоуренсу же не нужно ничего кроме алкоголя и женщин.
— Сочувствую, — проговорил Люк и едва заметно скользнул ладонью ей по локтю.
— Да боги с ним с Лоуренсом, — сердито проговорила Диана, — Форштадт приходит в упадок. Люди нищают, растет преступность. Правительство, чувствуя бесконтрольность, напринимало диких законов. А я люблю эту землю, лорд Лукас.
В ее голосе было столько безнадежности, что даже Кембритча пробрало.
— Неужели, — сказал он тихо, беря ее за руку и сжимая ладонь, — эти пальцы, — он погладил их, — столь ловко управляющиеся с клавишами, способны только на это? А ваша прелестная головка? Вы ведь не чужды импровизации — сегодня я это услышал. Да и вообще, — он усмехнулся, — у женщины куда больше оружия, чем у мужчин.
— Это какого же? — Диана снова зарделась. Но он теперь понимал, не от смущения, нет, и не от возбуждения. С непривычки. Видимо, давно ни с кем не говорила откровенно. И не привыкла ко вниманию.
Он огляделся.
— Какая красивая беседка, княгиня. Закрытая, что немаловажно. У вас ведь не стоят в ней камеры, нет? Покажите мне ее, прошу. А я расскажу вам о вашем оружии.
Внутри она сняла перчатки. Провела рукой по столу. Рыжая, бледная, в синем пальто, прибавляющем ей нездорового вида.
— Слушаю вас, лорд Лукас.
— Слабость, — сказал он, взяв ее руку и поднося к губам. — Слабость — величайшая маскировка, прекрасная Диана. Используйте ее.
— Но как? — растроенно воскликнула она.
— Тссс, — Люк поцеловал ей пальцы. — Хитрость, ваше сиятельство. Шантаж. И упорство. У вас нет армии, — он обнял ее за талию — и Диана смотрела широко открытыми глазами — но у вас есть общественное мнение, боязнь скандалов у великих мира сего и деньги. Вы слабы — это ваше оправдание. Простите себе заранее все — шантаж, подлость, хитрость, угрозы. Кроме крови — не потому, что власть этого не допускает, а потому что вы не убийца, а художник. Используйте все орудия. Оставьте рядом только верных людей, которые умрут за вас — или за деньги, которые вы им платите. И помните — у вас за спиной Форштадт. Который, кроме вас, нужен еще кому?
Она нахмурилась, завороженно глядя на его губы.
— Королю Луциусу? — сказала она.
— Совершенно верно, — рассмеялся Люк. — Я сразу увидел, что в этих глазах светится незаурядный ум. И, насколько я знаю, ваш батюшка не мог не наделить вас нужной жесткостью и волей. Поищите в себе — гены никуда не могут деться. И, позвольте, раз уж я совратил вас на бархатный переворот, дать еще один совет.
— Да, герцог? — она все еще хмурилась, обдумывала его слова.
— Заведите любовника, — жестко сказал он. — Желательно, кого-то из высших военных чинов. Привяжите его ребенком, раз Лоуренс не может обеспечить вас наследником. Мужчина за свою кровь на княжеском троне горы для вас сроет. А вам нужна сильная рука рядом. Я бы соблазнил вас, ваше сиятельство, чтобы вы увидели себя — какой вы можете быть, но, увы, я связан словом. Выберите человека, который будет мало говорить и много делать. Сладкие речи — как у меня, княгиня, — ничего не стоят. Обычно это означает, что вас хотят использовать.
— Жаль, — прошептала она и прикрыла глаза.
И он не мог не склониться и не подарить ей поцелуй. Долгий, спокойный и приятный. Такой, чтобы она точно его запомнила.
Чистая благотворительность. Чистая глупость.
Он оставил княгиню в беседке. Ушел, жутко недовольный собой. Все пошло не так. Вместо потока сведений, возможности следить за блакорийцем, секретов, которыми его можно было бы шантажировать — если бы Люк не свернул с дорожки, ведущей к короткому роману с княгиней — будущая головомойка от Луциуса Инландера, который, естественно, сможет сложить два и два. Посещение Люком Дианы Форштадской и ее внезапную смелость. Если она все же решится заявить о себе.
Осталась одна нить — и теперь туда придется приложить все усилия.
По пути, чтобы обнаружить слежку, он попросил водителя завезти его в ювелирный магазин — и там долго выбирал камни, поглядывая через витрину. Купил роскошное опаловое колье — совершенно точно представляя, кому его подарит. На золотистой коже Марины Рудлог черные камни с радужными звездчатыми прожилками будут смотреться изумительно.
Особенно если больше на ней ничего не будет.
Запустил руку в россыпь ограненных камней — даже он, не имеющий ни капли способности к классической магии, чувствовал их силу — и приказал продавцу упаковать их все. Нужно же и пополнять дедову сокровищницу. Не удержался, купил еще подарок — тяжелые черные серьги в комплект к колье. Странным образом досада из-за собственной слабости таяла, заменялась предвкушением, совершенно не связанным с расследованием.
— У нас есть еще превосходные бриллианты, — сияющий продавец показал Люку несколько крупных, искрящихся камней.
— Нет, — задумчиво сказал Люк. — Гранаты. Покажите мне, что у вас есть.
Катая меж пальцев огромный гранат, плотного кровавого цвета, он, погруженный в свои мысли, пил принесенное вторым продавцом вино — оттенки у драгоценности и напитка были почти одинаковыми, — пока покупки быстро упаковывали, периодически принося герцогу полюбоваться что-то из «особых» запасов.
Он кивал или отрицательно поводил головой, почти не видя, что ему показывают, весь погруженный в свои мысли.
Когда это он ухитрился стать столь переборчивым? Княгиня ладна, с приятной грудью, наверняка жадна до ласки и за пару дней расскажет при нужном нажиме все, что ему нужно. А у него давно не было женщины, так что можно совместить, как всегда, дело и удовольствие. Что его останавливает — уже который раз? Неужели все из-за нее? Из-за Марины?
— Нет, — произнес он вслух, и продавцы недоуменно посмотрели на него. Он мрачно отсалютовал им бокалом.
Нет. Дело в его глазах. Вот именно. Он же уже думал об этом. Если странное свечение появляется в моменты наивысшего удовольствия, то не стоит демонстрировать это направо и налево. По крайней мере, пока он сам в этом не разберется.
Люк задумчиво и недовольно потер гранат о нижнюю губу.
— Еще вина, ваша светлость? — почтительно спросил продавец. — Оно ведь из Дармоншира. Из маленькой винодельни на юге. Мы закупаем его для особых клиентов.
— Как называется? — равнодушно спросил Люк.
— «Марина фе лоре», ваша светлость. Это по-серенитски. «Море моя любовь». Его невозможно забыть, не правда ли?
Люк усмехнулся, отставил бокал и поднялся. Посмотрел на часы — оказывается здесь, в магазине, заполненном тяжелой и властной аурой камней, он провел почти полтора часа. Если бы за ним следили, он бы увидел.
— Пришлите камни ко мне, — приказал он и подбросил гранат на ладони. — Этот я возьму с собой. Да, — он обернулся к смотрящему почти с обожанием продавцу. — Вы говорили, у вас есть бриллианты? Я хочу купить и их.
У ворот дома, где находились его апартаменты, машину Люка атаковала толпа газетчиков.
— Вы намерены добиваться возвращения в большой спорт?
— Готовы ли вы обнародовать анализы крови, взятые перед кубком?
— Ваша светлость! Один вопрос! Один вопрос!
— Вы принимаете сейчас наркотики, лорд Дармоншир?
— Вы общались с семьями убитых вами на трассе людей?
— Что думает ваша невеста о вашем решении?
— Почему она не сопровождает вас?
Люк курил в автомобиле, игнорируя жадные лица, мелькающие в окнах, вспышки фотокамер. Ангелина, когда он позвонил ей и предупредил, что собирается развлечься, помолчала секунды три и очень величественно — будто он спрашивал ее разрешения — сказала:
— Я не вижу в этом ничего предосудительного.
— Газетчики некоторое время будут орать, — пояснил он. — Не хочу, чтобы это доставило вам неприятных минут.
— Это никак не отразится на семье Рудлог, — ответила принцесса. — Слишком мелко. До встречи, Лукас. И удачи.
Машина медленно двигалась вперед, в открытые ворота, а оттуда журналистов, сбежавшихся на горячее, уже теснила охрана дома. Водитель беззвучно ругался, глядя на чуть ли не бросающихся на капот репортеров.
— Вчера они были спокойны, как пчелы в улье зимой, — сказал ему Леймин, когда Люк поднялся на свой, верхний этаж. — А сегодня рой зашевелился, как по команде.
— Думаю, так и есть, — герцог скинул пальто, достал телефон. Потер пальцами висок.
— Здесь вообще можно получить кофе? И обед?
— Сейчас, ваша светлость, — в дверях гостиной мелькнула голова Майки Доулсона. — Пять минут.
Леймин протянул Люку лист бумаги, и тот, набирая номер, бегло просмотрел записи.
— Все, что смогли получить от слежки за Альфредом Дьерштелохтом, — пояснил Леймин. — Рано утром выезжал из дворца в клуб «Форштадские розы», в который пойдете вечером. Там провел около получаса. Вернулся во дворец. По словам слуги из дворца, которого удалось подкупить и разговорить, ни в чем предосудительном блакориец не замечен.
— Негусто, — протянул Люк и Леймин неохотно кивнул.
— Что вы делаете?
— Успокаиваю шантажиста, — буркнул недовольный собой герцог, слушая длинные гудки. Наконец, ему ответили. Очень тихо.
— Вы уже соскучились по мне, ваша светлость?
— Ночь не спал, леди Виктория, — с усмешкой проговорил Люк, перестраиваясь из хмурого и раздражительного типа в дамского угодника прямо на глазах изумленного безопасника. — Ваши прекрасные глаза — залог бессонницы.
— Судя по вашему красноречию, вам опять нужно мое содействие, — почти шепотом сказала волшебница. На фоне раздавались чьи-то голоса — Люк прислушался, поднял брови — узнал голос короля Инляндии. — Когда?
— Сейчас, — не стал ходить вокруг да около Люк.
— Сегодня — нет, лорд Дармоншир. Я сопровождаю его величество Луциуса. Отлучиться не могу.
— Ну что сделаешь, — Люк выразительно посмотрел на мрачнеющего — понимающего, к чему идет дело, Леймина. — Тогда не буду вас отвлекать. До встречи, леди Виктория.
Она не ответила — быстро отключилась.
— Я поищу еще варианты, — сухо предупредил безопасник.
— Ищите, — кивнул Люк. — Имейте в виду, что через час я уезжаю. Дайте мне адрес, куда приглашать на разговор Дьерштелохта. Сегодня, — он потянулся и едва удержал зевок, — моя очередь использовать шантаж.
К неудовольствию Леймина, за отведенное ему время он так и не смог найти мага, способного обновить щиты. Зато настоял на прослушивающем устройстве в часах — с тревожной кнопкой, маячке на рукаве рубашки, тонком ноже в карман брюк. Люк терпел наставления — во-первых, Леймин был прав, а Кембритч никогда не был идиотом, во-вторых, терять старика не хотелось. Не воспротивился он и когда Леймин пожелал, чтобы хозяин надел бронежилет скрытого ношения.
— Жаль, что нельзя на голову каску-невидимку прикрепить, — пошутил герцог, застегивая поверх брони рубашку. — Вот девочки в «Розе» удивятся.
Повернулся к безопаснику — тот хмуро сверкал глазами.
— Не нервничайте, Леймин. Моя интуиция молчит — значит, все пройдет как по нотам.
Компания принца уже пьянствовала в клубе, когда Люк появился там. Здание, спрятанное в глубине сада — старое, с изысканной лепниной, с красными занавесями на окнах, — было закрыто для других посетителей.
Его ждали на крыльце. Охранник почтительно поздоровался, открыл герцогу дверь, и запер на ключ за ним, пока у Люка принимали пальто.
Небольшой овальный зал — в интимных красных тонах, со светильниками на стенах. Широкий декоративный камин со свечами на нем. Свечи и на полках, на столах. Танцующие под какую-то вязкую, низкую мелодию полуголые женщины на круглом возвышении посреди зала. Живые розы в вазах. Стандартные для такого заведения бильярдные и карточные столы. Удобные диваны, на которых расположились раскрасневшиеся аристократы — к ним Люка вела хозяйка заведения. Здесь было больше людей, чем вчера на карточной вечеринке у принца. Лестница на второй этаж, где находились комнаты развлечений. Девушки, сидящие на коленях у мужчин, — уже частично оголенные, ничуть не стесняющиеся лапанья.
— Лукас! — воскликнул принц, оторвавшись от прелестницы, что целовала его в шею и махнув рукой с зажатыми в пальцах картами. — Опаздываете?
— Виноват, — покаялся Люк, усаживаясь напротив Инландера-младшего и под пристальным взглядом сидящего тут же Дьерштелохта небрежно делая знак рукой одной из женщин. — Занесло меня в ювелирный магазин. Я сделал вам месячный бюджет Форштадта, Лоуренс.
— Камни тут превосходные, — согласился принц. Повернулся к девушке, поддел ее подбородок и вытянул перед губами указательный палец с кольцом. — Хочешь подарок, девочка?
Та, глядя томным и влажным взглядом, кивнула, провела языком по пальцу, — и князь засунул ей его в рот, почерневшими глазами наблюдая, как она стаскивает кольцо, как оно остается у нее в зубах.
— Так и держи, — приказал он и ущипнул ее за грудь. «Роза» дернулась, но улыбнулась и подставила другую.
К Люку подошла подозванная им работница клуба. Рыжая, как почти все девушки здесь, довольно свеженькая еще, но уже с отпечатком потасканности на лице.
— Чем могу служить, ваша светлость? — спросила она с придыханием, склонившись к его уху. Он погладил ее по заднице.
— Бокал коньяка мне, милая, — попросил он, — и следи, чтобы мне не пришлось напоминать о его наполнении. И потом сюда, — он похлопал себя по колену.
— Ну, — тоном радушного хозяина объявил князь — глаза его блестели не только от женского тела рядом, но и от алкоголя (если не от чего похуже), — раз у нас новый игрок, мешаем карты. Что будете ставить, Дармоншир?
Люк молча залез в карман, достал один из бриллиантов и сунул в кучу драгоценностей и денег, которые уже лежали в центре стола. Мужчины одобрительно загудели.
— Играть без крупной ставки не так интересно, да, Лукас? — понимающе протянул князь.
— Совершенно верно, — со смешком ответил Кембритч и принял из рук вернувшейся «розы» бокал.
И пошла игра. Азартная, доходящая до ругани и горестных возгласов, окутанная дымом и парами алкоголя, подперченная разлитой в воздухе похотью. Мужчины в перерывах выходили курить. Дамы ворковали, порочно смеялись, позволяя лапать себя и задирать юбки. Хорошенькая рыжуля приземлилась к Люку на колени — рот у нее был крупный, навевающий определенные мысли, и Дармоншир периодически целовал ее в шею и громко, пьяно спрашивал, какой ход сделать. Избранные проигрывали и выигрывали гигантские суммы, время шло — три часа, четыре, пять, — пока наконец уже изрядно пьяный Лоуренс не крикнул.
— Деньги, камни, — прах! Скучно, господа! Надо ставить что-то посущественнее!
— Что же? — заинтересовались аристократы.
— Одежду? — кокетливо предложила одна из дам, задрала ногу и спустила с ноги чулок. Мужчины засвистели. Люк одобрительно щелкнул языком. Его все это забавляло — настолько примитивны были развлечения.
— Скучно, — отрезал Лоуренс. — Хочу пощекотать нервы.
— Это н-нужно обдумать, — проговорил Люк, поднимаясь. И пристально, совершенно трезво посмотрел в глаза Дьерштелохту, чуть кивнул головой в сторону веранды. — Перекурить. А потом озвучить, кто что придумал.
— Думайте, — согласился князь, — только поскорее.
За Люком на широкую веранду вышел Дьерштелохт, остановился у окна. Закурил.
— Мне привезли кое-какие документы, барон, — сухо, чуть запинаясь — как слегка выпивший, сказал Люк. — Я, признаться, удивлен. Касательно расследования покушения на меня. Хотелось бы получить от вас объяснения.
— Не понимаю, о чем вы, — блакориец к нему не поворачивался. Люк выдержал паузу, сделал несколько затяжек.
— Может быть, князь поймет, если ему показать эти бумаги? Или княгиня?
Блакориец дернул плечом.
— Или вы сами приедете в гостиницу «Утро» завтра к полудню — и попробуете мне все объяснить, Дьерштелохт?
Тот повернулся. Лицо его было спокойным.
— Я приеду. Но только затем, чтобы понять, что вы вообще от меня хотите, Дармоншир. Пока все это напоминает бессвязное бормотание. Повторюсь — вам нужно меньше пить.
Люк насмешливо поднял почти полный бокал.
— Разве я много пью? — спросил он и допил коньяк.
Когда он вернулся, участники игры спорили, чей вариант ставок лучше — а принц твердил: — Нет, скучно! Все не то!
— Может, испытаем подарок лорда Дармоншира? — подал голос Дьерштелохт. — Раз он у нас почетный гость, надо уважить его светлость.
Инландер-младший загорелся, повернулся к командиру гвардии. Люк притянул к себе рыжую «розу», погладил ее по бедру.
— Здесь все превосходные стрелки, — продолжал блакориец. — Проигравший держит… ну, например, свечку на ладони, — он кивнул на камин, уставленный свечами, — а выигравший стреляет. Заранее освидетельствуем, что все пошли на это добровольно, если вдруг будут жертвы.
Мужчины задумались. В зале повеяло холодком.
— Как вы, Дармоншир? — поинтересовался Инландер-младший. — Не струсите?
— Еще пару бокалов назад я поостерегся бы, — усмехнулся Люк и, сощурившись, глянул на невозмутимого блакорийца, — а сейчас в самой кондиции. Тем более, что ружья превосходны. Ставка — жизнь?
— И позор стрелявшему, если попадет в человека, а не в свечу! — расхохотался Инландер.
— А если выигравший меток? — спросил Дармоншир. — Разве везунчикам не положена дополнительная награда?
— Те, кто трижды подряд выиграет и попадет, — решил князь, — могут просить у меня что угодно. Клянусь выполнить и не считать оскорблением даже самые дикие пожелания! Ну что, господа, весомые ставки?
Люк смотрел на него и узнавал безумный огонь, который часто видел в своих глазах. Огонь вседозволенности и незнания меры.
— Начнем игру, — заявил князь, когда выкрики смолкли. — Дьерштелохт, распорядитесь, чтобы сюда доставили ружья и патроны к ним. И пригласите виталиста. Пусть будет.
До начала игры с безумными ставками прошло еще несколько минут — возбуждение в воздухе, щедро замешанное на страхе и адреналине, щекотало нервы всем — и хохот стал гораздо громче, и пили больше. И вот, наконец, появился виталист, а за ним — слуга, несущий ружья.
Игра началась.
Люк выбрал тактику «не высовываться» — карта шла приличная, но он не выигрывал и не проигрывал. И наблюдал за окружающими. И страховал князя — если за маленький совет княгине Луциус устроит словесную порку, то если Люк позволит королевскому сыну встать под дуло, его точно придушат из монаршей милости.
Лоуренс-Филипп играл небрежно, словно стремясь оказаться у стены со свечой на ладони — и стоило немалых усилий играть хуже, чем он, не вызывая подозрений в слабоумии. Напряжение росло — кто-то перестал пить, кто-то ссадил с колен женщин и те с любопытством выглядывали из-за спин играющих. Тикали часы, показывая половину одиннадцатого вечера.
Первым проигравшим оказался барон Туфинор. Тяпнул для храбрости, поцеловал взасос одну из женщин. Через двадцать минут появился и выгравший. Дьерштелохт.
— Если выживу, — пьяно пообещал Туфинор девушке и вытер платком пот с лица, — приласкаешь меня, милая.
— Обязательно, — пылко сказала она.
Барон ушел на тридцать шагов от стола, поставил на ладонь свечу. Бледная хозяйка клуба наблюдала за развлечением со второго этажа. Дьерштелохт взвесил на руке ружье, прицелился, хмыкнул, и без предупреждения выстрелил. Свеча разлетелась на куски, забрызгав воском посеревшее лицо проигравшего.
— Отличный выстрел, — Лоуренс хлопнул гвардейца по плечу и все бросились его поздравлять.
Барон пожал блакорийцу руку, с чувством потряс ее — и отправился с женщиной на второй этаж.
— Хочу проверить, что живой, — проговорил он под мужской хохот.
И пошло-поехало. Аристократы играли и проигрывали, целовали женщин, аристократы стреляли, попадали и промахивались. Одному прострелили плечо, и виталист, мрачно наблюдающий за всем этим, начал оказывать помощь. Стена за спинами проигравших уже вся была изрешечена пулями.
Люк заметил, что не один он старался не допустить проигрыша принца. Дьершелохт тоже подыгрывал как мог, и в одну из партий, стремясь исправить ошибку принца, намеренно ошибся сам и оказался в выбывших. Люк хмыкнул — и решил, что может позволить себе вызов. И выиграл.
Взял ружье, поцеловал даму — чтобы не выбиваться из компании, проверил оружие, прицелился.
Карие глаза блакорийца смотрели невозмутимо, огонь свечи на его ладони подрагивал. Наступила тишина. Люк издевался — долго целил, опускал ружье, снова поднимал — и перед выстрелом незаметно отвел ствол чуть в сторону. И предсказуемо промазал почти на метр. Зато потрепал нервы.
— Позор, Дармоншир! — завопил Инландер.
— Стыжусь, ваше сиятельство, — согласился Люк. Пожал руку подошедшему блакорийцу, в глазах которого сверкало мрачное обещание отомстить, и сел обратно за стол.
Теперь давили уже его — намеренно, жестко. Увы, карты пришли слабые, и как он ни старался, уйти от проигрыша не удалось. И затем он, попивая коньяк, наблюдал, как легко барон Альфред разносит соперников. И остается победителем.
— Вот это интересно! Охотник и жертва поменялись местами, — пьяно захохотал князь. — Альфред, покажи, как надо стрелять.
Люк взял в руку свечку, отошел, повернулся. Какой превосходный момент закончить начатое, не так ли, блакориец?
Дьерштелохт снова прицелился. Глаза его были холодными, равнодушными. Перевел взгляд на Люка — герцог увидел в его глазах откровенное торжество и скривил губы. Вот он, момент истины. И спасибо Леймину за бронежилет — хотя, если попадет в него и броню обнаружат — позору не оберешься.
«Мимо, — произнес он мысленно, глядя в глаза медлящему Дьерштелохту и чувствуя, как внутри, по пылающим адреналином венам, разливается холодок. Умирать не хотелось. — Ты промажешь».
Раздался грохот выстрела — и тут время остановилось — Люк отчетливо увидел, как невыносимо медленно летит пуля — и чуть меняет траекторию прямо перед его глазом, уходя вправо. Спина под бронежилетом вспотела, он мгновенно протрезвел, и тут же снова зашумел, замигал огнями свечей зал, раздались крики мужчин и взвизгивания женщин. Командир гвардии неверяще смотрел на него.
— Вы промазали, барон, — сказал Люк добродушно, почти не сипло, и умудрился помахать свечой.
— Действительно, — глухо сказал Дьерштелохт, — как это я.
— Не расстраивайтесь, — с иронией утешил его Люк, подходя и пожимая руку, и не удержался, добавил: — Мне не идет карта сегодня, возможно, у вас еще будет случай попасть куда целились.
Блакориец мрачно и холодно взглянул на него.
— Я постараюсь, — ответил он и провел ладонью по стволу. — Вы трудная цель, герцог.
— Ну что, — жизнерадостно и пьяно провозгласил князь, обнимая «розу», так и держащую в зубах его кольцо, — заканчиваем?
— Дайте мне отыграться, — капризно попросил Люк, — не хочу уходить с титулом последнего неудачника.
— Только ради вас, — махнул рукой князь, и все снова уселись за стол. И тут Люк оторвался — тем более, что уже пьяных соперников обыгрывать было нетрудно. Раз, другой, третий.
— Три раза, — сказал он уже залитому по самые белки хозяину вечеринки, когда третья свеча полетела на пол.
— Я исполню ваше желание, — хохотнул князь. — Ну, что вы хотите? Хотите, в следующем кубке дам вам первое место?
— Предпочитаю что-то более приятное, — усмехнулся Люк.
— Хотите, — обрадовался Лоуренс, — ночь с моей супругой? А, Дармоншир? Княгинь ведь у вас еще не было, а вас она привлекла. Мне сказали… с-сказали, что вы с ней уединялись в саду. Я не в обиде, не думайте. Смешно, — он заржал пьяно. — Любите страшилищ? Хотите, а? Я ей прикажу, не посмеет отказаться. Может, после этого начнет легче смотреть на мои … занятия.
Барон Альфред уставился на Люка.
«Я убью тебя», — говорил его взгляд.
— Был бы счастлив, — князь подавился от смеха и захлопал себя по коленям ладонями, — но если бы у меня было два желания, ваше сиятельство, — дипломатично ответил Люк. — Женщины вокруг есть, а я подавлен — понял, что не умею стрелять по сравнению с мастерством других.
— Так чего вы хотите? — уже нетерпеливо потребовал его сиятельство.
— Отдайте мне вашего начальника охраны в услужение, — с удовольствием выговорил Люк. Дьерштелохт сжал кулаки и дернулся.
— Его? — удивленно протянул князь. — Дармоншир, я считал, что вы по девочк-кам.
— Я хочу использовать умения барона не в постели, — Люк бил точно, зная, что ему захотят отомстить, — мне хватает женщин. Хочу поучиться стрелять. Да и с такой охраной ничто не страшно. И я смотрю, у барона превосходно начищенные сапоги, — добавил он последнюю каплю, — моя прислуга так не умеет.
Принц задумчиво и виновато покосился на блакорийца.
— Извини, — сказал он, — но тут в-вопрос чести.
— Не сомневайтесь, ваше сиятельство, — сдерживая бешенство, процедил Дьершелохт, — слово нужно исполнять.
— Вот и прекрасно, — сказал Люк. — Тогда жду вас завтра с утра. Завтра я уезжаю, не успею попрощаться, князь.
— Еще увидимся, Дармоншир, — отмахнулся тот и поднялся, увлекая за собой уже почти голую шлюху.
Мужчины, подождав, пока Инландер-младший, нетвердо стоящий на ногах, поднимется на второй этаж, тоже начали расходиться по комнатам. Ушел и блакориец. Девушку, которая сидела на коленях Люка, позвала сердитая хозяйка, что-то сказала ей — видимо, хватит сидеть, зарабатывай деньги, и та, вернувшись, пошла в атаку — села верхом, расстегнула верхние пуговицы рубашки, сняла шейный платок.
— Ну-ну, милая, — легко сказал Люк, закуривая и похлопывая ее по заднице, — куда ты торопишься? Еще вся ночь впереди.
— У нас в комнатах большие кровати и свежее белье, — прошептала она ему на ухо. Люк отклонился, чтобы рассмотреть ее. «Роза» смотрела напряженно. Товарки ее уже активно отрабатывали содержание и щедрые чаевые.
— Я слишком стар, чтобы меня могло возбудить свежее белье, крошка.
— Тогда, — она, волнуясь, облизала губы, — там есть разные… игрушки.
— Покажешь? — лениво поинтересовался Дармоншир. Ему было скучно. В девчонке не было ничего, что могло бы разжечь его. Кукла, живая и послушная кукла.
— Покажу, — проворковала она, — и дам попробовать. На себе.
Он хмыкнул. Нужно было подняться в номер, чтобы не вызвать подозрений. И он лениво пошел за ней. Заплатит, велит молчать — и через часок уйдет.
Девушка у двери комнаты повисла на нем, принялась целовать. Толкнула бедром дверь, потянула Люка за собой.
Он вошел — и последней мыслью, что мелькнула у него, была:
«Ну ты и идиот, Кембритч».
Очнулся Люк от потока ледяной воды и чуть не взвыл — голова раскалывалась так, будто по ней булыжником приложили. Находился он в той же комнате, в которую зашел с продажной шлюшкой. Голый, привязанный к стулу. Его вещи деловито распарывали на широкой кровати напротив, а перед ним стоял Альфред Дьерштелохт, скрестив руки на груди.
— Какая встреча, — просипел Люк и слизнул воду с щеки, — а вы затейник, барон. Правда, я вас ждал к себе в гости, а не наоборот.
Блакориец, не меняя выражения лица, врезал ему по морде — сразу пошла носом кровь, а в многострадальной голове зазвенело.
— Это за чистку сапог, — пояснил барон невозмутимо и пнул Люка в живот. Кембритч замычал — стул упал, и опять его светлость приложился затылком. Руки придавило собственным весом и, кажется, вывихнуло запястья.
— И за угощение спасибо, — простонал он. — Всегда говорил, что блакорийцы — гостеприимный народ.
— Поднять, — приказал Дьерштелохт вполголоса, и один из распарывающих одежду, поднапрягшись, поставил стул прямо. Люк задыхался от текущей из разбитого носа крови, сплевывал ее через зубы.
— Итак, — сказал блакориец, — зачем вы приехали в Форштадт, герцог?
Люк сплюнул и усмехнулся. Потрогал языком передний зуб — шатается или нет.
— Так вы из-за этого не дали мне порезвиться, барон? Вы просто спросить не пробовали? На кубок по трасфлаю, представляете?
Сейчас ударили больнее — в колено, и Люк долго стонал сквозь зубы, загребая ногами и смаргивая слезы.
— Конкретизирую вопрос, — так же ровно проговорил Дьерштелохт. — С какой целью вы пытаетесь сблизиться с княгиней, проникнуть в окружение князя и избавить его от моего присутствия?
Люк тяжело дышал, запрокинув голову — от боли и слабости начало тошнить. Чертов безалаберный идиот!
И со следующим ударом он обмяк, расслабился, закатил глаза и даже рот приоткрыл. Труднее всего было не орать от боли и не сжимать зубы.
Ему приложили пальцы к шее.
— Жив.
— Подохнет тут у нас, начальник. Скандал будет, рыть начнут.
— Не начнут. Я все устрою. Рейли, что с ментальным сканированием?
Ладони на висках — и Люк старательно вообразил перед глазами и в голове черноту и пустоту.
— Блок у него, господин Дьерштелохт. Не пробить.
Что делать, Кембритч, что же делать? Маячок наверняка нашли, как и нож, так что одна надежда, что Леймин сейчас сюда с группой ворвется. Руки связаны сзади, болят. Башка не варит. Боги… если выберусь, клянусь, буду осторожнее… Черт, кого ты обманываешь, Кембритч? Сейчас убьют ведь… хотя, если бы хотели, что мешает? Странное поведение для заказчика… странное…
В горле скопилась кровь и он терпел сколько мог — и закашлялся.
— Подлечи его. Нужно чтобы мог отвечать на вопросы.
Тепло и покалывание от виты. Перед глазами все расплывается, клонит в сон — но снова ведро холодной воды. И его собственный нож в руках блакорийца. Он играет им, щелкает, складывает-раскладывает — порхает в пальцах стальная бабочка-убийца.
Думай, Кембритч, думай.
В окна бил ветер со снегом, за стеной протяжно застонала женщина, и Люк скосил глаза, дернул уголком рта и захохотал. «Убит в борделе» — какая сочная эпитафия, описывающая всю его жизнь.
— Весело? — осведомился барон. — Мы долго можем тут смеяться, ваша светлость, но в результате вы все равно мне все расскажете. Зачем вам броня под рубашкой. Откуда маячок в рукаве и нож в скрытом кармане. Что вам нужно от меня и от Форштадта. Ну? — он зашел Люку за спину и провел лезвием по его шее, нажал острием в плечо, прямо над нервным узлом — знает, куда бить, чтобы было больнее всего. По спине потекла кровь.
— Нажать? — поинтересовался блакориец.
— Только нежно, — пробормотал Люк и заорал, заскулил от боли, снова забился в веревках так, что стул поехал в сторону. Левая рука онемела. Альфред вынул лезвие и похлопал по ране ладонью.
— Герцог, простолюдин, — сказал он небрежно, — а кровь красная у всех. — Ничего не хотите сказать, Дармоншир?
— Хочу, — прошептал Люк, сглатывая. Ком страха начал расти в груди, и едва успел сжать челюсть, чтобы не застучали зубы. Звук ветра вклинивался в голову, как дрель — выключите! — хотелось заорать ему, — выключите чертов звук!
— Ну? — спросил барон. Обошел его, склонился к лицу — Люк силился что-то сказать, но рану на плече дергало, и в голове опять плыло.
— Вы покойник, барон, — прошептал Кембритч и плюнул во врага кровью. Тот вытерся, покачал головой и наотмашь, резко ударил его ладонью по губам.
— Я, Дармоншир, обязан служить. А вы отчего упрямитесь? Ведь это все — он щелкнул окровавленным ножом, — цветочки, сами понимаете. У вас ведь есть мать? Сестра? Брат? Не выйдет получить информацию от вас — расскажете, когда их будут резать на ваших глазах. И, поверьте, вас не найдут. А если, — он усмехнулся, — мы привезем сюда эту Рудлог, с которой вы в беседке обжимались? Думаете, нет лазеек, раз она сестра королевы? Всегда есть. Получится ли у вас молчать, когда ее будут тут расписывать на пятерых?
Вот теперь у него получилось ударить по-настоящему. Люк закаменел, слушая стоны женщины за стеной и вой ветра. В голове шумело, стучало, словно молотом — а каменеющие мышцы сжались в единый спазмированный комок — герцог захрипел от боли, сглотнул, — и его забили судороги и он заорал, выгибаясь на стуле. Задребезжало, застучало окно — и ставни вынесло, и в комнату ворвался поток воздуха такой силы, что людей расшвыряло, как кости, вышибло дверь. Люка вбило вместе со стулом в стену с таким грохотом, что стул треснул, развалился, и герцог, пытаясь не орать от боли в выворачиваемых суставах, увидел, как поднимается от урагана кровать и валится прямо на него.
Клуб затрясло — вокруг стоял такой гул, что уши закладывало. Кричали люди, визжали женщины. А Люк, дезориентированный, слабый, вытащил из-под себя действующую руку с обломком стула, впился в веревку зубами, пытаясь ослабить узел. Не получалось. Он дергал, сжимая пальцы, шипел, понимая, что передышка заканчивается. Ветер стихал.
— Ваша светлость! Ваша светлость!
Кровать подняли, и он сжался, зажмурился, улыбаясь разбитыми губами — по глазам просто полоснуло ярким светом. В комнате слышались удары, стоны.
— Леймин, — сказал он, пытаясь открыть глаза и проморгаться, — вы немного опоздали.
У безопасника, разрезающего веревки, было такое лицо, будто он готов завершить начатое блакорийцем. Люк оглядывался — полная комната народу с оружием, в масках, скрученные форштадцы, разгром, ледяной ветер, гуляющий по помещению.
— Что здесь такое? — раздался пьяный голос Инландера. Его сиятельство заглянул в комнату, осекся, замотал головой. — Черт, Дармоншир, что это значит?
— Мы с бароном, — сказал Люк сипло, — стеснялись вам сказать, что мы любители жестких игр. Вы не против, если мы с ним продолжим у меня? Забирайте, — он кивнул головой на Дьерштелохта. Повертел головой, принял из рук понимающего Леймина простыню, кривясь от боли в руках, обвязался ею.
— Я п-против! — категорически заявил принц.
— Ваше сиятельство, — раздраженно прервал его Люк и снова сплюнул кровь, — ваш цепной пес напал на меня, пытал, угрожал моим близким. Если бы не предусмотрительность моей службы безопасности, меня бы, возможно, не было бы уже в живых. И у меня один вопрос — он это делал по вашему приказу?
От Инландера-младшего пошла волна недоумения, удивления, возмущения. Не в курсе. Этот не в курсе.
— Вы же не хотите скандала? — продолжил Люк. — Дармоншир не последнее по значению герцогство в Инляндии. Если вы против — я буду вынужден предать случившееся огласке. Только из уважения к вам и вашей супруге и нежелания беспокоить его величество Луциуса я предлагаю решить это дело тихо. Я выясню мотивы барона и, если захотите, верну его вам. Сами определите взыскание. Если вы тоже будете молчать, конечно. И друзья ваши тоже. Если будут интересоваться, где милейший Дьерштелохт — скажете, что он срочно попросил отпуск и уехал, о причинах не сообщил.
Кажется, какое-то понимание о политических последствиях в младшего-Инландера все же вбили. Ибо он задумался, опершись на выломанный косяк, и затем обернулся — по взволнованным голосам было понятно, что на втором этаже собралась толпа народу.
— Все пошли вон! — заорал он. — В свои комнаты!
Застучали по полам ноги, затихли голоса. Принц, почти протрезвевший, внимательно смотрел на Люка, оценивая его потрепанный вид, на пятна крови на полу.
— Оставьте его в живых, — попросил он. — Альфред верно служил мне, и я верю, что это какое-то недоразумение. И да, я планировал утром выкупать его у вас обратно. По пьяни предал друга. Прости, Альфред.
Люк посмотрел на барона — тот, с вывернутыми за спину руками, с заклееным уже ртом яростно сверкал глазами.
— Я подумаю, — пообещал Люк, задумчиво потрогав разбитый нос. — Я хорошо подумаю, ваше сиятельство.
Под молчание и мрачные взгляды князя барона вместе с его людьми вывели из клуба. Ураган, налетевший так внезапно, уходил дальше, на столицу, уже ослабев, лишь сыто и глухо ворча громом и сверкая в ночном небе молниями. Под ногами чавкал мокрый снег — удивительная гроза пришла сюда. Дождевая — зимой. Погрузили задержанных в фургон — а Люк дохромал до стоянки, плюхнулся на заднее сидение роскошного автомобиля прямо в покрытой пятнами крови простыне и застонал, откидывая голову на спинку.
Открылась дверь. Рядом сел Леймин. Засопел грозно.
— Молчите, Жак, — попросил Люк слабо. — Дайте лучше мне сигарету… даааа… ааааа, — он затянулся, закашлялся, снова затянулся. — А коньячку нет?
Безопасник с непроницаемым лицом достал фляжку, открутил крышку и поднес к губам хозяина. Машина тронулась. Люк лакал коньяк — разбитые губы так щипало, что опять выступили слезы, но тело согревалось, отпускало от позорного страха. Отстранился, снова затянулся. Покосился на безопасника.
— Молчите, — снова попросил он. — Все равно вы не скажете ничего матернее того, что я уже сказал себе.
Помолчал, докурил сигарету, выбросил ее на мокрые улицы Мьелнхольна. Из бара, мимо которого они проезжали, раздавался смех, кто-то играл на гармошке и пел витиеватые народные песни. Люка начало укачивать, но он упрямо вытряхнул из пачки еще сигарету, вставил ее в зубы дрожащей, ноющей рукой. Поправил простыню.
— Спасибо, Леймин, — сказал он. — Спасибо.
— Как поняли, что нужна помощь? — спросил он через несколько минут у безопасника, завершившего отдавать приказы по телефону. — Маячок?
— Если бы, — пробурчал тот. — Маячок сейчас в княжеском замке, видимо, нашли и отправили его туда телепортом. Мы посчитали, что вы все переместились в гости к князю, тем более, что на прослушке тоже тишина пошла, а в замке стоит глушитель сигнала. Насторожила перед отключением возня какая-то… но подумали, что вы забавляться начали, ваша светлость, — Леймин виновато взглянул на Люка.
— У меня женщины обычно громко реагируют, — усмехнулся Люк. — Это на будущее, Леймин.
— Буду знать, — буркнул тот с неловкостью. — Отправил я наблюдение и к воротам замка, на всякий случай оставил двух человек у борделя. И правильно сделал — один сметливый насторожился, что на втором этаже окна зажигаются, гаснут, — не похоже, что в здании нет клиентов, и попросил у меня разрешения разведать… обстановку.
— Премию ему, Леймин, — попросил Дармоншир.
— Организуем, ваша светлость. Пока он пробирался через забор, чтоб охрана не засекла, пока по саду полз… пока окна проверял — на первом этаже уже никого, пока ко второму лез… короче везде темень и только в нескольких горит свет. Он туда — а там вас, ваша светлость, метелят. Отполз, сообщил нам. Я сразу группу захвата отправил к нему через Зеркало, сам прошел, за нами машина выехала. Хорошо, что успели. И гроза подсобила.
— Это верно, — согласился Люк, морщась от боли в плече. — Очень хорошо, что успели. А то по глазам милейшего Дьерштелохта видно было, что он уже близок к тому, чтобы лишить меня потомства. Клянусь, я никогда не думал, что могу так сильно хотеть детей.
И он нервно засмеялся над собственной шуткой, не обращая внимания на мрачный взгляд старого безопасника.
Они не стали заезжать в апартаменты — чтобы не дать времени гвардейцам Дьерштелохта узнать о ситуации и отбить командира, — хотя Люку срочно нужна была помощь виталиста и хирурга. Пронеслись по узеньким улочкам старого Мьелнхольна, выехали за город — там уже ждал маг и несколько охранников.
Бросили машины, вывели задержанных, и через Зеркало ушли в Дармоншир-холл в Лаунвайте. Маг стойко перенес переправку большого количества людей, но вид после того, как последним вышел из перехода, имел бледный и болезненный. В гостиной обнаружился взволнованный Майки Доулсон, ожидающий хозяина с врачом и виталистом.
— Одежду мне принесите, Доулсон, — попросил Люк, прежде чем рухнуть в кресло. У него разом кончились силы.
Майки кивнул, сглотнул, глядя на окровавленного герцога, и почти бегом удалился из помещения.
Леймин, напротив, был зол и бодр. И передышку ни себе, ни другим устраивать не собирался. Форштадцев выставляли лицами к стене, проверяли наручники на руках и ногах. Барон Альфред обернулся на мгновение — взгляд его обещал долгую и мучительную смерть, — и тут же отвернулся от окрика охранника.
— В Дармоншир-холле негде их содержать, — тихо сказал безопасник Люку. Его светлость, которого сканировал виталист, кивнул. И поморщился — рану на плече обрабатывал врач.
— В замок Вейн? — одними губами спросил Люк. И тут же раздался щелчок и все резко повернулись к открывшейся двери.
Там стоял застывший, немного сонный, сжимающий пальцы на дверной ручке дворецкий. От всеобщего внимания он дернулся, и от неожиданности, не иначе, произнес:
— Доброй ночи, ваша светлость. У вас гости? Садитесь, прошу вас, господа, — добавил он, задумчиво моргая и глядя на пленников. Растерялся на несколько секунд и, мужественно переживая вид светлейшего герцога в простыне, с лицом, залитым кровью и носом, скошенным набок, спросил: — Распорядиться подать чай, кофе? Коньяк? Может, изволите позавтракать?
— Позже, Доулсон, — прогундосил Дармоншир, — скажите, а у нас тут нет случайно пыточных подвалов, камер, темниц?
— Нет, — с достоинством ответил старый слуга, — это приличный дом, ваша светлость.
Он задумался и добавил.
— Господин Леймин наверняка в курсе о наличии специальных… комнат в замке Вейн.
— В курсе, — подтвердил Леймин и угрожающе вытаращил глаза.
— Тогда распорядитесь, чтобы настроили телепорт, — приказал Люк, — и поторопите вашего сына, Доулсон, а то он столько отсутствует, будто к светскому рауту мне наряд подбирает.
Дворецкий удалился, прямой, как палка. Виталист закончил сканирование.
— Я обезболю, — сказал он. — Кровь из раны остановил, ее срастить я смогу, а вот нервные окончания и подвижность руки нужно восстанавливать длительно. И, ваша светлость, лучше бы мне это делать, когда вы спите. Заодно и нос вам вправим. Это будет больно.
— Нет времени, — Люк дернул здоровым плечом, — пока я не могу спать. Леймин, проводите наших друзей к телепорту и разместите их в Вейне. Я оденусь и проследую за вами.
— Я настаиваю, чтобы вы остались и позволили себя вылечить, — пробурчал старый безопасник.
— Некогда, Леймин, — жестко оборвал его Люк. — Надо допросить их, пока принц не очнулся и не позвонил с жалобой его величеству. И я обязан при этом присутствовать. Идите.
Через десяток минут его светлость, умывшийся, кое-как одетый с помощью Майки Доулсона, хромая, переместился в герцогство Дармоншир.
Темницы замка Вейн были, наверное, единственным местом, куда не смог пролезть Люк в детстве — то ли старый герцог опасался за психику внука, то ли боялся, что тот заблудится тут, под землей. «Надо признать, светлейшие предки к делу изживания своих врагов подошли со всей ответственностью», — думал Люк, глядя на полукруглые своды узких коридоров, посты охраны, темницы с мощными дверьми и крохотными окошечками.
— Я завтра оборудую тут все камерами, — сказал Леймин, встретивший его у телепорта, — чтобы следить за нашими гостями. Надо было сделать это раньше, но кто ж знал, что понадобятся. Менталист уже здесь, ваша светлость.
— Хорошо, — один из бойцов открыл перед Люком дверь темницы, и герцог вошел в камеру, освещенную тусклым светильником. Забавно, откуда здесь свет. Неужели дедуля тоже пользовался?
Дьерштелохт — с заклеенным ртом, скованный наручниками, безучастно сидел на жесткой и низкой койке. Люк, сильно хромая, подошел к нему — взгляд блакорийца остановился на его колене, глаза удовлетворенно блеснули. Кембритч наклонился и сдернул с губ врага липкую ленту. Тот замычал от боли, глаза покраснели.
— Неприятно, правда? — поинтересовался Люк и тяжело уселся на койку напротив. — Начнем, господин Дьерштелохт? Вы как предпочитаете — просто поговорить или с привычными вам ласками?
— Не вы один умеете терпеть боль, — с очень сильным блакорийским акцентом произнес Альфред.
— У меня есть менталист, — улыбнулся Люк, — поэтому два пути — либо вы говорите, либо вас вскрывают. Блоков, как я понимаю, у вас нет?
Дьерштелохт сжал зубы и не ответил.
— Озвучу все же вопросы. Почему вы заказали мое убийство, барон? Почему пытались пристелить на вечеринке? И почему, — Люк хмыкнул, — не убили сразу вместо того чтобы пытать?
Барон выругался на блакорийском — Люк терпеливо выслушал, чей он сын и куда ему стоит идти со своими вопросами.
— Менталист, — сказал он небрежно, — может послушать вас и сказать, врете вы или нет. Или может забраться вам в голову и выудить не только нужную информацию, но и всякие маленькие секретики, которых у вас полно, уверен. И которые будут касаться и князя… и королевской семьи Инляндии. Выбирайте.
— Не заговаривайте мне зубы, — рыкнул блакориец, — я все равно не жилец, так какой смысл мне говорить?
— Дольше проживете? — предположил Люк с иронией. — Вдруг к вам уже спешат на помощь, барон?
— Вас ведь все равно достанут, — зло огрызнулся начальник гвардии Форштадта. — Вам так с рук это не сойдет.
— Вы имели наглость угрожать моей семье, барон, — раздраженно сказал Люк, — поэтому я легко могу прикопать вас здесь и буду в своем праве.
— А вы, — не выдержал блакориец, — угрожаете государству. Поэтому в землю пойдем почти одновременно, герцог.
— Так, — Люк устало покивал. — Не могли бы вы наконец-то объяснить, в чем вы меня обвиняете? Ну, не стесняйтесь, барон. Считайте это своим звездным часом.
Блакориец молчал.
— Все равно ведь узнаю, — напомнил Дармоншир. — Смысл запираться?
— Есть офицерская честь, — с ненавистью плюнул барон, — вам не понять. Зовите вашего менталиста и закончим с этим.
— О, — протянул Люк, — так это вы меня как честный офицер, связанного, избивали и кровь пускали? Это вы меня как дворянин пытались пристрелить во время карточной игры?
— Не собираюсь оправдываться, — процедил Дьерштелохт, — жаль, что промахнулся.
— Я тоже удивился, — согласился его светлость с усмешкой.
— Может ему пальцы поломать? — деловито предложил слушающий разговор безопасник. Барон сжал кулаки.
— Леймин, — укоризненно попенял ему Люк, — мы же не честные офицеры форштадтской гвардии. Я бы с удовольствием разбил господину офицеру рожу, но в равном бою — к бессмысленному насилию никогда не тяготел.
— За ваши преступления вы заслуживаете смерти без суда, — не стерпел насмешки блакориец. — И больше вы от меня ни слова не услышите, Дармоншир, — и барон закрыл глаза.
— Вы что, идиот? — с изумлением поинтересовался Люк. — Какие преступления? Я периодически общаюсь с его величеством Луциусом, и будь я в чем-то виновен, он бы меня прочитал до детских воспоминаний, и я давно бы уже месил грязь на рудниках.
Воцарилась тишина. Барон нахмурился — видно было, что он напряженно думает. Затем открыл глаза.
— У вас стоит блок, — произнес он неуверенно. — Его величество доверяет вам и не стал бы вас читать.
Люк с усмешкой смотрел на него. Какой блок против потомка Белого? Какое доверие у хитрого лиса Инландера?
— Твою мать, — блакориец попытался почесать висок, и со скованными руками это далось нелегко.
— Звать менталиста? — небрежно поинтересовался Дармоншир.
— Не нужно, — буркнул барон. — Я подохну, если в голове попытаются поковыряться. И сказать вам тоже ничего не могу. Кроме одного — я ошибался. И не понимаю, как, откуда взялась уверенность в том, что… вы виноваты…
Последние слова он выговорил уже с усилием.
— Ну раз мы все выяснили, — Люк моргнул, чтобы прийти в себя — мышцы то ли от потери крови, то ли от усталости, превращались в кисель, в глазах пульсировали тени, и стены камеры вдруг медленно пошли кругом. — То давайте проясним некоторые моменты. Не сможете отвечать — молчите, барон. И… я все же приглашу менталиста. Чтобы быть уверенным, что вы мне не врете.
Дьерштелохт поморщился, но кивнул. Люк тряхнул головой, потянулся было к пачке сигарет, но не обнаружил ее и выругался. Больше всего хотелось сейчас упасть и закрыть глаза. Но допрос, нужен допрос. Из молчания тоже можно извлечь информацию.
— Когда вам стало известно о якобы совершенных мною преступлениях? — Дармоншир говорил слишком четко и сам понимал это. Но казалось, чуть расслабится — и язык начнет заплетаться.
Молчание.
— Вы организовали публикацию в «Сплетнике» после Серебряного бала?
— Нет.
— А кто?
Тишина.
— Вы служите ее величеству на добровольном основании или по магдоговору?
Молчание.
— Как часто вы встречались с его величеством Луциусом?
— Крайне редко в начале службы.
— А ваш брат?
Мрачный и потерянный взгляд из-под черных бровей.
— Мы не в том ранге, чтобы часто общаться с ним. Во дворце есть инляндский начальник охраны. Нас же немного и мы подчиняемся только ее величеству Магдалене.
— Имеете ли вы отношение к ведомству Розенфорда?
— Я-нет.
— А ваш брат?
— Он не числится подчиненным лорда Розенфорда, герцог.
— Имеет ли он доступ к камерам наблюдения, к результатам расследований?
— Не думаю.
— По каким вопросам вы так часто ездите в Л-ла-нт…черт… Лаунвайт?
— Это личный вопрос, герцог, связанный с князем, и клянусь, не имеет никакой ценности для вас, — хмуро ответил Альфред.
— Случалось ли вам убивать?
— Да, — процедил барон и сжал кулаки.
— Что вы хотели узнать от меня? Когда так пристрастно спрашивали? — сил даже хватило на иронию.
— Я говорил. Мне нужна была цель вашего визита, герцог.
— Вы посчитали, что я хочу навредить князю?
— Да.
— Почему не убрали меня сразу?
— Нужно было узнать, что вы уже успели сделать. Если понадобится — остановить нанятых вами убийц. Я… заколебался. Видел, что вы поддаетесь принцу, а если бы желали убить, то ничего проще бы не было, чем выстрелить в него после проигрыша.
— Но все же решили, что я виновен, — с насмешкой сказал Люк.
— Да. Что вы отводите от себя подозрения.
— А смысл? — медленно поинтересовался Люк. Перед глазами темнело, язык становился непослушным. — За-чем мне уб-б-бивать его?
Барон пожал плечами.
— Когда вы возьмете в жены Ангелину Рудлог, станете сильнее. И как минимум войдете в сотню претендентов. А то и в пятьдесят первых.
— Почему вы можете это рассказать? — вмешался Леймин, с тревогой глядя на хозяина.
— Нет запрета. Вы слишком быстро действовали.
— Если бы была возможность… — поинтересовался Люк, пытаясь сфокусировать взгляд и остановить тошноту — стены вращались уже с угрожающей скоростью, — вы бы рассказали, что сейчас приходится скрывать?
Дьерштелохт долго смотрел перед собой.
— Я сын своей страны, герцог, — сказал он, наконец. — Есть вещи, о которых нужно молчать.
Дармоншир кивнул, пытаясь собрать себя — не показывать же слабость. Встал, сосредоточившись на том, чтобы удержаться на ногах.
— Хорошо. Завтра… еще… пообщаемся, барон.
— Оустинс! — крикнул Леймин, взглянув на белого как мел герцога.
Открылась дверь камеры, заглянул один из бойцов.
— Проводите его светлость. Я здесь продолжу, с вашего позволения, лорд Дармоншир.
— Со мной все нормально, — возразил Люк. И правда — говорить стало чуть легче, хотя двигаться получалось плохо — он уже почти ослеп. С трудом сделал несколько шагов к двери. Обернулся.
— Барон, вы побудете здесь некоторое время. Надеюсь, не придется отбиваться от ваших сторонников.
— Не получится, — предупредил Леймин, — тут хорошая защита. И камеры слишком маленькие, чтобы открыть Зеркало.
— Если вы пообещаете мне не пытаться нанести урон моим людям, с вас снимут наручники.
— Слово офицера, — буркнул барон.
Люк дернул краешком рта и кивнул Леймину. И опереться на плечо охранника позволил себе только когда вышел из камеры — и из поля зрения барона.
Он не пошел в Лаунвайт, в Дармоншир-холл. Его дотащили до спальни в замке Вейн, и он потерял сознание, не дойдя до кровати какую-то пару шагов.
Ожидающим виталисту и врачу предстояло много работы. А его светлости Лукасу Бенедикту Дармонширу — два дня беспробудного сна.
Несколькими часами ранее в спальне некоего аристократического дома в Лаунвайте открылся переход, и из него шагнул высокий, поджарый и рыжий мужчина в полумаске. Леди, сидящая у зеркала в простом шелковом неглиже, отложила расческу, обернулась.
— Не слишком корректно с твоей стороны, — сказала она. — Уходи.
— Молчи, Лотти, — отозвался тот, снимая маску. — Сюда никто не войдет?
— Как оказалось, запертые двери не всех останавливают, — с величественной иронией ответила леди Шарлотта, поднимаясь.
— Хорошо, — сухо резюмировал поздний посетитель, в несколько шагов преодолел расстояние до хозяйки дома, сжал пальцы, упершиеся ему в грудь, подхватил женщину на руки и понес к кровати.
— Не хочу.
— Хочешь.
— Закричу, Лици.
— Да, закричишь. Черт, Лотти, Лотти…
Сдавленный мужской стон и скрип кровати.
— Не… ааах… не спеши… не жадничай, Лици….
Красный ночник, освещающий двоих — сплетенных, неистово целующихся, двигающихся.
— Не могу без тебя, слышишь? Не могу, Лотти… ведьма, ведьма…
— Я уеду. Уеду… чтобы забыл… снова…
— Только посмей…
Еще поцелуй — до боли, до злости. До щемящей нежности от осознания того, насколько нужен другому.
— Остановишь?
— Арестую… запру… молчи, Лотти… нет, лучше кричи…
— Луциус…Луциус!!!!
— …да… вот так… кричи, милая… кричи…
Под утро король Инляндии жадно пил дорогое вино, стоя нагишом у открытого окна, прямо из горла бутылки. Он любил Лаунвайтский туман, послушно сейчас вставший плотной пеленой у окна — от любопытных глаз, — любил прохладу своей столицы, любил тонкие и послушные слои воздуха, смешивающиеся в видимые единицам причудливые узоры — нигде на Туре не было такого сосредоточия родственной его величеству стихии. Леди Шарлотта, закутавшаяся в теплое покрывало, подошла к нему, прижалась сзади, и он обернулся к ней, обнял за плечо, привлек к себе.
— С тобой я живой, — сказал он и потерся щекой о ее макушку. — Как мне жаль, Лотти. Я всегда жалел.
— Я знаю, — проговорила она умиротворенно.
— Я люблю тебя.
— Я знаю, — повторила она и вздохнула.
— Прости меня.
— Такое не прощается, Лици.
Они постояли так, глядя в мутный океан тумана, накрывший столицу. Поверх него, где-то далеко, на грани слышимости, прогремел гром. Его величество поднял лицо вверх, принюхался.
— Сегодня, — сказал он медленно, — в Форштадте была гроза. С ураганом.
— В Форштадте? — спросила графиня с тревогой.
— Да, — он усмехнулся краем рта. Снова потерся о ее волосы щекой, поцеловал в висок.
— Мне нужно идти. Лотти, если ты еще раз переспишь с Кембритчем, я его арестую и переломаю все кости.
— Следишь за мной?
— Всегда следил, Шарлотта.
— В этом весь ты, — пробормотала она. — Иди.
— Я хочу, чтобы ты всегда ждала меня.
— Иди, Лици, — графиня вывернулась из жестких рук. — Ты не можешь приказывать мне.
— Могу.
— Я буду оставлять в спальне горничную, — пригрозила она.
— Ну что же, — сказал его величество, хватая ее за руку, — тогда придется убрать и ее. Так и буду делать, пока у тебя не закончатся горничные.
Последние слова он проговорил уже ей в губы. Поцеловал со стоном, выругался, скинул плед, движением пальцев захлопнул окно — и снова понес приникшую к нему женщину к кровати.
