Эпилог
Пан или морлок: биологическое будущее человека
Как прекрасно знают сценаристы и режиссеры, хорошая история в конце должна иметь зачин для продолжения. Фразы от банальных “Продолжение следует…” до поэтичных “Вставала заря нового дня…” или залихватских “То ли еще будет!” обязательно должны украшать финал, чтобы он не выглядел фатальным.
С эпохи верхнего палеолита до современности эволюционные изменения у человека не успели накопиться в достаточном количестве. Поэтому сплошь и рядом приходится слышать и читать, что биологическая эволюция с появлением современного вида человека прекратилась, уступив место социальной. Однако факты говорят о продолжении биологической эволюции и в наши дни, просто масштаб времени недостаточен для появления значительных изменений морфологии. На самом деле, скорость изменений вряд ли поменялась. Ведь если мы возьмем, к примеру, афарских австралопитеков и эректусов, то мы увидим между ними существенную разницу. Но внутри тех и других хронологические изменения проследить будет гораздо труднее. С точки зрения гейдельбергенсисов, на них тоже эволюция остановилась, ведь те из них, что жили с интервалом в 50 тысяч лет, не очень-то различались. Эволюция – медленный процесс. Но и остановиться она не может. Статистика не соврет: со времени верхнего палеолита изменения морфологии все же были – сократились размеры челюстей и зубов, ослаб надбровный рельеф, округлился и заметно уменьшился затылок. Все эти различия не тянут на видовой уровень, но все же они есть. Те морфологические комплексы, что появились на изолированных территориях (учитывая, что изолированным может быть и маленький остров, и целый материк), принято называть расами. Им посвящен отдельный раздел антропологии – расоведение.
Изменения коснулись всех расовых групп. За последние тысячи лет капитальным образом поменялись антропологические особенности африканцев и европейцев, жителей Азии и обеих Америк, Меланезии и Австралии. Нет примитивных рас, просто у каждой из них своя особая история. Чем меньше численность группы и чем специфичнее условия, тем быстрее идет адаптация, тем резче проявляются генетико-автоматические процессы. Самые изолированные группы на планете – андаманцы и тасманийцы – отличаются от верхнепалеолитических предков по ряду показателей гораздо сильнее, чем, скажем, европейцы. Многочисленные же мегапопуляции земледельцев имеют больше шансов сохранить какие-то исходные черты, так как новые признаки растворяются в общей массе. Но и у них новый образ жизни не отгораживает от природы, а создает новые направления отбора.
Мы такие, потому что жизнь такая
Эволюция продолжается. Скажем, у коренных жителей Арктики в четыре раза по сравнению с жителями субтропиков выше частота аллеля гена аполипопротеина Е – e4, связанного с обменом холестерина (Боринская и др., 2007). При невероятно насыщенной жиром диете заполярные жители имеют часто более низкий уровень холестерина в крови, чем у сидящих на диете горожан. Жир “сгорает” в топке невероятного метаболизма арктических обитателей. Иначе на суровых северах не протянешь.Другой полезный навык наработали жители Ближнего Востока. Дело в том, что ядовитый этанол в печени с помощью алкогольдегидрогеназы превращается в еще более отвратный ацетальдегид, а последний с помощью ацетальдегиддегидрогеназы – в безопасную уксусную кислоту, наконец-то покидающую организм. Древность и интенсивность потребления алкоголя в разных регионах привела к существенным различиям в частоте тех или иных аллелей выработки полезных ферментов (Боринская и др., 2005). При медленной работе обоих ферментов человек травится и этанолом, и ацетальдегидом, а потому вообще не может пить. Если этанол перерабатывается медленно, а ацетальдегид быстро, человек рискует стать алкоголиком. К сожалению, именно такой вариант весьма нередок среди народов европейской части России. При быстрой переработке этанола в ацетальдегид, но медленной последующей человек может пить, но очень мало, ему становится плохо даже от незначительной дозы буквально в рюмку. Зато ему не стать алкоголиком, ведь никакого удовольствия от выпивки он не получает и привыкания не происходит. Такой вариант распространен, например, у японцев, китайцев и корейцев. Если у человека присутствуют “быстрые” варианты обоих ферментов, то он может пить очень много, алкоголь перерабатывается и выводится, нанося минимальный вред. Такой вариант широко распространен на Ближнем Востоке и Европе, где естественный отбор вывел всех нестойких еще в неолите и бронзовом веке. Рекордсменами же по устойчивости к алкоголю неожиданно оказались южноамериканские индейцы. Они трезвеют быстрее всех. Вероятно, такое полезное свойство выработалось у них из-за постоянного потребления тропических фруктов.Более важное приобретение – способность пить цельное молоко во взрослом состоянии. Лактоза, содержащаяся в молоке, расщепляется ферментом лактазой. У детей он действует очень активно, а вот у взрослых может выключаться. Человеку с неактивной лактазой становится от молока очень плохо. Это важное свойство для древних времен: выросшего ребенка надо гарантированно отвадить от молока матери, чтобы можно было выкармливать следующего. Но цивилизация рассудила иначе. Молочное животноводство дало возможность поить молоком всех вплоть до старости, так что устойчивость к молоку неожиданно стала полезным признаком. Есть заказ – будет и решение. Мутации, позволяющие расщеплять лактозу взрослым, появились независимо как минимум трижды – в Аравии, Европе и Восточной Африке. Еще в раннем неолите в Европе этого свойства не было (Burger et al., 2007). Особенно важное значение новообретенная способность приобрела в северной и облачной Европе, где повышен риск развития рахита и лишний кальций не помешает. В более солнечных местностях иногда молочное животноводство развито, а “взрослого” аллеля расщепления лактозы нет; так дело обстоит, например, в Монголии. Там люди делают сыры, квасят кумыс, айран и прочий кефир.Другое очевидно полезное свойство – способность усваивать крахмал. Он расщепляется ферментом амилазой, активность которой растет с возрастом. В геноме шимпанзе имеются две копии гена амилазы, а среди людей – от двух до пятнадцати (Perry et al., 2007). Чем больше копий, тем лучше усваивается крахмал. Закономерно, что у земледельцев – европейцев и японцев – и собирателей клубней – танзанийских хадза – в среднем по семь копий гена у человека, а у охотников – центральноафриканских пигмеев-мбути и их соседей биака – и скотоводов – восточноафриканских датога и сибирских якутов – только по пять. Действие отбора очевидно.Примеры можно продолжать, но, кажется, этого хватит. Мы меняемся, мы эволюционируем. Культура не вывела человека из-под действия отбора, а просто поставила перед ним новые задачи.
Тема будущего всегда привлекала людей. Всем хочется знать, что нас ждет завтра. То ли это будет цветущий рай земной, то ли планету накроет черной мглой Апокалипсис. Чаще фантасты представляют развитие техники и общества: космические корабли и телепортаторы, возврат к феодальным королевствам или торжество коммунизма. Гораздо реже речь идет о самих людях. Так, конечно, привычнее и спокойнее. Люди – они и есть люди. Чего уж там, если даже инопланетяне в большинстве случаев хоть и зеленые, но человечки. Если пошерстить фантастику, то в подавляющем большинстве случаев жители будущего ничем не отличаются от нас, разве что стройные и красивые либо, напротив, коренастые и одичавше-замшелые.
А ведь классики уже давно задали планку: в романе Герберта Уэллса “Машина времени”, написанном в конце XIX века, подробно описаны изменения, произошедшие с людьми за восемьсот тысяч лет. Человечество за это время разделилось на элоев и морлоков. Характеристики их весьма выразительны:
Это было маленькое существо – не более четырех футов ростом… Подбежавший человек показался мне удивительно прекрасным, грациозным, но чрезвычайно хрупким существом. Его залитое румянцем лицо напомнило мне лица больных чахоткой, – ту чахоточную красоту, о которой так часто приходится слышать… Я пристально разглядывал их изящные фигурки, напоминавшие дрезденские фарфоровые статуэтки. Их короткие волосы одинаково курчавились, на лице не было видно ни малейшего признака растительности, уши были удивительно маленькие. Рот крошечный, с ярко-пунцовыми, довольно тонкими губами, подбородок остроконечный. Глаза большие и кроткие, но – не сочтите это за тщеславие! – в них недоставало выражения того интереса ко мне, какого я был вправе ожидать.
Морлоки представляют очевидный контраст:
…маленькое обезьяноподобное существо со странно опущенной вниз головой, бежавшее по освещенному пространству галереи… Оно было грязно-белое и… у него были странные, большие, серовато-красные глаза; его голова и спина были покрыты светлой шерстью. Но, как я уже сказал, оно бежало слишком быстро, и мне не удалось его отчетливо рассмотреть. Не могу даже сказать, бежало ли оно на четвереньках, или же руки его были так длинны, что почти касались земли… Это было что-то вроде человекообразного паука… Морлоки, как я уже говорил, проводили всю жизнь в темноте, и потому глаза их были необычайно велики. Они не могли вытерпеть света моей спички и отражали его, совсем как зрачки глубоководных океанских рыб… Вы едва ли можете себе представить, какими омерзительно нечеловеческими они были, эти бледные лица без подбородков, с большими, лишенными век красновато-серыми глазами!
Г. Уэллс описал два крайних возможных варианта. Но ясно, что это художественный вымысел. А может ли наука сказать что-то по этому поводу? Ученые очень не любят фантазировать, ведь сам принцип занятия наукой подразумевает возможность проверки. А как мы можем проверить свои предсказания, сделанные на сотни тысяч лет вперед?! Да и есть ли смысл в таких пророчествах? Но люди продолжают задаваться вопросом о будущем, так что почему бы не попробовать сделать это мало-мальски объективно? Как это можно осуществить?
Есть два подхода к предсказанию будущего. Во-первых, мы можем попытаться угадать, какие сложатся условия и, стало быть, какие понадобятся для этого адаптации. Здесь очевидная сложность такова, что даже на завтра погоду предсказать трудно, что уж говорить о сроках в сотни тысяч лет. Во-вторых, мы можем посмотреть, что было в прошлом, и аппроксимировать происходившие изменения вперед. Тут проблема в том, что модификации не были однонаправленными, результат будет зависеть от того, с какого срока прошлого мы начнем наш отсчет в будущее.
Также итог, очевидно, зависит от того, насколько далеко мы пытаемся заглянуть. С одной стороны, недалекое будущее предсказать проще, но и большой разницы с современностью ожидать не приходится – это неинтересно. С другой стороны, в очень далеком будущем, когда должны накопиться уже любопытные отличия, погрешность наших фантазий возрастает катастрофически. Скорость эволюционных изменений обычно не очень велика, они занимают сотни поколений и миллионы лет. Ясно, что скорость изменения у разных признаков может быть разной. Но это все присказка.
Произойдет ли разделение Homo sapiens на несколько видов и когда?
В ближайшем будущем разделение Homo sapiens на несколько видов крайне маловероятно. Для видообразования нужна какая-то изоляция. Обычно изоляция обеспечивается географическими барьерами – популяция попадает в такое место, из которого и она выбраться не может, и никому другому забрести туда тоже не удается. Спустя много тысяч лет накопившиеся генетические изменения становятся настолько значимыми, что пропадает возможность скрещивания с исходной материнской популяцией.Сейчас же численность населения настолько велика и транспорт такой повсеместный, быстрый и доступный, что полной оторванности какой-то одной группы людей от всех остальных, строго говоря, нигде нет. Можно, конечно, при большом желании найти неконтактное племя амазонских индейцев или папуасов в центре Новой Гвинеи, живущих совсем обособленно, но искать их придется долго. Кроме того, изоляция всегда относительна – с соседними племенами так или иначе будут контачить даже самые замкнутые группы. Обычно к тому времени, когда до них добираются люди цивилизации, “дикари” уже давно одеты в шорты, китайские кроссовки и пользуются железными топорами. До кого цивилизация еще не дошла – скоро дойдет. Поэтому шансов разделения нашего вида в ближайшем будущем на Земле нет.Лучшие потенциальные кандидаты на прародителей новых видов людей – австралийские аборигены и тасманийцы. Они изолировались от остального человечества почти 50 тысяч лет назад – и этого не хватило для появления новых видов, не привело к возникновению каких-то специфических признаков, которые сделали бы невозможным их скрещивание с другими людьми. Тасманийцы прекрасно метисировались и с австралийскими аборигенами, и с маори, и с европейцами – со всеми, кто к ним добирался.Из наших знаний о древних гоминидах следует: для того чтобы человечество разделилось на виды, нужно, чтобы какая-то группа просидела как минимум от двухсот тысяч до полумиллиона, а лучше миллион лет в изоляции. Как такое может получиться в нашем мире?..
Звено теплое
Попробуем реализовать первый подход.
Допустим, глобальное потепление приведет к тому, что климат на всей планете станет подобным мезозойскому или даже вовсе тропическим. Перед людьми исчезнет проблема сохранения тепла и встанет задача остывания. Среди многообразия современного человечества мы знаем биологический ответ на такие условия, уже реализованный в нынешних тропиках: люди станут более вытянутыми, с узкими плечами и тазом, длинными тонкими ногами и руками, удлиненным черепом, кожа их потемнеет, обмен веществ понизится, мышечная масса уменьшится.
Звено холодное
Впрочем, наше межледниковье длится уже десять тысяч лет – непозволительно долго по меркам предыдущих полутора сотен тысяч лет чередований оледенений и потеплений. По этой логике грядет мрачное похолодание, ледники надвинутся вплоть до Москвы и Берлина, а северная граница обитания людей сдвинется в Средиземноморье, где зимы будут подобны нынешним мурманским, а лето – чукотскому. Столь нерадостные изменения сделают людей схожими с эскимосами: намного более коренастыми, широкоплечими, с большой грудной клеткой и мощнейшим обменом веществ.
Звено дикое
Немало зависит от развития цивилизации. Если она изведет самое себя, то люди попадут в зависимость от природы, эволюционные изменения ускорятся. Все невыносливые, слишком мелкие и слишком крупные, мало-мальски больные и выделяющиеся будут беспощадно сметены естественным отбором. Физическая сила, выносливость и скорость реакции выдвинутся на первый план. Уменьшение содержания кислорода в атмосфере приведет к понижению обмена, увеличению объема легких и, возможно, появлению новых вариантов дыхательных ферментов. Недостаток пищи гарантирует уменьшение размеров тела.
Поскольку планета большая и разных условий на ней много, то биологическая дифференциация в разных местах будет усиливаться, начнется новый виток расообразования. Если люди одичают настолько, что не смогут преодолевать океаны, пустыни и горы, то через пару миллионов лет возникнут новые виды, но уже не людей, а произошедших от них человекообразных обезьян. Пока, к сожалению, все идет именно к этому сценарию, и он еще очень оптимистичен, ибо подразумевает в принципе выживание человечества. Печально, но мы так быстро уничтожаем среду своего обитания, что при нашей неторопливой скорости размножения нам может не хватить скорости для приспособления к новым условиям. Человечество может вымереть в ближайшие пару сотен лет. Люди, бросайте мусор в помойки, а не куда попало!
Кстати, человечество сейчас весьма различается по образу жизни, так что с большой вероятностью наиболее пострадает самая цивилизованная часть – Европа, Азия, Северная Америка. А вот близкие к природе и далекие от городов и заводов бушмены, индейцы Амазонии, папуасы Новой Гвинеи и прочие счастливые люди могут благополучно пережить Коллапс и дать начало новому человечеству. Соответственно поменяются и расовые признаки по всей Ойкумене.
Впрочем, в ближайший миллион лет разделения людей на несколько разных человечеств не предвидится. Люди слишком склонны перемешиваться. История показывает, что для выделения нового вида требуется порядка миллиона лет. Например, тасманийцы, прожившие пару десятков тысяч лет практически в полной изоляции (абсолютный рекорд для современного вида!), остались людьми и вполне давали плодовитое потомство с представителями всех прочих рас. Для расхождения популяций людей на разные виды в меньшие сроки нужен очень и очень суровый отбор. Однако самые контрастные условия, предоставляемые природой на нашей планете, нивелируются даже простейшей культурой уровня неандертальцев и кроманьонцев, так что для того, чтобы они сыграли по полной программе, человечество должно совершенно одичать, но тогда не факт, что столь примитивные люди смогут жить где-то, кроме тропиков.
Социальная же изоляция такой силы, чтобы могла привести к видообразованию, вообще труднопредставима; практически невообразимо, какой бы устойчивый и жесткий тоталитарный политический режим мог тысячи и миллионы лет изолировать людей друг от друга и ставить их в совершенно разные условия. Кто этим будет заниматься? Из истории известно, что как бы категорически ни противопоставлялись разные социальные, политические и религиозные группы, смешение между ними все равно продолжается. Оно происходило даже между кастами в Индии (сильнейший социальный барьер из всех известных!), судя по тому, что географическое положение популяций значит для их антропологии больше, чем кастовая принадлежность.
Звено мятно-розовое
Другой вариант реализуется, если вдруг люди резко поумнеют и решат проблемы загрязнения природы и переиспользования ресурсов. Непонятно, как бы это могло реализоваться и на чем могла бы быть основана такая новая цивилизация, но мало ли… Допустим, люди по всей планете стали мегацивилизованными жителями супергородов с регулируемым климатом, гарантированной идеальной пищей, не требующей усилий по пережевыванию и пищеварению. Самовосстанавливающиеся машины избавили людей от физического труда, жители в массе сидят по высококлассно оборудованным офисам и квартирам и занимаются изобретательством, искусствами и просто бездельничают. На первых порах это отразится увеличением разнообразия из-за снятия стабилизирующего отбора. В принципе, это происходит уже сейчас в крупных мегаполисах. Однако совсем без отбора не бывает.
Стоит развеять расхожее заблуждение: многие считают, что цивилизация вывела человека из-под действия естественного отбора. Но остановить эволюцию невозможно в принципе, для этого надо полностью стереть всякие различия между людьми, ликвидировать возможность мутаций и сделать условия существования неизменными раз и навсегда. Да, у нас имеется культура, и, на первый взгляд, она все отменяет. Однако культура есть и у муравьев, но при этом никто не говорит о том, что те перестали эволюционировать. Пока есть изменчивость, пока дети хоть немного отличаются от родителей, будет и отбор.
Рис. 39. Человек будущего редуцированный, окруженный техникой.
Десятки тысяч лет сладкой жизни в лоне суперцивилизации (как такое может быть?!) приведут к более существенным переменам: размеры пищеварительной системы в целом и челюсти в частности уменьшатся, кости черепа станут тоньше, мышечный тонус неизбежно ослабнет. Ручки и ножки станут тоньше и хилее. Если диета будет выстроена с умом, то вовсе не обязательно глобальное ожирение всего человечества, подобно показанному в мультике “Валли”. Пока автоматика еще не будет полностью самодостаточной, люди должны будут управлять ей. Тут возможны интересные изменения: например, могут удлиниться пальцы и увеличиться их подвижность, если успех в работе на компьютере станет отражаться на репродуктивном успехе – через статус в обществе или получение ресурсов (грубое слово “зарплата” не идет к облику блистающего будущего). В таких условиях существенно должны будут измениться и органы чувств, прежде всего, конечно, глаза. Постоянное вглядывание в мониторы делает особенно актуальным увлажнение редко мигающих глаз; рефлекторное моргание уже явно недостаточно. Посему должен будет пойти отбор на новые способы смачивания роговицы, скажем за счет увеличения размеров и активности слезных желез, действующих без моргания. А вот обоняние имеет шанс окончательно пропасть, ведь даже сейчас оно находится у человека в крайне плачевном состоянии.
Грусть может наступить в тот момент, когда технологии достигнут апогея, машины станут самодостаточными, саморемонтирующимися и самовоспроизводящимися. Даже без мрачного сценария бунта роботов а-ля Терминатор перспективы человечества выглядят не очень радостными. В отсутствие стимулов для деятельности – как физической, так и интеллектуальной – человечество обречено на деградацию. Если техника и поит, и кормит, и баньку топит, и спать укладывает, работает, перемещает и обслуживает человека, нервная система будет редуцироваться, подобно тому, как это случается с паразитическими червями, буквально живущими в еде. Не нужны будут руки, ноги и большая часть пищеварительной системы, снизится обмен. Эволюция гарантирует, что единственной хорошо сохранившейся системой будет половая. Ведь с точки зрения эволюции все остальное – лишь надстройка над системой размножения.
Звено расчетное
Второй принципиальный – экстраполяционный – подход позволяет достаточно правдоподобно оценить изменения если не всего человека, то хотя бы отдельных его частей. Например, мы знаем, что за последние семь миллионов лет размер мозга вырос в четыре с половиной раза (с 300 до 1350 см³), а размер тела – примерно в полтора-два раза (с 1 до 1,7 м). За два миллиона лет мозг увеличился вдвое (с 600 до 1350 см³), а размер тела – менее чем в полтора раза (с 1,5 до 1,7 м). За последние 25 тысяч лет мозг уменьшился на 5 % (с 1500 до 1425 для мужчин), размер тела, вероятно, тоже, хотя тут разница не такая большая, так что разброс по популяциям нивелирует смысл расчетов. Несложно грубо прикинуть скорость изменения мозга: килограмм за семь миллионов лет, то есть по 140 грамм за миллион, исходя из самой длинной тенденции. С Homo habilis прогресс ускорился – стало добавляться по 375 грамм за миллион лет. За время же существования сапиенсов мозг усыхает – по 3 грамма за тысячу лет, то есть в 20 раз быстрее предыдущего увеличения! Посему прогноз будет очень разным в зависимости от взятого масштаба. С одной стороны, долговременный надежнее, потому что нивелирует случайные события, с другой – он слишком уж все усредняет. В ближайшие несколько тысяч лет с большой вероятностью будет продолжаться некоторое уменьшение размеров в среднем по планете (что не исключает прироста в конкретных популяциях), а в долгосрочной перспективе мозг может заметно вырасти, хватило бы только ресурсов планеты и способностей человеческого организма по снабжению столь затратного органа.
Большой мозг должен обеспечиваться мощным метаболизмом, который зависит от пищеварительной системы. А она, в свою очередь, чудесным образом уменьшается последние несколько миллионов лет, что особенно здорово видно на примере челюстей и зубов. Со времен афарских австралопитеков зубы уменьшились примерно на 10 %, редукция заметна даже на протяжении голоцена, то есть последних 10 тысяч лет. Очевидно, противоречие растущих потребностей и сокращающихся возможностей разрешается эволюцией кулинарии: люди стали пользоваться огнем, резать и тереть пищу, ферментировать ее массой способов. Фактически у человека даже сейчас пищеварение в значительной степени внешнее (вспоминаем пауков!), что уж говорить о сказочном будущем. Окончательный переход на легкоусвояемую и высокопитательную пищу должен ускорить эти процессы.
Нагляднейшим примером эволюции, идущей на наших глазах (точнее, в наших ртах), являются третьи моляры – “зубы мудрости”, названные так за позднейшее по сравнению с прочими прорезывание. Общеизвестно, что у современных людей они, как правило, небольшие, впихивающиеся между вторыми молярами и восходящей ветвью нижней челюсти, а потому доставляющие своим хозяевам массу неприятностей. Часто верхние и нижние третьи моляры не соприкасаются друг с другом. От этого они не самоочищаются, в складках их эмали скапливаются частички пищи, радостно плодятся довольные бактерии, а утонченная эмаль поражается кариесом. Короче, от них одни неприятности. Посему не странно, что многие люди искренне убеждены, что “восьмерки надо вырывать” – независимо ни от чего, просто по умолчанию.
Но так было не всегда: у многих древних людей третьи моляры были самыми большими и важными зубами, а позади них до восходящей ветви зияло обширное ретромолярное пространство, так что предки не только не испытывали проблем из-за этих зубов, но в значительной степени зависели от них. Однако прогресс шел своим чередом: с переходом на высококалорийную мясную пищу и появлением орудий труда размеры зубов стали не так актуальны. Вряд ли маленькие зубы были выгоднее, но важно, что стабилизирующий отбор больше не отсекал индивидов с меньшими молярами. Уже 2 млн лет назад среди “ранних Homo” мы обнаруживаем индивида Omo L 75-14a,b с врожденным отсутствием правого нижнего третьего моляра. Полмиллиона лет назад на челюсти из Ченьцзяо нет уже двух “зубов мудрости”. А ныне этот вариант встречается едва ли не у большинства людей. Впрочем, у некоторых третьи моляры по-прежнему остаются самыми крупными и полезными зубами. Сейчас человек как вид находится в состоянии активного эволюционного перехода – мы и есть “достающее звено”. Еще пара сотен тысяч лет благополучия – и “зубами мудрости” будут называться вторые моляры. Подобная судьба может постичь и другие зубы. Например, не такая уж запредельная редкость – отсутствие второго верхнего резца. А ведь когда-то и премоляров у наших предков было четыре, нынешний вариант с двумя реализовался только около 36 млн лет назад. Так что нам есть к чему стремиться, благо муравьеды маячат живым гарантом достижимости беззубого идеала.
Впрочем, пути эволюции неисповедимы. Припечет – обзаведемся и целой батареей зубов. Скажем, среди тасманийских и австралийских аборигенов не столь уж редок вариант с четырьмя молярами. Это специфическая черта, появившаяся именно в этих группах, так как у всех предков, начиная с пургаториуса 65 млн лет назад, моляров было только три. Такая особенность показывает, что прогресс может идти в разные стороны.
Сокращение пищеварительной системы не ограничивается зубами. Наверняка укорачивается кишечник. Наша слепая кишка относительно совсем невелика, так как мы едим больше мяса. У хищников она может совсем исчезать, а обработка и ферментация пищи могут ускорить нашу эволюцию. Аппендикс – отросток слепой кишки – уже у современных людей иногда бывает заросшим с рождения или очень маленьким, в виде пупырышка. Но на нем же видно, что старые органы, утратившие прежнюю функцию, не обязаны исчезать совсем, они вполне могут приобрести новое назначение. Аппендикс активно участвует в становлении иммунитета человека, в этом качестве он настолько важен, что попытки удалять его у младенцев (с благой целью превентивно избежать риска воспаления-аппендицита в будущем) заканчивались печально. У новорожденного собственного иммунитета и так почти нет, а тут еще ликвидировался орган, ответственный за его формирование. Аппендикс, как и другие части кишечника, выделяет и гормоны, в том числе мелатонин, так что в будущем, если он не успеет исчезнуть, может превратиться в дополнительную железу, была бы потребность.
Кстати, об иммунитете: вилочковая железа – тимус – имеет аналогичное назначение, только гораздо более выраженное. Развитие медицины вполне может сделать ее ненужной и привести к редукции. Благо склонность к этому тимус имеет уже сейчас: он уменьшается и практически прекращает работать при переходе от подросткового возраста ко взрослому.
Вслед за кишечником относительно уменьшается и все тело, и позвоночник в частности (рост-то увеличивается, но в основном за счет длины ноги). У некоторых грацильных австралопитеков было шесть поясничных позвонков, у нас пять, а ведь это – размер живота! Заметно это и по форме грудной клетки: у австралопитеков она резко расширялась книзу, у нас заметно более цилиндрическая. Зато крестец может усилиться; не исключено, что по мере роста мозга и утяжеления головы он будет консолидироваться с поясничным отделом, тем более что подвижность становится не столь ценной.
Впрочем, в недалекой перспективе тело, скорее всего, будет все же удлиняться, по крайней мере относительно. Последние 150 лет идет акселерация, одним из ярких проявлений которой является астенизация, то есть постройнение человечества. Замечательно, что акселерация зафиксирована в подавляющем большинстве популяций. Конечно, у этого процесса есть свои ограничения, в середине-конце XX века темпы акселерации почти свелись к нулю, а в некоторых группах в XXI веке зафиксирована уже ретардация. Но все же сейчас мы на 15–20 см выше, чем средневековые люди. Что, кроме силы тяжести, помешает нам расти дальше?
Человек богат на рудименты. Уже миллионы лет у нас исчезают мышцы ушей и носа, когда-то – и наверняка скоро – они обязаны окончательно кануть в вечность. То же касается последних двух ребер. Бывает, что у людей последнее двенадцатое вообще отсутствует врожденно, думается, через пару миллионов лет этот вариант закрепится как основной.
Очевидным образом редукция ждет малую берцовую кость и пальцы ноги. Малая берцовая нужна для поворота стопы, но, поскольку мы давно слезли с деревьев, вихляние голеностопного сустава стало скорее вредной особенностью. У всех приличных наземных животных сочленение голени и стопы гранено-геометрическое, не допускающее лишних вредных поворотов, только вперед-назад. Это и наша судьба, если, конечно, мы опять не полезем на деревья. А для пущей прочности малая берцовая кость должна или редуцироваться, или срастись с большой берцовой, что типично для многих и многих наземных зверей. Вымрут танцы и балет, но что поделать – эволюция превыше всего. Зато маршировать станет легче, а перед спортсменами – бегунами и прыгунами – откроются новые перспективы.
Прямохождение и наземная жизнь неизбежно поменяют стопу, особенно ее пальцы. Предки давно слезли с деревьев, уже афарские австралопитеки 3,5 млн лет назад были почти полностью наземными. Но было бы ошибочным считать, что эволюция на этом прекратилась. В ряду от австралопитеков до нас заметно укоротились пальцы, особенно за счет средних фаланг. У современных людей часто встречается так называемая брахимезофалангия, когда на средних фалангах есть основание и головка, но нет тела, то есть начало кости слипается с концом. На мизинце же стопы регулярно фаланги бывают совершенно бесформенными и от рождения сросшимися воедино. Ясно, что будущее нашей стопы – в исчезновении пальцев. Наземные животные всегда приходят к уменьшению их числа. Рекордсменом, без сомнения, является лошадь. Но у человека есть возможность переплюнуть и ее: развитие транспорта позволит обходиться совсем без ног. Заодно исчезнут проблемы варикоза и грибка на ногтях.
Сколь ни важна для нас рука (или, напротив, именно поэтому), ее тоже ждет бурное будущее. Сейчас наша кисть невероятно примитивна, она упорно сохраняет план строения карбоновых “стегоцефалов”. Но так не может продолжаться вечно. Грацилизация уже ослабила нашу руку, но и это не предел. Как любой крайний элемент скелета, особенно рискует мизинец. С одной стороны, им удобно тыркать крайние кнопочки на клавиатуре, но новые технологии ввода данных уже сейчас позволяют обойтись вообще без пальцев. С другой стороны, если клавиатуры продолжат свою эволюцию, то и шестой палец не помешает. Полидактилия регулярно возникает сама по себе, почему бы не закрепиться полезному признаку – постмизинцу?
Да ладно мизинец! Как верно подметил Кирилл Еськов, на формирование новой коры головного мозга великое влияние оказывает развитие тонкой моторики пальцев, в частности навыки письма (Еськов, 2000). А развитие технологий в ближайшем будущем изведет писание букв как факт, даже клавиатуры могут быть вытеснены голосовым набором; это уже началось – достаточно включить автомобильный навигатор. Какая уж тут тонкая моторика… Редукция рук, а за этим и мозгов – светлый путь в будущее, указанный нам страусами и пингвинами. Но может, проклятая бюрократия нас спасет? Не зря же люди сотнями заполняют бессмысленные бумажки? Может, в этом их скрытое предназначение – поддерживать в нас тонус, развивать тонкую моторику и неокортекс? Впрочем, что-то верится с трудом…
Звено запредельное
Есть еще одна возможность эволюции человека – заселение иных планет. Новые земли предоставляют новые удивительные условия, и вот тут-то открывается невиданный простор для видообразования. Освоение людьми Луны, Марса и, чем астрономы не шутят, планет у других звезд способно создать и жесткую изоляцию, и сильное давление отбора. Например, что мы имеем на Марсе? Низкая гравитация может приводить к быстрому утончению и удлинению рук и ног. Ограниченность пищевых ресурсов, которые первое время наверняка придется доставлять с Земли, должна способствовать уменьшению размеров и массы тела. Ограниченность доступного кислорода – улучшению его переноса клетками крови. Наконец, мощная радиация может стимулировать появление механизмов защиты: активную выработку меланина, а может, и чего-то вроде толстого рогового панциря, как у черепах. Правда, трудно сказать, как это все может реализоваться практически. Ведь условия вне Земли настолько отличаются от наших, что либо отбор выкосит поселенцев в первом же поколении, либо придется создавать им условия, по возможности идентичные земным. Впрочем, совсем повторить родину все равно не получится, так что бурная эволюция гарантирована. Была бы преемственность поколений, а для этого нужно создание полноценных популяций. Кто знает, может, Коллапс на Земле подстегнет работы в этом направлении и освоение внеземных миров – дело ближайших пары сотен лет?..
Звено самосозидающее
Наконец, не исключен еще один сценарий, к реализации которого человечество ныне вплотную подходит. Успехи генетики в скором будущем дадут возможность активно, целенаправленно и осмысленно менять себя. Уже сейчас некоторые врожденные отклонения обнаруживаются на ранних стадиях развития, так что есть возможность селективной евгеники. Но это лишь цветочки: познание законов эмбриологического развития, связи генов и формирования фенотипических признаков позволит активно исправлять нежелательные мутации и создавать новые признаки по желанию. Очевидно, что пару сотен лет этому будут активнейше противодействовать люди, склонные “ко всему естественному” и видящие в техническом прогрессе зло. Религиозные, политические, зелено-экологические и многие прочие группы будут всеми силами тормозить процесс. Но история учит, что прогресс неостановим. Если у человечества будут несколько сотен лет для развития в прежнем направлении (хотя в этом-то как раз есть основательные сомнения), то генетическая модификация как минимум части человечества неизбежна. Ясно, что поначалу будет немало ошибок и проблем. Наверняка не сразу все последствия можно будет просчитать заранее. Но и катастрофы глобального масштаба, подобной описанной Станиславом Лемом в романе “Эдем”, ждать вряд ли приходится. Ведь вовсе не обязательно все технологии применять сразу на людях и тем более массово. Скорее всего, начнется все с медицинских коррекций типа выращивания зубов и волос, убирания последствий синдромов Дауна и Хантингтона. Потом придет черед косметических украшений: выпрямление носа, облагораживание линии рта, приведение подбородка в волевой вид и расширение плеч одним, смягчение форм и постройнение талии другим. Отсюда недалеко и до более основательных усовершенствований, предсказать которые сложно, ибо они будут ограничены лишь надобностью и фантазией. На этом месте естественный отбор имеет шанс либо окончательно уступить место искусственному, либо люто восторжествовать, стерев самомодифицировавшееся человечество с лица Земли.
Рис. 40. Человек будущего, модифицированный генной инженерией.
Любое существо, пока оно не вымерло, является промежуточным звеном между своими предками и потомками. Многие признаки у нас находятся в недоработанном состоянии, многие продолжат меняться с изменением условий. Окончательного варианта человека не существует, и наша эволюция остановится лишь тогда, когда мы окончательно вымрем.
Продолжение следует… Вставала заря нового дня… То ли еще будет!..
Назад: Глава 9 Homo sapiens: мы
Дальше: Приложение
