В третий класс я пошла уже совсем в другую школу. В этой школе никто не знал, что я хуже всех, и я быстренько стала практически «лучше всех».

Учительница была молодая, в кудрях и каблуках. Она беззлобно посмеивалась, глядя на нас. И мы даже ходили в парк собирать листья, выращивали тюльпаны в классе, играли на переменах.

Класс был веселый и озорной. Все мы были из нового огромного дома, совсем недавно выросшего рядом с нашей школой. Именно для новоселов и открылся класс «Г». У нас было немало иностранцев: два подъезда дома отдали под общежитие для специалистов из других стран. Зарубежные детки, не зная сначала ни слова по-русски, уже месяца через три бодро чирикали с нами. Был в классе и мальчик Гога из Грузии, он знал одно-единственное русское слово – «козел». И произносил его с самой разной интонацией, в зависимости от ситуации. «Ко-о-озел», – протяжно радовался он с нами, увлеченный совместной игрой. «Козел!» – бросал он гневно-краткий вызов в лицо обидчику.

Смешливая молоденькая учительница сумела создать в классе атмосферу дружественную и немного бесшабашную. Новому классу «Г» места в школе не хватило. И мы учились во вторую смену. И это было тоже классно. Никаких больше сумрачных вставаний, никаких мерзлых пробежек до школы в полусне.

Утро царственное, неспешное. Школа в вечерних сумерках, пустое здание, и наш ошалевший от свободы «Г» класс гулким козьим стадцем носится по этажам. Бешеные игрища не обходятся без травм. Элька Дронова влетела в стену и сломала руку. Но наша учительница и в этом не увидела большого горя. Теперь она, когда Эльку дразнит ее сосед по парте Юрка Бугров, советует ей хорошенько стукнуть его гипсом по башке.

Так и запомнился этот третий класс: игры в школе, катание с гор у дома, казаки-разбойники, вышибалы, резиночка, в которой была даже пятая позиция. Пятая позиция – это когда резиночку поднимали до уровня плеч!

Скакали и бегали без устали. Я была чемпионом по резиночке и классикам. Везде с собой носила биту для классиков. Правильная бита – 80 % успеха в игре. Без всяких спортшкол мы все быстро становились сильными и ловкими. Большую часть дня проводили на улице. Не представляю, как живут современные дети без всего этого. Уже давно во дворах Москвы не вижу я меловых квадратиков на асфальте, не слышу веселой чеканки мячом об стену.

Были еще какие-то и авторские, дико-оригинальные игры на один день. Так, помню, у меня дома собралось не меньше десятка девочек. И все мы разделись догола и скакали в таком виде по диванам и креслам. Игра называлась «Жизнь доисторических людей». Хорошо еще, что моя мама-пуританка не вернулась в этот момент домой. Стая голых девчонок, скачущих в восторге по ее супружескому ложу, вряд ли бы ее умилила.

Дворовая суета притягивала в жизнь разные неведомые прежде ситуации.

Так, мы с подружкой Иркой качались на качелях на детской площадке в соседнем дворе, когда вдруг из маленького деревянного домика на нас выскочил странный дядька в приспущенных штанах, активно потрясающий зажатым в руках сокровищем. С визгом соскочили мы с качелей и помчались к дому. Уже у подъезда нас увидела Светка Малеева, наша одноклассница, и немедленно потребовала отчета, почему мы носимся как полоумные. Запинаясь от возбуждения и перебивая друг друга, мы рассказали ей о той невероятной картине, которую нам только что удалось узреть.

– Дуры, – презрительно буркнула нам уже на бегу Светка. – Надеюсь, он еще не ушел! – и она быстрее лани помчалась в соседний двор.

Светка была вообще очень рисковой и смелой девчонкой. За ее спиной уже было 5 лет детского садика с обязательной садовской дачей на три летних месяца. Поэтому ей было море по колено. Она часто приходила ко мне домой за детскими книгами: родители к тому времени уже собрали роскошную, просто невиданную по тем временам библиотеку детской литературы. Взяв из шкафа несколько книг, она садилась на подоконник в моей комнате, свесив ноги на улицу, и неспеша проглядывала их, чтобы две или три отложить для домашнего чтения. Все бы ничего, но жили мы в то время на четырнадцатом этаже. Я садилась на диван и молча наблюдала за Светкой, переживая в душе сложную гамму чувств – от осуждения до восхищения. И все же я была слишком правильным ребенком, чтобы одобрить такое безрассудное поведение.

Что касается книг, то, как это ни покажется теперь многим странным, почти все мои сверстники много и с удовольствием читали. Может, и не всегда классику, но хорошие детские книги и девочкины романы типа «Джейн Эйр». Это было такое наслаждение набрать в духовке черных соленых сухариков, упихаться поглубже в красное шершавое кресло и нырнуть в чужую историю с головой.

Помню, как поздним зимним вечером читала я про то, как Джейн увидела призрака в спальне умершей матери. Я сама сидела в нашей красной гостиной: бордовые занавески, вишневые кресла и диван, огромные стеллажи с книгами, старинные бронзовые подсвечники на полированной тумбе.

И вдруг эта красная комната показалась мне такой страшной и опасной, что я бросилась на кухню к маме.

Запойно читать я начала еще в больнице. Видимо, интуитивно старалась закрыться от жуткой больничной реальности, которую изменить не могла, и нашла спасение в чужих историях.

Сначала я перечитала всего Бажова, наслаждаясь каждым словом. Что-то было завораживающее в этих недетских сказках. Потом почему-то «Анну Каренину». Абсолютно все поняла и страшно осудила Анну за то, что, бросившись под поезд, она окончательно лишила своего маленького сына надежды на материнскую любовь. Во всех коллизиях романа самой главной мне показалась нить отношений матери и сына. Это была самая правдивая и чистая эмоция книги. Я, кстати, до сих пор так думаю.

Любовные романы читала легко и с удовольствием. К этому времени та же Светка бесстрастно описала мне тайную сторону отношений мужчины и женщины. Светка упирала на технические детали, и для меня это стало еще одним доказательством не вполне удачного устройства мира взрослых отношений. Однако с удовольствием уже в четвертом классе прочитала всего Мопассана, откровенные рассказы Куприна и Бунина. Мне кажется, это очень подходящий возраст для чтения такой литературы, если вообще стоит ее читать.

Дело в том, что когда тебе 9–10, твои личные страсти еще не выросли, и ты читаешь о плотской любви спокойно и бесстрастно, отмечая интересные ситуации и психологию характеров. В более старшем возрасте концентрируешься больше на другом, менее важном и интересном.

Вторая школьная смена поломала мой детский сон, беспорядочный режим породил бессонницу. Бессонными ночами я читала почему-то только мифы Древней Греции, причем не в детской обработке, а в издании Академии наук. Через полгода я знала всех героев древних сказаний и мельчайшие подробности их биографии. Очень нравился Марк Твен, Чехов, О. Генри. Появился в это же время у меня и новый духовный опыт.

Ежевечерне молиться я начала после того, как пошла в школу, когда меня так серьезно прижала жизнь. Это были наивные, детские, но очень искренние слова. Молилась я Ангелу Хранителю и Николаю Угоднику, о них часто с любовью рассказывала прабабушка Груня.

А тут я как-то пришла в гости (мы очень часто ходили друг к другу в гости) к своей любимой подруге Таньке. Нас было там несколько девчушек. И вдруг кто-то предложил вызывать духов. Видимо, кому-то из нас попалась информация о спиритических сеансах. Быстро написали буквы, разложили их по кругу, в середине – бутылочка, которую мы вертели по очереди. И, как положено, стали задавать вопросы и Пушкину, и Ленину. И вдруг стали получать и довольно связные ответы. Восторгу нашему не было предела. Очень неопытные в духовных вопросах, мы и знать не знали, насколько мир незримый реален. Наигравшись, разошлись.

И ночью я увидела более чем странный сон. Я увидела себя лежащей на постели, а вокруг моего диванчика стояли абсолютно голые мужчины и женщины, их было очень много, и стояли они ярусами, в воздухе, последние ряды у самого потолка. Такой страшный синюшный амфитеатр. И все они говорили мне: «Больше не тревожь нас, не зови нас.» И так много раз, протяжно, голосами, лишенными всякой живой интонации. Проснувшись, я поняла, что это были те, кого мы потревожили вчера вечером. Сущности не этого мира. Больше никогда в жизни я в таких играх не участвовала.

Третий класс, начало средней школы – время, когда очень активно растет и формируется душа. Но тело ведь тоже присутствовало. И в пятом классе оно резко начало выдвигать свои правила жизни и поведения.

.