В своей жизни Летти приняла много прискорбно неверных решений. Например, однажды она презрительно спросила атамана огромного бандитского сборища: «Значит, эта жалкая горстка голодранцев — твоя армия?» Хотя знала, что под рукой атамана — десять тысяч умелых, хорошо оснащенных бойцов. А еще Летти случилось пойти на свидание с полутроллем. И допустить Балура на кухню. Как результат — в жизненном опыте Летти возник список поступков, которые никогда нельзя повторять даже под угрозой сваренного Балуром карри. Однако список оставался умеренным и удлинялся с благоразумно малой скоростью. Летти была жива и здорова — в отличие от очень многих коллег.

Но, несмотря на огромный опыт выживания и множество оставленных за спиной миль, Летти всерьез опасалась, что затея Билла станет финальным пунктом списка.

Сундук стоял посреди широкой поляны. Лучше всего его описывало слово «солидный». Дубовые доски, железные полосы, шесть футов в длину, пять — в ширину. Сундук притащил некий фермер, уложивший в это чудовище все пожитки и взгромоздивший его на телегу, едва не надорвав пуп лошаденке, вынужденной волочь монстра. Тот излучал ауру древности и был здорово истерт за многие годы пользования. Любимое семейное сокровище. Такое не бросают. В дерево врезаны инициалы, от времени уже неразличимые. И тем не менее сундук отдали по первому слову Билла, а все пожитки бесцеремонно высыпали в телегу. Но фермер выглядел довольным. Его жена все твердила про необыкновенную честь. А сын с дочерью немо стояли и восхищенно таращили на Билла ошалелые от обожания глаза.

Билл, пожалуй, смутился по-настоящему — хотя, вероятно, и не так сильно, как мог бы неделю назад.

И вот он склонился над сундуком, погруженный в приготовления.

— Если эта штука убьет меня, вина целиком на тебе, — заметила Летти.

Билл вздрогнул, поглядел на нее, оторвавшись от своего занятия, — похоже, не услышал, как она подошла. Летти покачала головой. Из них двоих она воистину как лев среди агнцев, и при этом лишь она по-настоящему обеспокоена.

— Да не должна, — заверил Билл, искренний, как божий день. — Я обил стены всеми тряпками, какие смог найти. При долгом падении, конечно, не спасет, но смягчит существенно. Притом дубовые доски в стенках — толщиной в три дюйма. Дантракс не расплющит, когда схватит. Чуда так подсчитала. Да и не захочет он. Балур с Чудой изобразят, будто барахло прямо вываливается наружу — ну, ожерелья всякие и прочее.

Сундук лежал, окруженный мешками добытого с таким трудом золота. Пара мешков слегка приоткрылась, и золото сверкало на солнце. Его вид причинял Летти почти физическую боль. Сами, по своей воле — и отдадут. Выбросят.

Конечно, она понимала зачем. Это вложение капитала. Способ удвоить выручку. Но все равно душа болит и ноет, будто после очередного прискорбно неверного решения.

— А если явится кто-то другой? Не Дантракс?

— Тогда Балур ему отсоветует к нам приближаться, — заметил Билл, снова глядя на сундук.

Летти скривилась. Вряд ли Билл понимает, что именно Балур имеет в виду под словом «отсоветовать». Хотя часть Летти — причем большая, если уж честно, — совсем не хотела, чтобы Билл понял. Нельзя допускать, чтобы Балур быстро заразил парня цинизмом и жестокостью. А лучше, чтобы не заразил вообще.

Вдруг Летти улыбнулась. Не чудесно ли: сама загнала Билла на роль вождя секты и изобретателя планов грабежа — но не хочет, чтобы он сделался циничным и жестоким. Ох ты ж, святые боги!

Билл заметил ее улыбку — и, конечно же, понял по-своему.

— Видишь, — сказал он, — главное — отважиться! Так держать!

Летти улыбнулась снова. Он такой наивный. Надо снова в чем-нибудь усомниться, а то еще примется нахваливать, подбадривая.

— А ты уверен, что можно оставить Балура с Фиркином во главе толпы? Ты же помнишь, что вышло в прошлый раз.

— С ними теперь будет Чуда.

— Конечно, она ведь зарекомендовала себя очень надежным партнером, — сказала Летти, смеясь.

— Я подумал: будет лучше, если она попадет на остров после того, как Дантракс беспробудно заснет, — заметил Билл, не глядя подруге в лицо.

Может, не такой уж он и наивный? Увы, все растет и портится. Тут и Балурова влияния не надо.

От сомнений в невинности Билла Летти спасло появление Чуды и громыхающей тавматургической повозки.

— Думаю, я сделала все нужное для вас, — объявила тавматобиолог с радостной улыбкой.

Радость насторожила Летти. В общем-то, реакция Летти на чужое веселье нередко пугала всех вокруг. У нее был пунктик насчет похабных ухмылок. Слишком много их она повидала. При виде самодовольно кривящихся губ ей очень хотелось лишить их хозяина мужских достоинств.

Тавматургическая повозка лязгнула и остановилась рядом с хозяйкой. Чуда принялась осторожно выгружать стеклянную посуду.

— И что это? — спросила Летти.

Не то чтобы она не знала ответа… Но ей предстояло залезть в тесный ящик, который могут швырнуть далеко и сильно. Идея сунуть туда еще и хрупкие бутыли, полные мощного наркотика, не добавляла надежды и спокойствия.

— Зелье из уют-травы, — пояснила Чуда и, заметив озабоченность Летти, добавила: — Я знаю: стекло, конечно, не слишком подходит к обстоятельствам — но университет снабдил меня только стеклянной посудой.

Столько простодушия, святые боги, хоть ты бери и удави им ученую дуру! «Не тебе, конечно, лететь с зельем!» — хотела рявкнуть Летти.

Все же она справилась с собой и лишь холодно осведомилась:

— А если Дантракс уронит нас?

— Обивка, — сказал Билл.

Но не слишком убедительно.

— Чудесно, — подытожила Летти. — Значит, если я не разобьюсь, не расплющусь, не буду съедена, то заимею шанс удушиться испаряющимся зельем.

Билл превратился в воплощенное уныние. Он уставился на Летти щенячьими глазами. Та мгновенно разъярилась, ткнула в него палец и потребовала:

— Немедля прикажи своим идиотам-фанатикам снабдить нас бурдюками для воды!

— Нельзя! — окрысилась Чуда. — Люди же идут пешком! А воду можно запасать только в попадающихся на пути ручьях. Иметь запас воды — важно для выживания!

Нож оказался в ладони Летти прежде, чем она обдумала слова Чуды. И не из-за самих слов, а из-за их тона.

Хоть бы эта дура поскорее сорвалась опять. А тогда…

Но не сейчас. Пусть живет пока. Вон, смотрит на Билла, надеется, что он скажет последнее слово. Нехорошо было бы выпускать ей кишки на глазах у Билла. Ему еще далеко до такого уровня, хм, жизненной правды.

Билл пожал плечами, по-прежнему возясь с дурацкой обивкой.

— Мне не хотелось бы ничего у них просить. Получается, будто они приносят мне дань. Жертву на алтарь пророка. И тем больше думают обо мне как о защитнике или вроде того.

— Но чем больше они думают так, тем позже наступит день, когда они разорвут тебя, самозванца, в клочья. Ну объясни же мне, отчего ты не хочешь казаться защитником?

— Я не хочу извлекать выгоду из их слепой веры.

Летти вдохнула глубже, чтобы успокоиться.

— Весь твой план построен на том, чтобы Фиркин подзудил толпу отвлечь стражников Африла. Тяжело вооруженных стражников. Безоружной толпой. Уже поздновато тревожиться о злоупотреблениях слепой верой.

— Но ведь с ними будет Балур!

Летти честно попыталась не рассмеяться.

— Ты плохо знаешь Балура. Ему трижды плевать на то, сколько стражников и фермеров отдаст концы.

— Но я тоже буду там, — сказала Чуда, похоже еще не решившая, обижаться ей или нет.

— Ты собираешься жарить им мясо? Или их самих?

Глаза Чуды на мгновение полыхнули яростью. И еще настоящей болью. Так глядит человек, когда разрубишь ему грудь и воздух из легких с присвистом выносится наружу. Как хорошо, что нож уже в ладони, потому что через секунду Чуде предстоит узнать, каково это. Правда, Чуда очень уж проворно швыряется огнем…

Затем Чуда развернулась и ушла. Мгновение спустя повозка загрохотала, катясь следом, и в ее покачивании ощущалась виноватая неловкость, словно магическое устройство сожалело о ссоре.

— Жестко ты ее, — заметил Билл, наконец отрываясь от сундука.

Он грузил туда бутылки. Интересно, удосужился ли Билл заметить, что именно он загнал Летти в тупик и довел до белого каления?

— Ей толпа дороже нас, — сказала она.

К сиськам Вруны желание сделаться лучше и чище! Летти отнюдь не хотелось умирать ради всеобщего блага.

— Она знает нас всего на пару дней дольше, чем их, — сказал Билл, пожав плечами. — А мы вполне способны позаботиться о себе.

Летти скептически посмотрела на сундук. Позаботиться о себе, мать твою! Летя в этом гробу.

Билл проследил за ее взглядом и усмехнулся.

— Давай попробуем вместе!

Он схватился рукой за край, перелез внутрь и уселся, скрестив ноги. Летти тяжело вздохнула, но последовала примеру и уселась напротив Билла. Не сказать, что внутри уж очень тесно, — но и просторным сундук не назовешь. А вокруг, между прочим, хрупкое стекло с отравой, завернутое лишь в тонкие тряпки.

— Ах, мило, — пророкотали сверху, — суть наблюдать пару голубков, устраивающих уютность в гнездышке.

— Балур, — нежно заметила Летти, — если бы твои яйца подходили по размеру, я бы отрезала их и употребила как шары здоровья.

— Все дело суть в твоих по-мужски больших руках, — раздумчиво сообщил ящер. — В них даже самое большое имеет казаться малым.

Летти не обратила бы внимания на оскорбление, не заметь она, что Билл украдкой глянул на ее руки.

— Ну, если кто-то привык к ощущению мужских рук на своих яйцах… — начала Летти.

Но не закончила. Балур склонился над сундуком, улыбнулся настолько нежно, насколько позволила полная клыков пасть, и с лязгом захлопнул крышку. Внутри грохот ударил по барабанным перепонкам. Билл скорчился, прижав ладони к ушам.

— Суть время начинать, — сообщил приглушенный дубовыми досками и тряпками голос Балура. — Скоро Дантракс будет предпринимающим обыденный послеобеденный моцион.

Пусть и три дюйма дуба, пусть тряпки — но Летти была твердо уверена, что ящер расслышал ее лютый крик: «Сукин ты сын!»