26. Утреннее поклонение
Летти подумала, что проснуться поутру от детского смеха — горшее свидетельство полного профессионального краха. Что-нибудь хуже этого трудно и вообразить.
Она встала с лежбища из сосновой иглицы, вытерла слюни с подбородка и попыталась состыковать в памяти картину произошедшего накануне.
Летти спряталась в механизм подъемных ворот. Затем выбралась наружу, убила стражника, нашла Чуду. Все шло нормально. Потом Летти открыла ворота. И это, наверное, всполошило стражу. Летти упустила из вида сигнализацию — или, скорее, в принципе не могла о ней знать. Одновременно прибежали солдаты и поселяне. С последними, наверное, что-то учинили Фиркин с Балуром, но ящер рассказывать не захотел. В общем, солдаты сцепились с селянами у входа в пещеру. Дерущиеся забежали внутрь, к сокровищнице. А там ждала Чуда…
И сколько же мирный тавматобиолог перебила народу? Два десятка? Три? Во всяком случае, достаточно, чтобы проняло Балура. Ящер выглядел так, будто всю ночь шлепал девок по попам, но не сумел ничего больше. Мирный тавматобиолог швыряла повсюду огонь, будто бармен выпивку на празднике Рыга. Женщина прямо-таки корчилась в экстазе. Что в эти минуты было у нее на уме, Летти не представляла и не хотела представлять. Урезонить ее не было никакой возможности. Хвала всем богам, что она в конце концов выбилась из сил и лишилась чувств — и свалилась, обмякнув и подтекая слюной. Хотя перед тем она успела убедить всех, что Мантракс очень жив и сердит. Летти пришлось признать, что и у нее при виде первого языка пламени сердце ушло в пятки.
Правда, Мантракс валялся в полном ауте. И не очнулся, даже когда Балур вышибал ему мозги.
Боги, какое было месиво! Аналез пришел почти в такой же экстаз, что и Чуда. Летти так и не поняла, как сумела оттащить Балура от драконьего тела, тем более что ящер уже залез по локоть в драконьи мозги. Но ведь удалось же. Правда, к тому времени стало очевидным, что единственный оставшийся выход для них — раствориться в толпе и быстро дать деру. Летти заставила Балура подхватить Чуду, потом все успешно внедрились в толпу, целые и невредимые, и в безопасности…
И тут появился Билл с дурацким драконьим глазом в руке.
Летти осмотрелась. Женщины и дети собрались у входа в пещеру. Вокруг пылали костры. Люди танцевали и пели. Их полудикая детвора носилась повсюду, ухая, завывая и — спаси нас милостивые боги — неистово хохоча.
«Да откуда детишки взялись? — подумала Летти. — Если их притащил прошлой ночью Балур вместе с прочей толпой, надо прикончить чешуйчатую скотину!»
В импровизированном лагере царил праздник. И хотя голый горный склон ничуть не походил на многолюдные улицы Эссоа, где выросла Летти, сам дух праздника и настроение отчетливо напомнили ежегодный городской карнавал. Тогда на день отменялись все правила. Дети управляли семейством. Докеры указывали дворянам, что и как делать. Можно было зайти в любую лавку и взять с полки что угодно. Все горожане выходили на улицы — плясать, кричать и неистовствовать.
В первый карнавал, который Летти отчетливо помнила, она зашла в пирожную лавку — ту самую, мимо которой Летти с братьями и сестрами проходили каждую неделю по пути к храму, где жертвовали богам и молились, прося Впаху благословить работу отца, а Звяка — благословить отцовский кошелек. Все в окне лавки выглядело таким пышным и вкусным, покрытым многими слоями сахарной пудры. Владелец лавки пригласил Летти внутрь, широко улыбаясь, и помог задрать юбку так, чтобы в подоле поместилась охапка пирогов. Потом Летти нашла уединенную крышу, где можно было сидеть и спокойно объедаться, глядя на праздник. Так было славно! Весь день восхитительного обжорства и удовольствий.
Назавтра Летти четырежды тошнило. А мутило еще два дня. С тех пор всякий раз, когда она проходила мимо пирожной лавки, накатывала дурнота. И не только на Летти. После карнавала весь Эссоа ползал на четвереньках, стонал и охал — словно смердящий зверь, копошащийся в гнусных последствиях своей невоздержанности.
Да, обстановка вокруг сильно напоминала карнавал.
Убираться отсюда нужно как можно скорее.
С одной поправкой: нужно забрать как можно больше золота из пещеры Мантракса, а времени на это остается все меньше.
Летти покрутила шеей, хрустнув позвонками, вытащила из волос приставший мусор и пошла к лагерю. Мимо пронеслись дети, вопящие что-то о пророке.
Пророк… Да уж, свалилась проблема на голову.
Летти прислушалась к голосам толпы, продолжая внимательно осматриваться. Для тех, кто зарабатывает на свою жизнь отнятием чужих, очень важно разобраться, насколько глубокое дерьмо вокруг. Люди вроде мирного тавматобиолога Чуды распознание окрестных дерьмовых глубин называют «ситуационной осознанностью». Летти описывала процесс фразой: «Надо понимать, откуда прилетит».
— И откуда он взялся? — говорили в толпе.
— Он останется с нами?
— Что, Мантракс и вправду мертвый?
— Наверное, он — воплощение бога. Простому смертному ни за что не прикончить дракона. Наверное, работа Звяка. Дракон-то сгрудил золото в одном месте, а это непорядок. Деньги-то должны течь, ходить по людям. Разозлил старина Мантракс Звяка и заплатил.
— Ха, я руку-то наложила б на евойного дракона…
— Тьфу, похабство!
— По мне, дело в топоре. Наверное ж, выкопал с какой гробницы. Забери топор — и наш пророк ничего особенного.
— А пророк-то, говорят, пророчить будет. Про будущее, значит, говорить. В этом и суть-то. Скажу тебе, Мантракс — только начало. Пророк пришел, чтоб повести нас.
— Да какой он пророк? Фермер, да и все. Парнишка с топором.
— Богом меня в бок, что мы пили прошлой ночью?
Люди разбились на небольшие кучки. Вон трое сидят на камнях, наклонившись друг к другу. Две женщины водой из лужи смывают грязь с лиц. Юная парочка прислонилась к сломанному дереву, тесно обнявшись. Кучка подростков собралась вокруг валяющейся нагрудной пластины с обшарпанной эмблемой Консорциума драконов. И все говорят о Билле. Все до единого.
Да, с пророком будут проблемы.
Вдруг Летти поняла, что толпа стронулась, потекла в сторону, будто притянутые магнитом опилки. Летти поддалась, двинулась вместе с народом, ощущая себя волком в овечьей шкуре. Приятное чувство. Обнадеживающее.
Когда Летти обнаружила источник притяжения, то подумала, что могла бы и сама догадаться.
Фиркин угнездился на торчащем из склона камне — эдакой невеликой каменной кафедре. Фиркин сидел, скрестив ноги, выставив круглое пузо над нечистым бельем. Борода развевалась на утреннем ветру, разносившем слова над небольшой толпой, собравшейся у подножия.
— …И воистину провозвещено было, э-э, хм, фермеру, да, думаю, ему и было. В общем, в поле он работал. Хороший человек. Угощал народ выпивкой. Это важно. Пророк всегда говорил, что угостить выпивкой — это, хм, самое высокое, в общем, в пророческом деле. Думаю, корень всякой добродетели. Проставь человеку — и, воистину, э-э, тебя вознесет. Очень даже. И высоко. Вон туда, далеко очень.
У Фиркина серьезно заплетался язык. И слипались глаза.
— В общем, провозвещено, и правдиво, и он внимал. И вы внимайте. Э-э, кто хочет обрести свои яйца, должно воистину следовать за погубителем дракона. Ибо дракон воистину погублен, как вы видели сами.
Летти очень хотелось погубить Фиркина. Но толпа вокруг стопроцентно была тем, откуда могло прилететь. И не раз.
Потому Летти ограничилась вопросом:
— Фиркин, что ты, на хрен, делаешь, а?
Тот качнулся, будто разбуженная сомнамбула. Вероятно, он и в самом деле засыпал с перепою. Фиркин смутно глянул на Летти, подергал спутанную войлочную бороду и закинул ее за плечо.
— Я проповедую глубокие истины, — изрек он.
Толпа одобрительно заворчала.
— Ты отстой с самого дна бочки, — сказала Летти с чувством, — ты протекаешь и пачкаешь всех этих добрых людей.
Да, Летти не была хорошим оратором. Но проклятье, она не собиралась отступать перед таким ничтожеством.
Толпа, похоже, считала по-другому. Ворчание из одобрительного превратилось в злое. В нем послышались агрессивные нотки.
— Разве мы не видели его с глазом Мантракса в руках? — выкрикнул кто-то.
— Он пришел из ниоткуда!
— Его послали боги!
Последнее выкрикнули сразу несколько человек.
— Наверное, Рыг, — предположил Фиркин, икнув. — Хороший бог. Всегда мой любимый. Он знает, что хорошо человеку.
— Да вы же слушаете слова пьянчуги, которого сами бы вышибли из таверны при первом же удобном случае! — сказала Летти, скрипнув зубами. — А ваш пророк — Билл Фэллоуз, парень-фермер, которого большинство знает с детства!
Ворчание запнулось.
— А вроде похож, — заметил кто-то.
— Лично я за гребаным Биллом Фэллоузом никуда не иду! — откликнулись из толпы.
Летти улыбнулась.
Но другой голос громко объявил:
— Билл Фэллоуз мертв!
Повисла тишина.
— Мое имя — Дунстан Мефитт, — объявил широкий и крепкий мужчина с клочковатой бородой, кое-как растущей на округлом подбородке. — Работал я с Биллом с самого его детства. И с отцом его работал до того. А три дня назад пошел на ферму и нашел там солдат Мантракса. Сарай там дотла сгорел. Солдаты сказали: Билл в нем остался. У одного стражника лицо было обожженное, он сказал, мол, заходил в сарай и сам видел.
Мужчина вдруг понял, что на него все смотрят, дернул себя за бороду и ссутулился.
— Ну, так мне сказали, по крайней мере.
Он поспешил затеряться в толпе. Летти напряглась, выстраивая в голове поток насмешек и презрения, должный обрушиться на несчастного Дунстана, — но не успела.
— Он вернулся! — заорал старик.
Летти вздрогнула. Для существа с таким писклявым голосом громкость поразительная.
— Боги вернули его нам! Они ниспослали нам пророка в обличье Билла Фэллоуза! Чудо! Новое чудо! Он восстал из мертвых! Он убил дракона!
— Три ночи назад он чуть не наделал в штаны в пещере со мной, — сказала Летти, но уже слишком поздно.
Толпа воспламенилась. Повсюду заорали: «Чудо!» Фиркин оперся спиной о камень, блаженно и невинно улыбаясь. Он закрыл глаза и, похоже, засыпал.
Летти осознала, что если скрипнет зубами чуть сильнее, то раскрошит их. И все же есть тот, кто может прекратить безумие. Она продавилась сквозь толпу и пошла искать Билла.
Нашла она его сидящим в одиночестве под деревом на краю леса. Билл уныло посмотрел на Летти. Выглядел он жутко. Корка засохшей крови — словно шелушащаяся борода под глазами. Топор, с которым Билл явился ночью, лежал рядом на палых листьях. Похоже, Билл не спал всю ночь. Летти поморщилась. Он поморщился в ответ.
— Что ты сделал с глазом? — спросила она наконец.
— Выбросил.
— Слава богам, хоть с этим хорошо, — сказала Летти и затем, чтобы заполнить мучительную паузу, спросила: — Что случилось?
— Я перепугался, — ответил он, покачав головой. — Все меня хвалили, кричали, что я их спас. Но это ведь я и мой дурацкий план подвергли их всех опасности. А они наседали, толпились. Святые боги, я думал, они раздавят меня насмерть или вроде того.
Он содрогнулся.
— Когда я высвободился, то убежал и скрылся.
Летти осмотрела место укрытия: край обширной голой осыпи.
— Дерьмово ты скрываешься, — заметила Летти, усмехаясь.
— Спасибо. — Билл усмехнулся в ответ. — Здравая критика мне сейчас самое то.
— Ну да, — подтвердила Летти и, поскольку получила не все желаемые ответы, уточнила вопрос: — Я знаю, что ты не убивал Мантракса. Так чья это кровь?
Летти указала на лицо, на топор.
Билл рассказал про толстого стражника. Летти помимо воли впечатлилась. Надо же, Биллу хватило запала прикончить кого-то! Вот так и не угадаешь заранее, что у кого на душе.
Выговорившись, тот слегка успокоился.
Значит, время принимать меры.
— Знаешь, Фиркин сидит на булыжнике и проповедует кому ни попадя о том, что ты пророк.
Билл всполошился снова. И съежился.
— Пожалуйста, иди к ним и скажи, что это все жуткая чепуха. Пожалуйста!
— Нет. Иди ты.
— Клянусь, я это все уже говорил им, когда вышел из пещеры, — умоляющим тоном сообщил Билл. — Они же не слушают. Или сердятся. Один тип назвал меня лживым мошенником, и пришлось замахнуться топором, чтобы отцепился. А когда я замахнулся, собрался народ и стал орать на типа, мол, он поганый язычник. В общем, они хотят пророка, но слушать его — у них никакого желания.
Летти поморщилась снова. Конечно, все просто до крайности. Фиркин говорит то, что люди хотят слышать. А Билл — нет.
Что приводит к изначальному плану.
— Нам следует быстро убираться отсюда, — поделилась мнением Летти. — Фиркин собирает народ. А народ в толпе только и думает о том, чтобы кого-нибудь поднять на вилы или прилюдно сжечь на костре. Так что мы ищем Балура, потом ищем фургон, потом грузим его золотом до предела, а потом удираем так, будто Лол открыл врата преисподней за нами.
Похоже, план пришелся Биллу по душе. Он встал, осмотрелся, проверяя, не кричит ли кто восхищенно и обожающе, указывая на него пальцем. Однако проповедь Фиркина привлекала — и отвлекала — все больше людей. Что Летти нашла единственным ее достоинством.
Балур лежал вниз головой на крутом склоне неподалеку от входа в пещеру, распростертый на обломках и ошметках, оставшихся с прошлой ночи, и раскатисто храпел. Храп походил на звуки соития гигантских ожирелых свиней.
Летти пнула ящера в висок. Балур хрюкнул. Летти пнула снова.
— Женщина, ты суть оставишь меня до хрена одного, — пророкотал Балур.
Пошевелил он при том лишь нижней челюстью.
— Женщина, да?
— Ах ты сволочь! Не полежишь ты вольготно. — Летти отвела ногу для нового пинка — и рука Балура метнулась, как змея. Летти едва заметила движение.
Пальцы сомкнулись на щиколотке.
— И так мне в сути, будто Мантракс продолжительно гадит в мой череп. Я бы попросил тебя не продолжать пинки. У нас имело происходить долгое и плодотворное сотрудничество, и было бы постыдно мне окончить его отдиранием твоей ноги и засовыванием в твою задницу.
— Посмотрела б я, как у тебя получится, — обронила Летти насмешливо.
Хотя, по правде говоря, если бы Балур захотел, Летти и в самом деле посмотрела бы, как у него получается, — если бы не сомлела от боли до окончания процесса.
Балур застонал, выпустил ногу и перетек в сидячее положение. Затем он застонал снова, глубже и проникновеннее, и обхватил голову руками.
— Не забывай напоминать мне о том, что суть нельзя выпивать зелья из огненного корня, — изрек Балур могильно суровым голосом.
Летти охнула. Так вот в чем дело!
— Глупый ты дурак! — буркнула она в сердцах.
— Но я же суть убийца дракона! — простонал ящер.
Летти знала: в глазах Балура это оправдывает что угодно, — к примеру, можно явиться на баатарскую свадьбу, разодрать невесту надвое и воспользоваться половинками как ночным горшком. Если при том удастся показать свою воинскую доблесть и мощь, Балур будет искренне горд подвигом.
— Бессознательного дракона, — сказала Летти из душевной вредности.
— Что-то я не видел тебя суть убивающей даже такого.
Она вдруг поняла, что Билл выпучил глаза и тычет пальцем. Балур с Летти повернулись и уставились на фермера.
— Ты? — только и выговорил Билл, тряся рукой.
— Конечно он, — подтвердила Летти. — Кто еще может напиться до такой степени, чтобы проломить череп дракону?
— Так, э-э… — Билл напряженно пошевелил челюстью и глянул в сторону сидящего на скале Фиркина. — Балур — это пророк? Тогда молиться должны ему, а не мне.
Настал черед Балура конфузиться.
— Они тебе молятся? Летти, отчего они суть молящиеся фермеру?
Летти не смогла удержаться от пинка в Балурову гордость.
— Они думают, что Билл убил дракона.
Превращение свершилось мгновенно. Вот Балур — унылый, болящий повсюду чешуйчатый тюк, а спустя секунду — восьмифутовая статуя, живой памятник праведному гневу. Рука метнулась, ухватила Билла за шею.
— Ты суть что? — зарычал ящер, брызжа бурой жижей в лицо Биллу. — Украл мою добычу?
Летти подумала, что пинок в гордость вышел слишком резким.
— Балур, — терпеливо выговорила Летти.
Билл захрипел.
— Я буду тебя иметь убивать, — прорычал Балур. — И ты сделаешь вид самоубийства!
— Балур! — повторила Летти.
— Я выложу твои кишки так, что в них будут читающими: «Я посмел кражу подвига Балура, самого могучего аналеза».
Ящера всегда слишком уж увлекала идея мести.
— Ба!.. — начала Летти, но передумала и сказала прямо: — Эй ты, сын ящеричной шлюхи!
Внимание Балура переключилось.
— Что?!
— Ты, непомерный кретин, отпусти его сейчас же!
Ящер оскалился, но исполнил просимое. Билл шлепнулся наземь, охая и хватаясь за помятое горло.
— Почему? — прорычал Балур.
Летти не поняла, имеет он в виду ее мотивы или Билловы. Может, Балур и сам не понимал.
— Я ничего у тебя не крал, — хрипло выговорил Билл. — Я все время говорил людям, что это не я. Я просто нашел глаз, который ты оставил на полу, и использовал как фонарь. Я даже не знал, что это такое.
— Это толпа, — пояснила Летти. — Она всегда ведет себя одинаково. Думает глупое. И всегда находится тот, который соглашается с глупостью толпы и пользуется ею.
Это, насколько понимала Летти, и было основным принципом управления государством.
— Кто?!
Наверное, в организме Балура еще остался огненный корень. Когда ящер говорил односложно, это всегда предвещало нехорошее.
— Фиркин, — неохотно выговорила она, поскольку знала: Балур выпытает имя не мытьем, так катаньем.
— Тогда я знаю, кого суть убивать потом.
— Нет! — крикнула Летти с немалой яростью — Его окружает толпа в сотню человек, безоговорочно ему верящая!
— Тогда имею убивать всех на пути, — сообщил Балур, поворачиваясь.
— Нет! — взвизгнула Летти, о чем немедленно пожалела.
Но визг остановил ящера. Он обернулся, посмотрел.
— Нет, — повторила она. — Мы уже не такие… я больше не такая.
Балур уставился на нее. В его взгляде читались недоверие и разочарование. Но Летти хотела стать лучшим человеком, а не слабейшим. Потому Летти выдержала взгляд напарника.
— Мы суть племя, — проворчал Балур.
— Тогда наше племя не убивает сегодня сотню невинных.
Балур осклабился, и Летти подумала, что дело обернется дракой. Аналезские привычки доказывать правоту уходят трудно. Но Балур покачал головой, ссутулился.
— Больше с тобой суть неинтересно.
— Собираем золото и уходим отсюда, — сказала Летти, вздохнув с облегчением. — И больше ничего.
Она повернулась к Биллу, желая проверить, соглашается ли он участвовать в деле. Он смотрел на нее с отчетливой нервностью.
— ?
— Я могу пойти и сказать им, что Мантракса убил Балур.
— Да заткнись ты, — посоветовала она. — Помоги лучше мне стать богатой.
По мере приближения к пещере нервы Летти натягивались как тетива. Там собралась еще одна толпа. Не столь большая, как возле Фиркина, но достаточная, чтобы надолго обеспечить ночные кошмары, если придется прорубаться к золоту.
«Первым запустим Балура, — сказала холодная, привыкшая все рассчитывать часть рассудка. — Устрашим, сломим. Пусть пробьет дорогу. Люди побегут вниз, по легчайшему пути. Я вырежу их, когда они окажутся на краю паники. Пятерых, шестерых. Лучше женщин и детей. Они оцепенеют от страха, дадут время Балуру. Люди кинутся обратно в гору. Я прикончу любого, убегающего в сторону. Потом мы прижмем оставшихся к скале и прикончим. Минутная работа».
Летти отчасти содрогнулась и покачала головой. Ей не хотелось слушать эту часть рассудка.
«Но благодаря ей ты жива до сих пор», — прошептала себе Летти.
— Это Чуда? — спросил Билл.
Он остановился и сощурился, приглядываясь.
Желудок Летти медленно совершил подъем с переворотом. Вспыхнуло в памяти — огонь, страх, смрад горелого мяса. Летти поглядела на Балура.
— Э-э, постой-ка, да ты никак торчишь? — спросила она.
На шее Балура вздыбились узорчатые тонкие чешуи, открывая узкие подрагивающие фиолетовые полосы под ними, — будто приоткрылись жабры. Это телесное действо было рефлекторным и происходило, когда Балур задумывался о брачных ритуалах.
Ящер провел рукой по шее — и отвернулся.
— Я… ну, в общем, это суть когда просыпающийся поутру. Ну, так у меня суть происходит. Это ничего. В смысле, суть ничего тут ни при чем.
— Ах ты, больной ублюдок! Ты же торчишь от того, сколько она уложила народу!
Балур замялся, затем пожал плечами.
— Прошлой ночью в пещере имело пребывать много сожженных тел.
Летти тяжело вздохнула. Гнусно. Но факт: она уже привыкла к извращенным похабствам напарника. Многим шлюхам Балура хотелось поделиться впечатлениями с Летти. Наверное, они считали ее и себя сопричастными боевому братству, как раненые солдаты одной войны. Лучше б они не делились.
Судя по плохо сдерживаемым звукам, выражающим крайнее отвращение, Билл тоже не хотел слушать об извращенном похабстве. Да, наивность и невинность — удивительные свойства. Сейчас даже и не представить, каково оно — терять их.
— Если ты так уж таешь по ней, отчего бы тебе не пойти первым и не удостовериться, не тянет ли ее снова на геноцид? — предложила Летти, не обращая внимания на Билла.
— Уложила народу? Геноцид? — спросил Билл, наконец одолевший воображение, разыгравшееся от Балуровых откровений. — Вы это о чем? Чуда даже не могла убить Этель вчера вечером. Чуда — пацифистка. Думаю, она ухаживает за ранеными.
Он указал пальцем. Народ в пещере был большей частью перебинтован и хромал.
— А, ну да, — заметила Летти, улыбаясь. — Наша тавматобиолог чудесным образом бросила магию. Оставила ее за спиной, превозмогла себя и стала лучше.
Билл кивнул.
— Так вот, это полная чушь.
— Но она… — начал Билл.
— Поджарила пару дюжин людей вчера? — докончила мысль Летти. — Да, именно так.
— Ох, мать!..
— Это было в сути огненный шторм в ночи, — мечтательно изрек Балур. — Вокруг нее плясали ленты пламени.
— Эй, придержи ширинку, — посоветовала Летти.
Балур машинально пригладил шею.
— Она лечит раненых, — повторил Билл.
— Наверное, она же большинство их и ранила.
— Должны же быть, ну, обстоятельства, в конце концов. Которые заставили.
— Обстоятельство вроде того, что она маг-психопат, шизанутый пироманьяк и утаила это от нас? — осведомилась Летти.
Конечно, Билл наивный и милый, но всему есть предел.
— А почему б нам суть просто не подойти к ней и спрашивать? — предложил Балур.
— Я же сказала — придержи ширинку.
— Думаю, что «просто подойти и спрашивать» — это близко к тому, чтобы придерживать ширинку, — сказал Билл.
Летти вздохнула и прикинула, успеет ли спрятать Билла до того, как его заметит толпа. Нет, настолько хорошей Летти быть точно не собиралась.
— Ладно, — в конце концов согласилась она. — Давай спросим.
Они пропихнулись сквозь толпу. Чуда на них не глядела, занятая штопаньем руки юного парнишки. Пальцы Чуды двигались с безукоризненной размеренной точностью. Нити из свиной кишки затягивались, сдвигая края раны.
— Ты разве не знаешь способа проще и быстрее? — спросила Летти без обиняков.
Балур с Летти нависли над магом. Парнишка испуганно посмотрел на них. Пока Чуда работала, он стискивал зубами кусок кожи.
— Я уже сказала вам, — ответила Чуда, не глядя на компаньонов. — Я изменилась.
Ни та ни другая не произнесли слова «магия». Не упоминали и «заклинания». Потому толпа не поняла главного. И просвещать ее не стоило.
— Изменилась? — повторила Летти, добавив в голос чуточку яда. — Наверное, в особенности прошлой ночью.
Резким движением кисти Чуда затянула нить. Паренек поморщился и тихо застонал. Чуда вздохнула с облегчением и изобразила улыбку.
— Прости, — сказала она парнишке. — Это был последний стежок. Теперь иди к маме, скажи, какой ты был храбрый. — Она искоса глянула на Билла. — Почти как сам пророк.
Мальчик ошалело улыбнулся — и убежал, улыбаясь во весь рот.
— Так ты слышала? — спокойно спросил Билл, оглядываясь по сторонам.
— Когда раненый с рукой на ампутацию говорит только об этом, поневоле поверишь в важность темы.
Билл покачал головой.
— Мне суть представляется чрезмерно очевидная попытка сменить тему, — пророкотал Балур.
Улыбка, так приятно смотревшаяся на лице Чуды, исчезла. Чуда уставилась в пол и пробормотала:
— Мне надо лечить людей.
— Прижигать раны, наверное? — осведомилась Летти.
Конечно, она понимала: не стоит злить того, кто может тебя сварить заживо вместе с одеждой. Но боги, эта особа сидит так спокойно, будто ничего не случилось. Она ведь солгала, она убила. Летти не собиралась оставлять это безнаказанным.
Но когда Чуда посмотрела ей в лицо, Летти поняла, что ударила слишком сильно. В глазах колдуньи замерцало что-то яркое и резкое. И очень опасное.
— А чего еще вы от меня хотите? — прошипела Чуда — словно вырвалось наружу пламя. — Я нанесла половину этих ран. Я не могу повернуть время вспять. Не могу исправить сделанное. Я сорвалась. Я иногда срываюсь. Нечасто. Но прошлой ночью — сорвалась. Так что я могу встать и объявить всем: да, это сделала я. А они меня свяжут и сожгут или сделают что-нибудь не менее скверное. И я умру. Но если я буду молчать, я смогу сделать хоть что-то полезное. Например, лечить раненых.
Летти заколебалась. Сказано было резонно.
— И все суть пребывающее хорошо и спокойно, пока ты не делаешь это снова, — сказал Балур.
— Ты прав, — подтвердила Чуда, резко мотнув головой. — Наверное, мне стоит покончить с собой. Я слыхала, что ножом по запястью — очень эффективно. А может, мне не убивать себя — а попросту поддаться своей природе? Позволить прошлому взять верх? А если уж поддамся, отчего бы мне не поджарить вас всех? Я с удовольствием погляжу, как вы горите.
Она глянула на Балура.
— Твое мясо обвалится с костей прежде, чем ты занесешь свой молот. Вы понимаете, что часть меня до сих пор этого хочет? С тех пор как я повстречала вас, мне искренне хочется узнать, как вы будете пахнуть, зажаренные.
Чуда медленно обвела всех взглядом — тяжелым и не очень добрым.
— Но я не жарю вас. Потому что я стала лучше. Потому что я могу делать нужное другим. Потому что я еще верю в то, кем могу стать.
Летти искренне пожалела Чуду. И честно говоря, даже ощутила прилив симпатии. В определенном смысле обе они так похожи. Как-то это забылось за последние сутки — наверное, вылетело из головы в тот миг, когда огонь Чуды изрядно подпортил прическу Летти.
Но сейчас ее больше заботила не прическа и взаимное сходство, а пальцы Чуды — они тряслись и дымились.
— А как близко вы к срыву прямо сейчас? — осведомился Билл, отступая на шаг.
— Просто позвольте мне лечить этих людей, — попросила Чуда, стиснув кулаки. — Позвольте исправить хоть малую часть вреда, который я причинила.
Летти с Балуром переглянулись. Ящер пожал плечами.
— Она суть жалеет, — сказал он. — Многие убийцы имеют жалеть потом. Но это не предотвращает нас от становления теми, кто вешает убийц по деревьям или становления теми, кто бьет убийц до тех пор, пока они не перестают двигаться.
Чуда вскочила. Очень быстро. Ножи скользнули в ладони Летти в тот же миг, когда с губ сорвалась божба. Балур отшагнул, чтобы дать место замаху. Билл застыл, широко раскрыв рот.
От места проповеди ветер донес пронзительный голос Фиркина. С ним мешались смех и стоны.
— Смотрите, клянусь Лолом, это он! В самом деле, он!
В воздухе закружился восторженный девичий вскрик, врезался в повисшую неловкость, отразился от тяжелого молчания ее соучастников и наконец рикошетом попал Летти в рассудок.
— О боги! Посмотрите на него! — столь же сочно и возбужденно вскрикнула другая девица.
Медленно, стараясь как можно дольше удержать в поле зрения Чуду, Летти повернулась в сторону голосов.
Широко раскрыв рты, сопя и пламенея взглядами, с энергией и яростью стаи адских гончих, только что вырвавшихся из преисподней, на Билла бросились две девицы подросткового возраста.
— Ты же пророк! — выдохнула одна. — Как настоящий!
— О боги, у него топор! — взвизгнула вторая.
Она ткнула пальцами в рукоятку. Девице было, наверное, лет четырнадцать. Брюнетка, волнистые волосы собраны в два хвостика, одета в длинную, запятнанную кровью рубаху со слишком низким, на взгляд Летти, вырезом на груди. У подруги вырез было заполнить в особенности нечем, но зато имелись большущие, как плошки, глаза, вперившиеся в лицо Биллу.
Он же выглядел как невольный участник скандала, в который попал, навещая почтенного престарелого родственника. Ситуация жуткая, но что сказать или сделать — непонятно.
— Можно мне, э-э, дотронуться до вас? — спросила брюнетка.
Летти увидела, как губы Билла задвигались, образуя слово «нет», но звук так и не родился. Она глянула на Чуду. Тавматобиолог наблюдала сцену озадаченно, но с очевидным отвращением.
Делать нечего. Надо брать инициативу в свои руки.
— Билл, ради всего святого, отправь ее подальше, пока не явился ее отец и не обвинил тебя в чем-нибудь непристойном.
Слишком поздно.
— Эй, ты! — рявкнул мужчина, подходящий снизу. — Что за хрень ты творишь с моей Мэйзи?
Мужчина был обширный и очень крепкий с виду. На талии — немного жирка, туго стянутого завязкой передника, но при этом — толстенные запястья и широченные плечи. На голове — кепка, на верхней губе — несуразные усики.
Билл отпрянул, беспомощно развел руками.
— Да я ничего, клянусь… я ничего такого не хотел… разве что… ну…
Летти скрипнула зубами. Она еще не спрятала ножи. А от Балура сейчас помощи не дождешься. Вон, лыбится во весь рот.
Но разгневанный отец пригляделся к Биллу.
— Ох! — выговорил родитель и смущенно добавил: — А-а, это вы. Я, в общем, простите, ваша, э-э, пророческость… ну, я мешать не хочу, в общем.
Он стянул с головы кепку и принялся ее мять.
— В общем, если вам Мейзи приглянулась, она девица что надо. И если вы, ну, того… то это для нас честь… ну, если вы с ней…
Билл шире развел руками и дальше отступил от Мейзи. Но выражение ужаса на его лице не изменилось.
— Ну, ей же всего четырнадцать, — пробормотал он, и, окинув девицу взглядом, добавил: — Или вроде того…
— Точно четырнадцать! — подтвердил папа, отнюдь не смущенный, а скорее в благоговейном восхищении.
Он глянул на дочь.
— Видишь, вот прямо года твои и вызнал!
Он постучал пальцем у правого глаза.
— Прозрение у него, вон. Прям как евойный голос — и вещает.
Обуянная отчаянием Летти так закатила глаза, что едва не увидела собственную голову изнутри. Боги, прозрение! Да четырнадцать лет у девицы на лбу написаны. И на прочих частях тела тоже. Впрочем, на лице фермера тоже кое-что написалось. Родитель придвинулся к Биллу.
— Э-э, простите. — Он замялся, страшнее прежнего терзая кепку, и его обширные щеки вдруг запунцовели. — А мне, это, можно притронуться к вам?
Билл попятился, издавая неопределенные звуки.
Больше Летти терпеть не смогла.
— Ладно, хватит на сегодня интимностей, — сообщила она, ступая между Биллом и поклонниками. — Его пророческости нужно отдохнуть от ваших, э-э, чудачеств. Он провозвещает вам отвалить, пока я не отвесила вам пинка.
— Да, это суть пророчески, — прошептал Балур, кивая.
Летти его проигнорировала.
Родитель и дочь с подругой попятились, причем папаша попробовал поклониться, споткнулся о собственную ногу и чуть не грохнулся наземь. Летти повернулась к ним спиной и попыталась донести до Билла всю сложность и неприятность ситуации:
— Со временем станет еще хуже. И будет до тех пор, пока они не осознают, сколько дерьма Фиркин напихал им в уши. А когда осознают, настанет полный финал. Так что позволь мне повторить еще раз: надо собрать золото, привести фургон, погрузиться и убираться отсюда куда подальше.
— Ты просто собралась бросить этих людей? — осведомилась Чуда.
У Летти сжались кулаки. Похоже, кое у кого начисто отсутствует инстинкт самосохранения. У Балура, конечно, хватает недостатков — но не таких. Ящер уже направился вглубь пещеры.
— Я не только собралась их бросить, — сказала Летти. — Я собралась очень активно удрать от них и убедить их не следовать за мной. Если надо, острием меча.
— Но когда Консорциум драконов выяснит, что здесь произошло, узнает, что все эти люди участвовали… боги, и ты обвинила меня в убийствах!
— Да, — подтвердила Летти. — Ведь ты убийца.
Летти не раз говорили, что такт — не самая сильная ее сторона. Но Летти не испытывала в такте никакой потребности. Мир вокруг не слишком-то тактичен. Его нужно принимать как есть — или делать вид, что он другой, в один прекрасный миг принять от него железо в кишки и наконец показать всем и вся свое настоящее нутро.
— Заметь, сюда этих людей привела не я. Я даже этого и не предлагала. Не я убила Мантракса. Свою часть плана я не испортила ни в малейшей части.
Летти слегка — но вполне жестоко и цинично — усмехнулась в ответ.
— Но их убьют.
— Скорее всего, — подтвердила Летти.
Билл коснулся ладонью ее руки.
— Погоди. Это что, в самом деле?
Такой симпатичный. И наивный.
— Как думаешь, что сделает Консорциум, когда узнает о смерти своего члена? — спросила Летти. — По-твоему, пожмет плечами, спишет все на невезение и примется за очередную конфетку? Или примчится сюда, полыхая огнем направо и налево, чтобы показать, что бывает с осмелившимися задираться?
Балур хохотнул. Все посмотрели на него.
— Пардон. Мне случилось подумать, что драконы суть не вполне уважающие конфеты. Я понимаю, оно есть не вполне уместно сейчас.
— Нельзя этого позволить! — бухнул Билл. — Надо что-то сделать!
Летти решила потратить немного времени и хорошенько все объяснить, чтобы потом спокойно приступить к убегательной части плана.
— И что же ты собираешься делать? — осведомилась она. — Прошлой ночью нам неимоверно повезло. План сработал, потому что мы застигли Мантракса врасплох. И все же пострадало так много людей из твоей деревни.
Она указала на раненых и перебинтованных.
— И погибли многие. А что будет, когда над нашими головами зависнет дракон, а может, два, три, четыре дракона, пылающих огнем и местью?
— Четыре дракона?! — выдохнула Чуда. — Над нашими головами? Ты и в самом деле считаешь, что такое возможно?
— Придержи ширинку! — рявкнула Летти.
Да что это за беда с компаньонами? Нашли с чего возбуждаться, право слово!
— Нам есть невозможным спасать этих людей, — вмешался Балур, басовитым рокотом придавая словам вес окончательного вердикта. — Летти суть правая. Нам имеется только спасение себя.
— Это неправильно, — возразила Чуда.
— Ну и оставайся здесь без золота, — посоветовала Летти, пожимая плечами, — и жди, пока стая разъяренных драконов поджарит тебя заживо. Конечно, чем ты станешь здесь заниматься — дело твое. Я попросту описываю самое вероятное развитие событий.
Похоже, Чуда с Биллом пришли в замешательство. Летти пожала плечами. Она выложила этой парочке все. И ничего им больше не должна.
— Пошли, — сказала она Балуру, и оба направились в недра пещеры.
Первым присоединился Билл. Чуда отстала ненамного. Все четверо встали, глядя на золото.
— Говорят, оно не может купить счастье, — заявил Билл, скривившись.
— Так говорят бедняки, — усмехнулась Летти. — Так что давай подгоним фургон и перестанем быть ими.
