Глава 2
Теонард обливался соленым потом, что смешивается с кровью, та медленно течет из длинного пореза на лбу и попадает в глаз, что раздражает, но вытереть некогда, гудящие от усталости руки бьют уже невыносимо тяжелым мечом, сталкивают вниз вопящие в ярости тела, прикрываются щитом, во всем теле нарастает слабость и чувство поражения…
Издали донесся мощный вопль:
– Деритесь!.. Деритесь лучше!..
Он уперся концом копья в верх лестницы, успел увидеть искаженное свирепым ликованием лицо степняка, но лестница уже заскользила в сторону, скрипя и царапая деревом каменные блоки.
Теонард перевел дыхание, внизу на гномьем участке сдвинулась в сторону тяжелая плита, открывая вход в подземелье, оттуда вылезла на четвереньках толстая фигура в странно блистающих доспехах с ног до головы, а когда разогнулась, Теонард с трудом узнал Тарната.
Слышно было, как гном прокричал в диком ужасе защитникам башни:
– Сражайтесь!.. Не пропустите их к этому проходу в наш дворец!.. Не дайте разграбить сокровища всего моего народа, что копились семь тысяч лет…
Теонард видел, как далеко за рядами бойцов переглянулись Темирган и Керкулейн, перекинулись парой слов, и тут же Керкулейн погнал коня в обход дерущихся, а за ним ринулись едва ли не половина сражающихся бойцов.
Гном мужественно встретил напавших у самого спуска. Он и так на голову выше всех гномов, шире в плечах и намного сильнее, и под ударами его тяжелого молота пали сразу трое, потом еще и еще, но кочевники быстро соскакивали с коней, прыгали вниз, совместными усилиями оттеснили его вовнутрь, а потом было видно, как в шахту вливается бесконечный поток распаленных предвкушением самого богатого грабежа в их жизни.
Страг оказывался все чаще рядом с Теонардом, сам он защищал участок стены втрое длиннее, но то ли дрались они хорошо, то ли кончились лестницы, однако натиск постепенно слабел.
За их спинами хрипло каркнул Керкегор:
– Солнце садится, а ночью они воевать не хотят!
– Да и мне как-то не очень жаждется, – ответил Теонард сиплым голосом. – Уже руки трясутся, а ноги как из воды…
Страг крикнул с другого конца крыши:
– Они отходят!
Амазонки, что, собравшись в середину, стреляли с башни высоко вверх, чтобы падающие вниз стрелы поражали атакующих, теперь подбежали к краю и быстро-быстро спешили поразить в спины отступающих.
– Прекрасно, – сказал Страг, приближаясь, – у меня тоже руки отваливаются. Зато еще одну ночь жизни отвоевали, что уже хорошо.
– Хорошо, – согласился Керкегор, – но мало.
День быстро шел на убыль, и вместе с ним уменьшалось число кочевников под башней. Они отступали хаотично, уводя лошадей с убитыми и ранеными наездниками. Кто-то кричал, подгоняя остальных, другие, угрюмо сгорбившись, гнали коней во весь опор.
– Всем отдыхать, – велел Теонард, глядя с башни вслед кочевникам. – Я на страже.
Тахаш сказал ровным голосом:
– Лучше я. Мне сон вообще не нужен. И уставать научился меньше.
Теонард кивнул, огляделся, никто из защитников не стал опускаться вниз во внутренние помещения, ночи пока что теплые, а в случае нападения нужно быть всегда готовым к бою.
Закат был сказочным, небо превратилось в море расплавленного золота, чьи волны застыли в момент наибольшего величия и там постепенно темнели с наступлением ночи.
За ночь ничего не случилось, хотя подозрительный Гнур не сомкнул глаз ни на минуту, ожидая ночной штурм. Он поступил бы именно так: дал бы всем успокоиться, отвел бы своих людей, а затем напал бы вот где-то в полночь, когда все спят и копят силы для дневного боя.
Под утро задремал, но осторожные шаги мелкинда заслышал издали. Тот подкрадывался, готовясь гаркнуть над зеленым гоблинским ухом страшным голосом «Опять спишь?», но замер, увидев у самого горла острие клинка.
– Твое счастье, – сказал Гнур ехидно и убрал кинжал, – что мелковат для человека. А то лежал бы здесь, истекая кровью. У тебя кровь какая, зеленая?
– Это у тебя зеленая, – буркнул Виллейн разочарованно. – И сам ты весь… Как спалось?
Вместо ответа гоблин повел рукой, показывая, как вдали в ночи блещет такое множество костров, словно звездное небо опустилось на землю.
– Не думаю, что половина костров ложные. Кочевники слишком тупые, чтобы додуматься даже до такой простейшей хитрости.
– Их слишком много, – сказал Виллейн. – В себе уверены, таким хитрить зачем?
– Хитрые не выживают, – ответил Гнур наставительно. – Тебе, к примеру, будет трудно. Зато мое племя разрастется и подчинит себе весь мир!.. Так что ты давай уже сейчас со мной попочтительнее.
Виллейн нахмурился, голубые, как горные озера, глаза смотрят остро, пальцы с аккуратно подпиленными когтями барабанят по груди. Он потрогал один из амулетов на длинной веревке, тот все еще бледный, как лицо банши.
Он сильнее сдвинул брови, но спорить с зеленокожим гоблином счел ниже своего достоинства, указал взглядом на море костров.
– Тоже уверены, что подчинят себе весь мир. Чего не напали, как ты предрекал?
– Боялись, – ответил Гнур с самодовольством. – Боялись попасть в ночную засаду. Понимают, такие трюки только мелкинды не раскусят, а если есть хоть один гоблин, их хитростям крышка.
Виллейн поморщился.
– Побоялись… ты же видел, как бросались на штурм и погибали без страха и сожаления.
– Значит, жизнь у них тоскливая.
– А у кого веселая? Разве что у нас, мелкиндов.
Гнур сказал уверенно:
– Главное веселье впереди, когда завоюем мир и подчиним себе всяких там мелкиндов и мелкиндишек…
– Ух ты, – сказал Виллейн саркастически. – А позавтракать до того момента успеем?
– Впритык, – ответил Гнур. – Буди Хранителей!
– Сам буди, – огрызнулся Виллейн и добавил, смягчая отказ: – Ты уже отдежурил, а я свеженький. Может быть, еще и поспать успеешь?
Гнур ушел молча, Виллейн приложил ладонь козырьком к глазам и всматривался в далекий горизонт. Башню Теонард заказал себе, к сожалению, не слишком высокую, обзор был бы лучше с вершины дерева Каонэль, но тут по ступенькам, а там неизвестно как карабкаться, хотя у него крепкие когти, а если сбросить башмаки, то и вовсе пробежит вверх по стволу, как по ровной земле…
Мелкинд вздохнул, с этим опоздали. Он на дереве спасется, но остальным выше крыши башни не подняться. Если кочевники туда подняться сумеют, а это не так уж и трудно, погибнут все Хранители.
Он отвернулся от пугающего зрелища бесчисленных костров и чуть не ударился о сверкающий адамантин доспеха на мощной фигуре Тарната. Помимо кирасы, руки-ноги тоже в этом металле, из-за чего Тарнат выглядит как сказочный воин из древних легенд.
– Спокойнее, – сказал Тарнат насмешливо, – нос расшибешь, мелкиндишка.
Виллейн вытаращил глаза.
– А ты как тут появился?..
– С неба упал, – пояснил Тарнат с чувством абсолютного превосходства. – Ты же знаешь, мы обожаем летать. Вот так парим, парим… Как горгоны, а то и как голуби Теонарда.
Виллейн рассматривал его во все глаза, никогда таким Тарната не видел, покачал головой.
– Я думал, уводишь этих вопящих тварей в самые глубины своего ада… Где украл такие доспехи?
Тарнат отмахнулся.
– Другие уведут. Гномы уже стягиваются со всех сторон, а обратную дорогу к выходу отрезали. А доспехи… не видишь, точно по моей замечательной фигуре?.. Сам ковал в свободное… в свободное от всякого там время. Сорок лет ухлопал!.. А у вас тут, вижу, не очень…
– Держимся, – ответил Виллейн наигранно бодро. – Значит, никто из тех, кто ринулся за подземными сокровищами гномов, обратно уже не выберется?
– Ни один, – заверил Тарнат. – Дело в том, что сокровища не просто существуют, но велики и обильны, как и должно быть у запасливых и рачительных гномов. Бесчисленные поколения собирали по крупицам! И чтобы такое не защищать всеми силами?.. Да этих жадных дураков вообще повели по другому пути! Вся армия сгинет по дороге без всяких сражений.
Виллейн сказал, отшагивая от сияющего в адамантине гнома:
– Не хвастайся. Впервые вижу, как жадность приносит пользу.
– Кочевники все жадные, – согласился Тарнат.
– А вот гномы нет, – невинно обронил Виллейн. – Я угадал?
Тарнат нахмурился.
– У нас не жадность, а разумное накопительство, на котором стоит и будет стоять мир. Что говорит горгулья?
– Что и гарпия, – сообщил мелкинд, сдвинув плечами. – Вдвоем облетели войско, увидели, где их передвижное стойбище на телегах. Там их семьи. Племя в самом деле прет, глядя только перед собой, в поисках какого-то рая.
– Вперед смотрящие, – сказал Тарнат. – Наверное, это хорошо… Это мы, гномы, все оглядываемся на прошлую славу, прошлые заслуги, прошлое величие… У нас есть чем гордиться! А вот людишкам нечем, потому и прут. Одного не понимаю, почему меня, такого героя, здесь не кормят?
К их разговору прислушивались, поднимались, рассматривали блистающую фигура Тарната, самого рослого из гномов, что и так выше их всех на голову, а в доспехах так вообще нечто легендарное.
Эльфийка помогла встать все еще не привыкшей к сухопутной жизни Селине. Та качнулась на слабых ногах, но тут же вытянулась, как струнка, мол, я вся такая бойкая и полезная, а что качаюсь иногда – так это ничего, деревья тоже качаются.
Горгона и гарпия молча приблизились к мужчинам. Кроткая Эвриала потупила взгляд и едва не пунцовеет, зато Аэлло смотрит прямо, дерзко выпрямив спину со сложенными позади крыльями. Лицо довольное, еще бы, это они с горгоной такие умницы, летали в разведку, подглядывали и подслушивали, что затевает враг.
Гоблин вернулся с другой стороны башни, встал справа от Тарната и беззастенчиво разглядывает, словно прикидывает, за сколько можно продать его добро, а при хорошем раскладе и гнома вместе с ним.
Подошел Лотер, сразу потянул носом.
– От тебя прет жареным мясом так, будто слопал двух целиком зажаренных быков!
– Ну и что? – изумился Тарнат. – Я так устал, пока на эту дурацкую башню карабкался, как толстая жаба по дереву! Устал и проголодался.
Ворг сказал наставительно:
– Провизию нужно беречь.
– Я сам в башню натаскал еды на месяц осады, – напомнил Тарнат. – Я такие вещи не забываю! Или ты тайком все пожрал?