VIII
1
Амаранта Джасинты поднялась на ноги: «Надеюсь, вы извините мое вторжение. Дверь была открыта, и я решила зайти».
Кудеяр хорошо помнил, что, уходя, он закрыл дверь на замок. «Рад, что ты меня навестила! — сказал он, сделал пару размашистых шагов вперед, обнял ее и тепло поцеловал. — Я тебя ждал».
Амаранта Джасинты высвободилась из объятий и смерила Кудеяра неуверенно-возмущенным взглядом. На ней были белая туника поверх бледно-голубого трико, белые сандалии и темно-синий плащ с белой подкладкой. Ее волосы распустились серебристо-золотистой волной, ее зрачки расширились, из-за чего глаза казались необычно большими и темными.
«Ты выглядишь неотразимо! — развел руками Кудеяр. — Если бы ты снова зарегистрировалась в расплоде, тебя сразу сделали бы амарантой только благодаря твоей красоте».
Он снова попытался ее обнять, но она отступила на шаг. «Позвольте мне вас разочаровать, — холодно сказала амаранта Джасинты. — Каковы бы ни были ваши взаимоотношения с предыдущей Джасинтой, они не распространяются на меня. Я — новая Джасинта».
«Джасинта? Но тебя зовут не так! По меньшей мере, ты представилась мне под другим именем».
«Поверьте мне, я лучше знаю, как меня зовут». Она отступила еще на шаг и снова смерила его взглядом с головы до ног: «Вы — Гэйвин Кудеяр?»
«Разумеется!»
«Вы очень похожи на другого человека — на Грэйвена Кудесника».
«Грэйвен Кудесник покинул этот бренный мир. Я его реликт».
Брови амаранты Джасинты взметнулись: «В самом деле?»
«В самом деле. Но я не понимаю… если ты — новая Джасинта, зачем ты ко мне пришла?»
«Я все объясню, — деловито отозвалась красавица. — Я — амаранта Джасинты Мартин. Месяц тому назад моя предыдущая версия претерпела трансформацию в Карневале. По всей видимости, вы меня сопровождали вечером того дня — по меньшей мере в течение некоторого времени. Мы прибыли вместе в кафе „Памфилия“, где к нам присоединились Базиль Тинкуп, а затем амаранты Альбера Пондиферри и Дени Лестранжа. Непосредственно перед моей кончиной вы и Базиль Тинкуп ушли из кафе. Я правильно описываю события?»
«Мне нужно собраться с мыслями, — ответил Кудеяр. — Насколько я понимаю, ты не Мира Мартин, и ты не из сословия гларков?»
«Я — амаранта Джасинты Мартин».
«И тебя подвергли необратимой трансформации?»
«Разве вам это не известно?»
«Я помню, что ты положила руки на стол и опустила голову на руки. Так как перед этим ты приняла пилюлю „Стиммо“ и выпила несколько коктейлей, мы решили, что ты перевозбудилась. Амаранты Альбера и Дени пообещали, что позаботятся о тебе. После чего мы с Базилем ушли». Кудеяр пригласил ее жестом: «Присаживайся, я принесу вина».
«Нет. Я пришла только для того, чтобы получить информацию».
«Очень хорошо! Что еще, в таком случае, ты хочешь знать?»
Глаза бессмертной Джасинты вспыхнули: «Я хочу знать, как закончилась моя жизнь! Кто-то подло и безжалостно лишил меня жизни! Во что бы то ни стало я узнáю, кто это сделал, и он дорого заплатит за свою развращенную низость!»
«Ни о какой низости не может идти речь, — вежливо напомнил ей Кудеяр. — Ты все еще жива. Ты стоишь передо мной, ты дышишь, в твоих жилах течет кровь, ты излучаешь молодость и красоту».
«Именно таким образом Чудовище оправдывало бы свое преступление».
«Ты считаешь, что я — Чудовище? Ты считаешь, что я отнял у тебя жизнь?»
«Я еще ни в чем вас не обвиняла. Но ваш образ мыслей позволяет сделать такое предположение».
«Тогда мне придется отказаться от всякого образа мыслей, — пожал плечами Кудеяр. — В любом случае, мне приходит в голову гораздо более приятное времяпровождение». Он снова попытался ее обнять.
Она снова отступила, покраснев от гнева и смущения: «Каковы бы ни были ваши взаимоотношения с моей предшественницей, они остались в прошлом. Для меня вы — незнакомец».
«Но я с удовольствием познакомлюсь с тобой снова! — заверил ее Кудеяр. — Неужели ты откажешься выпить со мной по бокалу хорошего вина?»
«Я не хочу ничего пить. Я хочу знать! Я должна узнать, как меня лишили жизни! — Джасинта трясла в воздухе кулаками. — Я должна это узнать и я это узнáю! Скажите правду!»
Кудеяр пожал плечами: «Что еще я могу сказать?»
«Мы встретились — вы и я. Где мы встретились? Когда? Разве вы не работали в Карневале, зазывалой в будке перед Дворцом Жизни?»
«Заметно, что ты успела посплетничать с Базилем Тинкупом».
«Успела. Месяц тому назад вы работали зазывалой в Карневале. Внезапно вы бросили это дело, которым занимались семь лет, зарегистрировались в расплоде и полностью изменили распорядок своей жизни. Почему?»
Кудеяр надвигался на Джасинту — та продолжала отступать, пока не уперлась спиной в стену. Кудеяр положил руки ей на плечи: «Ты задаешь неуместные вопросы и лезешь не в свое дело».
«Даже так! — низким, глухим голосом выдавила она. — Как просто было тебя найти! Как безошибочно читается винá на твоем лице!»
«Ты уже сделала бесповоротные выводы. Ты настаиваешь на том, что я — Чудовище».
Она взяла его за кисти рук и сбросила его ладони со своих плеч: «Не прикасайся ко мне!»
«В таком случае тебе незачем здесь оставаться».
«Так ты не ответишь на мои вопросы — добровольно и без утайки?»
«Нет — под давлением твоих допущений я на стану ни о чем говорить».
«Тогда тебя заставят отвечать! Детектор лжи позволит установить истину, ты не отвертишься!» Протиснувшись мимо Кудеяра, она промаршировала к двери. Перед тем, как выйти, она остановилась и снова взглянула на него.
2
Кудеяр прислушивался к удаляющимся звукам ее шагов. Несколько минут он стоял неподвижно, глубоко задумавшись. Если она его подозревала, как она осмелилась явиться к нему одна, так поздно вечером?
Ему в голову пришла внезапная догадка: посмотрев по сторонам, он стал поспешно обыскивать квартиру. Под диваном он нашел передатчик — маленькую коробочку, гораздо меньше ладони. Кто-то несомненно прослушивал их разговор, готовый вмешаться при первых признаках нападения. Тем самым объяснялась ее смелость.
Кудеяр раздавил передатчик каблуком и выбросил его остатки в мусоропровод.
Отломив колбу вина от черенка, он растянулся на диване и попытался спокойно проанализировать ситуацию.
Амаранте Джасинты Мартин достаточно было подписать и подать официальную жалобу. В таком случае палачи проведут его в камеру для допроса. На допросе будут присутствовать три трибуна, следящих за тем, чтобы не выяснялись какие-либо посторонние вопросы, но любую относящуюся к обвинению информацию из него рано или поздно выудят.
Если ему удастся продемонстрировать невиновность, амаранта Джасинты Мартин понесет ответственность за возмещение ущерба. Если его вина будет доказана, расправа будет скорой и безжалостной: существованию Гэйвина Кудеяра придет конец.
Кудеяр неприязненно поглядывал на стены квартиры. Его подведет собственный ум — утаить что-либо от детектора лжи невозможно… Кудеяр вскочил на ноги. Детектор лжи? Пусть копаются у него в памяти! Ничего они не найдут! Тот факт, что он стал Чудовищем, явно способствовал высвобождению мыслительных процессов. Табу сдерживают ум, как плотина — натиск штормового моря. Проломи плотину — и через нее прорвется весь океан!
Он расшагивал из угла в угол, яростно вырабатывая план действий. Прошло полчаса. Кудеяр присел за стол, поставив перед собой диктофон, и записал на два диска две продолжительные речи. Первый диск он запаковал в коробку; второй оставил в диктофоне, снабдив его краткой пояснительной запиской, адресованной самому себе.
После этого он запрограммировал часы, чтобы они разбудили его в семь утра, и улегся на постель.
3
Кудеяр прибыл в паллиаторий раньше обычного, пропуская выходивших навстречу медсестер и фельдшеров, закончивших ночную смену.
Регистратор в приемной потребовал, чтобы он предъявил удостоверение. Кудеяр выполнил его требование и поднялся в лифте на третий этаж.
На столе в кабинете Базиля мигала лампочка автоответчика. Кудеяр нажал на клавишу, чтобы прослушать сообщение.
«К сведению Базиля Тинкупа, — авторитетно произнес женский голос. — Вам звонят из управления главного врача Бенберри». Наступила непродолжительная пауза, после чего послышался дребезжащий старческий тенор Бенберри: «Базиль, будьте добры, зайдите ко мне без промедления. Я чрезвычайно обеспокоен. Нам следует сформулировать какие-то правила, чтобы ваши исследования не вызывали такое раздражение в комиссии. Вашим недисциплинированным экспериментам нужно положить конец. Обсудите со мной этот вопрос прежде, чем приступите к какой-либо дальнейшей работе».
Кудеяр подошел к двери лаборатории, набрал код, введенный при нем Базилем, и зашел внутрь. Там он выбрал подходящий инжектор и заправил его антигептантом из темно-оранжевой склянки. Препарата оставалось мало, но репрессированному комиссией по биомедицинской этике Базилю Тинкупу он больше не понадобился бы. Тем более, что в той ситуации, в какой оказался Кудеяр, антигептант был незаменим.
Кудеяр перелил раствор антигептанта в другой сосуд, а в темно-оранжевую емкость налил воды. Вернувшись во внутренний кабинет Базиля, он сел за стол и вставил первый из своих дисков в стоявший на столе диктофон.
Приподняв инжектор, Кудеяр приложил его наконечник к шее. Поколебавшись, он опустил инжектор, набросал записку для самого себя и положил ее перед собой на стол, после чего снова поднял инжектор, приложил его к артерии и нажал на курок.
Он ждал, сосредоточивая мысли на поставленной задаче. «Ни о чем не думай!» — внушал он себе. Он должен был избавиться от любых мыслей, от любых воспоминаний. «Ни о чем не думай! Ни о чем!» Но его мозг пульсировал, как кровоподтек, как ожог, чувствительный к солнечному свету… «Меня зовут Гэйвин Кудеяр»…
Эта мысль промелькнула лишь однажды — и после этого он больше не мог вспомнить свое имя. У него на лбу выступили мелкие капли пота, он заставлял себя больше ни о чем не вспоминать. «Ни о чем, ни о чем, ни о чем». Диктофон начал воспроизводить запись. Он услышал свой голос, подробно описывавший обстоятельства смерти первой амаранты Джасинты Мартин и предшествовавшие события.
Запись кончилась. Кудеяр закрыл глаза и откинулся на спинку стула, погрузившись в летаргическую теплоту полного расслабления. Антигептант расщеплялся, разлагался, выдыхался. Мозг Кудеяра начал снова функционировать, мысли появлялись и исчезали, неясные, как силуэты в тумане… Он выпрямился на стуле. Прямо перед ним лежала записка. Он взял ее и прочел:
«Я только что стер из своей памяти всю информацию об определенной последовательности событий. Возможно, это привело к тому, что я забыл о некоторых других вещах. Меня зовут Гэйвин Кудеяр. Если кто-нибудь об этом спросит, я — реликт Грэйвена Кудесника. Я живу в квартире № 820 дома 414 в переулке Фариота».
Записка содержала другие сведения и напоминания. Она заканчивалась следующим образом:
«…Следует ожидать дополнительных пробелов в памяти. Не следует любопытствовать по поводу стертых воспоминаний. Возможно, что к тебе явятся палачи из отряда особого назначения. Они могут отвести тебя на допрос, чтобы попытаться установить с помощью детектора лжи обстоятельства кончины первой амаранты Джасинты Мартин, о каковых обстоятельствах ты ничего не знаешь.
ПРИМЕЧАНИЕ. Сотри последние пятнадцать минут записи на диске, вставленном в диктофон. Не слушай эту запись, так как это сведет на нет последствия очистки памяти. Не забудь стереть запись, вставленную в диктофон!»
Кудеяр прочел записку дважды, после чего задумчиво стер запись на диске. Теперь он помнил свое имя: Гэйвин Кудеяр. Оно ему подходило, в нем было что-то знакомое…
Положив инжектор обратно в застекленный шкаф, он старательно уничтожил все следы своего пребывания в лаборатории.
Уже через несколько секунд прибыл Сет Каддиган. С удивлением взглянув на Кудеяра, психиатр спросил: «Что привело вас в паллиаторий до начала смены?»
«Прилежание, — ответил Кудеяр. — Чувство ответственности».
«Поразительно! — Каддиган сел за стол и просмотрел лежавшие на нем бумаги. — Кажется, все на месте».
Кудеяр игнорировал оскорбительные замечания. Уже через минуту Каддиган поднял голову и сказал: «В паллиатории ходят слухи. Дни Базиля Тинкупа сочтены. Его уволят на основании обвинений в профессиональной некомпетентности. Разумеется, вашей карьере тоже придет конец. На вашем месте я рассмотрел бы возможность продвижения в другой области».
«Благодарю вас, — отозвался Кудеяр. — Честно говоря, Каддиган, я нахожу в вашей откровенной неприязни достоинство новизны. Притворное дружелюбие мне давно уже претило».
Каддиган мрачно улыбнулся и вернулся к работе.
Вскоре послышались шаги Базиля Тинкупа. Он весело заскочил в приемную: «Доброе утро, Сет! Доброе утро, Гэйвин! Потрудимся на славу еще один денек! Сразу перейдем к делу. Потерянное время укорачивает кривую жизни!»
«Какой заразительный оптимизм!» — язвительно произнес Каддиган.
Базиль наставительно покачал указательным пальцем: «Вы еще вспомните о советах старого доброго Базиля, когда к вам постучится палач. Гэйвин, пойдем работать!»
Кудеяр неохотно последовал за Базилем во внутренний кабинет и стоял, смущенно переминаясь с ноги на ногу, пока Базиль выслушивал указания Бенберри, записанные автоответчиком. На какое-то мгновение Базиль Тинкуп осунулся и обмяк, но тут же расправил плечи и глубоко вздохнул: «Еще чего!» Повернувшись спиной к диктофону, он направился к двери в лабораторию: «Я ничего этого не слышал. Ты тоже не слышал никаких инструкций Бенберри, Гэйвин! Ты понимаешь?»
Кудеяр не торопился с ответом. В емкости из-под антигептанта теперь содержалась вода. «Нам нельзя останавливаться! — говорил Базиль. — Мы на краю гигантского прорыва! Если мы позволим запугивать себя бюрократическими препонами, мы все потеряем!»
«Возможно, лучше было бы…» — начал Кудеяр. Базиль резко прервал его: «Тебе придется поступать так, как ты считаешь правильным, Гэйвин. Я намерен завершить эксперимент. Если ты предпочитаешь находиться в другом месте, я обойдусь без тебя».
Кудеяр прикусил язык. Угрозы главного врача для него практически ничего не значили. Но отсутствие антигептанта он вряд ли смог бы объяснить.
Базиль уже наклонился к микрофону внутренней связи, приказывая доставить Максимилиана Герцога к нему в лабораторию.
Кудеяр тянул время. Вливание воды не причинило бы Герцогу никакого вреда; возможно, он вообще не очнулся бы из кататонического забытья. А если очнется — что ж, на этот случай была предусмотрена сбруя.
Последнее смущенное предложение Кудеяра повременить с экспериментом не произвело никакого эффекта — Базиль был твердо намерен приступить к работе: «Если ты не хочешь мне помогать, Гэйвин, уходи — и я только пожелаю тебе всего наилучшего. Но обязан закончить то, что начал. Это имеет для меня огромное значение. Я им покажу, этим ничтожествам! Я выставлю напоказ позорную несостоятельность их методов! Бенберри? Смехотворный старый орангутанг!»
Прозвенел колокольчик. Базиль отодвинул панель больничного трубопровода и потянул на себя левитационные носилки с грузным телом Максимилиана Герцога.
Базиль занялся приготовлениями. Кудеяр неуклюже стоял посреди лаборатории. Если бы он признался в хищении антигептанта, ему пришлось бы объяснить, какими побуждениями он руководствовался. Но в его памяти не осталось никаких следов этих побуждений — ничего, кроме угрожающего намека в записке, которую он написал самому себе.
Базиль истолковал его присутствие, как молчаливое согласие сотрудничать: «Ты помнишь свои обязанности?»
«Да-да», — пробормотал Кудеяр. Сбруя из ремней теперь казалась ему хрупкой и ненадежной. Он приоткрыл дверь в соседнюю кладовую.
«Зачем ты это сделал?» — удивился Базиль.
«На тот случай, если сбруя его не удержит».
«Ммф! — Базиль погладил подбородок. — Сегодня сбруя нам не понадобится. А теперь, если ты готов — начинай подавать антигептант!»
Кудеяр прикоснулся к кнопке — в артерию Герцога поступило небольшое количество чистой воды.
Базиль наблюдал за индикатором интенсивности радиоактивного излучения: «Больше, больше!» Он проверил состояние подкожной иглы: «Что за черт? Почему сегодня все не работает?»
«Может быть, антигептант выдохся и больше не излучает».
«Ничего не понимаю! Вчера все было правильно». Базиль повертел в руках темно-оранжевую склянку: «Раствора еще достаточно… Как бы то ни было, мы обязаны сделать все, что можем». Он наклонился к неподвижной фигуре на койке: «Максимилиан Герцог! Очнись! Максимилиан Герцог! Сегодня тебя выпишут из паллиатория! Очнись!»
Герцог оказался в сидячем положении так неожиданно, что Базиль отскочил и налетел на Кудеяра, спешившего к выходу. Герцог смахнул с головы контакты и вырвал иглу из шеи. С утробным мычанием он вскочил на ноги и стал покачиваться, переступая с ноги на ногу и поглядывая по сторонам.
«Сбрую!» — закричал Базиль.
Герцог наклонился, чтобы схватить Базиля — тот бочком отбежал в сторону, как испуганный краб. Кудеяр опрокинул лабораторный стол, чтобы преградить путь Герцогу, схватил Базиля за руку и потащил его, ошеломленного и спотыкающегося, в кладовую.
Герцог пинком отшвырнул стол и бросился за ними. Дверь кладовой захлопнулась у него перед носом. Герцог надавил плечом; дверь подалась, но Базиль и Кудеяр налегли на нее с другой стороны.
«Мы не можем здесь оставаться, его нужно связать!» — пыхтел Базиль.
«Как?»
«Не знаю — но это нужно сделать! Иначе вся моя карьера кончена!»
Снаружи послышись какой-то слабый звон и звуки шагов — тяжелых, но в то же время необычно упругих. Шаги затихли, после чего донеслись приглушенный рев и крик, полный ужаса — крик Сета Каддигана.
Кудеяр почувствовал тошноту и головокружение. Крик превратился в жалобное бульканье и умолк. Последовали глухой удар, треск ломающейся мебели, взрыв громогласного хохота и протяжный торжествующий вопль: «Я — Герцог! Убийца Герцог! Максимилиан Герцог!»
Базиль упал на колени. Глядя на него сверху, Кудеяр знал, что стыдиться следовало не Базилю, а ему. Он приоткрыл дверь кладовой и осторожно выглянул из лаборатории во внутренний кабинет и, через еще один дверной проем, в приемную.
Сет Каддиган был мертв. Кудеяр не мог оторвать взгляд от неподвижного растерзанного тела психиатра. В этот момент он воистину почувствовал себя пресловутым Чудовищем. Слезы навернулись ему на глаза.
Базиль Тинкуп, пошатываясь, направился в приемную. Заметив Каддигана, он отвернулся, закрыв лицо руками. Из коридора донеслись визгливый завывающий вопль, хриплое восклицание, а затем — звуки, подобные тем, какие раздаются, когда собака рвет зубами еще живую добычу.
Кудеяр забежал в лабораторию и наполнил инжектор анестетическим препаратом мгновенного действия. Но в качестве оружия инжектор — небольшая металлическая трубка с наконечником — был бесполезнее кухонного веничка для взбивания яичных желтков. Кудеяр схватил жесткую пластиковую трубку длиной метра полтора, примотал инжектор к ее концу клейким пластырем и привязал длинный шнурок к курку инжектора. Теперь, наконец, он был чем-то вооружен.
Кудеяр пробежал через внутренний кабинет в приемную, чуть не натолкнулся на отупевшего от шока Базиля, перескочил через тело Каддигана и опасливо выглянул в коридор.
О местонахождении Герцога свидетельствовал дрожащий, плачущий женский голос. Кудеяр пробежал по коридору и заглянул в распахнутую настежь дверь. Герцог стоял на чьем-то трупе.
К стене прижалась спиной пожилая медсестра — она застыла, ее глаза остекленели. Одной рукой Герцог держал ее за волосы, а другой игриво поворачивал ее подбородок то налево, то направо, словно собираясь свернуть ей шею одним резким движением. Из-за хрустальной перегородки за происходящим наблюдали несколько смертельно потрясенных лиц с открытыми, как розовые бутоны гвоздики, ртами.
Кудеяр задержался в дверном проеме, глядя вниз на лицо убитого. Это был главный врач Бенберри.
Глубоко вздохнув, Кудеяр бросился вперед, сделал выпад пластиковой трубкой, как рапирой, приставив наконечник инжектора к углублению между мышцами шеи под затылком Герцога, и дернул за шнурок. Послышалось шипение — инжектор сработал.
Герцог отпустил голову медсестры и развернулся на месте. Хлопнув себя по шее, он уставился на Кудеяра ничего не выражающими глазами и тут же прыгнул на него. Кудеяр ткнул сумасшедшего в лицо инжектором на конце трубки, отскочил назад и принялся хлестать Герцога трубкой по рукам.
«Ты пытаешься меня остановить? — почти удивленно буркнул Герцог. — Подожди, сейчас я разорву тебя на части голыми руками. Убью всех и каждого в этом проклятом городе — начиная с тебя!»
Кудеяр отступал, протянув перед собой полутораметровую трубку. «Почему ты не хочешь сотрудничать? — импровизировал он на ходу. — Если ты будешь слушаться, тебя выпустят!»
Пританцовывая, Герцог продвинулся вперед, схватил трубку и вырвал ее из рук Кудеяра. «А теперь сотрудничай! — рявкнул Герцог. — Отдай мне свою жизнь!» С этими словами он пошатнулся и растянулся на полу коридора: препарат наконец парализовал его мозг.
Кудеяр подобрал трубку, отошел в сторону и ждал, пока не прибыли другие фельдшеры. Вместе с ними явился дидактор Сэм Юдалл, заместитель главного врача. Остановившись, Юдалл и фельдшеры смотрели на трупы и на тело Герцога с ужасом, напоминавшим почтение.
Кудеяр прислонился спиной к стене. Ему казалось, что перекличка голосов скрылась где-то вдали — он слышал только тяжелые биения своего сердца. Сет Каддиган и главный врач Бенберри — оба перешли в мир иной…
«Все это не пройдет даром, — говорил кто-то неподалеку. — Предстоит нешуточная перетряска персонала. Ох, не хотел я бы оказаться на месте Тинкупа!»
4
Тело Каддигана унесли. Базиль стоял у окна, ломая руки: «Бедняга Каддиган…» Он повернулся лицом к Кудеяру, мрачно сидевшему в сторонке: «Что случилось? Гэйвин, ведь сначала все было в порядке! Что случилось?»
«Где-то что-то не сработало», — глухо ответил Кудеяр.
Базиль отошел от окна и остановился, глядя на Кудеяра; на какое-то мгновение в его глазах появилась искорка подозрения. Но она тут же погасла; Базиль отвернулся, скрещивая и разнимая пальцы, сжимая и разжимая ладони.
Кудеяра посетила еще одна неприятная мысль: «Надо полагать, кому-то придется позвонить жене Каддигана?»
«А? — Базиль нахмурился. — Юдалл, наверное, уже ее известил». Базиль поморщился: «Хотя, конечно, я обязан принести ей соболезнования и узнать ее новый адрес». По традиции, родственники погибшего переезжали куда-нибудь подальше от прежнего места жительства.
«Если хочешь, я ей позвоню, — предложил Кудеяр. — Я с ней недавно познакомился».
Базиль с облегчением согласился.
Кудеяр вызвал Пладж Каддиган, пользуясь ближайшим телеэкраном. Ее уже известили о трагедии, и один из врачей паллиатория прислал ей пакет «утешительных» таблеток-антидепрессантов, которыми она очевидно воспользовалась неоднократно. Ее продолговатое лицо порозовело, глаза стали яркими и блестящими, голос — высоким и возбужденным.
Кудеяр утешил ее несколькими оптимистическими прогнозами, в его эпоху заменявшими соболезнования, а Пладж, прилежно следуя тем же традициям, сообщила ему о своих планах энергичного продолжения карьеры, после чего отключила телефон.
Несколько минут Базиль и Кудеяр сидели в молчании. Затем Базиля вызвал дидактор Сэм Юдалл, отныне временно исполнявший обязанности главного врача паллиатория: «Тинкуп, следственная комиссия уже собралась, чтобы провести предварительный допрос. Вам надлежит явиться в управление главного врача».
«Разумеется, — отозвался Базиль. — Явлюсь сию минуту».
Громкоговоритель системы внутренней связи выключился; Базиль поднялся на ноги. «Вот таким образом», — сказал он, тяжело вздохнув. Взглянув на помрачневшее лицо Кудеяра, он прибавил с притворным оптимизмом: «Не беспокойся обо мне, Гэйвин. Я как-нибудь выпутаюсь». Устало похлопав Кудеяра по плечу, он удалился.
Кудеяр вернулся в лабораторию. Там все было в полном беспорядке. Он отыскал темно-оранжевую склянку, вылил ее содержимое в рукомойник, разбил сосуд и выбросил осколки в мусоропровод. После этого он вышел в приемную и сел за стол Каддигана.
Его одолевали недобрые предчувствия, вызванные не только трагическими событиями этого дня, но и другими размышлениями — в частности, об амаранте Джасинты Мартин. Что с ней? Они изрядно повеселились в Карневале… Больше он ничего не помнил.
Кудеяр встал и принялся расхаживать из угла в угол, стараясь сбросить бремя подавленности. «Почему я чувствую себя виноватым? — спрашивал он себя. — В чем я виноват?» Все обитатели Кларджеса ежеминутно руководствовались соображениями безжалостной конкуренции. Каждый, кому удавалось проникнуть в филу дебютантов, тем самым укорачивал на несколько секунд жизни всех, кто зарегистрировался в расплоде. Гэйвин Кудеяр видел жизнь такой, какой она была — жестокой игрой, в которую он играл по своим жестоким правилам. Он убеждал себя, что правда была на его стороне — общество обошлось с ним жестоко и несправедливо, тем самым заслуживая возмездия. Грэйвен Кудесник однажды уже пересек заветный рубеж — статус амаранта принадлежал ему по праву. Следовательно, любые средства восстановления этого статуса были оправданы.
Дверь приемной открылась — опустив плечи, медленно зашел Базиль Тинкуп. «Меня уволили, — сообщил он. — Я больше не занимаю никакой должности в Баллиасском паллиатории. Как мне сказали, мне еще повезло — меня могли объявить виновником всей этой катастрофы и вызвать палачей».
5
Насильственная трансформация дидактора Руфуса Бенберри и Сета Каддигана вызвала большое волнение в Кларджесе. Гэйвина Кудеяра превозносили за изобретательность и «беспримерную отвагу». Базиля Тинкупа, напротив, называли «непримиримым механистом, использовавшим несчастных кататоников, находившихся на его попечении, в качестве приставной лестницы для иерархического возвышения».
Когда Базиль окончательно прощался с Кудеяром, он был сломленным, пропащим человеком. Его щеки обвисли, глаза блестели едва сдерживаемыми слезами. Он все еще был ошеломлен провалом и жалобно вопрошал: «Что случилось? Что я сделал не так?» В конце концов он решил, что в его умозаключения вкралась какая-то фундаментальная ошибка: «Возможно, мне не суждено было найти панацею, Гэйвин. Возможно, согласно великому принципу справедливости мы обречены страдать от маниакально-кататонического синдрома, ниспосланного, чтобы наказать нас за необузданную гордыню».
«Что ты намерен делать?» — спросил Кудеяр.
«Найду себе какое-нибудь другое занятие. Надо полагать, психиатрия оказалась для меня не лучшим поприщем. Мне уже предложили другую работу и, если я с ней справлюсь, может быть… — Базиль не стал продолжать. — Все это в будущем».
«Желаю тебе удачи», — сказал Кудеяр.
«И тебе того же, Гэйвин».
