Цирховия. Шестнадцать лет со дня затмения

Ненависть – вторичное чувство. Оно не рождается само по себе, из ниоткуда. Ненависть – это защитная реакция на боль, которую причинили. Это всего лишь электрод в электрической системе. Невозможно ненавидеть без причины, причина всегда есть, просто иногда она лежит на поверхности, а иногда спрятана глубоко от чужих глаз.

Жестокость – вторичное чувство. Тот, кого ударили, легко ударит сам. Причинять боль страшно, когда не знаешь ее на практике. Но когда знакомо ощущение того, как немеет место ушиба, как далеко по нервам пробегает разряд и как затихают, рассеиваются в теле волны ноющей боли после удара… заранее на собственной шкуре проверив то, что испытает жертва, ударить очень легко. Это как передать импульс дальше по цепочке электродов.

И только любовь самодостаточна. Ей не нужны импульсы извне. Поэтому даже тот, кто не знал любви от других, рано или поздно пытается любить сам. Поэтому не существует людей, злых от рождения.

В шестнадцать лет Северина вдруг почувствовала себя разбитой древней старухой, прожившей на этом свете долгое время и успевшей в нем разочароваться. Пока ее сверстницы приглядывались к мальчикам и мечтали о любви, она ловила себя на мысли, что в эти глупости больше не верит. Любви не существует. Есть похоть, расчет, самоутверждение и демонстрация силы – что угодно, но только не сладкая сказка для юных девочек.

Она смотрела на дурочек-одноклассниц и ощущала, какая огромная пропасть отделяет ее, открывшую для себя знание о настоящей жизни, от них, которых это сомнительное удовольствие ждало еще впереди. Кто-то, возможно, так и не прозреет и будет искать несуществующую любовь всю оставшуюся жизнь – как, например, отец Северины. Кому-то повезет больше.

Ей, вот, повезло.

Только с кем поделиться этим открытием? Кокон одиночества становился все плотнее. Северина потеряла даже единственную близкую подругу, и из-за чего? Опять же из-за любви и неразделенного знания о том, что ее не существует. Эльза очень изменилась, трудно было не заметить, как она стала хуже учиться, постоянно витать в облаках. Когда подруга сидела на уроке, подперев кулачком подбородок, и с задумчивым видом водила карандашом на полях тетради, Северина скрипела зубами и отворачивалась, не в силах на это смотреть.

Конечно, все дело было в том человеческом парне на мотокаре. Он приезжал к их школе каждый день, подгадывая время к концу занятий, и просто стоял на противоположной стороне улицы. Стоял и ждал Эльзу. Она выходила, и они обменивались долгими взглядами. Да что там, таращились друг на друга, как идиоты! А потом за Эльзой и ее братом приезжала мать, и та садилась в кар и уезжала. Этот фарс длился уже больше недели. Эльза не подходила к парню в кожаной куртке и не пыталась с ним заговорить. Просто смотрела на него и уезжала. И через мгновение после ее отъезда, взревев хриплым мотором своей махины, в противоположную сторону срывался он.

Подруга не рассказывала Северине, что между ними произошло в тот памятный день знакомства. Не рассказывала – а стоило бы! Ведь это Северина буквально собственными руками столкнула их вместе. Но Эльза стала странной, притихшей и скрытной. Ну и пусть. Северине было не впервой терять близких людей, она привыкла к этой боли и научилась внушать себе, что уже почти ее не чувствует.

К тому же, в обмен на откровение следовало бы поделиться и своим секретом, а что она могла сказать? Признаться в том, как поступил с ней Димитрий? Так Эльза сразу ее предупреждала, советовала не лезть к старшему брату. Только нравоучения выслушивать еще не хватало! Покаяться, чтобы подруга ее пожалела, и пообещать, что больше никогда на него не посмотрит? Так на полдороги отступают слабаки, а Северина не такая. У нее есть когти и зубы, просто до этого она стеснялась их показывать.

А теперь перестала стесняться.

Ради Димитрия она уже совершила два преступления и не собиралась на этом останавливаться. Первое было не очень тяжелым. Кража. Просидев под благовидным предлогом в школьной библиотеке и дождавшись времени, когда пожилая майстра Зигма за стойкой начнет шуршать сумкой и собираться, Северина прокралась к стенду с фотографиями лучших выпускников прошлых лет и сорвала тот единственный снимок, который был ей необходим.

Теперь она спала в своей кровати не одна. Когда Северина лежала в постели, повернувшись на бок и сложив ладони под щеку, на подушке рядом с ней покоилась та самая фотография. Димитрий выглядел на снимке почти ее ровесником. Само собой, ведь он окончил школу в восемнадцать, как положено. Он уже тогда обладал какой-то магнетической мужской притягательностью, при взгляде на него захватывало дух. Но Северина украла фото не ради внешности. Лицо этого волка она легко видела перед собой даже с закрытыми глазами.

Ей требовалось напоминание. Ежедневное напоминание о цели. Лежа ночами напролет в полной темноте и остановив неподвижный взгляд на белом кусочке картона, Северина не предавалась пустым мечтаниям, как раньше, не фантазировала о том, что он ее целует или ласкает, и не планировала, сколько у них родится детей.

Она анализировала свои ошибки. Тщательно, планомерно, раз за разом, мысленно разграничив два списка: ее слабости и его преимущества. В идеале его преимущества должны были стать слабостями, а ее слабости – преимуществами. Это была война, объявленная ею самолично, и из битвы Северина собиралась выйти триумфатором. А хорошей войне, как известно, нужна безупречная подготовка.

Отсюда вытекало второе преступление. Названия ему Северина не подобрала, но понимала, что на весах правосудия кражу оно, пожалуй, перевесит.

Димитрий назвал ее маленькой девочкой. Да, она такой и была, и в этом заключалось его основное преимущество: он знал то, что ей пока не довелось, и использовал свое знание, как оружие против нее. Чтобы играть с ним на одном поле и на равных, ей требовался опыт. Приобретением опыта Северина и занялась.

Воспользовавшись тем, что отец днями пропадал в своем скучном парламенте и до позднего вечера не возвращался, она спокойно вошла в его кабинет, отыскала в баре бутылку сладкого вишневого ликера и забрала с собой. Открыть крышку не составило труда, и Северина даже сделала несколько глотков для храбрости перед предстоящим делом. Несколько – чтобы немного настроиться, но не потерять трезвость мышления. То, что она запланировала, следовало выполнить только с холодным рассудком.

Отлив еще часть спиртного в попавшуюся по пути цветочную кадку, Северина спустилась вниз, в гостиную, где оставила полупустую бутылку на круглом полированном столе в компании одинокого стакана. Затем отыскала экономку, по привычке дремавшую в своей каморке.

– Папа забыл убрать ликер, – заговорила Северина наивным голоском и похлопала ресницами, – а кто-то из слуг его отпил. Я видела, утром в бутылке было больше. Она так и стоит там, на столе. Папа, наверно, очень разозлится…

– Ох уж эти бездельники! – проворчала экономка, с недовольным видом поднимаясь с узкого продавленного дивана. – Всюду воры, куда ни плюнь! Идите, лаэрда, идите, я все приберу сама. И ради светлого бога не говорите папеньке, что его ликер кто-то трогал. Повыгоняет же всех паршивцев, а где новых взять? Я отнесу бутылку наверх и спрячу.

Уходила Северина с легкой улыбкой на губах. Теперь она могла быть спокойна, что до вечера ей никто не помешает. Помимо своей феноменальной лени экономка грешила пристрастием к сладким винам и фруктам и украдкой таскала их с хозяйского стола, когда думала, что ее никто не видит. Конечно, лично заявиться в кабинет лаэрда и брать из бара его напитки она бы не посмела – по крайней мере, пока еще не решалась, – но раз уж господин сам оставил… кто знает, может, он и не вспомнит про ту бутылку? А если вспомнит, так всегда легко свалить вину на тех самых «бездельников», которых хоть пачками увольняй.

Поэтому Северина не сомневалась: экономка сейчас же завалится обратно на диван в компании ликера, а потом, разморенная спиртным, крепко захрапит там же. Ей и в голову не придет бродить по дому и что-то вынюхивать.

Выполнив первую часть задуманного, Северина отправилась на поиски той самой служанки, которую однажды застала в кладовке с кудрявым парнем. Девушка нашлась в подсобном помещении, она сбрызгивала ароматизированной водой свежевыстиранное постельное белье и проглаживала его горячим утюгом. В воздухе стоял цветочный пар, щеки служанки от него раскраснелись, а пряди волос вокруг лица превратились в смешные завитушки.

Убедившись, что поблизости никого нет, Северина подошла к ней, отобрала утюг и сильно нахлестала ладонями по щекам.

– Потаскуха! – прошипела она. – Я все про тебя знаю! Знаю, что ты водишь сюда какого-то вонючего попрошайку, и он трахает тебя в нашей кладовке! Здесь, в доме моего отца! Под одной крышей со мной!

Глаза у девушки испуганно расширились, а потом она задрожала и заплакала.

– Это мой жених, лаэрда! Мы собираемся пожениться зимой, перед праздником восхождения светлого бога! Он… он приличный человек, работящий… просто…

– Что «просто»? – передразнила ее Северина. – Как ты думаешь, что скажет мой отец, когда узнает, что я, его незамужняя и невинная дочь, вынуждена наблюдать голого мужика верхом на собственной служанке?! Да он тебя отсюда с таким треском выгонит, что тебя больше на работу ни в одном приличном доме не возьмут! Вообще нигде не возьмут, даже нонной в темпл темного! Будешь на площади трех рынков побираться, и жених твой от тебя откажется!

Она, конечно, блефовала. Вряд ли отца волновали интрижки слуг, он бы скорее отмахнулся и попросил экономку разобраться, а уж у той все бы зависело от настроения. Могла и простить, особенно за какое-нибудь подношение. Но угрозы Северины достигли цели: девушка тряслась и едва ли на колени не падала перед лаэрдой, лишь бы не лишаться работы. Ей казалось, что ее уже выставляют за двери.

– Но я могу и сохранить твой секрет, – совсем другим, спокойным тоном продолжила Северина, – если ты поможешь мне и сохранишь мой.

– Все, что прикажете, лаэрда, – с облегчением выдохнула служанка, – все, что захотите. Клянусь, я буду вам верна до самой смерти!

– Хорошо, – подобрела Северина, – хочу, чтобы ты меня научила всему, что знаешь.

– Чему?! – растерялась девушка.

– Пойдем.

Северина схватила ее за руку и поволокла за собой в сад. Садовником в их доме работал молодой парень – дальний родственник экономки. Та пристроила его себе под крыло по слезным просьбам и сама уже была не рада. Парень оказался «жвачником»: постоянно катал во рту шарики из пчелиного воска, пропитанные особым раствором, и из-за этого круглыми сутками находился под легким кайфом. Работу свою он выполнял спустя рукава, но вел себя тихо, глаза не мозолил, отсиживался в своей каморке в дальнем конце сада, лишь изредка выходя куда-то в город, чтобы пополнить запасы шариков. Северина подозревала, что отец видел его всего один раз – когда согласился взять на работу, а экономка втихаря прикарманивала половину зарплаты парня, поэтому и прикрывала.

Когда Северина без стука распахнула дверь в его домик и затащила следом за собой девушку, садовник подскочил с кровати, на которой лежал, закинув руки за голову и мечтательно глядя в потолок, и возмущенно воскликнул:

– Эй!

Правда, увидев лаэрду, слегка присмирел. Пожевал шарик, недружелюбно глянул на служанку и изобразил некое подобие вежливой гримасы для молодой хозяйки. С ним Северина провернула примерно такой же фокус, как с девушкой. Пригрозила, что расскажет отцу, да еще и родственницу садовника сдаст, и накроется их тихая и теплая лавочка медным тазом. Жвачник стушевался и тоже сдался.

Северина оглядела двух своих новых рабов, с покорностью ожидающих приказания, и улыбнулась.

– Ну давай, – обратилась она к девушке, прошла к кровати, брезгливо одернула покрывало и присела на край, закинув ногу на ногу и сложив руки на коленях. – Показывай мне, как соблазнить мужчину, чтобы он потерял от тебя голову.

– Соблазнить? – девушка неуверенно покосилась в сторону парня. – Как?

– Ну как ты это в кладовке делала? – приподняла бровь Северина. – Так и соблазняй.

– Но… – нижняя губа у служанки задрожала, а взгляд стал испуганным, – это же придется…

– Придется, – пожала плечами Северина, – ну а как иначе ты меня научишь? Наглядный пример лучше всего.

Садовник, который все это время не прекращал работать челюстями и переводил взгляд с лаэрды на девчонку и обратно, вдруг оживился.

– Так может вам того… – он похотливо сверкнул глазами и протянул руку в приглашающем жесте, – …ну, того, лаэрда… со мной попробовать надо?

– Держи лапы при себе, если не хочешь без них остаться, – холодно парировала Северина, – моя невинность достанется другому человеку. Уж точно не тебе. Для тебя, вон, она.

Она ни на секунду не допускала мысли заниматься сексом с кем попало только для того, чтобы почувствовать себя взрослой и сравняться с противником в опыте. Нет, ее план был тщательно, буквально до секунды, выверен и продуман, и потеря девственности должна была произойти лишь с тем, с кем запланирована, и в точно отведенное для этого время.

Служанка поежилась, когда парень перевел на нее взгляд.

– Может, я своего жениха приведу? – робко предложила она. – Все-таки проще, когда мужчина знакомый, и он влюблен…

– Мужчина мало знакомый. И он не влюблен, – произнесла Северина, глядя пустым взглядом куда-то поверх ее плеча. – В этом и вся суть. Со знакомым и влюбленным я бы и без тебя разобралась.

– Но… – служанка густо покраснела и покосилась на парня из-под ресниц, – я же не знаю его… что ему нравится… и он меня не знает…

– Да. Ты понятия не имеешь, что ему нравится, – медленно и задумчиво кивнула Северина, – но тебе очень нужно ему понравиться. Ты меня поняла? От этого зависит твое будущее. И вся твоя счастливая или не очень жизнь.

Она сделала паузу и специально не торопила ни садовника, ни девушку, чтобы дать им время свыкнуться с мыслью. Служанка немного пошмыгала носом, тяжело и нервно повздыхала, покусала губы. Да, ситуация неловкая, непростая. Но чувства слуг волновали Северину мало. Разве ее собственные чувства хоть кого-то когда-то волновали? К тому же, цель перед ней тоже стояла непростая. Сложная цель. Но если все получится, как задумано, если все выгорит – оно того стоит.

– А мне она прям совсем не нравится? – вдруг подал голос парень, который, судя по выражению лица, первым смирился и даже решил войти в роль и с блеском ее исполнить. – Или нравится хоть чуть-чуть?

Не зря она его выбрала. Он оказался не таким уж глупым, хоть и «жвачник». Да и внешним видом, пусть и отдаленно, но смахивал на Димитрия: такой же высокий, темноволосый, с отстраненным взглядом. Правда, взгляд был расфокусирован из-за действия этих его дурацких жевательных шариков, и лицом парень был далеко не так хорош, и в плечах не так объемен, да еще и с болезненно худой грудной клеткой и ногами, но это если уж сильно придираться.

Северина с пониманием улыбнулась.

– Ты к ней равнодушен. Но можешь заинтересоваться, если она как следует постарается.

Он почесал затылок, разглядывая свою будущую парнершу.

– Так может это… ей того… раздеться? Мы, лаэрда, мужчины, с трудом сдержаться можем, когда женское тело видим.

Северина перевела взгляд на девушку.

– Выполняй. И старайся.

Та дернулась, болезненно поморщилась от яркого дневного света, бьющего из окна, несмело прикоснулась к пуговицам на кофточке… потом лицо вдруг перекосилось гримасой решимости и даже злости, как будто служанка сообразила, что проще уже все сделать и забыть. Наверняка возненавидела ее, сопливую господскую девчонку, которая заставила так унижаться. Конечно, ведь все считали Северину незаметной и безобидной. Ее считали никем. И Димитрий тоже так считал, он бы бросил ее умирать и не приехал, сам признался.

На девушку Северина почти не смотрела. Ее больше волновало, как меняется лицо парня, каким заинтересованным становится его взгляд, когда обнажаются округлые полноватые женские плечи, когда белый хлопок нижнего белья скользит по розовым острым соскам. Медленно, медленно покачивались бедра, по которым сползала расстегнутая длинная юбка, и это действовало на него подобно маятнику гипнотизера…

Парень старался, усиленно изображал неприступность и равнодушие, но служанка постепенно тоже вжилась в роль, начала прижиматься и тереться об него, дразнить легкими поцелуями, и он не устоял перед естественным и простым удовольствием, чуть подался к ней.

Северина наблюдала за мужчиной и женщиной, ласкающими друг друга, и не испытывала того возбуждения, которое охватило ее в прошлый раз, во время подглядывания в кладовке. Тогда внутри вскипела целая гамма эмоций, фантазий и образов. Сейчас она получала урок и следила за его ходом, как и положено ученице: беспристрастно и внимательно. Ее интересовало лишь как нужно двигаться, куда класть руки, где гладить и где целовать.

– Есть кое-что, от чего не откажется ни один мужчина, – наконец произнесла служанка, не глядя на Северину, и по тому, как вспыхнуло и преобразилось лицо парня, стало понятно, что она не врет.

Продолжая безотрывно смотреть в глаза своему партнеру, девушка опустилась перед ним на колени. Коснулась пальцами пояса брюк, доверчиво снизу вверх заглядывая в лицо. Потянула ремень, спустила ткань, обнажая жесткую поросль темных волос внизу живота. Облизнула губы, приоткрыла их…

Парень тоже открыл рот, по его телу будто прошел мощный разряд тока, он дернулся и глухо застонал от первого легкого прикосновения ее языка к его члену. Вторым движением девушка вобрала его глубже, и глаза ее партнера закатились. Он откинул голову, зарываясь пальцами в ее волосы и притягивая лицом вплотную к своим бедрам.

Они слились в экстазе, порочном, запретном, остром, но таком невыносимо сладком и приятном. Постоянно ощущали присутствие Северины и все же постепенно забывали о ней, погружаясь в процесс и отдаваясь ему без остатка.

Северина затаила дыхание. Как она раньше не поняла! Вот где у мужчин слабое место. Их предмет гордости, их сильный, устрашающий своим видом и размерами орган, похожий на осадное орудие, гордо устремленный ввысь, перевитый набухшими венами, раздутый и багровеющий от желания скорее покорить и завоевать слабую женщину. Как же быстро он сам покоряется и сдается в плен, стоит маленькой женской ручке его коснуться! Мужчины добиваются женщин, чтобы стать их рабами, и, зная за собой эту уязвимость, тщательно маскируются за внешней бравадой и агрессией.

Она так задумалась над этим, что даже не заметила, как все закончилось. Девушка сидела на полу и тяжело дышала, парень попятился и опустился на ближайший стул, потому что ноги его не держали. Но по взглядам, которыми эти двое обменялись, Северина догадалась, что им обоим понравилось. Кое-кто еще встретится кое с кем, но уже в более приватной обстановке, а не по принуждению благородной лаэрды. А кое-чьему жениху стоило бы побеспокоиться, состоится ли запланированная в канун зимнего праздника свадьба…

Северина поднялась и, не говоря ни слова, вышла. На ее губах играла невеселая усмешка. Похоже, у нее открылся дар сводить вместе влюбленные сердца.