Книга: Золото дураков
Назад: 12. Здоровенная летучая ящерица
Дальше: 14. Нелепости и стража у ворот

13. Приглашение на вечеринку с Этель

Билл стискивал веревку, привязанную к шее Этель, так крепко, что ногти грозили прорвать кожу. Веревка была старая, разлохмаченная, грубая. Билл представил ее у себя на шее: медленное трение, постоянное скольжение туда и сюда, растущее раздражение кожи. Билл подумал о грубой гальке под копытами, так не похожей на травянистые луга, по которым Этель бродила всю жизнь.
Билл представил, как челюсти Мантракса смыкаются вокруг ее шеи.
— Ты плачешь? — спросила Чуда.
Она окинула Билла тревожным взглядом, словно подозревала в нем скрытую, но опасную поломку.
Билл повернулся так, чтобы солдатский шлем скрыл лицо. Это было нетрудно. Одежда ранее принадлежала толстяку, и его тряпки висели на Билле мешком. Да все висело мешком: кольчуга звякала у колен, перевязь постоянно соскальзывала, штаны лежали складками в непомерно больших сапогах. К тому же все насквозь пропиталось кровью. Молот Балура хряснул прежнего хозяина в грудь и вышиб большую часть легких сквозь обломки ребер.
Вот так же челюсти Мантракса вышибут жизнь из Этель.
— Я знаю ее с первых дней ее жизни, — сказал Билл, стараясь, чтобы голос звучал спокойно. — Принимал ее папа, но растил первые годы я. Папа обычно давал мне молодняк для присмотра. Ну тот, который пасут. Я ее чистил. Подбирал ей самое лучшее сено. Вычесывал колючки и репьи.
— Да, это тяжело — видеть и начало жизни, и ее конец, — согласилась Чуда, сочувственно кивая. — Я и представить такое не могу. И не хочу.
Билл кивнул, позволив себе всхлипнуть.
— Честно скажу: я впечатлена, — призналась Чуда, положив ему руку на плечо. — Ты был настолько полон энтузиазма, а теперь так опечалился. Но я понимаю: мстительную страсть, рожденную сиюминутным порывом души, тяжело поддерживать — в особенности когда приходится жертвовать тем, кто тебе дорог.
Она улыбнулась, полная понимания и сопереживания.
— Билл, жалость не слабость, но демонстрация гуманности, сострадания.
Благодарный Билл кивнул снова. Как хорошо, что Чуда поддерживает его. С Балуром или Фиркином пришлось бы куда тяжелее. Эти не поймут.
— А теперь, пожалуйста, придержи Этель так, чтобы она не могла пошевелиться, — попросила Чуда. — Мне нужно запихнуть в нее по меньшей мере галлон зелья.

 

Все утро и немалую часть дня они вышагивали по большой дороге, поднимавшейся зигзагами от дна долины. Один медленный поворот за другим, час за часом — и поля сменились лесом, потом скалами и осыпями.
Наконец впереди показались колоссальные дубовые ворота, выглядящие до предела зловеще и негостеприимно. К их угрюмости и добавить нечего. Даже набитая железными гвоздями надпись: «Катись отсюда» — вряд ли усилила бы желание убраться подальше. Ворота торчали в груде камней — барбакане, не менее зловещем. За ним открывалась бегущая зигзагом сухая расщелина — замковый ров. На другом его краю возвышалась крепость Мантракса.
Если считать ворота всего лишь негостеприимными, то сама крепость была невыносимо и хамски груба: уродливая угловатая каменная глыба, давящая долину тенью и ненавистью. Ее вырезали из горы, стены отполировали, чтобы нападающие не смогли за них зацепиться, и стесали снизу чуть больше, чтобы затруднить приставление лестниц и облегчить литье кипящего масла на врагов. Всю громаду испещрили бойницы, и за каждой виднелась пара глаз.
Против кого думал обороняться Мантракс, Билл не мог представить. Или дракон опасался массового самоубийственного помешательства населения долины? Боялся, что все скопом промаршируют сюда и разобьют мозги о стены? Единственная мыслимая угроза — другой дракон. Но тот будет летать над крепостью и неторопливо поджаривать лучников, чьи стрелы бессильно отскакивают от драконьего брюха. В конце концов Мантракс потеряет терпение и вылезет драться. А может, этот ленивый жирный ублюдок будет сидеть до тех пор, пока другому дракону не надоест и он не уберется восвояси.
Почти как стражник, сидящий у стены и пялящийся на Чуду, Билла и Этель.
Стражник почесал один из множества подбородков, заполняющих пространство между кольчугой и шлемом, и спросил:
— Во имя сисек Вруны! Что не так с этой коровой?
Надо сказать, Этель и вправду вела себя странно. Чтобы уют-трава не сразу отключила корову и позволила добраться до замка своим ходом, Чуда залила зелье в несколько пузырей из свиной кишки, а те запихнула корове в глотку. По идее, свиные кишки должны были медленно растворяться в желудочных соках и высвободить зелье только после коровьей смерти. Однако желудок Этель работал быстрее предусмотренного, и коровий организм реагировал на это не лучшим образом.
Ее голова качалась из стороны в сторону, болтался высунутый язык. Один глаз глядел вперед, другой — в сторону хвоста. Передние ноги нерешительно переминались, задние рыли землю так, будто принадлежали разъяренному быку. Хвост крутился с такой скоростью, что почти не был виден. Не дайте боги, коровий зад зависнет в воздухе.
Билл глянул на корову, затем снова на солдата. Может, и пронесет. Стража Мантракса имела смутное представление о крупном рогатом скоте.
— Она, э-э, в поре, — промямлил Билл, наспех перебрав варианты ответа.
— Куда? — спросил солдат, не переставая чесать подбородок.
— В поре. Ну, значит, брачный сезон у нее.
Стражник прищурился. Билл рискнул бросить взгляд на Чуду. Та тоже глядела, прищурившись, — и это не показалось Биллу правильным отношением к солдатам.
— А-а, торчит у ней, — определил наконец солдат.
— Ну да, — поспешно подтвердил Билл, пожав плечами, и рискнул добавить: — Да, рога острые.
Чуда издала звук, отчетливо напоминающий задавленный смешок.
Стражнику дальше прищуриваться было почти некуда — но он сделал героическое усилие и уставился на Этель почти закрытыми глазами.
— Странная корова, — изрек он. — Я ей не доверяю.
— Ну пожалуйста, — попросила Чуда. — Это же просто корова. Для Мантракса. Его обед. Какой вред от обеда?
Билл подумал, что, к сожалению, вежливость кажется стражникам Мантракса еще более подозрительной, чем пляшущая корова.
Прищурившись до упора, стражник закусил нижнюю губу.
— Может, это фальшивка, — выдал он. — А внутри она полная враждебных вояк.
Билл с Чудой уставились на Этель.
— Полная? — выдавила из себя Чуда. — И сколько в ней поместится?
Билл подумал, что вопрос так себе. Но — принимая во внимание ситуацию…
— А может, там гномы, — с талантливо изображенной наивностью возразил стражник.
Чуда раскинула руки, измеряя корову. Билл подумал, что нельзя потакать безумию.
— Вы беспокоитесь о том, что в этой полностью живой и здоровой корове прячутся, э-э, два гнома?
— А может, там феи? — быстро возразил солдат. — Они же чертовски маленькие, да. В ней сотня может поместиться. Может быть, она фальшивая корова, полная фей.
Чуда грустно покачала головой.
— Фактически, феи — заядлые индивидуалисты. Собрание в одном месте больше трех-четырех быстро приводит к жестокому конфликту. Конечно, они используют всего лишь цветки как оружие, а агрессивные позы при защите своей территории часто кажутся милой игрой, но на самом деле феи очень злобные…
Наконец Чуда заметила полный ужаса взгляд Билла.
— Низзя им! Низзя гофохить такоффо! — шепеляво прошептал он.
Членство в страже Мантракса не требовало большого образования. Способность исполнять приказы не задумываясь ценилась больше, чем умение хоть как-то мыслить. Стражник выхаркнул порцию коричневой жижи, приземлившейся возле Биллова сапога.
— А может, там бомба? Кто-то запихнул ее в корову, и теперь она не того. Ее укусят, а она — бабах! И что тогда с моей работой и со мной, а? Никакой взрывающейся коровы я не пущу!
Билл заметил, что терпение Чуды на исходе. Она постоянно стискивала и разжимала кулаки. Костяшки побелели, но ладони — ярко-красные.
Насилие, боль, смерть и впечатляющее крушение плана в зародыше казались неизбежными, и когда Билл задумался над тем, успеет ли убежать, спасая жизнь, с горного склона донесся могучий рокот. Взгляд Билла покинул стражника и метнулся налево, где в полусотне ярдов внизу солдаты суетились на широкой скальной полке. В скале что-то двигалось. Скребло о камень.
— Подъемные ворота! — внезапно понял Билл.
Там вход в пещеру. К золоту. К мести. Так близко, что голова идет кругом!
А затем явился Мантракс — огромная, разворачивающая тугие кольца махина мышц и чешуи. Титаническая голова — больше телеги, горящие желтым огнем глаза — такие маленькие на фоне огромной, выдающейся вперед нижней челюсти. Зубы торчат изо рта частоколом ломаных сучьев. На спине — костяной гребень. Чешуи — мутно-красные, цвета сырого мяса, оставленного на дневной жаре. Полураскрытые крылья до невозможности огромны. Плоть, растянутая между длинными узловатыми костями крыла, — почти прозрачна, густо усеяна жилами.
Дракон лениво зевнул, вяло клацнул зубами, пугая стражников, и быстро пошел вверх, разгоняясь мощными быстрыми взмахами крыльев.
Внимание Билла привлек тихий стон. Чуда из дрожащего от ярости смертоносного снаряда превратилась в воплощенное изумление. Она разжала кулаки, вытянула руки, чуть ли не умоляя, пожирая дракона глазами. Когда тварь скрылась за облаками, Чуда уставилась на Билла.
— Мы должны попасть туда! — выдохнула она.
Билл тоже с трудом сдерживался. Но в нем вместо восхищения клокотала ярость.
— Тогда убеди этого засранца пропустить нас! — прошипел он.
— Послушайте, — воззвала Чуда к стражнику, растянув губы в улыбке, получившейся мертвенным оскалом. — А что, если мы прямо сейчас корову и прибьем? Тогда вы увидите, взорвется она или нет, выпрыгнут оттуда гномы или не выпрыгнут и все прочее. Тогда станет легче решать, правда?
На мгновение весь мир Билла замер и сжался. Сердце оглушительно стукнуло в груди. Он уставился на Чуду. Она посмотрела на него, добродушно улыбаясь во весь рот. Затем она снова поглядела на стражника, выдерживая ту же улыбку.
— Боюсь, это придется сделать тебе, — прошептала Чуда чуть слышно. — Я пацифист.
— Что? — пискнул он. — Придется что?
Наверное, он смог бы смириться с мыслью о смерти Этель. Со временем, возможно, — и желательно в домашнем покое — он смог бы простить себя за то, что отдал ее стражникам, которые где-то вдалеке вручат ее дракону. А после двух-трех недель раздумий и крепких напитков Билл, наверное, и сам сумел бы привести Этель ко входу в пещеру — разумеется, при условии, что дверь бы закрылась и не пришлось бы созерцать неизбежное кровопролитие.
Но здесь и сейчас?
Он поглядел в глаза Этель.
Каждый вращался по-своему в своей глазнице.
— Давайте тогда! — заорал стражник. — Забивайте!
— Честно говоря, я поражаюсь, что она еще жива, учитывая количество уют-травы в ней, — прошептала Чуда. — Если ты ее убьешь раньше, чем зелье, снимешь с моей совести огромный груз.
Билл ощутил, как сжимаются челюсти, закипает бешеная ярость. Но он глубоко вдохнул, повернулся к Этель, положил ей руку на голову. Голова качнулась вбок, изо рта вырвалось невнятное «му-у».
— Послушайте, я вам помогу, — предложил стражник. — Пойду и принесу арбалет, и если, когда я вернусь, корова еще будет живая, я прикончу и вас, и корову. Это ведь по-честному, правда?
— Мы такие же стражники, как и вы! — возопила в отчаянии Чуда, раскинув руки. — Да посмотри на нашу форму!
В ее голосе прозвучала толика неподдельной обиды. Эта форма стоила таких усилий!
— А может, вы чужое взяли да и надели, — сказал стражник.
Сердце Билла встрепенулось.
— А может, вы вообще набитые феями чучела.
— Я ведь говорила про невозможность… — начала Чуда, но стражник уже скрылся.
Она развернулась к Биллу:
— Давай же! Делай!
Чужой меч тяжело оттягивал пояс. А ладонь ощущала тепло Этель.
— Я не могу, — беспомощно сказал Билл.
— Послушай, — выговорила Чуда, придвинувшись ближе. — Ни в какой версии плана — твоего плана — Этель не выживает. Зато есть версия, в которой выживаем мы. И я не умру у ворот этого замка, пробитая стрелой гнусавого кретина, только оттого, что ты не можешь заставить себя убить умирающую корову. Если я и умру, так от лап жуткого монстра, как и положено уважающему себя тавматобиологу. А теперь возьми себя в кулак и зарежь корову!
Качающаяся голова Этель шлепнула Билла о живот, сопли замарали болтающуюся нагрудную пластину.
Сколько раз он пил ее молоко? Сколько лет ее сыр был неизменным спутником жизни? А ее масло? Она же была настоящей кормилицей!
Билл нежно обнял ее голову. Коровий язык неуклюже потыкался в локоть.
— Разве ты не фермер? — спросила Чуда.
В ее голосе почти не осталось дружелюбия.
— Разве ты не забиваешь животных все время?
— Не тех, которым я дал имя. Те — часть семьи.
— Послушай, — попросила Чуда, придвигаясь еще ближе. — Кого ты скорее хотел бы видеть мертвым — меня или корову?
— Корову я знаю лучше, — ляпнул Билл, необдуманно упреждая инстинкт самосохранения.
Чуду ответ поразил настолько, что она ничего не ответила, пока не вернулся стражник.
— Отлично! — сказал тот. — Я и надеялся, что вы подождете. Теперь посмотрим, как я смогу нацелить эту штуку.
— Билл!
Чуда больше не шептала.
Он держал Этель. Она столько лет поддерживала его жизнь и его ферму. Но фермы больше нет. И теперь Этель может поддержать его лишь своей смертью.
Одним плавным движением он выдернул меч из ножен и рубанул по горлу коровы.
Лезвие вошло на четверть дюйма. Билл надавил сильнее. Оно вошло еще на четверть.
Этель замычала, взбрыкнула.
Обуянный растущим ужасом, Билл надавил снова. Если бы предыдущий хозяин меча не лежал замертво на дороге, Билл бы выследил его, поймал и преподал основы ухода за клинками. На ферме столовые ножи были острее этого меча.
Дрожащие ноги Этель подкосились, она грохнулась наземь, всем весом припечатав Чуду.
— О боги! — выдохнул Билл, извлекая клинок.
Брызнула кровь, залила лицо. Этель пронзительно закричала, дрыгая ногами. Чуда закричала вместе с ней.
«Да чтоб Лол сглазил все это дерьмо!» — подумал Билл и махнул мечом.
При ударе лезвие издало тупой плюхающий звук.
Потребовалась еще минута рубки и пилежки, прежде чем Этель затихла, лежа в расползающейся луже крови.
Чуда сумела вылезти из-под умирающего животного и попыталась стереть с себя следы кровопролития. Билл же стоял, капая кровью, и пытался сдержать тошноту.
Неудачно.
Страж свысока поглядел на согнувшегося пополам Билла, и на его лице появилось смутное разочарование.
— Ладно, — сказал он. — Заходите. Добро пожаловать домой, в Черный замок.
Назад: 12. Здоровенная летучая ящерица
Дальше: 14. Нелепости и стража у ворот