Глава 7
Ангелы среди нас
И сказал им Ангел: не бойтесь; я возвещаю вам великую радость, которая будет всем людям.
Евангелие от Луки, 2:10
Все выше и выше
В самый разгар вермонтского «сезона слякоти» мы с мужем и двумя маленькими детьми встречали моего отца. У нас он надеялся излечиться от пневмонии и вернуться к привычной жизни в своей хижине на побережье Мэна. Пневмония была вызвана химиотерапией, которая разрушила его немолодой организм.
Как-то вечером я разбирала белье для стирки, складывая в кучки крохотные трусики и футболочки с рисунками грузовиков и тракторов. Папа сидел рядом. Макушка его облысевшей головы была покрыта легким пушком, живот раздут газами, щеки запали.
– Знаешь, – вдруг сказал он, словно вспомнил нечто забавное, – есть кое-что, о чем мы все время забываем.
– О чем же, папа?
– О раке, – сказал он.
Может быть, он и забыл о раке, но все остальные помнили. У него был тот тип рака печени, от которого невозможно исцелиться, а из-за пневмонии он не смог завершить пробный курс терапии. Да и толку от этого курса, в общем, не было. Все, кроме папы, понимали, что конец близко.
Однажды вечером муж уехал за продуктами, а я укладывала детей спать. Отец окликнул меня с первого этажа. Я поняла по его напряженному голосу: что-то случилось. Я побежала вниз, дети – за мной.
Отец лежал на диване и дышал так, словно только что пробежал марафон. Лицо его покраснело, глаза округлились от боли. Звоня в службу спасения, я уже понимала, что папе не суждено встретить медленный закат жизни: этот сердечный приступ быстро его доконает.
– Идите в гостиную и ждите «скорую», – сказала я детям, сама удивляясь, как спокойно звучит мой голос. Внутри никакого спокойствия не было и в помине: словно торнадо разрывал меня на части.
Мое сердце стучало так громко, что я едва слышала в телефонной трубке голос медика, который давал мне инструкции по реанимационным мероприятиям. «Я не умею этого делать, – думала я, но откинула голову отца назад, зажала ему нос, выдохнула в рот и стала сильно давить ладонями на грудь. – Не может быть, чтобы это было на самом деле; это просто дурной сон. Где же эта «скорая»?» Наша дорога была проселочной и разбитой; кто знает, сколько еще придется ждать медиков!
Отец умирал, но я должна была поддерживать в нем жизнь. Я прижимала свой рот к его, отчаянно желая, чтобы это не напоминало мне поцелуй, чтобы его дыхание не пахло куриным супом, который мы ели на ужин, чтобы всего этого не было… Нажимая ему на грудь, я почувствовала, как что-то хрустнуло.
– Кажется, я сломала ему ребро! – сказала я незнакомому медику в телефоне.
– Ничего страшного, – успокоил он. – Такое случается.
Я делала искусственное дыхание и массаж и радовалась, что дети избавлены от этого ужасного зрелища.
– Не забудьте сказать мне, когда приедет «скорая»! – окликнула я их. И, Боже, пожалуйста, пусть это случится поскорее.
Когда медики наконец приехали, у них были с собой аппараты для реанимации. Молодой парень в бейсболке с символикой «Ред Сокс» мягко сказал:
– Мы сделаем все, что сможем, но дела, кажется, плохи.
Я в этом даже не сомневалась. Врачи сказали, что я отлично поработала; мои усилия сохранили отцу жизнь. Что бы это в данный момент ни значило…
Муж нашел меня в отделении неотложной помощи. Мы смотрели, как замедлялось дыхание отца. Я не хотела, чтобы он уходил. Меня так и подмывало крикнуть: «Вернись!» – но его тело лежало на столе, точно изваяние, голубые глаза были открыты, но ничего не видели. Краткие вдохи становились все реже.
Его время пришло, но я этого не хотела! Я хотела, чтобы ему стало лучше, чтобы он вернулся в свой домик на побережье, где мы бы его навещали. Мы ели бы лобстеров и мидий, наблюдали, как из моря встает солнце, играли в скрэббл и нарды… Он читал бы свои мистерии и гулял по пляжам, счастливый и довольный жизнью. Я хотела, чтобы папа видел, как мои дети растут и становятся взрослыми; чтобы он пережил вместе с нами все, что еще случится.
У меня кружилась голова, и пол качался под ногами, точно я попала в шторм на корабле. Вокруг ярких больничных ламп я видела черные точки и боялась упасть в обморок. «Ему нужно помочь, – думала я. – Может быть, надо сказать что-то вроде: «Ладно, можешь уходить»? Но ведь я не хочу, чтобы он ушел!..»
Глядя на отца, я вдруг почувствовала, что она стоит у меня за спиной. Как ни странно, мне не нужно было оборачиваться, чтобы увидеть ее. Она была подобна ангелу, чуть выше меня ростом, одетая в текучий золотистый шелк. Ее черные волосы обрамляли сияющее лицо, а глаза говорили мне, что бояться нечего. Она являла собой воплощение самой спокойной – и могущественной – силы в мире. Она обнимала меня так, что казалось, будто я сливаюсь с ней воедино. Мне больше не нужно было держаться на ногах. Когда мой папа испустил свой последний вздох и этот ангел обнял меня, я стала поднимать руки все выше, выше и выше, направляя его дух к небесам.
Тем вечером в церкви у алтаря я была одна. Перед лицом Бога я оплакивала папу, себя, острое чувство утраты. Потом я услышала, что ко мне обращается голос. Это был тот самый ангел из больницы. «Отец пришел к тебе умирать, – говорила она, – пришел, чтобы узнать о Боге. Ты вдохнула в него Бога, когда он умирал». Мой отец при жизни был убежденным атеистом.
На следующий день я рассказала кому-то, как я поднимала руки все выше и выше, направляя дух отца в небо. Мой муж возразил:
– Да нет же, твоя рука лежала у него на груди, а другую ты прижала к сердцу. Неужели ты не помнишь?
Тут я вспомнила свои руки у наших сердец, ощущение, что моя энергия течет к нему, и момент, когда его грудь вздымается в последний раз…
– Да, – проговорила я, – но я видела свои руки, направляющие его вверх. Как такое может быть?
А потом я вспомнила ангела, который обнимал меня. Это были его руки, возносившие моего отца к небесам.
Лава Мюллер