42. Адское родео
Подступающие сумерки рассеивало зарево пожаров. Балур наблюдал, как стража плотной толпой выбегала из-за гарнизонной ограды.
— Признай: он отлично справляется со своим делом, — сказала Чуда.
Своим делом. Хм. Балур задумался. Слова «свое дело» подразумевают некий профессионализм, умственный настрой и верность избранному поприщу. Однако трудно считать Фиркина профессионалом хоть в чем-то. Воистину, самое лучшее, что можно о нем сказать: вдохновенный дилетант.
Но в деле он эффективен. Тут не поспоришь. Правда, этот вдохновенный энтузиазм постоянно вылезает боком. Последствия вылезания боком — вроде бегущих по улице горящих людей — и вытолкнули Балура из таверны. Эффективность налицо — и потому ящеру пришлось в очередной раз отложить расправу над стариком.
Но Балур не сомневался: об отсрочке придется долго жалеть.
Итак, диверсия Фиркина в разгаре, настало время вломиться в гарнизон, украсть бронированный корабль и отправиться к Летти с Биллом на остров дракона. Поток стражников из ворот уже сильно ослаб. За палисадом осталась жалкая горстка людей в доспехах. Стража ушла драться за свой город.
— Время наступать, — сообщил Балур, отстегивая молот.
Чуда облизала губы.
— Как думаешь, скольких жизней стоила возможность пробраться в гарнизон? — спросила она, глядя на свои руки. — В плане Билла все казалось таким простым. Клинически чистым. Всего лишь диверсия, чтобы отвлечь гарнизон. Что-то мелкое. Незначительное. Но на самом-то деле стража рубит людей на улицах.
Балур кивнул. Любит ученая банальные умствования, что поделаешь.
— То есть это тебе в сути кажется неконгруэнтным с утрированием тобою ситуации как представляется минуты назад?
— Неконгруэнтным с утрированием? — спросила с некоторым удивлением Чуда.
Балур поглядел на нее так, как привык глядеть на особо хвастливых и дерзких драчунов.
— Хотя я и имею питать склонность к сокрушению черепов, это не значит, что мною не отыскано время для расширения моих словарных запасов.
— Думаю, тут дело не в словарном запасе, а в синтаксисе, — сказала Чуда, покачав головой.
— Что суть составляет очередную неконгруэнтность, — заметил Балур, не ослабляя взгляда.
Чуда рассмеялась. Не очень весело.
— Ты когда-нибудь слышал о выражении «делать хорошую мину при плохой игре»? — спросила она.
Балур пожал плечами. Мимо пробежал человек с обильно кровоточащим порезом на лбу.
— Я не нуждаюсь в хорошей мине. Я суть уверен в своей возможности прорубить путь на корабль.
На этот раз Чуда не смогла изобразить улыбку.
— Балур, именно потому я и пытаюсь сделать хорошую мину. Ведь я пацифист. Все мое детство — невероятный уродливый кошмар убийств, насилия и крови. Но я сумела оставить его за спиной. Стала новым человеком. Лучшим человеком. Простым исследователем. И вот теперь, когда я могла бы заниматься любимым делом, не оглядываясь на прошлое, все вокруг снова превращается в кровавый кошмар.
Балур подумал, что покамест это не совсем кошмар, а попросту мелкотравчатый бунт с грабежами и хулиганством, но мысль Чуды уловил.
— Ну да, тут в сути идущее не совсем так, — согласился он.
Чуда испустила звук, который можно было бы назвать смешком, не звучи он так, будто перебил все остальные смешки на своем пути.
— Нет, — сказала она, — лично для меня беда не в том, что план пошел наперекось, а в том, что меня совсем не пугают и не тревожат кровь и смерть. У меня словно опять отключилось человеческое в душе. Я ищу, а там одно только…
Она замолчала, скривилась, напряглась, будто пыталась состроить подобающую случаю гримасу и не могла ее вспомнить.
— Одно лишь легкое сожаление. Гляди, вон!
Она махнула рукой в сторону города, откуда доносились стоны и дикие вопли. В конце улицы три смутно различимые фигуры вколачивали стражника в землю.
— Я гляжу на хаос. На безумие. А в душе — ничего!
Балур кивнул, ощущая, как по лицу помимо воли расплывается ухмылка.
— Но в хаосе и безумии войны суть и величественное, — сказал он.
— Величественное? Боги, ты пьян? Неужто трезвый может сказать такое?
— Я не верю, что ты имела хоть когда наблюдать меня полностью трезвым, — заверил Балур, по-прежнему ухмыляясь.
Эта реплика, похоже, выбила Чуду из колеи — и из приступа самокопания.
— Меня не радует это откровение, — сообщила она чуть растерянно. — Но меня злит, что оно могло бы меня обрадовать. В смысле — немного легче от мысли, что ты, когда машешь молотом и убиваешь, тоже не совсем в себе…
Чуда отвернулась, затем снова уставилась на свои руки. Она сжала кулаки — но несильно, потом пожала плечами.
— Наверное, нужно просто принять себя какая есть, — глубокомысленно заключила она.
На этом терпение Балура истощилось. Он зашагал к воротам, размахивая на ходу молотом, и его ход, как рычаг, сжимал пружину ярости. Мускулы на плечах расслабились, кровь вскипела адреналином, обострилось зрение. Балур высунул язык, пробуя воздух, — и ощутил кровь, пот и страх.
— Я совсем не понимаю, — бормотала Чуда, семеня рядом. — То есть очень странно, разве нет? Деревня обезумела от моего зелья и помчалась драться. Но ведь здесь никакого дурмана!
Она покачала головой.
— Отчего они так? Что с ними?
Балур кивнул. Он тоже думал об этом. Да, странно. Люди Африла с изумительной, пугающей легкостью кинулись бунтовать и убивать. Неужели ненависть народа к Консорциуму драконов настолько велика, что хватило единственной спички для всеобщего пожара?
Правда, раздумывала над странностями лишь малая часть Балурова рассудка. Большая часть считала, что глубокие размышления можно оставить на потом. Сначала надо разобраться со стражей. Ворота в лагерь гарнизона прямо по курсу и быстро приближаются.
Постучать проще всего молотом. Бум, бум, хрясь, грох! Ворота распахнулись. Стражники встали полукольцом, выставили мечи — но опоздали. Молот опустился. Череп треснул. Человек упал.
— Хрясь, — пробормотал ящер под нос.
Стражник с тремя горизонтальными шрамами, будто полосками ранга на лице, нырнул под молот, нацелив короткий меч Балуру в ребра. Тот перехватил оружие, подняв боек, опустил древко — и с хрустом впечатал его стражнику в нос. Солдата отшвырнуло, он врезался в коллегу, оба рухнули наземь, нелепо дергая руками и ногами. Сверху упал молот ящера.
— Двоих одним, — подытожил тот, глядя на кровавое месиво у ног.
Трое стражников замялись, не решаясь подойти близко. Никто не торопился им на помощь. Солдаты не хотели уходить от стен, боясь, что бунтовщики полезут с другой стороны. Балур сделал выпад. Стражники отскочили, нервно переглядываясь и вздрагивая. Балур замахнулся. Двое отпрыгнули, но третий кинулся вперед. Балур снял одну руку с древка, ткнул кулаком, угодил солдату в шею, схватил и швырнул его в оставшихся двоих. Те, спотыкаясь, кинулись наутек. Напрасно. Балур не знал жалости.
И тогда в него воткнулась первая стрела.
Она прилетела слева и не соскользнула по чешуе, а нашла мягкое место на стыке трех пластин. Балур пошатнулся от удара. И даже сквозь вопли и стоны бунтующих расслышал, как охнула Чуда.
Балур обернулся, отыскивая стрелявшего.
Стрелы посыпались градом. Ящер выругался. Стреляют как минимум трое. А то и пятеро. Он заколебался на секунду, обдумывая ситуацию, — и дал лучникам время положить на тетивы стрелы.
— Двигай! — заорал он Чуде, пал на четвереньки и помчался, будто зверь в поисках укрытия.
Он врезался в стену, ощутил, как она подалась под его весом. Стрелы воткнулись в другой бок. Вопя, примчалась Чуда, рухнула у его ног.
— Святые титьки Ноллы! — взвизгнула она. — Я думала, мы проберемся тайно!
— Ну, я полагаю, суть самое подходящее время для тайного пробирания, — раздраженно заметил Балур.
Конечно, Чуду не стоило злить без нужды, но сейчас ящеру было плевать.
— А может, теперь суть наилучшее время для тебя бросить дерьмо пацифизма и значительно поджарить всех ублюдков? — предложил он — и, заглянув в ее глаза, понял, что перегнул палку.
Увы, не слишком сильно для того, чтобы мирный тавматобиолог разъярилась и зажарила хотя бы его, Балура, задницу. Но на тяжелую глубокую обиду хватило вполне.
— Да пошел ты! — пробормотала Чуда.
Она сгорбилась, сжалась. Боги, нашла же время уйти в себя! Тут нос страшно высунуть и дышать нечем, того и гляди поперхнешься железом. Глупая женщина.
Он осмотрелся. Стена, конечно, защищает от стрел — но лучники могут зайти с другой стороны. Нужно двигаться. Сохранять инициативу. Он высунул голову над стеной, быстро оценил обстановку и вовремя спрятался, спасшись от трех стрел.
Гарнизон построили на озерном берегу. За воротами начинался склон, уводящий к причалу. По пути там и сям торчали невысокие строения: бараки, оружейная, столовая, амбары с припасами. У причала — несколько лодок.
Балур рискнул выглянуть еще раз. Стрела скользнула по голове, пробороздив чешуи — но ящер увидел нужное.
Тяжелый корабль стоял за низким палисадом с торчащими заостренными кольями. Бронированная громада производила внушительное впечатление, несмотря на измятую и проржавевшую броневую чешую. Нос — будто выпяченная нижняя челюсть, низкие надстройки — словно плечи злобного горбуна, засаленный грязный парус.
Балур ощутил странное родство с кораблем. Его построили ради мощи и власти, и ни для чего более. Одна цель, единственный смысл. Уродливый он или нет — но дело сделает.
Осталось лишь угнать его.
