Однажды, еще в Тамантийском университете, очень увлеченный проблемой зрения молодой маг сообщил Чуде, что создал систему линз, способную воспринимать тавматический мир, видеть незаметные обычному глазу нити силы, использованные богами для соединения реальности воедино. Маг попросил Чуду заглянуть в систему и сообщить об увиденном. Позднее Чуда поняла, что маг всего лишь неуклюже пытался ухаживать за ней. А она простодушно согласилась на предложение, интересуясь только наукой.

Чуда села в деревянное кресло, маг закрепил у ее головы огромное устройство, подергал за рычаги и принялся вставлять в окуляры круглые кусочки разноцветного стекла. При этом он постоянно спрашивал:

— А сейчас ты видишь? На что оно похоже теперь?

— Слегка фиолетовое, — отвечала она. — А теперь как твое лицо, только пурпурное.

Он занервничал; похоже, уже готов был сказать, что во всем виновата она сама, не умеющая глядеть, и пусть провалятся все романтические мысли. Но вдруг неожиданно и чудесно все настроилось. Маг опустил кажущийся прозрачным кусок стекла перед правым глазом Чуды — и мир изменился.

Она увидела не просто вещи, но и все связи между ними, как они слажены, как входят в пространство между собой. На секунду перед ней предстало устройство вселенной во всем богатстве взаимодействий и сил.

Затем машина перегрелась, взорвалась и подожгла Чуде волосы.

Вид пикирующего на корабль Дантракса родил у Чуды то самое ощущение вселенского познания. Она стояла, парализованная мощью твари. И памятью об огне. Чуда восприняла дракона целиком, каждую связанную деталь составляющей его головоломки, и не отдельно мышцы, сухожилия и вены, не способ полета и механику крыльев — но все вместе. Целокупного идеального зверя.

Чуда ощутила, как его присутствие связывается с мыслями и воспоминаниями, прыгающими на задворках рассудка, как кривизна когтей сочетается с бедами жителей Африла, как изгиб драконьей шеи интерферирует с ее, Чуды, виной за массовую гибель драконьих подданных.

А когда Дантракс зашел на цель, Чуда поняла: все противоречивые, нелепые, безумные мысли, вихрящиеся в голове, сложились в одну яркую, чистую, ясную идею.

Попросту она, Чуда, испугалась. И до такой степени, что чуть не описалась.

Она толком не понимала, что и зачем делала, — ни в скитаниях вдали от университета, ни на этом корабле. Зачем она сунулась в откровенно уголовную махинацию и вдобавок полезла в драку с драконом?

Ответов нет. В голове — темень.

И очевидно, она сейчас умрет.

Но когда мир сузился до этой простой истины, до яркого, как солнце, ее осознания, все сделалось до крайности простым.

Вот он, ответ:

— Этот мудак должен гореть!