Балуру не хотелось думать о своем времяпровождении как о злостном безделье. Он выжидал. Сделал тактическую паузу. И заполнил ее… в общем, воспользовался возможностью промочить горло. Было бы странно ее упустить.

За окном таверны солнце склонилось к горизонту, тронуло воду озера Африл. Мутная коричневая гладь преобразилась в огненный разлив.

И это не единственный огонь сегодняшнего вечера.

Сперва Балур приписал ораторские успехи Фиркина огненной траве, из-за которой у несчастных жителей деревни поехали мозги. Успех проповедей по дороге сюда… ну, бедные поселяне серьезно пострадали, а душевные травмы действуют на рассудок. Ведь это тяжело — видеть, как убивают хозяина и господина, пусть и тирана. Очень путает мысли. Балур это понимал. А те, кто сбежался поглазеть на Билла и послушать Фиркина… ну, их очень угнетал Консорциум драконов, ясное же дело. Беглые крестьяне — они не в себе и легко западают на фиркинское безумие. Оно притягательное, в особенности для чокнутых. А если бедолаги бросили дом, чтобы идти за дурацкими слухами, — здравым умом у них и не пахнет.

Но ведь Африл совсем другое дело. По меркам Кондорры, это оживленный цветущий город. Подумав об этом, Балур опрокинул оставшиеся полпинты в глотку и заключил, что в Африле еще и хорошее пиво. И если только не совсем отказало зрение, вон те три женщины за стойкой строят глазки. А это означает квартал красных фонарей. Во имя богов, на что же горожанам жаловаться? А они слетелись на проповеди полоумного старикашки, будто мухи на дерьмо.

Безумие началось сразу за воротами. Фиркин завелся: задышал глубоко, выпятил цыплячью грудку — и пронзительно завопил:

— Граждане! Соотечественники! Угнетенные собратья! Я принес вам слово пророка!

Население Африла выказало удивительную готовность слушать эту белиберду. Оно оставило свои дела и дома с лавками, явилось внимать и при этом, в общем и целом, бормотало одобрительно. Балур немедленно отошел подальше от Фиркина. К удовольствию ящера, Чуда держалась рядом с ним.

Он хорошо помнил свои обещания приглядывать за Фиркином и не выпускать ситуацию из-под контроля. Но держать слово — это одно, а без повода совать шею под меч — совсем другое.

Балур всей душой хотел разбогатеть. Однако надрываться ради золота не желал. Ограбить Дантракса — это хорошо, хотя и рискованно. Притом вовсе не обязательно гибнуть Фиркину с толпой и народцу Африла. Однако если они хотят побунтовать и получить в пузо по куску железа от стражи — пусть. Никто мешать не станет. И кстати, чем больше стража занята проделыванием дырок в населении, тем меньше желающих делать дырки в Балуре. А когда вломишься в крепость, лучше оказаться без дырок.

Перспектива встречи со стражей, кажется, вовсе не проникла в рассудки горожан. Конечно, они не подозревали о том, что Билл с Балуром используют их для диверсии. Но все же с какой легкостью они забросили привычную жизнь и нырнули с головой в кровавую смуту!

Странно оно и пугающе. С одной стороны, хорошо, что план происходит без сучка без задоринки. А дальше? Вдруг бунтовщики и потом удумают мутить?

Балур не любил думать о грядущем. Когда про него думаешь, забываешь о насущных делах. Мысли о завтрашнем похмелье поганят сегодняшнюю пьянку. А от мыслей о завтрашней чесотке и красных пятнах на причинном месте тоскливо со шлюхами.

Балур был существом немедленного действия. Планы — дело скучное, тягомотное. Надо выжидать, примеряться, высчитывать. Отсиживать задницу. В общем, к Рыгу в мошонку все планы. Однако без плана ну никак. А в плане есть Фиркин. А от Фиркина у толпы безумие. Мать же вашу, что будет?!

Чтобы разрядить стресс, Балур грохнул кулаком о стойку и заорал:

— Пива!

А потом, на случай, если в первый раз не дошло, заорал снова:

— Пива!

— А не лучше было бы приняться за работу с ясной головой? — предположила Чуда.

— С ясной головой? — изрек ящер.

Он обвел взглядом таверну, склонил голову, прислушиваясь. И за пару секунд четырежды услышал слово «пророк».

— Если буду с ясной головой, то в сути оказываюсь единственным таким в целом городе.

Чуда удостоила его легкой улыбки.

— Это несомненно так, но если отставить сардоническую браваду и подумать здраво… разве не легче вламываться в гарнизон трезвым?

— Трезвым?!

Ящер честно попытался представить драку по своей воле на трезвую голову: наморщил лоб, сощурился, надул щеки и даже высунул язык. Чуда скривилась — наверное, решила, что он издевается. Но она ошиблась. Ящер думал.

В Аналезианской пустыне всякая жидкость драгоценна. Доступные запасы распределялись в соответствии с заслугами. Сильные воины заслуживали больше жидкости. А большинство жидкостей, которыми располагали аналезы, содержало алкоголь.

В голове Балура со скрипом совмещались идеи трезвости, жажды и драки. Результат выглядел жутко.

— Нет! — отрезал ящер, яростно затряс головой и, с надеждой придать отрицанию должный вес, повторил: — Нет!

На всякий случай он повторил и еще раз: «Нет!» И вздрогнул.

— Ты что, хочешь, чтобы я в сути делал такое трезвым? — спросил он, глядя на Чуду с ужасом. — Это же варварство!

Она поглядела на него с удивлением, затем покачала головой. А Балур приступил к освоению второй пинты и уже значительно продвинулся, когда его взгляд привлекло происходящее за окном. Там бежал человек, и Балур не сразу понял, что он — не огненно-рыжий.

У человека пылала голова. Бедняга размахивал руками и неистово орал.

Балур прищурился. Он раньше не бывал в Африле. Да и вообще, несмотря на столько времени среди людей, ящер не вполне освоил людские обычаи. Однако поджигание собственной головы вряд ли было любимым развлечением человечества.

Человек исчез, оставив за собой дымный след. Издалека донеслись крики, грохот разламывающихся деталей архитектуры. Больших и увесистых.

Балур перевел взгляд на Чуду:

— Ты слышишь?

— Я надеялась, — сказала Чуда, уставившись в бокал с вином, который вертела в руках весь последний час, — что мне чудится.

Балур тяжело усмехнулся, выставив весь свой арсенал зубов. Есть лишь одно объяснение слышимому. И когда Балур это объяснение отыщет, прикончит его без лишних слов.