Летти внимательно изучила вошедшую женщину: походку, жесты, манеру глядеть по сторонам.

Затем Летти расслабилась. Кем бы гостья ни была, она точно не из тех, кто прокладывает жизненный путь сталью. Женщина приняла приглашение за чистую монету, Летти же всего лишь захотела хорошенько ее рассмотреть и не выпускать из виду. Эта женщина простодушна и наивна, как и паренек-фермер, Билл.

Хотя, хм… не совсем.

В пареньке было что-то особенное. Летти не могла в точности определить, что именно. Хотя и хотела бы. Летти нравились широкогрудые, крутоплечие парни. Она знавала таких наемников — Билл на них не похож. Зато он лишен их самодовольной гордыни. Билл тощий, но у него сильные сухие мышцы человека, работавшего руками днем и ночью. Летти когда-то встречалась с таким. Он был милый. Когда она бросила его, бедняга скорчил такую же идиотскую гримасу, как и Билл сейчас, — будто пнули в яйца и несчастный впервые понял, что они у него есть.

И все-таки, вопреки суждению, Летти при виде женщины инстинктивно выдернула кинжал. Затем, скривившись, вернула его в ножны.

А может, Балур прав? Единственное, на что Летти годна, — это убийства и разгром? Трудно будет объяснить, откуда, к примеру, у мирной портнихи или фермерши привычка сначала резать по живому, а уже потом задавать вопросы.

Она не одна пристально рассматривала вошедшую. Балур тоже глядел, сощурившись.

— Отчего вы суть заколебались, прежде как входить? — прорычал он.

Женщина снова застыла. Летти различала лишь ее глаза под капюшоном — большие, карие. Полные испуга. Но не только. В них виднелось и любопытство, чего Летти не ожидала.

Тяжелый клинок в рукаве запросился наружу.

— А в вашу голову не приходило, что она может испугаться вида огромного ящера, заляпанного кровью наших собратьев по разуму? — вопросил Билл, ступая к женщине и не подозревая о возможной опасности.

— Это суть гоблинская кровь, — поправил Балур, пожав плечами. — Гоблины — не собратья.

— Знаете, если уж точно… — выговорила женщина и вдруг замялась.

Она нервно глянула из-под капюшона. Может, притворяется? Трудно сказать, изготовилась она или нет, но всякое бывает. Летти изготовилась сама. Долгие дни болезненных тренировок позволили ей выглядеть непринужденно, держать плечи расслабленными, а пальцы — чуть согнутыми.

Достаточно одного движения кисти — и…

Летти вдруг подумала о Билле. Какой ужас исказит его глупое лицо, когда лезвие войдет в живот женщины. Странно. Подобная ерунда Летти не должна беспокоить. Но ведь беспокоит. Конечно, лишь чуточку. Самую малость. Но ведь беспокоит. И даже это крошечное сомнение было в новинку.

Может, это знак перемен? Летти начала меняться?

Она рискнула бросить на паренька оценивающий взгляд.

У Балура сомнений не было.

— Если суть точно что? — прорычал он.

— Ну, — сказала гостья, облизнув губы, — я всего лишь имела в виду, что есть любопытный трактат, написанный в прошлом веке отцом-монахом Мать-и-сыном о том, в достаточной ли мере гоблины умны для зачисления их в собратья по разуму — или они лишь низшая форма жизни, сродни скоту. Вы, наверное, рады будете узнать, что Мать-и-сын придерживался вашей точки зрения. То есть считал их личность пренебрежимо малой. Но с другой стороны, Мать-и-сын был яростным защитником использования брокколи в качестве осадного оружия. А это толкнуло многих ученых в противоположном направлении. Сейчас принято думать, что если обращаться с гоблинами цивилизованно, то и они цивилизуются. Но проблема в том, — женщина нервно рассмеялась, — чтобы найти город, согласный испытать цивилизацию гоблинов. Риск неудачи, знаете ли…

После тирады воцарилось глубокомысленное молчание. Первым не вытерпел Фиркин.

— Знавал я гоблина однажды, — сообщил он. — Марвином себя звал.

Фиркин кивнул несколько раз и затем добавил:

— Очень был костистый.

Повисшая тишина показалась еще тяжелее и глубокомысленнее.

— Вы суть много говорите, — заметил Балур с подозрением.

— Да, — согласилась женщина. — Как справедливо заметил молодой человек, я нервничаю. А когда я нервничаю, начинаю много болтать.

Затем она добавила, совершенно без связи с предыдущим разговором:

— Вы ведь аналез, да?

Било молота оторвалось от земли. Чуть-чуть, всего на дюйм, почти незаметно, но достаточно, чтобы выдать напряжение за нарочитой внешней расслабленностью.

— Как вы это суть узнающие? — воинственно рявкнул Балур.

Ящер любил выглядеть таинственным и неведомым могучим воином и не терпел умников.

— Знаете, — выговорила женщина и дважды кашлянула, — аналезы, пожалуй, единственная в мире раса восьмифутовых разумных ящеров. Ошибиться трудно.

— У ней есть мозги, таки да, — поделился наблюдением Фиркин.

Он все никак не мог уползти от места, где его придавила Летти.

— Все у ней в голове и через рот лезет. Точно как муравьи, когда головы им плющишь.

Билл попытался встать между Балуром и женщиной. Летти подумала, что парнишка либо отчаянный храбрец, либо совсем кретин. А скорее, опасная смесь того и другого.

— Послушайте, нельзя же угрожать насилием лишь потому, что кому-то случилось в жизни прочитать пару книжек. Можно нам просто развести огонь и высушиться, чтобы нормально дотянуть до утра?

На мгновение Летти позабыла об отчаянии, ноющей усталости в мышцах, девичьем интересе к Биллу и тому, что он может вытворять такими крепкими мозолистыми руками. На мгновение Летти вся сделалась отточенной сталью. Клинком. И подумала холодно, четко, остро:

Нет.

Летти пришла в себя. Выключила холодный анализ убийства. Здесь такого не надо. Да, потихоньку начинаешь понимать, что паранойя хотя и полезна для выживания, но сильно затрудняет общественную жизнь.

— Согласна, — выговорила Летти, с трудом разжав челюсти. — Огонь. Звучит мило.

Балур озадаченно поглядел на нее. Она посмотрела в ответ так, будто желала проткнуть его ножами, которые не пустила в дело.

Несколько гоблинских факелов еще горели. Летти взялась собирать их в кучу посреди пещеры. А Билл подошел к женщине.

— Я — Билл. Рад видеть вас.

Летти заколебалась, наблюдая, как рука женщины протянулась к парню. Можно швырнуть факел в лицо…

Ее ладонь показалась такой маленькой в лапе Билла.

— Меня зовут Чуделла Бал Техран, — произнесла она с легким акцентом. По оценке Летти — южным. И с толикой западного. — Люди в этой части мира предпочитают звать меня Чуда. Очень рада видеть вас.

Летти внимательно наблюдала, как они пожимают друг другу руки. Но Билл не забился в конвульсиях. Не отдернулся с криком. Не подавился собственным языком, не вцепился в руку, корчась в агонии.

Летти осторожно положила подхваченный факел.

— Я — фермер, — продолжил Билл. — Это Летти.

Он показал на нее.

— А это Балур. Они…

Он заколебался.

— В общем, они хорошие, но драчливые незнакомцы.

Билл нервно пожал плечами, а Летти подумала, что описание вполне ничего.

— А это Фиркин. Он, хм…

— Я — дыхание лунного света! — провозгласил тот. — Я — тень и клинок. Я — голос прыгающего из ночи, одетого в алое, в пламя, в смерть! Я — глас, который нельзя не услышать. Я…

Он прервал свою диатрибу звучной отрыжкой, затем уставился в ночь.

— Да, он такой, — подтвердил Билл.

Женщина Чуда кивнула, соглашаясь со всем. Она до сих пор стояла в пропитанном водой плаще. До сих пор дрожала.

— Так кто вы? — спросила Летти, подбирая еще пару факелов.

Между Чудой и выходом из пещеры встал Балур, прикидывающийся расслабленным, а на самом деле напрягшийся и готовый ко всему.

— Она же сказала, — сказал Билл.

Летти удивилась тому, что он умудрился дожить до своих лет. Может, она не первый добрый незнакомец, спасающий несчастного чудака от тяжелой кончины, накликанной избытком простодушия?

— Я тавматобиолог, — сообщила Чуда, очевидно соображающая быстрее Билла, — если вы имеете в виду профессию. У меня постоянная позиция в Тамантийском университете.

Тамантия. Юг и запад. Летти не позволяла губам растянуться в улыбке, но все равно улыбнулась.

— Раз уж говоришь, так давай человеческими словами, — прошипел Фиркин, сидящий у входа.

— Святые боги, я в сути соглашаюсь с безумцем! — изрек Балур.

— Уйди из моих мозгов, монстрочеловек, — предупредил Фиркин, переставший глазеть в ночь. — Оставь их в покое.

Балур косо глянул на старика. Летти знала: ящер к такому тону не привык. Потому возможны нехорошие последствия. Но краткая биография Чуды сейчас представлялась куда интересней, чем жизнь и смерть Фиркина.

— Тамантия? Это же в нескольких сотнях лиг отсюда, — сказала Летти, снова оценивая женщину.

Никто не может проехать несколько сот лиг, не зная парочку-другую способов обеспечить личную безопасность.

— Насколько я могу оценить, в трехстах шестьдесяти девяти, — согласилась Чуда. — Но долина Кондорра — единственное место на континенте, где есть драконы, так что я должна была приехать сюда.

Билл шагнул прочь от нее. А на его лице появилось… хм, отвращение? Эта гримаса совсем ему не идет.

— Драконы? — выговорил он, и в его голосе явственно послышалась злоба. — Вы хотели… вы проехали столько, чтобы увидеть этих помешанных на золоте тварей?

Летти подумала, что это даже не отвращение — а ненависть. Сельский рохля, куча соломы — а внутри отточенный меч. Может, не Чуду стоило оценить заново?

Что вообще она, Летти, знает о Кондорре? Долиной правит нестройный союз драконов-купцов. Они управляют несколькими успешнейшими торговыми путями континента. На драконьи караваны нападают либо совсем уж отчаявшиеся, либо те, кто твердо уверен, что их не отыщут и не подвесят за кишки на ближайшем дереве.

Чуду, кажется, тоже озадачила внезапная перемена в Билле.

— Простите, мне казалось, я упомянула, что я тавматобиолог, — вежливо сказала Чуда.

Билл равнодушно глядел на нее.

— Думаю, — изрекла Летти голосом твердым, как дуэльная рапира, — что это слово нуждается в пояснениях.

Неожиданно Чуда посмотрела, словно побитый щенок.

— Тавматобиология? Вы не знаете? Никто из вас не слышал об этом поле исследований?

— Я знаю, что такое поле, — с обидой выговорил Фиркин. — Я в нем давеча нужду справлял, таки да.

— Вы работаете на драконов? — спросил Билл, и на его лице Летти ясно прочла и свои подозрения.

— На них? Нет же! — Чуда затрясла головой, сбитая с толку вопросами. — Я изучаю драконов!

Все в пещере замерли, пытаясь переварить услышанное. Костер весело потрескивал, стало ощутимо теплее.

— Изучаете? — спросил Билл, похоже еще не решивший, стоит ли менять ненависть на изумление.

— Да, — честно ответила Чуда. — Тавматобиология — это изучение магической флоры и фауны.

Она осмотрелась, ощутила себя увереннее и добавила слегка разочарованно:

— То бишь волшебных растений и животных.

— Вы суть изучающая траву? — спросил Балур, искренне презиравший всех, кто копается в земле.

— Ну да. Ботаника — очень полезная область знаний. Я имею в виду: если бы вы поговорили с присутствующим здесь Биллом, он поведал бы вам массу интересного про севооборот и какие поля лучше для каких культур. Такая информация неоценима. Я уже не говорю про лекарей, использующих травы для своих снадобий. И красильщиков, которым нужны определенные ягоды для краски. Все они — эксперты в своей области ботаники. Так уж вышло, что моя специальность — магические растения. Хотя мой главный интерес — тавматофауна. Вернее — мегатавматофауна.

Было очень тихо, но Летти все же различила подспудный рык Балура. Он не любил многосложных слов. Ему казалось, что его водят вокруг пальца из-за иностранности и грамматического дефицита.

— Это значит, очень большие магические существа? — рискнула Летти.

— Да.

Летти показалось, что это «да» прозвучало отчасти снисходительно.

Магические существа. Летти подумала о трехстах шестидесяти девяти лигах, которые проехала Чуда.

— Значит, — заключила Летти, позволяя кинжалу вновь скользнуть в ладонь, — вы маг?

Теперь все встало на места. Чуда неуклюжа, потому что ей не нужна ловкость. Она медлительна, потому что ей не нужно проворство. Ее оружие быстро, как мысль, стремительно, как прошептанное слово. Чуда может выпотрошить всех заживо усилием разума.

Единственная надежда — быстро и незаметно брошенный кинжал.

— Ох! — проговорила Чуда, будто споткнувшись на ровном месте. — Нет, совсем нет. Ни в каком виде, форме либо типе. Сейчас — нет, во всяком случае. Вообще.

Летти не позволила руке расслабиться ни на мгновение.

— Магом по своей воле быть не перестанешь, — сказала она.

Это все равно что по своей воле не дышать воздухом и не есть ртом. Ты либо маг, либо нет. Иногда Лол, или Суй, или Звяк, или Впаха, или кто-нибудь еще из капризной божественной банды тянулся вниз божественным пальцем и совал его в раздутый живот будущей мамы. Ребенок оказывался меченым на всю жизнь. Магия не пятно грязи, ее не смоешь.

— Я перевоспиталась, — неловко выговорила Чуда. — Я отошла от использования магических искусств и теперь лишь изучаю магию в живых существах.

Балур взвалил молот на плечо.

— То есть вы суть разговариваете, что можете делать магию, но выбираете не делать? — поинтересовался ящер.

Сказать, что в его голосе прозвучало сомнение — все равно что заметить, описывая Суя, гермафродита, бога/богиню любви, плодородия и свободных нравов в целом, будто он/она чересчур прямолинеен/прямолинейна с девушками.

Чуда выпрямилась, расправила плечи, выставила подбородок. Наверное, решила изобразить уверенность и гордость собой. К сожалению, вышла очередная иллюстрация к общему мнению о крайней спесивости магической братии.

— Именно это я и выбрала, — сурово изрекла Чуда. — Я захотела остаться собой, хозяйкой своей судьбы.

Триста шестьдесят девять лиг. В одиночку. И без единого заклинания? Трудновато поверить. Впрочем, можно допустить, что Чуда искренне желала не пользоваться магией. Вопрос в том, насколько ей это удавалось? И как определить, не сорвется ли она вот-вот?

— Это в сути как иметь молот и пытаться забить гвоздь рукой, — сказал Балур, качая головой.

Чуда высокомерно глянула на него и снизошла до риторического вопроса:

— А что, если всякий раз при использовании молота вместе с нужным гвоздем забиваются насмерть и трое-четверо посторонних? Как быть тогда?

И вдруг, нежданно-негаданно, Летти ощутила: эта женщина — своя до мозга костей. Ее сомнения и беды словно вынули из нутра самой Летти. В ней то же желание стать лучше. Та же борьба с собой.

— Да подходите, — сказала она, забыв о тяжести лезвия, прячущегося в рукаве. — Мне казалось, мы и костер-то развели, чтобы не дать вам замерзнуть. Снимайте плащ и давайте поближе.