Часть третья

18 Лондон, 1851 год

От такого приятного сна не хотелось просыпаться. Меня окутывала соблазнительная дрема, зовущая обратно в свои мягкие объятия. И все же я знала, что должна открыть глаза, ведь под ненавязчиво убаюкивающей темнотой скрывалась волна тревоги. Что-то такое, что необходимо сделать. Человек, который во мне нуждался. Мои веки оставались сомкнутыми, но под ними развернулась сверкающая фантасмагория. Передо мной кружились лица, мешанина из цветов, одеяний и тел. Я знала этих людей? Они настоящие или же просто призраки, порожденные смятенным разумом?

Кто-то позвал меня по имени. Спокойный, настойчивый голос.

– Элизабет? Элизабет, вы меня слышите?

Мою руку обхватили теплые ладони.

Я наконец открыла глаза. Эразмус смотрел с беспокойством, однако, как только я начала просыпаться, он вновь повеселел. Я попыталась заговорить, и он тут же зашикал и поднес к моим губам стакан воды. Я жадно отпила, вдруг ощутив сильнейшую жажду.

– По чуть-чуть, – предупредил Эразмус. – После такого огромного прыжка лучше какое-то время пить маленькими глотками.

Он отставил стакан, продолжая держать мою ладонь в левой руке. Прикосновение меня успокаивало. Нет, не только… Осознание меня смутило; я поспешно высвободилась и кое-как села на обитой красным бархатом кушетке.

– Где мы?

– Дома. То есть, у меня дома. Мы в Лондоне.

Эразмус обвел комнату широким жестом. О, что это была за комната! Высокий полоток, как в домах начала Викторианской эпохи. Сквозь два вытянутых, обрамленных парчовыми шторами окна струились яркие лучи солнца. Несмотря на немалые размеры, помещение не казалось чересчур огромным, ведь каждый его дюйм был чем-то занят. Я увидела еще пару бархатных кушеток с подушечками и клетчатыми пледами, несколько потертых кожаных кресел, расставленных с оглядкой на падающий свет, между окнами – широкий стол со стопками бумаг, чернильницами, промокашками и прочими письменными принадлежностями, а также придвинутым стулом. На дощатом полу лежал старый, но по-прежнему красивый персидский ковер, а с потолка свисали два внушительных латунных фонаря. А самым поразительным в этой комнате было количество и разнообразие книг. Здесь хранилась самая настоящая библиотека. Уставленные полки занимали три стены. Маленькие столики ломились от веса кожаных фолиантов. Всю комнату пронизывал особенный запах книг, бумаги, кожи, даже самих слов.

В голове начинало проясняться.

– Какой сейчас год? – спросила я.

– Тысяча восемьсот пятьдесят первый. Лето. По всей видимости, очень жаркое.

– Но это верный год? В смысле, мы прибыли в то время, где сейчас Теган?

Я потерла виски, силясь развеять окутывающий мысли туман. Расклеиваться некогда. Гидеона в таком состоянии не одолеть.

– Наверняка. Мне удалось их отследить. Гидеон шагнул сквозь время, однако я не могу сказать, насколько успешно.

– О чем вы?

– Они шагнули, презрев необходимые меры предосторожности. Теган не желала перемещаться и не была предупреждена. – Эразмус пристально посмотрел на меня. – Элизабет, я рассказывал, какие здесь кроются риски. В первый раз им хотя бы помогал опытный времяход. Теперь Гидеон сунулся в то, чего не понимает. Он вполне мог переоценить собственные способности.

– Вы думаете, Теган не выжила? – Голос остался ровным, но сердце бешено колотилось.

– Не стану скрывать от вас правду. Я сразу же отследил Гидеона. Перепрыгивая через столетия, он действовал не как чародей, поэтому переместиться тайком ему не удалось. Он оставил следы, как и любой времяход.

– И вы точно знаете, что они прибыли сюда, в этот день?

– Да, но не могу сказать точно, где Гидеон прячет Теган. Лондон, даже в этом столетии, большой и многолюдный город. Более того, сразу после перемещения Гидеон наверняка, по своему обыкновению, наложил чары и скрылся. Он уже сбросил личину времяхода и вновь стал чернокнижником, вернув всю свою власть. Не сомневаюсь, что он заранее знал, куда отправится и что будет делать. И еще… – Эразмус умолк.

– Продолжайте.

– Некоторое время столетия пересекали два человека, а в конце, когда Гидеон еще был различим… он был один. – Завидев мое отчаяние, Эразмус продолжил: – Может, это и не имеет значения. В конце концов, именно Гидеон сделал шаг, поэтому он и оставил куда более сильный след. Как только Гидеон прибыл, пока к нему не вернулись силы, я тут же его заметил. Одного.

– Что же тогда с Теган? То есть она все еще в Бэткоме, в том времени? Или застряла в жутком лимбе? Как нам узнать? Мы должны ее найти.

– И найдем. Повторю – это, возможно, не имеет значения. Кого Гидеон скрыл бы первым делом, себя или Теган? Подумайте, Элизабет. Она теперь сильная, полноправная ведьма. Гидеон должен подчинить ее и надежно спрятать. Скорее всего, я просто не сумел ее засечь.

Я заставила себя поверить в слова Эразмуса. Что мне еще оставалось? Память постепенно восстанавливала ход событий, и сердце вновь заныло от воспоминания об Уильяме. Мой бедный добрый Уильям… Хоть бы его жертва не оказалась напрасной. Я тряхнула головой, желая избавиться от этих мыслей, но она только пошла кругом.

Я опустила ноги на пол.

– Поберегите себя…

– Я вас умоляю, – отмахнулась я от Эразмуса. – Я же не больна. Просто хочу немного пройтись, окончательно проснуться.

Завидев его беспокойство, я постаралась продолжить самым бодрым голосом, на который была способна:

– Какая прекрасная комната, Эразмус. А вы, как погляжу, заядлый читатель.

Он кивнул.

– Признаюсь, это всего лишь малая часть моей коллекции. В доме куда больше книг, чем я сумею прочитать за всю жизнь.

– То есть здесь ваш дом? Это место? И время?

– Насколько вообще возможно, да. – Эразмус взял меня за руку. – Пойдемте, хочу вам кое-что показать.

Мы вышли на площадку второго этажа – вверх и вниз уходила крутая лестница – и направились к противоположной комнате.

– Наверное, так вы лучше поймете, чем я здесь занимаюсь.

Помещение было похоже на гостиную, где я очнулась, только без всяких удобств. Я оказалась в мастерской с верстаками, ящиками, инструментами. Пахло смесью скипидара, олифы, чернил, клея, какой-то краски. Шагнув к рабочему столу, я коснулась обрезков кожи и лишь тогда заметила, что и здесь тоже книги. Фолианты в отменных переплетах с золотым тиснением на простой коже, тоненькие сборники стихов, увесистые медицинские энциклопедии. Однако, в отличии от предыдущей комнаты, здесь они не просто хранились – здесь их создавали.

– Какая тонкая работа. Вы сами их делаете? – спросила я, взяв в руки затейливо обработанный темно-синий переплет с красно-золотыми буквами.

Эразмус тут же засиял от гордости, хоть и попытался это скрыть.

– Красиво вышло, правда? Да, я делаю их сам. Когда не прыгаю туда-сюда из одного столетия в другое. Здесь я Эразмус Балморал, мастер переплетного дела. И это, можно сказать, мой дом и мое время.

– У меня когда-то была подобная книга, – пробормотала я, – впрочем, не такая красивая. Но дорогая мне.

– Ваш гримуар? – спросил Эразмус и, заметив мое удивление, добавил: – Я все-таки кое-что знаю о ведьмах.

– Моя Книга Теней.

– А где она теперь?

– Я отдала ее Теган, – ответила я и закусила нижнюю губу, силясь сдержать чувства.

Словно ощутив мою боль, Эразмус не стал расспрашивать дальше, а накрыл мою руку с книгой ладонью.

– Однажды у вас появится новая, – пообещал он.

Из открытого окна доносился уличный шум. Стук копыт, скрип колес повозки. Призывы торговца купить свежий товар. Смех девушки.

Меня вдруг охватила слабость, и я тяжело оперлась о стол. Эразмус поддержал меня за талию.

– Вы еще не полностью оправились, – мягко произнес он. – Вам необходимо поесть и отдохнуть…

– Но…

– Поесть и отдохнуть, – повторил Эразмус. – А потом мы вновь примемся за поиски.

Я не ответила – на меня вдруг накатила невероятная усталость. Если бы не руки Эразмуса, я бы попросту сползла на пол. Времяход усадил меня на стул, а затем дернул шнурок колокольчика у камина.

– Мы ее найдем, Элизабет, обещаю.

Я хотела верить словам Эразмуса и ему самому, но в тот момент могла думать лишь о собственном обещании Теган. Я сказала, что больше ее не оставлю. Я клялась, что всегда буду рядом. Мы воссоединились, – и я опять позволила Гидеону ее украсть. Что же сейчас творится в голове у Теган? Как в ней еще может теплиться надежда, что я сумею ее спасти и мы навсегда избавимся от Гидеона?

Со стороны лестницы донеслись шаги. Затем дверь распахнулась, и в комнату чуть ли не вбежала пожилая женщина в кружевном платье с кринолином, а за ней – плотный запыхавшийся джентльмен с усами, от которых его лицо казалось еще шире.

– Мистер Балморал, сэр! – вскричала женщина, с трудом пробираясь по комнате из-за объемных юбок. – Вы дома, а тут все вверх дном! Неужели никогда не случится такое, что вы предупредите нас заранее и не застанете нас врасплох?

Эразмус шагнул к ней навстречу.

– Миссис Тиммс, – взял он ее за руку, – клянусь, за время моего отсутствия вы только помолодели.

Женщина смущенно отмахнулась вышитым платочком. Она явно обожала кружева – на шляпке их было столько, что ее голова напоминала цветок, из подрагивающих лепестков которого выглядывало лицо. Честное, отметила я, и доброе.

Женщина окинула меня сияющим взглядом.

– Что я вижу! – воскликнула она. – У вас гостья. О, дорогая, как же вы здесь, среди такого беспорядка… – Миссис Тиммс обвела мастерскую рукой.

Я поднялась.

– Элизабет хотела взглянуть на мои книги, – пояснил Эразмус.

– Здравомыслящая женщина! – вставил джентльмен, который так упирался ногами в пол, а руками – в бока, словно ожидал нападения или же пытался выстоять против шквала эмоций своей спутницы.

– Мистер Тиммс! – с укором обратилась к нему жена. – Я бы попросила не делать столь смелых предположений о даме, которую нам еще даже не представили.

– Простите. Мистер и миссис Тиммс, позвольте вам представить…

– Элизабет Хоксмит, – перебила я, протягивая миссис Тиммс руку.

Эразмус назвал бы меня миссис Кармайкл, но в этом времени меня никто не знал, и, пусть я радовалась возможности хоть ненадолго одолжить фамилию Арчи, мне казалось, что лучше вернуться к собственному имени. Миссис Тиммс стиснула мою ладонь, а потом махнула мужу, чтобы он тоже меня поприветствовал.

– Счастливы с вами познакомиться, мэм, – произнес мистер Тиммс и поцеловал мою руку, щекоча кожу усами.

– Привели гостью сюда, не предложив чашечку отменного китайского чаю… Мистер Балморал, о чем вы только думали?

– Я уже сказал, книги…

– Книги, книги, книги! – Миссис Тиммс недовольно цокнула языком. – Нельзя жить одними книгами, сэр, как бы вам ни хотелось убедить нас в обратном.

– Мистер и миссис Тиммс владеют небольшой гостиницей, что примыкает к моему дому, – пояснил Эразмус. – Мне невероятно повезло, ведь миссис Тиммс стала моей домоправительницей, а мистер Тиммс занимается моими счетами. Они великолепно справляются со всеми делами, пока я… отсутствую.

– Причем с удовольствием, – заверила меня миссис Тиммс. – Однако куда большее удовольствие мы испытываем, когда мистер Балморал вновь осчастливливает нас своим присутствием. Так, а теперь, моя дорогая миссис Хоксмит, давайте мы спасем вас из этого пыльного места и раздобудем на кухне напитков. Расскажите, чего вы желаете, и мы сделаем все возможное. Верно, мистер Тиммс?

– Именно так, мэм, именно так, – согласился тот и шагнул в сторону, позволяя своей жене утянуть меня к двери.

Возмутиться мне удалось лишь уже на пороге.

– Миссис Тиммс, вы слишком ко мне добры, и я благодарю вас за беспокойство, однако меня ждут крайне важные дела. И я должна заняться ими немедленно.

– Элизабет… – покачал головой Эразмус.

– Простите, Эразмус, я не могу сидеть сложа руки. Я отправляюсь на поиски.

И, не обращая внимания ни на вздохи и уговоры его домоправительницы, ни на возражения самого Эразмуса, я поспешила выйти из комнаты.

Однако миссис Тиммс меня догнала и настоятельно попросила позволить ей хотя бы подобрать мне одежду. Я согласилась, ведь я по-прежнему была в наряде семнадцатого века, и миссис Тиммс быстро принесла мне подходящее платье. Я морщилась, когда она затягивала корсет, молча проклиная моду на столь тесные вещи. А вот возиться с волосами я не позволила. Плевать на внешний вид. Я могла думать лишь о Теган.

Вот так я и отправилась бродить по улицам. С тех пор, как я последний раз была в Лондоне, прошло очень много лет, и больше сотни – как я там жила. Столько всего изменилось – вместо рычания моторов раздавались цокот копыт и дребезжание колес, – однако в городе по-прежнему бурлила жизнь. Словно его сердце будет и дальше продолжать лихорадочно биться, пока где-то рядом приходят и уходят моды и новшества. Быстрый шаг, необходимость пробираться по многолюдным улицам и попытки вспомнить дорогу помогли мне включить мозги. Первым делом я заглянула в больницу «Фицрой». Она располагалась совсем недалеко от дома Эразмуса в районе Примроуз-хилл. По пути я ловила себя на том, как выискиваю в толпах Теган или Гидеона, хотя знала, что вряд ли он станет прогуливаться с ней посреди бела дня. Я только надеялась, что Гидеон вдруг захочет вновь побывать в связанных со мной местах. В конце концов, он выбрал Бэтком, почему бы тогда не посетить и другие?

Больница лишь недавно открылась – до того, как я начну там работать, пройдет еще больше тридцати лет. Тогда меня звали Элайза Хоксмит. Какие же опасные были времена! Я так долго и упорно стремилась добиться своего положения и любила работать в «Фицрое»!.. Гидеон отнял у меня и это.

Я поспешила подняться по ступенькам крыльца. Медсестры в накрахмаленной форме, с безукоризненно белыми передниками и чепчиками, молча трудились. Я оглядела вестибюль, не зная, что ожидаю там найти.

Под ложечкой засосало – я вдруг увидела знакомое лицо. Мужчине было не больше тридцати, он еще не обзавелся морщинами и пылал жизненной силой, свойственной молодым людям. Мы познакомимся с доктором – а позже профессором – Гиммелом лишь через двадцать пять лет. Этот прекрасный хирург многому меня научит, а затем поплатится за наше знакомство жизнью. Гиммел прошел мимо, не зная, что его судьба сплетена с уставившейся на него странной незнакомкой.

– Уайтчепел, – пробормотала я, покидая больницу.

Там я когда-то жила, там Гидеон однажды попытался меня убить. Могло ли место, сыгравшее столь важную роль в нашей истории, вновь его притянуть? Или я гналась за призрачными надеждами? Наверное, Эразмус прав, и моя затея бесплодна, однако я должна попытаться.

За неимением денег на омнибус мне пришлось добираться пешком. Шагая по людным улицам – от Фицровии, через Хай-Холборн и, наконец, до Уайтчепела, – я всматривалась в лица прохожих. Я заглядывала в переулки, витрины магазинов, в проезжающие повозки, продолжая и продолжая искать. День стоял жаркий, и наспех заколотые волосы все норовили вырваться из своего плена. Должно быть, меня принимали за дикарку – растрепанная, без головного убора, напряженно пялюсь на всех… Однако я упрямо шла дальше, не обращая внимания на полные любопытства взгляды.

Улицы стали более узкими и грязными – я добралась к местам, которые столько лет пробыли моим домом. Аккуратные дома, элегантные дамы и состоятельные джентльмены лучших районов остались позади. Здесь уже встречались уличные торговцы всех мастей. Здесь дети попрошайничали, а изможденные женщины в яркой одежде сверкали недопустимо оголенными лодыжками, привлекая клиентов. На каждом углу готовили еду на жаровнях – воздух, пропитанный запахами жареных каштанов и печеной картошки, в какой-то мере спасал от вони сточных ям. Я узнала швейную мастерскую на той улице, где когда-то жила. Здания вообще казались странно знакомыми, хотя пока не стали такими, какими были при мне. Осознание, что я не на своем месте, вернее, дело не в месте, а во времени, еще сильнее путало мои и без того смятенные мысли. Меня охватила тревога. Может, это все последствия перехода между столетиями, а также усталость от такого количества ходьбы на голодный желудок? От вида пирогов на прилавке у меня потекли слюнки, а вот желудок сжался отнюдь не от голода. Я невольно оглянулась через плечо, снедаемая чувством, что за мной следят. Пришлось напомнить себе, что одинокой женщине здесь небезопасно. Я на всякий случай шагнула ближе к центру дороги. Уж лучше уворачиваться от медленно ползущих повозок, чем вдруг очнуться где-то в переулке.

Солнце постепенно садилось, и фонарщик один за другим зажигал газовые фонари, но их было слишком мало и расположены они были очень далеко друг от друга. Дневной Лондон со всеми своими видами и звуками постепенно ускользал, уступая место мрачному, наполненному туманом ночному брату. Появлялось все больше продажных женщин в откровенных одеяниях. В питейных заведениях гуляли все громче, и посетители временами высыпали наружу покурить или подраться. Лавочники прятали товар. Уличные торговцы устало тащили свои тележки домой. Мужчины в низко надвинутых шляпах беспокойно поглядывали по сторонам. В одном из пабов кто-то колотил по клавишам пианино и громко пел. И даже среди всей этой шумной ночной жизни чувство, что меня тайком преследуют, только усиливалось. Теперь я понимала, как глупо было с моей стороны отправиться в подобные места вечером в одиночку. Я свернула в переулок, затем в другой, пытаясь оторваться от преследователя, однако все равно мельком увидела его сзади. Гидеон?.. Неужели охотница опять стала дичью?.. Под корсетом болезненно колотилось сердце. Я заметила брошенную телегу в небольшом открытом дворике и поспешно за нее нырнула. Прячась там, я не сводила глаз с улицы, по которой только что шла. Я заставила себя успокоиться, отогнала тревожные мысли, чтобы не мешать ведьмовскому чутью уловить чужое магическое присутствие. Другую ведьму или ведьмака… Я что-то различила…

– Элизабет…

На мое плечо опустилась рука, и я вскрикнула. А затем, развернувшись, с изумлением увидела Эразмуса.

– Вы меня до смерти напугали!

– Простите…

Стряхнув его руку, я вышла из укрытия и принялась мерить дворик шагами.

– О чем вы только думали? – требовательно спросила я дрогнувшим от одновременно облегчения и гнева голосом. – Могли бы и предупредить.

– А если бы это был не я? – Эразмус ступил в неровный круг света фонаря у входа в дворик. – Одинокой женщине здесь опасно, не говоря уже о том, в каком положении находитесь лично вы.

– Я более чем способна о себе позаботиться.

– Как правило, да, но я вижу, насколько вы подавлены из-за Теган. Вы не способны мыслить ясно.

– Вы настолько хорошо меня знаете, что теперь уже мои мысли читаете?

Эразмус вздохнул и виновато поднял руки.

– Простите, погорячился.

– Я вам не глупая истеричка, за которой необходимо следить.

– Конечно. Вы сильная и разумная женщина. Именно поэтому я уверен, сейчас вы уже поняли, что таким образом Теган не найти. Прошу, Элизабет, давайте вернемся домой.

Эразмус протянул руку и взглянул на меня так, как не смотрят на тех, кто всего лишь вверен заботам. В его глазах светилось искреннее беспокойство. Тепло. И этот взгляд сказал мне больше, чем просто слова.

Я молча кивнула и взяла протянутую руку. Мы вместе выбрались из сплетения улочек, а когда вышли к Холборну, Эразмус остановил экипаж.

19 Теган

Очнувшись, я увидела только тьму, настолько черную и давящую, что мне пришлось успокоить себя глубокими, медленными вдохами. Я закрыла глаза. За ними прячется темнота иного рода – твоя собственная, над которой властвуешь ты сам. А вот открыть глаза и увидеть лишь удушающий мрак вокруг… с этим справиться сложнее. Я не шевелилась, ожидая, когда окончательно приду в себя. Я почти не различала звуков, лишь приглушенный гул. Может, колеса?.. Сквозь то, на чем я сидела, временами проходила дрожь. Голосов не было. Еще что-то, очень тихое… слово стук капель воды о камни. Пахло сыростью, застарелой плесенью и воском – скорее всего, свечным. Свечи! Я снова открыла глаза. Они вроде привыкли к темноте, но мне это помогло мало. Я увидела лишь едва заметное свечение впереди, в виде прямоугольника. Дверь. Крепкая. Ладно, по крайней мере, отсюда есть выход. Я ощупала пространство вокруг себя и поняла, что я на постели – вот грубые одеяла, подушка. Я потянулась к краю кровати. Ага, вот и тумбочка, а на ней – свеча. И спички! Я зажгла одну дрожащими руками и поднесла к фитилю.

Комната без окон. Похоже, все выстроено из очень старого кирпича. Воздух проникал лишь через две отдушины, высоко расположенные в дальней стене. Я обнаружила стойку для умывальных принадлежностей с кувшином воды и миской, ночной горшок под узкой кроватью, стул, стол с парой книг и сложенной одеждой, корзинку с несколькими фруктами и немного хлеба с сыром. И все.

Что же произошло? Я снова мучилась от ощущения, что у меня самое тяжелое в мире похмелье, однако накануне я не выпивала. На мне по-прежнему белое хлопковое платье с нижними юбками – то, во что я была одета, когда Элизабет спасла меня от плена в доме Гидеона и близняшек. Я помнила лес. И Элизабет. И Гидеона. А потом… В памяти царил туман, кажется, я куда-то упала.

Мы снова прошли сквозь время, не иначе. Это явно не Бэткомский лес. Я взяла со стола платье. Ничего особенного, коричневый с кремовым клетчатый хлопок. Наверное, такое носила бы служанка в выходной день, если он у нее случался. Однако платье было сделано из многих ярдов ткани, с нижними юбками и пышными у плеч рукавами. Похоже, девятнадцатый век. Скудная мебель, спички, книги – все это явно не принадлежало временам гражданской войны. Куда же Гидеон меня затащил? И что случилось с Элизабет? Удалось ли ей спастись? Я помнила стук копыт, за ней мчались всадники. Там был кто-то еще. Да, я видела его лицо. Друг Элизабет, Уильям. Она говорила, что его повесят, если поймают. И… ох! Что же случилось с Алоизиусом? Я проверила карман – мышонка там не оказалось – и принялась осторожно ощупывать постель.

– Алоизиус? Где ты, маленький?

Я не могла вынести мысли, что он остался в другом времени. А затем краем глаза уловила, как в тени что-то едва заметно шевельнулось. Я опустила дрожащие ноги на пол, слезая с кровати, и присела на корточки.

– Алоизиус, это ты?

Из-под умывальной стойки медленно выбрался мой старичок. Я тут же подхватила его и заплакала от радости. Слезы брызнули на мягкую белую шерстку, слегка смывая с нее грязь. Глупо, но его присутствие меня невероятно утешило. Я раздобыла кусочек ткани и принялась обтирать мышонка водой, пока он не стал чище. Он словно вывалялся в угольной пыли, но я была уверена, что мы не в шахте.

Потом мы с Алоизиусом поели хлеба и сыра.

– Что бы нас ни ждало впереди, дружок, надо подкрепиться, верно?

В комнате стало очень холодно, и я надела платье. По крайней мере, ряд пуговиц был спереди, так что мне удалось застегнуть его до самого верха. В голове наконец прояснилось. Наступил час обратиться к магии. Я не знала, откуда взялась такая слабость – то ли это последствия перехода, то ли Гидеон наложил на меня очередное заклятие. Так или иначе, если я намерена выбраться из своей маленькой и грязной тюрьмы, мне надо использовать очень крутую магию.

Я встала посреди комнаты и абстрагировалась от всего вокруг. Там, в общем-то, почти ничего и не было. Я сосредоточилась на собственном теле, прислушиваясь к сердцебиению, к пульсированию крови в венах, к тихому шелесту медленного дыхания. Я ощутила, как приходит в движение сама моя сущность, тот уголок души, что хранит в себе магию. Воссоединиться с этим местом – истинное наслаждение. Светлая магия чиста, сильна и прекрасна, и для меня всегда будет самым поразительным, что она живет во мне. Я попыталась позвать сестер-ведьм, дотянуться до них, надеясь на чудо – вдруг я смогу отыскать Элизабет. Однако меня не удивило, что ответа не пришло. Ни одного. Как будто я транслировала свое сообщение на совершенно неверной частоте. Или мой сигнал кто-то блокировал. То же самое случилось, когда я попробовала размяться на каком-нибудь заклинании. Я захотела поднять со стола книгу, но сумела лишь едва заметно ее шевельнуть. Затем я попробовала сильнее разжечь пламя свечи. Оно немного потанцевало, и все. Нет, наверняка я не просто торможу из-за перехода. Гидеон наложил на меня чары, причем сильные. Как он сумел? Ведь со всеми умениями, мастерством и опытом, которого я набралась, я явно сильнее. Как же Гидеон смог полностью подавить мою магию? Я что, правда настолько жалкая? Наверное, я заслужила, что меня заперли и вот так ткнули носом в мою бесполезность. Неужели все мое обучение и путешествия были всего лишь затянувшимся академотпуском?

Минуту самобичевания резко прервали шаги. Мое чутье по-прежнему реагировало на приближение человека, пропитанного магией до самых костей. Алоизиус зарылся в карман юбки. Щелкнул замок, и дверь распахнулась.

– Доброе утро, Теган, – произнес Гидеон с подобием приветливой улыбки.

– Разве? Здесь сложно понять, – ответила я.

– Необходимые меры, – пожал плечами Гидеон и, заперев дверь снова, спрятал ключ в карман жилета. Поверх него Гидеон был одет в элегантный длиннополый сюртук. Он снял с головы шляпу-котелок и небрежно уронил на стол. Если переход как-то и повлиял на Гидеона, то виду он не подавал. – Прошу прощения за возможные… неудобства. Заверяю, снаружи светит солнце.

– Рада слышать. Хотя предпочла бы увидеть своими глазами.

– Ты не пробудешь здесь долго.

Гидеон шагнул ближе. Мне тут же захотелось отодвинуться, но я сдержалась. Я не в состоянии сражаться, и, как бы мне ни хотелось заорать и выместить на Гидеоне злость, я не доставлю ему удовольствия видеть меня в расстроенных чувствах. Если я намереваюсь убраться из этой камеры, куда он меня так ловко засадил, и рассеять его чары, надо сделать это таким способом, какой Гидеон не предусмотрел. Он почему-то выбрал далеко не такое сильное заклятие, как в Бэткоме. Я до сих пор относительно ясно соображала. У меня работали мозги, и я должна пустить их в ход.

– Слушай, я понятия не имею, чего ты хочешь. Знаю только, что хочешь ты этого просто невероятно, раз так напрягаешься. Таскаешь меня туда-сюда во времени, прячешь. Почему бы тебе наконец не признаться мне, зачем ты все это затеял? Мы же все-таки однажды были близки.

Актриса из меня никудышная, но на этот раз ставки были слишком высоки. Могла ли я действительно убедить Гидеона, что раз уж он когда-то меня покорил, я снова попадусь на его удочку? Стоило попытаться. Элизабет всегда говорила, что слабость Гидеона заключается в его высокомерии.

– Ах, Теган, насколько бы было проще, если бы мы с тобой работали вместе, – произнес он и скользнул взглядом в вырез моего платья. – Наряд тебе идет.

– В самом деле? – Я старалась говорить ровно.

– Видеть тебя в женственном одеянии – редкое удовольствие.

Гидеон мягко коснулся моей шеи пальцами, лаская кожу. У меня тут же сжался желудок. Я знала, на что способен этот человек. Что скрывается под привлекательной внешностью. Я никогда не забуду истину, которую Элизабет показала мне в зачарованном пруду за домом. Может, Гидеон и похож на красавца-героя, но он чудовище, он насквозь гнилой, до самого черного сердца. Как я ни сдерживалась, по коже все равно пробежали мурашки. Гидеон улыбнулся, опуская руку ниже, и зашептал, обжигая мое ухо дыханием:

– Ты очень особенная, Теган. Элизабет даже не представляет, насколько. И ты тоже не представляешь. Мне повезло заполучить, скажем так, могущественного друга. Кое-кого, кто пролил мне свет на магию, что в тебе живет. У Элизабет такого преимущества не было. Если бы ей показали то, что и мне, она бы стала гордиться тобой, тем, кем ты стала. Интересно, она хоть немного ревнует? Повод у нее есть. Ты, в конце концов, молода и выросла красавицей. Такой милой ведьмочкой.

Гидеон обхватил меня руками за талию и притянул к себе. В кармане завозился Алоизиус. Я заставляла себя не сопротивляться, не выдавать отвращение. Я молча позволила Гидеону обнимать меня, утыкаться носом в шею. Перед зажмуренными глазами на мгновение возник его истинный демонический облик.

– Притворяешь, ведьмочка моя? – поинтересовался Гидеон. – Кого ты пытаешься обмануть? – произнес он, мягко целуя мою шею.

Мысли о Гидеоне вызывали у меня омерзение, ведьмовское чутье трепетало от ужаса от его прикосновений, но тело отзывалось иначе. Как Гидеон мог так на меня влиять?

– Ты стараешься убедить меня, что до сих пор испытываешь ко мне чувства, или же себя, что все-таки не испытываешь? – дразнил он, спускаясь поцелуями ниже.

И я не выдержала.

– Нет! – крикнула я, отпихивая его изо всех сил, и попятилась, пока не уперлась спиной в сырую кирпичную стену. Я принялась тереть кожу, словно могла так избавиться от воспоминания, как меня касались его губы.

Гидеон расхохотался.

– Ей-богу, Теган, плохо стараешься.

Я бросилась на него в ярости. Да, глупо; то же самое было и в Бэткоме. Но Гидеон всегда толкал меня на безрассудные поступки. Я так и не сумела ему врезать – он развернулся и, даже не дотронувшись, отшвырнул меня. Я врезалась в стену и сползла вниз, задыхаясь от боли. Я была в шоке. Это слишком мощно, даже для него, а он словно и не приложил никаких усилий. Если Гидеон теперь способен творить такое без особого напряжения, то с тех пор, как он вернулся из Летних земель, он стал куда опаснее. Мысль заставила меня еще сильнее отчаяться. Сквозь боль пробилось ощущение, что приближается кто-то еще. С той стороны двери донеслись приглушенные шаги. Я почуяла магию, близкую и яростную. Может, Элизабет? Сумела ли она за нами проследовать?

Гидеон провернул ключ в замке и распахнул дверь. Я затаила дыхание, не смея надеяться. Однако в комнату вошла не Элизабет. В тусклом свете свечи возникло совсем другое, хотя и знакомое лицо. Вернее, два лица.

– На этот раз Лукреция и Флоренция позаботятся о тебе получше, – произнес Гидеон. – Они мне обещали, верно, девочки?

Близняшки закивали с такими тошнотворными жеманными улыбочками, в которых явно отражалась смесь страха, благоговения и преданности.

– Отправлюсь по делам, – сообщил мне Гидеон, а затем, вручив ключ Лукреции, взял со стола шляпу и вновь надел ее. – До скорого.

И он ушел, а я осталась сидеть на полу, обнимая ноющие ребра, наедине с ядовитыми сестричками и без малейшего представления о том, что же мне делать.

20

Миссис Тиммс решила, что должна лично вернуть мое доброе здравие. Она постоянно суетилась и мельтешила, возвращаясь с очередными подносами еды, пока я не начала сходить от этого всего с ума, хотя, конечно, понимала, что миссис Тиммс хочет как лучше. Когда я спросила Эразмуса, как же он объясняет свои странные исчезновения и долгое отсутствие, он улыбнулся и рассказал, что и мистер, и миссис Тиммс тоже времяходы! Мне было сложно сопоставить эту пожилую, слегка комичную пару с рискованным и полным приключений хождением во времени. Очевидно, они десятилетиями успешно занимались своим ремеслом, а затем наконец удалились от дел – завели себе небольшую гостиницу и стали поддерживать Эразмуса как в роли времяхода, так и в роли искусного мастера переплетного дела и коллекционера антикварных книг.

Я уже пыталась позвать Теган или почуять ее присутствие, но не ощутила ни следа и как могла отгоняла мрачные мысли. Все же мне удалось мельком уловить Гидеона. А каким бы Гидеон ни был, он явно не безалаберный и не безрассудный – наверняка сделал все возможное, чтобы Теган пережила переход.

С утра я взяла шляпку, которой меня снабдила миссис Тиммс, и спустилась из гостиной на первый этаж. Там находились две комнаты: кухня в задней части дома, с дверью в кухню миссис Тиммс, и магазин. Последний был скорее выставочным залом для прекрасных книг Эразмуса и некоторых его самых тонких и умелых работ. Они лежали в стеклянных шкафчиках и в полукруглом окне-витрине. В магазине располагалась высокая стойка с запертым денежным ящиком и учетным журналом для заказов. Продавца не было, однако стоило двери открыться, по всему дому разносился звон большого медного колокольчика. Он и выдал мое намерение выйти из дома. Со второго этажа тут же примчался Эразмус.

– Куда вы собрались?

– Подышать свежим воздухом.

– Шатаясь по улицам, вы ее не найдете. Мы вроде бы уже выяснили это вчера.

– Я не могу сидеть взаперти, как больная курица. Со мной все в полном порядке. Я должна хоть что-то сделать!

– Вы весь город исходить собираетесь? Сколько дней, недель, месяцев вам понадобится, чтобы пройти по каждому камешку брусчатки?

– Так у меня будет больше возможности найти этот след, что-нибудь почуять…

– Если вы каким-то чудом пойдете в верном направлении. – Эразмус шагнул ближе. – Элизабет, ваши знания о Гидеоне, о том, как он мыслит и что заставляет его удерживать Теган – вот что поможет нам их найти.

– Я устала ломать голову. Понятия не имею, зачем ему Теган, почему он притащил ее сюда. Раньше я думала, что понимаю, но теперь – нет.

– Гидеон наверняка ждет, что вы начнете его искать. Вы скрыли собственное присутствие? – Увидев мое выражение лица, Эразмус продолжил: – Нет, как я и думал.

– Может, это единственный путь – проявить себя, чтобы Гидеон сам ко мне вышел.

– Элизабет, вы подвергаете себя страшной опасности. Он уже пытался от вас избавиться и с радостью выдал людям Кромвеля, чтобы те вас повесили…

Не дав Эразмусу договорить, я развернулась и вышла за дверь.

– Вернусь до темноты.

Стоял яркий день, совершенно не подходящий моему настроению. Сквозь выстроившиеся вдоль широкой улицы подстриженные деревья падали лучи солнца. Здесь располагалась аристократическая часть Лондона с изящными, раскрашенным в пастельные тона георгианскими домиками по обе стороны дороги. Здешние магазины торговали лишь тем, что могли себе позволить горожане с определенным достатком – швейная мастерская, ателье, шляпный магазин и тот, где продаются только зеркала, аптека и пекарня. В других зданиях в основном обитали люди. Улица изгибалась, уводя к соблазнительно цветущей зелени, и я уже вскоре прошла сквозь железные ворота в поблескивающей черной ограде и шагнула на поросшую травой тропинку парка. Как хорошо было наконец подышать свежим воздухом, да и в этой части города он был достаточно чистым. Пусть тяжелые юбки викторианского платья и мешали, я все же поднялась на вершину холма Примроуз, откуда открывался великолепный вид на Лондон. Передо мной лежал весь город, и знакомые места, высветленные ярким солнцем, тут же бросались в глаза. Я быстро нашла среди плотно выстроенных домиков и более величественных построек собор Святого Павла, затем и новенькую крышу Вестминстерского дворца. И все это огибали темные воды старушки Темзы с точечками лодок, широких барж и грузовых судов, медленно входящих в порты. Я глубоко вздохнула, вновь обретая силы благодаря прекрасному виду и возможности побыть под открытым небом. Затем я на мгновение закрыла глаза и прислушалась, стараясь уловить что-нибудь от Теган. Тишина. Вместо этого я ощутила, что за мной следят. Я помнила, о чем предупреждал Эразмус, однако чужое присутствие не казалось зловредным. И, открыв глаза, я увидела перед собой девочку. Она жила среди нищеты и тягот. Бедняки обитали даже в столь процветающем районе. Однако, несмотря на поношенную одежду и отсутствие обуви, девочка была аккуратно причесана. Значит, не бродяжка. Лет восьми, может, постарше – скудное питание влияло на рост и правильное развитие. Девочка наблюдала, как я, зажмурившись, стою перед лучшим видом в Лондоне, и явно считала меня странной.

– Вы молитесь, миссис?

Я улыбнулась.

– Можно и так сказать.

– Я молюсь перед сном. Чтобы ночью меня хранили.

– Наверняка ты очень стараешься.

Девочка пожала плечами и потерла глаз. Присмотревшись, я заметила, что она мучается от инфекции, и если оставить как есть, начнутся проблемы со зрением. А мать девочки вряд ли обладала необходимыми средствами или знаниями.

– Как тебя зовут? – спросила я.

– Лотти.

– Послушай, Лотти, я могу помочь тебе с глазом. Живу я недалеко. Если пойдешь со мной, я дам тебе лекарство.

Лотти машинально попятилась, а я отругала себя за такую глупую и неосторожную прямоту. Конечно, девочка никуда не пойдет со странной женщиной, которую только что встретила в парке. К нам тут же подбежало еще с полдюжины детей. Один схватил Лотти за руку, другой выкрикнул ее имя, и все они ринулись вниз по холму, подпрыгивая и повизгивая, как стадо поросят. Лотти оглянулась на меня в последний раз, а затем дети шустро исчезли в переулке.

Встреча с девочкой лишь слегка отвлекла меня от размышлений, зато значительно повлияла на настроение. Я наконец смирилась с тем, что Эразмус прав. Сколько бы я ни бродила по улицам, найти Теган таким образом мне не удастся. Искать вслепую нельзя. Гидеон умен, и единственный способ его перехитрить – это вести себя еще умнее, хитрее и коварнее. Я отвернулась от сверкающего города и поспешила обратно.

Эразмус сидел в гостиной у окна и читал. Он был одет в домашний жакет из темно-красного бархата. Волосы, слегка тронутые серебристой сединой, неаккуратно падали на воротник. Завидев меня, Эразмус поднялся.

– Не ожидал вас так рано.

– Я должна извиниться. – Я сняла шляпку и положила ее на ближайшую стопку книг. – Не стоило отмахиваться от ваших советов. Вы, конечно же, правы. Надо понять, что Гидеон затеял, чего он хочет и зачем ему Теган, или нам ее никогда не найти.

– Ничто не приводит мысли в порядок лучше, чем вид с холма Примроуз, – заметил Эразмус, принимаясь расчищать стол и лихорадочно искать место, куда переставить книги и стопки бумаг.

Впрочем, занятие это ему быстро надоело, поэтому Эразмус просто-напросто смахнул все на пол.

– Пора за дело! – объявил он и развернул огромный лист бумаги, чьи концы пришлось придавить к столу чернильницей, пресс-папье и двумя томами Британской энциклопедии.

Эразмус потер ладони, потом взялся за огрызок карандаша и размашисто написал «Лондон 1851» вверху листа.

– Начнем с Теган, – произнес он и посмотрел на меня. – Расскажите мне об этой вашей девочке, Элизабет. Кто такая Теган?

Я встала рядом. Из окна на лист падал яркий, почти жизнеутверждающий солнечный свет.

– Когда мы только познакомились, она еще была ребенком. Заблудшей и всеми покинутой душой. Или, по крайней мере, просто плывущей по течению. Одинокой.

– И вы… увидели в ней что-то знакомое? Возможно, что-то общее с собой?

– Вы уже так хорошо меня изучили, Эразмус? – удивилась я.

Он широко улыбнулся.

– Вероятно, да. Но мы уходим от темы. Расскажите мне не о юной Теган, а о взрослой, к которой вы вернулись. Она изменилась?

– Очень сильно. Из нескладного подростка она стала молодой девушкой. В ее возрасте пять лет – это существенно. И, думаю, Теган обрела уверенность в себе.

Я умолкла, вспоминая наше недолгое время в коттедже «Ива», прежде чем мы начали прыгать туда-сюда сквозь века. Мы часами беседовали, стараясь заполнить пробелы и исцелить боль потерянных лет. А когда мы вместе использовали магию, я чувствовала, что рядом со мной человек, который действует со знанием и смелостью.

– Помню ощущение ее силы, – продолжила я. – В душе Теган всегда жила магия, врожденная, но спящая. А теперь все ее существо буквально запело. Теган рассказывала, как многие месяцы, даже годы путешествовала по миру и училась у самых талантливых и почитаемых ведьм.

– Прилежная и преданная делу ученица. Кажется, вы зажгли в ней особую искру.

– Если бы я только могла с ней остаться. Как бы я хотела сама увидеть ее расцвет!

– Возможно, если бы вы остались, его бы и не случилось. В конце концов, Теган не захотела бы так вас покинуть. Так что… – Эразмус делал короткие пометки. – Запишем следующее… Что мы имеем: целеустремленная последовательница, обучающаяся магии, исполненная силы девушка, которая серьезно относится к своему делу, посмотревшая мир, широко образованная воспитанница.

– Полагаю, ее уже нельзя называть воспитанницей. Она полноправная, уникальная зрелая ведьма.

Эразмус записал мои слова большими буквами и, подчеркнув их, выпрямился.

– Думаете, Гидеон знает, что попало в его руки? Понимает, как она изменилась?

Я кивнула.

– Наверняка.

– То есть, – медленно произнес Эразмус, – мы приходим к выводу, что теперь ему важна сама Теган. Раньше она была способом добраться до вас или же отомстить, но сейчас…

– Сейчас ему интересна именно она. Он хочет получить Теган.

– Похоже на то.

– Но он должен понимать, что она никогда не захочет быть с ним. Ни как любовница, ни как ведьма, ни в любой другой мыслимой ипостаси. Хотя Гидеон невероятно высокомерен, даже он знает, что Теган никогда не простит ему старый обман. И что ее отвращает его темная магия. Теган уже не впечатлительная девочка-подросток, которая почти не владеет собственными чувствами. Более того, судя по ее рассказам о путешествиях и обучении, по ее взглядам на магические силы и связанную с ними ответственность, она никогда не смирится с поведением Гидеона.

– Как вы говорите, он все это понимает. И у него была масса времени на размышления. На что же он надеется?

Я покачала головой.

– Не представляю.

Эразмус дотянулся до шнурка и позвонил в колокольчик.

– Надо подкрепиться. Пусть добрая миссис Тиммс принесет нам что-нибудь перекусить и выпить. Отдохнем, а потом продолжим делать записи, и вы, моя дорогая Элизабет, вспомните все, что Теган поведала вам о своем обучении.

– Все?

– Да. Я полагаю, вашего заклятого врага интересует то, что она узнала, произошедшая в ней перемена, может, некий дар. Как только мы это выясним, нам раскроются и намерения Гидеона.

Так мы и провели в гостиной большую часть дня – я копалась в памяти, а Эразмус делал пометки и задавал всевозможные вопросы, какие только приходили ему в голову. Я рассказала о времени, которое Теган провела на уэльском острове, как она следовала кельтским традициям. И о поездке в Америку. Я вспомнила те крохи, которыми Теган поделилась о путешествии по ледяным красотам Сибири. А еще – то, как она побывала на севере Сахары; впрочем, Теган не успела поведать мне, чему там научилась.

Когда мои знания о Теган иссякли, мы взялись за Гидеона. Я справедливо заключила, что раз уж ему действительно нужна именно Теган, то в Бэтком он вернулся для того, чтобы избавиться от меня. В конце концов, Гидеон понимал, что там я встречу дорогих мне людей, например, Уильяма, или же тех, кто меня узнает и захочет повесить как ведьму. Военное время Гидеон выбрал не только потому, что питался его темной силой, но и чтобы увеличить мои шансы погибнуть. Что же касается прибытия в Лондон… ну, Эразмус тоже больше любил городскую жизнь, вот и Гидеон, думала я, разделял подобные предпочтения.

– Но почему именно это время? – спросила я. – Почему этот год, этот день?

– А вот это, – произнес Эразмус, откидываясь на спинку стула, и надкусил мясной пирожок, – недостающий кусочек мозаики.

Я подошла к окну, уставшая от долгого мыслительного процесса и расстроенная отсутствием успехов. Сощурившись, ведь солнце по-прежнему светило ярко, хотя уже было почти четыре, я увидела толпу детишек, а среди них – Лотти. Она наблюдала за домом. Наверное, проследила за мной, когда я возвращалась.

– Я кое-кому нужна, – сказала я Эразмусу и поспешила вниз, с облегчением понимая, что могу заняться тем, в чем разбираюсь.

Снаружи царила приятная атмосфера расслабленности. Здесь не было людных улиц и галдежа рынков, которые свойственны центральной части большого города. Примроуз-хилл привлекал если и не безмятежной идиллией, то по крайне мере спокойствием. Однако эти живущие впроголодь дети напоминали, что цену богатства одних людей платят другие. Я пересекла улицу и улыбнулась Лотти. Она окинула меня осторожным взглядом, будто разрывалась между страхом и желанием получить помощь.

– Рада, что ты меня нашла. Глаз наверняка очень болит, да? Пойдем, подлечим его.

Я протянула руку. Лотти медлила. Она оглянулась на друзей, двое из которых попятились, а один рьяно закивал.

– Ладно, – сказала девочка, а затем, так и не взяв меня за руку, шмыгнула к двери дома.

Я провела девочку через магазин, если его можно так назвать, на кухню. Миссис Тиммс чаще всего готовила для Эразмуса у себя, и его собственная кухня была небольшой и чистой, даже, пожалуй, слегка необитаемой. Однако там имелось все необходимое, что весьма впечатлило Лотти. Девочка озиралась так, будто попала в сказочное место. Она обошла всю кухню, осторожно касаясь то безупречной столешницы, то блестящих медных горшков и кастрюль, и восхищенно разулыбалась при виде крана.

– У вас в доме вода, миссис?!

– Да. Можешь открыть кран, если хочешь.

Когда вода так резко хлынула в фарфоровую раковину, что брызги окатили саму Лотти, она радостно засмеялась, а потом повернула ко мне мокрое личико. Я выдвинула стул.

– Сядь сюда, чтобы я посмотрела на свету.

Девочка послушно устроилась, уже расслабившись и наслаждаясь вниманием. Инфекцию она явно подхватила давно. Такой тяжелый случай конъюнктивита не только причинял боль, но и мог закончиться слепотой.

– Как долго у тебя беда с глазом?

Лотти пожала плечами.

– Не знаю, миссис. Оно то есть, то нет.

– А матушка его промывает?

– О да. У меня даже есть особая тряпица, ее никто, кроме меня, не трогает. Мама хранит ее для моего глаза.

– Замечательно, – отозвалась я, содрогнувшись внутри от мысли, как микробов любовно возвращают глазу с каждым использованием драгоценной тряпицы.

Если бы я была в коттедже «Ива» в двадцать первом веке, то использовала бы антибиотики, чтобы избавить девочку от инфекции за считаные дни. Если бы у меня был доступ к матушкиной фармакопее семнадцатого века, то я изготовила бы смесь очанки и ромашки, аккуратное промывание которой – всегда новой и чистой тряпицей! – вполне помогло бы вылечить глаз. В эпохе, где я сейчас оказалась, была возможность обратиться к доктору или сходить в аптеку, однако я переживала, что это, скорее всего, мой единственный шанс помочь Лотти. Она может и не вернуться сюда или не согласиться пойти к врачу. Поэтому наступила пора действовать. Я открыла газ и чиркнула спичкой, а потом поставила на огонь чайник.

– А что вы будете делать? – с тревогой спросила девочка.

– Вскипячу воду, потом остужу в миске, ведь больной глаз лучше всего промывать именно кипяченой водой. А пока она будет остывать, мы с тобой попьем чаю с отменным печеньем миссис Тиммс. Что скажешь?

Оказалось, Лотти та еще болтушка. Она рассказывала про семью – мать, которая берет на дом стирку, отца, работающего в дубильне в районе Чок-Фарм, и трех старших сестер. Лотти, на самом деле, было уже десять лет, и она единственная из семьи до сих пор посещала школу.

– Три утра в неделю, – гордо сообщила она. – А остальное время работаю в туннелях. Но сегодня слишком хороший день, чтобы сидеть под землей, поэтому мы сбежали и пошли в парк. Может, получим за это, старый мистер Антробус ужасный зануда. Папа говорит, что такой может в любой серебряной подкладке найти тучку. Я совсем не понимаю, о чем он, но это меня всегда смешит! – радостно разулыбалась Лотти, прикончив вторую печенюшку.

– А что за туннели, Лотти?

– От канала до железнодорожной станции. – Заметив мой удивленный взгляд, Лотти пояснила: – Мы помогаем загружать и разгружать повозки. По воде приходит уголь и другие штуки, а потом их перекладывают на повозки, и мы ведем пони по туннелям к самому Кингс-Кроссу, там его отправляют поездами, которые развозят эти штуки по всей стране. В большие дома, на фабрики, везде. А некоторые даже на побережье. Вы когда-нибудь были на побережье, миссис?

– Да. Там очень красиво.

– Ой, я тоже туда хочу!

– Надеюсь, однажды ты туда попадешь. А сейчас посиди-ка смирно, только немного запрокинь голову. Вот так, отлично.

Я осторожно промыла глаз Лотти прохладной подсоленной водой. По правде говоря, это всего лишь облегчило бы боль, но не избавило от инфекции. Нужно кое-что посильнее. Капелька магии. Я осторожно накрыла глаз Лотти ладонью и прошептала благословение, взывая к Богине земли и ее пестующим силам с мольбой очистить дитя от хвори. Воцарилась особая тишина. Замерла даже Лотти. Моя ладонь вдруг нагрелась, и я знала, что девочка ощутит жар, который не причинит ей ни боли, ни неприятных ощущений.

Через миг все закончилось. Я отставила миску в сторону.

– Вот и все, Лотти.

– Все, миссис?

– Скажи матушке, что сегодня промывать не надо.

Девочка просияла.

– Мне уже лучше, правда!

Проводив ее к двери, я проследила, как Лотти побежала к друзьям. Возможность так легко исцелить, напомнить себе, что в мире еще немало работы, что всегда будут те, кто нуждается в моей помощи, меня ободрила.

Только я собралась вернуться к Эразмусу, как вдруг невольно вскрикнула от изумления, заметив на другом конце улицы некую девушку. Она была одета совсем не так, как в прошлый раз, и стояла одна, что само по себе удивляло, однако я совершенно точно смотрела на гадкую близняшку из прислуги Гидеона. Она явно следила за магазином. Должно быть, ее послали за мной шпионить, а значит – Гидеон рядом, и он знает, что в Бэткоме я не погибла. Выходит, Гидеон настолько беспокоился, что отправил ко мне свою приспешницу – мысль странным образом радовала, однако меня тревожило, что мы потеряли возможный элемент неожиданности. Близняшка заметила, что я на нее уставилась, и тут же поспешила прочь. Я рванула за ней, расталкивая мешающих людей и вызывая в свой адрес ругательства и проклятия. Лишь бы не упустить девчонку! Однако она невероятно шустро перебирала ногами, а я еле бежала из-за тяжелых юбок. Расстояние между нами все увеличивалось, и я испугалась, что близняшка улизнет.

– Держи ее! – крикнула я, тыча в нее пальцем на бегу. – Держите девчонку!

Никто не обращал внимания, люди разве что убирались с моей дороги.

– Стой, воровка! Держи воровку!

А эта фраза вызвала разительную перемену. Теперь все жаждали мне помочь. Из дверей тут же вывалился пекарь, однако девица от него увернулась. Два молодых человека преградили ей путь, но она метнулась в сторону. Наконец пожилой чистильщик обуви сумел выставить ногу так, чтобы девица споткнулась и рухнула на мостовую. К тому времени, как я к ней добралась, два прохожих уже вздернули близняшку в вертикальное положение. Люди тяжко трудились, чтобы не умереть от голода, и бережно хранили спасающие их крохи. Таким образом, высшие слои общества презирали воров за факт кражи, а бедняки – потому, что воры брали то, что они сами себе не могли позволить. Девицу держали крепко.

– Я не воровка! – заявила она, едва не брызгая слюной от возмущения с искаженным от ярости лицом. Однако затем она сообразила, что такое поведение ей не поможет, и вмиг преобразилась, чуть ли не падая в обморок на одного из держащих ее мужчин. – Ах! – жалостливо всхлипнула она. – Я ничего такого не сделала, а эта женщина за мной погналась.

К толпе подошел пекарь.

– Если ты ничего не сделала, то зачем убегала?

– Тот, кому нечего скрывать, бежать не будет, – согласилась женщина в замысловатой шляпке.

– Я испугалась! Эта женщина помешанная. Бормотала странные слова, когда я прошла мимо, бессмысленные фразы. А когда она за мной погналась, я была в ужасе. Я же совсем одна…

– Если она воровка, – поинтересовался пекарь, – то что она украла?

Я лихорадочно соображала, что же у близняшки может быть ценного. Ни ожерелья, ни колец я не увидела, да и денег у нее могло не оказаться.

– Мою серебряную брошь, – сказала я. – С воротника. Девица ее стащила и рванула прочь.

– И где она теперь? – спросила женщина в шляпе.

– Нет у меня никакой броши, – заявила близняшка. – Ни в руках, ни в карманах, видите? – Она вывернула карманы платья, а затем продемонстрировала зрителям раскрытые ладони. – Я не заслужила такого бессердечного обвинения.

– Должно быть, девчонка выкинула брошь, – предположила я, зная, что несуществующий предмет никто не найдет, – когда поняла, что ее поймают. Ее следует отвести домой, к родителю или опекуну. Должен же кто-то за нее ответить.

Я надеялась, что произойдет чудо и окружающие со мной согласятся, а девчонке придется отвести меня к своему хозяину.

– Клянусь, я не виновата, – со слезами повторила близняшка, – а эта незнакомка пытается вас всех обмануть. Кто знает, что ей надо… что за человек станет бормотать чужеземные слова перед несчастной девушкой? Кто-нибудь здесь знает эту женщину?

Гидеон выбирал своих маленьких приспешниц мудро. Этой хватило ума догадаться, что здесь я чужая и мне будет сложно объяснить, как я здесь оказалась. Поведение небольшой толпы начало постепенно меняться. Мужчина уже скорее не держал близняшку, а поддерживал. Люди шагнули ближе к обличающей меня страдалице, которой уже кто-то протягивал платочек, чтобы она вытерла слезы. С каждым мгновением я все больше упускала контроль над ситуацией и призвала на помощь заклинание, чтобы ослабить и отвлечь девицу. Выражение ее лица тут же изменилось – она ощутила мои попытки и старалась им сопротивляться. Я усилила нажим до боли, от чего девица взвизгнула. Я надеялась заставить ее показать свою истинную природу. Если бы она начала рычать и плеваться, если она накинулась бы на меня со всей своей ядовитой силой… ну, мы бы увидели, как тогда на нее взглянули бы добрые жители Примроуз-хилла.

К несчастью, у девицы оказалось куда больше выдержки, чем я ожидала. И, возможно, даже на расстоянии, Гидеон еще как-то защищал. Так или иначе, ей удалось выстоять против моего заклинания.

– Отпустите девчонку, – сказал кто-то в толпе.

– Вы, мэм, должно быть, ошиблись, – добродушно, но твердо произнесла дама в большой шляпе. – Наверняка вы просто где-то обронили свою брошь, а заметили только сейчас.

– Переполох из-за ничего, – заключил пекарь, возвращаясь к себе.

Люди потихоньку разбредались. Близняшка же решила довести дело до конца.

– Прошу, – прижалась она к самому красивому из стоящих рядом мужчин, – соблаговолите проводить меня домой. Признаюсь, мне тревожно оставаться одной.

Тут она подчеркнуто уставилась в мою сторону. Молодой человек надулся от важности.

– Конечно, – согласился он, предлагая ей руку, словно они собирались прогуляться по парку. – Доброго дня вам, мэм, – бросил он мне и зашагал прочь со своей гнусной дамой.

В присутствии стольких людей, а также новоявленного кавалера, готового защитить ее от меня, следом отправиться я не могла. Но как же?.. Они уже поворачивали за угол, скрываясь из виду, и я все равно шагнула было вперед, когда мне на плечо опустилась рука.

– Не надо, Элизабет. – Эразмус покачал головой. – Пусть уходит.

– Нельзя!.. Она отведет нас к Теган.

– Вы не настолько глупы, чтобы в это верить. По крайней мере, мы теперь знаем, что Гидеон и его приспешники где-то недалеко. Довольствуйтесь этим.

– Но…

Завидев мое отчаяние, Эразмус заглянул мне в глаза.

– Это существо скорее лишится жизни, чем приведет вас к нему, ведь если она его предаст, он все равно ее убьет. Поверьте мне, Элизабет, так ничего не выйдет, – произнес Эразмус, а затем приобнял меня за талию и увел в дом.

21 Теган

Я ненавидела сидеть в этой темной и холодной комнатушке в одиночку, но с близнецами было еще хуже. Им тоже там не нравилось, и свое недовольство они вымещали на мне – доводили до бешенства, дразнили, а иногда и били. Самой мерзкой была Лукреция, а Флоренция ей во всем подражала. Я сомневалась, что младшая сестра станет так плохо со мной обращаться в одиночку, однако близняшки всегда приходили вместе. Пару раз они мучили меня своей мерзкой магией – оплели мне горло змеиными прядями своих волос и сдавили его, лишь бы посмотреть, как я страдаю. Я, конечно, пыталась с ними бороться, но положение мое было заведомо проигрышным. Хоть Гидеон и не наложил на меня столь тяжелые чары, как в Бэткоме, моя магия по-прежнему оставалась жутко подавленной. Грязная камера не добавляла мне радости. Темнота и пребывание под землей заставляли думать, что я погребена заживо. Что, если однажды близнецы не принесут мне еды и воды? Что, если Гидеон потеряет ко мне интерес или же до него доберутся все те, кто его ненавидит? И я останусь здесь гнить.

Было сложно понять, день сейчас или ночь, ведь в камеру не проникал солнечный свет. Единственной подсказкой, что началось утро, было возвращение близняшек с моим, по их словам, завтраком.

– Смотри, какое угощение мы тебе сегодня принесли, – заявила Лукреция, придя в четвертый раз.

Она поставила корзинку и развернула хлеб. Наконец-то он не был старым и черствым, а восхитительно пах, как будто его только что испекли.

– Ей-богу, – продолжила Лукреция, – я считаю, что тебя балуют. Вот, здесь и сыр, и немного эля. Это неправильно, что мы должны тут носиться ради тебя и сидеть взаперти, когда снаружи такой чудесный солнечный денек.

У меня уже потекли слюнки, но я знала, что просто так мне ничего не достанется. Лукреция заставит меня ждать. Флоренция держалась тише обычного, и, когда она шагнула к свету лампы, я увидела на ее щеке ярко-лиловый кровоподтек, а под глазом – опухший синяк. Близняшка чем-то не угодила своему господину и хозяину. Интересно, чем. А еще интересно, насколько же хватит ее преданности Гидеону. Если начать лупить собаку, через некоторое время она в ответ тебя укусит.

– Скверно выглядит, – произнесла я. – В дверь не вписалась, да?

Флоренция не ответила.

– Следила бы за сестрой, – укорила я Лукрецию. – Могу поспорить, ты младшая, верно, Флоренция? Младших всегда во всем обвиняют.

Та посмотрела на меня все так же опасливо, однако в ее глазах мелькнул интерес. Старшая близняшка недовольно цокнула языком.

– Сама виновата, – заявила Лукреция. – Ее отправили кое-что сделать, а она не справилась. Даже влипла в неприятности. Лучше бы я сама пошла.

Флоренция прижала руку к щеке.

– Я очень старалась. Я же не знала, что случится.

– Тебя не должны были увидеть! За тобой могли проследить. И раскрыть нас. Вот тогда бы ты на самом деле влипла.

Я скрестила руки на груди.

– Похоже, тебе это все пришлось по душе, Лукреция. Ты всегда завидовала сестре? Что ж, понятно. У нее волосы длиннее, чем у тебя, и гуще. И, кажется, больше блестят.

Лукреция нахмурилась, затем нарочито медленно достала из корзины хлеб и сыр и уронила их на грязный пол.

– Ой, посмотри, что же я наделала, глупенькая.

Мне пришлось стиснуть кулаки и до боли вогнать ногти в кожу, чтобы не наброситься на эту девицу.

– Наверняка вам обеим тяжело, – ровным голосом проговорила я, – бороться друг с другом за внимание Гидеона. Как думаете, кто ему больше нравится?

Лукреция не устояла.

– Он никогда бы меня не ударил!

– Он бы так не разозлился на меня, если бы ты промолчала! – сорвалась на нее Флоренция.

– Гидеону надо было знать, насколько ты глупая. Ты могла привести ее к нам.

– Я бы такого не допустила. И я сделала, что он просил. Я нашла, где она живет. Вот зачем меня послали.

О ком они? Неужели об Элизабет? Сумела ли она и правда за нами последовать? И прибыть в нужное время и место…

– И за кем он на этот раз тебя послал? За кем-то из своих бывших подружек? У него их много.

– Они с Элизабет никогда не были любовниками! – выпалила Лукреция, а как только поняла, что натворила, заверещала от ярости и вовсе растоптала хлеб и сыр по полу. – Думаешь, ты такая умная? Чушь! Это ты здесь заперта, а мы приходим и уходим, когда нам хочется. Вспомни про это, когда помучаешься от голода и жажды до следующего раза, может, тогда поведешь себя с нами надлежащим образом! – Лукреция подхватила бутыль эля и вцепилась в запястье сестры. – Пойдем, Флоренция. Пусть она подумает о своих манерах.

Флоренция напоследок оглянулась. И даже в скудном свете я разглядела на ее лице вину или грусть. Или же просто жалость. Это была всего лишь крошечная искорка человечности, однако с ней можно поработать. Когда сестры ушли, я попыталась спасти хоть немного еды, впрочем, без питья мне есть не хотелось. Меня бы уже охватило отчаяние, но мысль об Элизабет, что она рядом и заметила близняшку, вселила в меня надежду. Если бы я только сумела до нее дотянуться… Я старалась изо всех сил. Так или иначе, моей магии преграждали путь. Мне самой преграждали путь.

По полу сновал Алоизиус, выискивая лучшие кусочки хлеба. Я машинально наблюдала, как мышонок грызет найденное. Меня вдруг осенило, и я тут же начала мысленно спорить сама с собой. Слишком опасно! Стоит рискнуть! Не сработает. Но вдруг получится?

Я опустилась на колени и протянула руку. Окончивший трапезу мышонок вскочил на борт, и я поднесла любимца поближе, чтобы заглянуть в блестящие глазки.

– Нам надо отсюда выбраться, мы оба это понимаем, – сказала я ему. – Дело в том, что я тут застряла, а вот ты, дружочек, можешь сбежать.

Я отнесла его в дальний угол комнаты. Вытянув руку и встав на цыпочки, я сумела усадить мышонка в узкую отдушину. Казалось, в стене просто не хватало кирпичей, однако за ними крылся путь на свежий воздух. На поверхность. Я послала Алоизиусу поцелуй и всю магическую защиту, которую мне удалось накопить.

– Найди Элизабет, – попросила я его. – Найди Элизабет и приведи ее ко мне.

Мышонок уставился на меня, словно раздумывал, как поступить. А потом принюхался, будто уловил запах деревьев и рек, травы и пищи, или чего вообще может жаждать волшебная мышь. И тихо шмыгнул прочь.

На меня навалилось страшное одиночество. Теперь я и правда осталась совсем одна. Вдруг я отправила своего верного друга с совершенно невозможным заданием? Сумеет ли он найти Элизабет? Я свернулась на постели под одеялом из грубой шерсти. Не важно, насколько снаружи солнечно, сырой воздух моей камеры проникал в самые кости. Тем не менее я скучала не по теплу солнца, а по его яркому свету, который заставляет щурить глаза, вспыхивает и сияет, отражаясь от всего вокруг.

Я зажмурилась, оживляя в памяти воспоминания об особом, теплом и солнечном месте. На самом деле у меня было всего одно такое, и мысли о нем неизменно согревали.

Когда Элизабет нагрянула в коттедж «Ива», я и сама туда только недавно вернулась. И, честно говоря, едва успела вновь обосноваться после всех своих странствий. Неудивительно, учитывая, сколько всего я увидела, где побывала и что испытала. К дому пришлось привыкать заново. Как будто я ступила на землю после долгого путешествия по морю. Так вот, есть местечко чуть севернее экватора, оазис в дальнем уголке Сахары, где я однажды сидела в тени глинобитной стены и гадала, сумею ли я когда-нибудь еще ощутить холод. Я уже три недели странствовала по пустыне с верблюжьим караваном и привыкла к самой страшной жаре. Теперь я одевалась практично, но странновато, а-ля берберка: свободная длинная рубашка, запахивающаяся юбка до лодыжек, широкополая шляпа, как у австралийского фермера, и туристические ботинки. Голова оставалась в относительной прохладе, солнце не слепило, тело дышало, и на мне не было мозолей. И самое главное – было не страшно наступить на скорпиона или змею. Сперва юбка казалась мне непривычной. Однако американская путешественница, с которой я разговорилась в аэропорту, отметила, что в пустыне нет кустарников или иного прикрытия. Благодаря ей я увидела разницу между тем, как сложно стянуть штаны по зову природы и как скромно можно присесть в просторной юбке. Совет пригодился с самого первого дня, особенно учитывая, что я была единственной женщиной среди дюжины мужчин, которые вели караван сквозь бескрайние пески. С собой у меня был только рюкзак, заполненный в основном водой.

Я быстро привыкла к такому ритму жизни: отдохнуть, поесть, снова в путь, разбить лагерь, поспать, собрать лагерь и опять в дорогу. Я так и не поняла, что влияло на цепочку наших действий. Иногда мы передвигались по ночам, а иногда днем. Мы могли пройти пару часов и остановиться – или же упорно шагали вперед, пока я едва не падала от изнеможения. Я пыталась выяснить, почему так происходит, но знала слишком мало слов на берберском, поэтому разобраться не удалось. Где-то начиналась песчаная буря, поэтому мы должны остановиться. Буря так и не разразилась. Верблюд заболел, поэтому надо отдохнуть. Правда, на мой взгляд, животное было в полном порядке и на следующий день спокойно продолжило путь. Или мы должны достичь колодца, где нас встретит важный человек. Вот только там никого не оказалось.

Плюсом такого странного продвижения по дюнам стало то, что мне пришлось научиться быстро подстраиваться. Я не могла рассчитывать на отдых или шанс пополнить запасы воды, или ожидать, что кочующие по пустыне люди будут со мной нянчиться. Я должна была стать самодостаточной. Большую часть времени я просто-напросто сосредотачивалась на линии горизонта, на очередной возможности попить или поспать. Иногда даже на очередном шаге. Однако случались и мгновения такой красоты и чудес, что невзгоды таяли на глазах, словно лед под солнцем пустыни. Например, размеры закатного солнца, огромного для живущего в Северном полушарии человека. Небо цвета индиго с таким количеством ярких звезд, что, завидев их впервые, я хохотала как безумная, настолько счастливой меня сделало это творение природы. Вкус только что испеченной на костре лепешки, которую мне вручил улыбчивый дедушка; он наверняка думал, что я существо с другой планеты, однако все равно делился со мной всем, что имел. Скорбная, но будоражащая музыка, которую кочевники играли в свободное время, гипнотическая, утонченная и древняя.

Наконец мы дошли до более каменистой местности, где встречались уже не огромные дюны, а низкие холмы из щебенистой породы, созданной из все того же золотистого песка. Через них нам и пришлось пробираться. Грубая почва под массивными мозолистыми ногами была верблюдам не по душе, поэтому двигались мы еще медленнее. А к середине утра остановились. Предводитель каравана, крепкий и жилистый человек, который носил туарегский тюрбан так, что оставались видны лишь глаза, соскользнул с верблюда и поманил меня к себе. Затем слегка стянул ткань и с гордостью кое-как произнес по-английски:

«Здесь. Здесь вот».

Я огляделась, но увидела только бескрайнюю пустоту. Я неделями искала человека, который знает путь к Благословенной Таклит, и меня пообещали доставить в то самое место, где она живет, однако здесь ничего не было. Ни оазиса, ни жилища. Ни-че-го.

«Здесь? Вы уверены?»

Мужчина важно кивнул.

«Здесь вот. Ты быть тут, она прийти».

И он потянул верблюда за поводья. Цепочка из животных, всадников и пеших людей вновь медленно двинулась вперед.

«Погодите! А как долго… то есть, а вдруг она не придет? Как она узнает, что я здесь?» – крикнула я вслед, безуспешно пытаясь сдержать панику.

«Она знать! – донеслось в ответ. – Она знать все».

Хорошо бы.

Я разыскала тенистую сторону огромного, размером с дом камня, проверила, нет ли рядом скорпионов, и уселась ждать, подстелив коврик. Пришлось изрядно напрячь силу воли, чтобы не рвануть вслед за караваном, когда последний верблюд наконец скрылся из виду. Что, если она не появится?.. До ближайшего подобия деревушки две недели пути, и два дня до колодца. Я осталась одна в Сахаре. Ради всего святого, о чем я только думала? Я не договаривалась о встрече с этой женщиной, только разузнала по слухам, кто она такая и где ее можно найти. Ключевое слово – можно.

День становился все жарче. Я глубоко вздохнула. Здесь не то место, где стоит расклеиваться. Я выпила треть запаса воды и съела несколько фиников, затем постаралась расслабиться. Пустыня перестала меня пугать уже через неделю странствий, и повода терять эту уверенность только потому, что я осталась одна, у меня не было. В конце концов, я привыкла к одиночеству. За столько лет.

И тут я услышала голос. Шепот, далекий и неразборчивый. Я попыталась понять, откуда он доносится, но звук отражался от камней. Я встала, затем стянула шляпу и огляделась, прикрывая глаза от солнца ладонью.

«Эй? Есть тут кто?» – позвала я и попробовала произнести берберское приветствие на особом туарегском диалекте тамашек. Ответа не последовало.

Я вскарабкалась по острым выступам на вершину камня, однако и оттуда никого не заметила. Здесь вообще не было места, где мог бы спрятаться человек. Впрочем, бестелесный голос почему-то не пугал, а, напротив, наполнял меня надеждой. Все-таки почему бы легендарной и почитаемой ведьме не уметь скрываться от чужих глаз? Почему бы ей не испытать незнакомку?

«Я ищу Благословенную Таклит», – громко и четко произнесла я.

Шепот стих.

Я скорее ощутила, чем услышала, как кто-то приближается, и развернулась. По каменистому хребту шла женщина с длинным посохом. Одета она была в традиционную для своего племени вышитую рубашку и запахивающуюся юбку, а также, что необычно для женщины, на ее голове сидел тюрбан, хотя лицо оставалось открытым. Ткань трепетала на горячем ветру. На ногах незнакомки я увидела добротные кожаные сандалии с золотой нитью, а вокруг лодыжки – цепочку маленьких колокольчиков, которые позвякивали с каждым уверенным шагом. Женщина шла прямиком ко мне и остановилась, лишь когда сумела ткнуть посохом в мое одеяние. Она усмехнулась, глядя на мою шляпу, затем пощупала волосы и даже приподняла мою губу, чтобы проверить зубы. Она оценивала меня, как животное, которое собиралась купить на рынке, а я терпеливо сносила такое нарушение моего личного пространства. Женщина обошла меня, пробегая пальцами по плечам и спине, а затем подняла мне ногу – осмотрела ботинки.

Наконец она встала передо мной и уставилась на меня гипнотическими зелеными глазами. Она была на несколько дюймов выше и выглядела весьма крепкой. Ее переполняла практически осязаемая магическая энергия, а опаляющее солнце будто и вовсе не тревожило. Я, напротив, изнывала от жары и усталости. Мокрая от пота, я никогда не казалась себе столь далекой от ведьмовства.

«Тощая, – заключила женщина. – И мелкая. Сила есть, но…»

Я вежливо поклонилась, как мне и советовали.

«Встретить вас – большая честь, Благословенная Таклит».

Традиционное приветствие включало в себя вопросы о ее здоровье, семье и о том, как продвигается работа. Однако у Таклит не было семьи, жила она уединенно, а сразу спрашивать ее о магии казалось мне неприличным.

«Ты ведьма», – сказала она, не спрашивая, а утверждая. Может, мой провожатый был прав. Может, она действительно «знает все».

«Склоняюсь перед вами», – произнесла я. Как мне объясняли, вежливости слишком много не бывает.

Таклит приняла комплимент, но возвращать его не собиралась.

«У тебя… травяное колдовство», – махнула она рукой.

«Меня обучали умениям ведуньи, если вы об этом».

«А еще хитрости, – продолжила Таклит, глядя не на меня, а куда-то вдаль. – Ты можешь перемещать вещи с места на место. И так далее».

«Могу, если мне надо, хотя я не назвала бы это хитростями…»

Таклит фыркнула – с таким звуком верблюд прочищает нос от песка.

«Хитрости для ловли дураков, как джинн, который лежит в засаде на одинокого путника».

Ее поведение начинало меня раздражать.

«Иногда я летаю», – поведала я, небрежно пожимая плечами.

Таклит сочла мой козырь не таким уж впечатляющим.

«Ха! Икар подлетел слишком близко к солнцу, и чем он кончил».

«Мне не нужны крылья из воска».

«Солнце плавит тебя даже сейчас», – заметила Таклит.

«Мне надо в тень. И больше воды, вот и все».

«Почему бы тебе их не наколдовать, если ты такая умная, тощая ведьмочка?»

«Вы всегда так обращаетесь с теми, кто к вам приходит, или дело только во мне?»

«Ты сама сюда прибыла».

«Ваша слава простирается далеко».

«А тебе сказали, что Благословенная Таклит – Величайшая ведьма из всех живущих?»

«Возможно. А еще мне, возможно, сказали, что вы раздражительная и злая хамка, которая любит мучить людей, когда способна им помочь».

Таклит аж взвизгнула от смеха, сотрясаясь всем телом, и хриплый звук отразился от камней, разносясь вдоль безбрежных песков.

«Зачем же умная ведьма прошла по Пустыням Мертвых, разыскивая Благословенную Таклит? Если твоя магия настолько хороша, зачем тебе моя помощь?»

«Я хочу учиться у самых лучших, одаренных и сильных».

«Почему же я должна делиться своими огромными знаниями с тобой?» – поинтересовалась Таклит, скривив губы.

«Я надеялась, что вы совершите щедрый поступок. Уважите свои знания и передадите их тому, кто отнесется к ним с благоговением. Но теперь я вас встретила и понимаю: следует надеяться лишь на то, что вы не устоите перед шансом покрасоваться».

Таклит вновь расхохоталась, оглушительно взвизгивая и размахивая посохом.

«Наверное, ты действительно иная. Да, Благословенная Таклит тебя научит, – наконец решила она, но предупредила: – Помни, ты сама этого хотела».

А потом она просто-напросто зашагала прочь, безо всякого приглашения или ободрения. Я поспешила следом, ведь я прошла такой путь не для того, чтобы надо мной сперва посмеялись, а потом бросили. Таклит перебирала ногами без малейших усилий, несмотря на неровную почву. Мне приходилось почти бежать, чтобы за ней угнаться, а она тем временем начала бросать мне условия и требования, даже не глядя в мою сторону и не дожидаясь реакции.

«Ты должна делать то, что тебе приказано. Никаких вопросов без разрешения. Никаких возражений. Блаженная Таклит не опустится до спора. Умная ведьма должна слушать и смотреть, пока ее уши не засорятся услышанным, а глаза не выгорят от увиденного. Она не должна хныкать, плакать, умолять. Она должна выполнить все, если хочет обучиться».

Таклит остановилась так резко, что я чуть на нее не налетела. По мне градом катился пот, и я сильно запыхалась. Лямки рюкзака натирали плечи. Страшно хотелось пить.

Таклит окинула меня взглядом.

«Согласна?»

Я кивнула, отплевываясь от песка.

«Только один вопрос, прежде чем мы начнем».

«Тебе запрещено задавать вопросы без разрешения Таклит», – напомнила она.

«Поэтому я надеюсь, вы позволите мне задать лишь один. Прежде, чем я соглашусь».

Я наконец подняла покрасневшие глаза, чтобы взглянуть в ее, чистые. Пусть я выгляжу как черт знает что, но я по-прежнему упрямое черт знает что.

Таклит коротко фыркнула.

«Позволяю. Один вопрос».

Я глубоко вздохнула.

«Почему вы так хорошо говорите по-английски?»

Она покачала головой.

«С чего ты взяла, что мы говорим по-английски?»

«Ну, я же сейчас на нем говорю и вас понимаю, так что…»

«Так что ничего. Благословенная Таклит, Величайшая ведьма среди живущих, не говорит по-английски. А теперь вперед. Умная ведьма разведет огонь, и мы посмотрим, достаточно ли она умна, чтобы приготовить лепешки».

22

Той ночью я никак не могла заснуть, поэтому вышла наружу, к ночной прохладе. Город спал, потому по дороге на вершину холма Примроуз ни на улицах, ни в парке мне почти никто не встретился. В столь поздний час большинство фонарей уже погасли в преддверии летнего рассвета. Воздух на холме был свежим, живительным, я вдыхала его полной грудью. Мимо пробежало лисье семейство. Мать и три пухленьких детеныша тихо перебирали лапами, возвращаясь с охоты домой, в тайную безопасную нору. Один лисенок подобрался ко мне и понюхал подол юбки, а я погладила его пушистую шерстку, благодарная за возможность прикоснуться к миру природы. Поднявшись, я увидела, что небо над городом уже начало светлеть, и закрыла глаза, не желая упускать остатки священной ночи, чтобы воззвать к сестрам-ведьмам.

Я начала с молитвы Богине и попросила ее о силе, а затем прошептала древние слова, обращаясь к тем, что следовали ведьмовскими путями. Не важно, какой веры и из какого клана. Лишь бы они почуяли, как одна из них нуждается в помощи. Вскоре я расслышала ответные голоса, сперва слабые, но затем они стали все громче и чище. По коже пробежали мурашки, как обычно случается во время такой связи. Из постепенно ускользающей темноты выступали фигуры, кружась вокруг, мелькали лица. Некоторые были мне знакомы, другие – нет, но их привлекла глубина моей мольбы и имя Гидеона. Теперь он пользовался дурной славой среди ведьм, не только за свои гнусные поступки на земле, но и за то, что ухитрился сбежать из заключения в Летних землях. Многие считали, что его необходимо изловить и наказать, и в голосах, что предлагали мне помощь, я слышала злость и даже немалый страх.

Однако никто не мог дать мне ответы. Несколько ведьм подтвердили, что ощущали Гидеона, но он все время перемещается, никогда не появляясь дважды в одном месте, и о Теган никто не слышал. Присутствие других ведьм меня утешало, пусть они могли находиться и за многие мили, но меня все сильнее охватывало граничащее с отчаянием разочарование, ведь они не сумеют мне помочь.

Над водой Темзы забрезжил рассвет, а значит, домой я вернусь ни с чем. Эразмус вновь усадит меня за наши заметки, к петелькам и стрелочкам, теперь покрывающим весь лист на столе, уверенный, что можно отследить связи, сделать выводы и что именно там скрываются все ответы. Ответы на одни и те же вопросы: где Гидеон держит Теган, что он от нее хочет и что намерен с ней сотворить.

Погода оставалась жаркой даже ранним утром, поэтому, когда я свернула на нужную улицу, я уже успела взмокнуть под всеми этими юбками и идиотским корсетом. О, как же я все эти годы страдала от веяний и прихотей моды! Какие же они все глупые, а объединяет их стремление превратить женщину в вещь и доставить ей как можно больше неудобств. Однако от гневных мыслей меня отвлекла открывшаяся мне картина. У дверей дома Эразмуса толпилась кучка детей, они пихали друг друга, стремясь поскорее переступить через порог. Подойдя ближе, я расслышала их возбужденные голоса и узнала парочку тех, кто был с Лотти. Все дети были в потрепанной одежде, лишь немногие – в обуви. Завидев меня, они изумленно распахнули глаза и отступили, чтобы дать мне пройти, но тут же обступили сзади и протянули грязные ручки. Дверь постоянно открывалась и закрывалась с бесконечным звоном колокольчика, чей звон смешивался шумом и гамом внутри дома.

В магазине царил хаос. Наверное, туда набилось с двадцать мальчишек и девчонок. Они толкались и гомонили, без устали доставая несчастного Эразмуса, который стоял за высоким прилавком, словно последний защитник поверженной крепости.

– Говорите по одному! Все вместе вы несете какую-то чушь… О, Элизабет, вы как раз вовремя! – Эразмус отмахнулся от двух мальчишек, которые явно намеревались залезть на прилавок.

– У вас прием гостей? – поинтересовалась я.

Несмотря на мрачное настроение, я не сдержала улыбки от вида нервного Эразмуса, тонувшего в море тараторящих детей.

– Нет. По крайней мере, я не планировал.

– Но что же они все здесь делают?

– Как я понимаю, они ищут вас.

– Меня?

– Кажется, вы чудесным образом исцелили… погодите, куда она делась… ах да, вот ту малышку в синем. – Эразмус указал на Лотти, чей глаз действительно полностью исцелился. – А остальные пришли продемонстрировать вам и свои самые разнообразные и отвратительные болячки.

В подтверждение его слов веснушчатая девочка с щербатой улыбкой сунула мне под нос пораженные экземой ручки. Лотти потянула меня за рукав.

– Мой глаз совсем в порядке, миссис, – кивнула она. – Мама говорит, что вы совершили чудо, да-да. Я рассказала остальным, вы можете им помочь? Пожалуйста, миссис.

– Пожалуйста, миссис! Пожалуйста! – загомонили дети.

На меня со всех сторон уставились чумазые личики. И одного взгляда на них было достаточно, чтобы понять: большинство этих детей страдают от нищеты и сопутствующих ей невзгод – плохое питание, голод, отсутствие гигиены и антисанитарные условия жизни. Рахит, цинга, гнилые зубы, задержка роста, всевозможные болезни кожи, паразиты, головные вши и блохи. Даже Эразмус уже начинал чесаться поверх жакета, разглядывая детей со смесью изумления и легкой паники.

– Выведи своих друзей наружу, – сказала я Лотти. – Пусть выстроятся в очередь и притихнут, чтобы не привлекать внимания. А когда мы будем готовы, я позову, и ты будешь впускать их по одному. Принимать я их буду на кухне.

– На моей кухне? – засомневался Эразмус.

– Которая ржавеет без дела, – заметила я.

Тут в смежных дверях появились мистер и миссис Тиммс.

– Божечки! Что же здесь творится? – воскликнула домоправительница. – Откуда взялись эти дети? – Она удивленно оглядела мальчиков и девочек, которые неохотно выходили наружу под руководством Лотти.

– Гнусные оборванцы! – заявил мистер Тиммс.

Эразмус поднял руки, сдаваясь.

– Случилось вторжение, – произнес он серьезно, но все же с улыбкой.

Я поняла, что возмущался Эразмус скорее потому, что его застали врасплох, а не потому, что ему что-то не нравилось, ведь дети явно всегда радовали его глаз.

Увы, мистер Тиммс, судя по легкому отвращению на лице из-за столь близкого присутствия грязных ребятишек, его мнение не разделял.

– Уж это я вижу, мистер Балморал, – отозвался он.

– Я сделала Лотти лекарство для больного глаза, – пояснила я. – Кажется, она достаточно пылко рассказывала об этом другим, и теперь ее друзья тоже пришли ко мне за помощью. Я бы очень хотела их осмотреть.

– Здесь? – в ужасе переспросил мистер Тиммс. – Но… – возразил он. – Здесь же приличный дом, где место лишь торговому делу, изучению и древнему искусству. А не госпиталю для бездомных детей.

Миссис Тиммс цокнула языком и принялась теснить мужа к лестнице.

– Уверена, у большинства этих детишек есть дом, семьи и зачастую даже работа, – сказала она ему.

– А еще, мистер Тиммс, у всех них определенно есть болезни, от которых я могу их избавить, – произнесла я, когда он оказался у двери.

– Простите, миссис Хоксмит, но вы никак не исправите положение их дел.

Я поймала взгляд Эразмуса. Он ждал, что же я отвечу.

– Да, – признала я. – Однако я могу облегчить их страдания и избавить от паразитов.

Упоминания кишащих созданий, которые были сейчас столь близко, оказалось достаточно, чтобы мистер Тиммс поспешно выскочил из комнаты.

– Прошу прошения за неудобства, но… – повернулась я к Эразмусу и умолкла, заметив, что он беззвучно смеется.

– Миссис Тиммс! – позвал Эразмус. – Нам понадобится горячая вода, мыло, лимонад и печенье.

– Нам?..

– Да. Детвора нуждается в нашей помощи, и мы ее окажем. Вы с нами, миссис Тиммс?

– О, конечно! Какие же милые малыши! – просияла та, поерошив волосы стоящего рядом мальчишки.

– Соблюдайте осторожность! – крикнул мистер Тиммс с лестницы.

– Боюсь, он считает, что мы слишком быстро сдали позиции, – шепнула я его жене, и она возмущенно забормотала что-то про своего мужа, суетливо принимаясь за дело.

Мы быстро обустроили кухню для наших целей, и вскоре я уже обследовала детей, которые взбирались на специальный стул у окна, чтобы лучше падал свет. Миссис Тиммс обеспечивала всех лимонадом, а еще достала свой тайный запас леденцов и вручала каждому из детей перед уходом по конфетке. Я мельком задумалась, от какого ужаса содрогнулись бы люди современного мира, частью которого я совсем недавно была, при мысли, что беспризорные дети принимают у незнакомцев сладости, не говоря уже о том, как они лечатся не у врача, да еще и без разрешения родителей. Но мои пациенты жили не в современном мире. Здесь те, кто не обладал необходимыми средствами, не получали и помощи, а невежество населения в вопросах медицины только ухудшало ситуацию. Я выбрала пару самых способных – не говоря уже о более-менее приличном виде – мальчишек и то и дело отправляла их покупать запасы. Наконец-то я могла раздобыть все необходимые травы и древние средства недалеко от дома, на аптечных полках, и вскоре обзавелась самым важным набором: лавандовым маслом для обеззараживания, миндальным маслом и ромашкой для проблем с кожей; йодом и карболкой для более серьезных поражений. Еще одного мальчишку я отправила на рынок за свежей мятой и кормовыми бобами. Последнее вызвало у Эразмуса любопытство. Он, к моему удивлению, оказался весьма сносным медбратом и выполнял поручения так же шустро и бодро, как и все прочие. То, как он помогал с детьми, радовало мое сердце. Он справлялся с ними так естественно, пусть и слегка необычно, что дети тут же расслаблялись в его обществе. По правде говоря, из нас вышла отличная команда. И, ожидая, пока чайник в очередной раз закипит, чтобы приготовить мятную настойку с измельченным углем для борьбы с диареей, Эразмус спросил меня, какую же болезнь я собираюсь лечить бобами.

И Эразмус, и мой пациент – наивный мальчик семи лет с волосами цвета календулы – с изумлением наблюдали, как я очистила и отложила в сторону светло-зеленые бобы. Пифагор верил, что их ни в коем случае нельзя употреблять в пищу, и заявлял, что они и человеческая душа созданы из одной и той же материи, поэтому есть их – это все равно что предаваться каннибализму. Я подозревала, что Пифагор просто ненавидел их вкус, поэтому делал все возможное, лишь бы никогда не видеть их на столе. Однако меня интересовали не сами бобы, а мягкая масса внутри стручка. Внутренняя сторона кожуры содержит в себе действенное лекарство от бородавок. И, бережно втирая эту влажную массу в костяшки мальчика, я как наяву ощутила присутствие матери, ведь именно она научила меня этой и многим другим премудростям, которые должна знать любая хорошая ведьма-травница. Я отдала мальчику еще три закрытых стручка и сказала повторять лечение дважды в день на протяжении недели.

К там также пришел старший мальчишка со сломанным пальцем, но уже к концу дня, когда мои запасы для перевязок и прочего истощились. Я сняла с шеи хлопковый платок и разорвала его на лоскуты. А ведь именно этот платок я захватила с собой из коттеджа «Ива». Как давно все это случилось! В качестве лубка я использовала ветку для растопки и посоветовала мальчишке не трогать пальцы хотя бы неделю.

Остаток дня мы с Эразмусом и миссис Тиммс мыли головы, вытирали лица и руки, очищали и перевязывали ранки, а также назначали лекарства от дюжины различных болячек и хворей. Всякий раз, как мне это удавалось, я тайком призывала на помощь Богиню и произносила исцеляющую молитву или накладывала защитное заклинание, чтобы процесс заживления протекал быстрее. Когда же последний ребенок ушел, мы заперли двери и вернулись на кухню за долгожданной чашечкой чая.

Миссис Тиммс со вздохом упала на ближайший стул, который тут же заскрипел от подобного обращения.

– Ну, смею заявить, – произнесла она, доставая вышитый платочек, и промокнула блестящее лицо, – что такую подборку оборванцев и напастей еще надо поискать.

– Они встречаются повсюду, – отозвалась я, потирая поясницу, чтобы облегчить боль, и потягиваясь. – Везде и всегда.

– Верно, – согласился Эразмус. Он стоял, прислонившись к двери и скрестив руки на груди. – Бедняки как-то ухитряются жить, стараются изо всех сил, а вот сильнее всего страдают дети. Бог знает, как ужасно мало им достается жалости, поэтому совершенно неудивительно, что они пришли к вам целой толпой. – Эразмус пристально посмотрел на меня. – Вы добрая женщина, Элизабет Хоксмит.

Я тихо рассмеялась, но все же невольно покраснела и от комплимента, и от внимательного взгляда.

– Я целительница, – наконец произнесла я. – Что же еще я могу сделать, как не попытаться исцелить?

Чуть позже, когда Эразмус вернулся в гостиную, чтобы продолжить свой поиск ответов на вопросы о Гидеоне и Теган, миссис Тиммс вдруг коснулась моей руки.

– Сегодня вы сделали для этих детишек нечто особенное, миссис Хоксмит. Теперь я понимаю, почему наш дорогой Эразмус привел вас в свой дом.

Эта фраза меня удивила. Я ни разу не слышала от миссис Тиммс таких теплых слов в отношении Эразмуса, хотя, конечно, знала, как она и ее муж его уважают. Более того, меня поразило ее мнение, что Эразмус решил привести меня к себе. Мы прибыли в нужное время и место, здесь располагается его дом, поэтому совершенно логично, что мы остановились именно здесь. Другого смысла я в этом поступке не видела.

– Разве он в ходе работы никого больше сюда не приводил? – спросила я.

– В свой дорогой дом, к драгоценным книгам? – Миссис Тиммс добродушно рассмеялась. – Боже правый, нет! Здесь всегда было его пристанище, его личный тихий уголок. – Она улыбнулась и отпила лимонада. – Он привел вас сюда потому, что захотел.

Больше она ничего не объяснила, да и расспросить ее мне не удалось – по лестнице загрохотали поспешные шаги Эразмуса, а затем в дверях возник и он сам, сияющий и взъерошенный.

– Кажется, я кое-что обнаружил, – сообщил он мне. – Пойдемте!

Я последовала за ним наверх и обнаружила в гостиной еще больший хаос. Повсюду лежали открытые книги, придавленные всем, что только попадалось Эразмусу под руку, а на этих книгах, полках, столах и даже на полу виднелись листочки бумаги с заметками или даже отдельными подчеркнутыми словами. Эразмус бродил туда-сюда, хватая то какой-нибудь том, то записку, и безостановочно что-то говорил, рассказывал мне идеи, даты, теории, обрывки мыслей, но так и не объяснил, что же он там обнаружил. В конце концов я не выдержала и подняла руки.

– Прошу, Эразмус, ради нас обоих, немного медленнее. – Я убрала со стула словари греческого и уселась. – А теперь расскажите, но как можно более сжато, что же полезного вы выяснили.

– Да, да, конечно же, вы правы. Я должен сказать прямо. Однако столько всего необходимо довести до конца, разобраться. Распутать и отмести столько домыслов, которые уводят прочь от цели, но затем позволяют вернуться к изначальной идее…

Заметив мои вскинутые брови, Эразмус умолк и прочистил горло, а затем задумался, как лучше действовать. Потом он расстелил передо мной на полу большую астрологическую карту.

– Возможно, мне удалось кое-что уловить. Я считаю, между самыми важными действиями Гидеона есть некая, пусть и слабая связь. Если взять даты, когда он сбежал из Летних земель, когда вернулся в Бэтком, и ту, в которую мы за ним последовали теперь… смотрите сюда, – Эразмус указал на точку, – и… сюда. Сперва я решил, что дело в фазах луны, но нет.

– Гидеон никогда не придерживался лунного календаря.

– Да, но он знает, его придерживаетесь вы, поэтому я посчитал, что это влияло. Увы, здесь провести четкую связь я не смог. Однако в поисках я все же наткнулся на факт, связанный с погодой…

– Погодой?

– Да. Где же он, где же он, где?..

Эразмус закопался в кипу бумаг и развернул свиток, по которому тут же пробежал глазами, а затем и пальцем.

– Да, вот оно. Лето, в которое Гидеон перенес Теган, было, несмотря на те солнечные деньки, что мы застали, самым влажным за многие годы. В местных записях утверждается, что много урожая погибло, и это привело к повсеместному голоду и лишениям.

– Учитывая, что тогда шла затяжная гражданская война, для многих семей то лето обернулось полным бедствием.

– А, и война, да, она тоже имеет значение, конечно.

– Гидеона действительно привлекает темная энергия военного времени. Он умеет ее использовать. Я видела это у Ипра в тысяча девятьсот семнадцатом. Но что так повлияло на выбор Гидеона? Как он переместился в нужный день, если дело в нем? Война длилась годами.

– Возможно, у него были более приземленные намерения. Он знал, что в Бэткоме до сих пор живут небезразличные вам люди.

– Уильям.

– Да, Уильям.

– Гидеон хорошо меня знает. И знает о том, что я однажды… симпатизировала Уильяму.

Я содрогнулась, вспомнив выражение его мягкого лица, когда он взглянул на меня в последний раз. Когда-то я его любила и думала, что он заботился обо мне лишь для того, чтобы ранить мое сердце и гордость. Я слишком поздно поняла, что чувства Уильяма были куда глубже. Он наконец это доказал.

– Гидеон справедливо рассудил, что я отвлекусь на беды человека, который в юности так много для меня значил. Страна охвачена жестокой войной, так что я вполне могла пасть жертвой обстоятельств, и Гидеону не пришлось бы иметь со мной дело напрямую. Теперь мне все ясно. Он надеялся, что я погибну. Если не узнают и не повесят как ведьму, то убьют на войне.

– Гидеон и сам сказал, что ему незачем убивать тебя лично, когда в его распоряжении целая армия, ведь ты сообщница предателя и вдобавок попалась на колдовстве.

Эразмус умолк, задумчиво глядя на меня с таким страданием на лице, что я осознала – мысль о том, что я могла умереть, причиняла ему самую настоящую боль. Он вдруг понял, что я заметила, и посмотрел так нежно, что я оказалась тронута. Затем Эразмус быстро пришел в себя и продолжил:

– Однако это не та связь, которую я выяснил.

– Разве?

Я все еще никак не разобралась, что он имеет в виду.

– Вернемся к активности планет в то время. – Эразмус взял прислоненный к полке зонт и принялся указывать его кончиком важные области. – Мы уже поняли, что Луна на решения Гидеона не влияет. По крайней мере, напрямую. – Эразмус ткнул в белую сферу и обвел ее орбиту. – А вот как одно из небесных тел в нашей Солнечной системе оно уже играет роль.

– Она, – поправила я его, думая о Луне лишь в женском роде.

Эразмус пропустил замечание мимо ушей.

– Что нас – а вернее, его – интересует куда больше, – это движение Солнца. Его особенности и положение.

– Не представляю, как Гидеон преклоняется перед Солнцем.

– В любом случае, любопытно. Посмотрите сюда… и сюда…

Эразмус снова куда-то ткнул зонтиком, но я так и не поняла, что должна увидеть. В попытке объяснить он хватался за бумаги, книги, неразборчивые записи, пока моя недальновидность наконец не привела его в полное отчаяние.

– Моя дорогая Элизабет, все ведь прямо перед вашим весьма прелестным носом, вот здесь. Закономерность. Все эти даты совпадают с периодами, когда Солнце находится в самом слабом положении. Расположение создает частичное затмение, зимнее солнцестояние – то есть самый короткий световой день – и самое облачное лето с самого Средневековья.

Я нахмурилась.

– Вы думаете, Гидеон выбирает эти даты из-за того, что солнечного света относительно меньше?

– Судя по всему.

– Но зачем? Зачем он обращает на это внимание?

Эразмус печально улыбнулся и пожал плечами, прежде чем бросить зонт в пустое ведерко для угля.

– Понятия не имею, – прямо произнес он.

Если Эразмус и собирался поведать, как же эта новая информация нам поможет, он не успел. Кто-то громко заколотил во входную дверь. Мы тут же поспешили выглянуть в окно. Перед магазином кто-то стоял.

– Кажется, дети вернулись, – сказал Эразмус.

– Там Лотти, – согласилась я, – однако остальных я не узнаю. Эти двое постарше. Одного я уже вроде бы лечила.

Лотти как раз подняла голову и, заметив нас, принялась звать меня вниз с искренним отчаянием в голосе.

– Что-то стряслось, – произнесла я.

Внутри меня боролись противоречивые желания. Я всей душой жаждала продолжить беседу с Эразмусом и разгадать тайные планы Гидеона, однако в то же время видела на лице девочки страшную тревогу. Я не могла отказать и поспешила прочь из комнаты. Эразмус отправился следом и, как только мы оказались внизу, отпер дверь. У порога стоял мальчик-подросток, которому я действительно помогала со сломанным пальцем – он так и был перевязан моим платком. Травма не мешала пареньку держать на руках мальчика. Второй молодой человек стянул с головы шляпу и нервно повертел ее в руках.

– Меня зовут Робин, миссис. Прошу вашего прощения, но наш Кусака сильно поранился. Нам сказали, мы мо́гете ему помочь.

Я присмотрелась к обмякшему тельцу – мальчик, крошечный, лет шести, без сознания, а его левая рука и кисть обмотаны окровавленной тканью. Сам он был покрыт сажей и грязью, похожей на угольную пыль.

Лотти потянула меня за юбку.

– Пожалуйста, миссис, помогите ему!

Меня опередил Эразмус.

– Заносите, – сказал он, придерживая дверь. – В кухню.

Лотти провела друзей внутрь, и они уложили мальчика на стол по моей просьбе.

– А ну осторожно! Лотти, что с ним случилось?

– Кусака работает с пони в катакомбах.

– В катакомбах? – засомневался Эразмус. – Что же там могут делать дети?

– Это не настоящие катакомбы, мистер. Их просто так называют. Она говорит про туннели под Кэмденом.

– А, да. – Эразмус кивнул. – Там перевозят товары с баржи на станцию.

– Кусака присматривает за пони, которые тянут тележки, – продолжила Лотти. – Он маленький, понимаете, вот пони его и любят. Он ведет их по туннелям, когда повозки загружены, а потом возвращается снова.

– Они перевозят уголь? – спросила я, вытирая лицо мальчика, чтобы открыть ему глаза и проверить зрачки.

– Именно так, миссис. Его сыплют в мешки, а они уже идут в тележки. Что куда, решает старый мистер Антробус, и он должен все проверять, только на этот раз груз закрепили плохо, ведь он упал, когда они спускались. Пони испугался и побежал, а Кусака за ним, хотел успокоить, но он такой маленький… – Лотти умолкла, и из ее голубых глаз покатились слезы, размазывая грязь по щекам.

Я осторожно осматривала конечности мальчика. Он тихо застонал, когда я коснулась руки, но в себя так и не пришел.

– Лотти, его переехала тележка?

Девочка покачала головой.

– Она перевернулась. Там туннель немного изгибается, вот она и упала. А Кусака застрял между ней и стеной. С ним же все будет хорошо, миссис? Правда?

– Хорошо, что вы принесли его ко мне. Я сделаю все, что в моих силах.

Бедная девочка продолжила беззвучно плакать.

– Эразмус, почему бы вам не отвести Лотти к миссис Тиммс? Я здесь справлюсь.

– Отличная мысль. Пойдемте, юная леди. Посмотрим, не осталось ли у миссис Тиммс ее знаменитого лимонада, а?

Отправив мальчишек на улицу, Эразмус ушел с Лотти на кухню своей домоправительницы, и я осталась наедине с хрупким пациентом. Помимо руки, я обнаружила на нем удивительно немного травм. Порезов и ушибов оказалось предостаточно, однако голова осталась цела. Я подозревала, что сознание он потерял от боли в руке, и развернула бинты. Перелом был далеко не простым. Нижняя часть конечности и кисть были настолько раздроблены, что я испугалась, что не смогу их спасти. Еще больше меня тревожила попавшая в открытые раны грязь – велик риск серьезного заражения. Я в который раз прокляла времена, в которых еще не было антибиотиков, и приготовилась использовать все свои целительские силы и таланты, как хирурга, так и ведьмы, чтобы Кусака выжил.

Первым делом было необходимо промыть и перевязать раны, вправить кости. Потом уже перейти к мелким травмам, а затем выкупать мальчика, уложить в постель, накормить. Отыскав кухонные ножницы, я принялась осторожно срезать ткань порванного рукава. Стоило мне добраться до плеча, как в нагрудном кармане что-то шевельнулось. Я замерла, затаив дыхание. Под землей наверняка живут крысы. Может, одна из них решила воспользоваться случаем и прокатиться под одеждой бедного мальчишки? Я выхватила из печи кочергу, готовая сразу же забить тварь, что появится наружу. Однако из курточки высунулась отнюдь не крыса. Это была маленькая, грязная белая мышь.

23

Назад: Часть вторая

Дальше: Благодарности