К внешним окраинам Синдльского леса неспешно подступала заря: свет расплескался над верхушками деревьев задолго до того, как просочился в темную чащобу. А когда наконец лучи проникли вглубь, они уже не несли с собою палящего зноя: зеленоватый тусклый проблеск всего-навсего потеснил тени, а не окончательно разогнал их.

Солнце добралось до огражденного магией островка куда позже, чем хотелось бы Сэмету. Костер к тому времени давно прогорел, и, как и предсказывал Моггет, Сэму пришлось обновить охранительный ромб задолго до того, как забрезжил первый свет. Парень даже не подозревал, что в нем таятся такие запасы энергии!

А с приходом рассвета удалось наконец вполне оценить последствия ночных трудов. Русло речушки почти пересохло, выстроенная мертвыми запруда выше по течению держалась надежно. Вокруг островка валялись шесть испепеленных Хартией трупов: мертвые покинули эти оболочки, когда защитная магия ромба выжгла слишком много нервов и мышц и тела сделались бесполезны.

Сэм опасливо смотрел на них красными опухшими глазами, наблюдая, как по вонючим останкам разливается солнечный свет. Вчера паренек почувствовал, как мертвые духи сбросили плоть, точно змеи – кожу, но в суматохе их самоубийственной атаки Сэм не вполне разобрался, все ли мертвые сгинули. Кто-то вполне мог затаиться поблизости: бережет силы, терпит солнечный свет, надеется, что Сэм самонадеянно выйдет за пределы охранительного ромба.

Принц по-прежнему ощущал поблизости присутствие мертвых, но, наверное, это были тень-подручные: до темноты они укрылись в кроличьих и выдряных норах, забились в темные ямы под камнями, где им самое место.

Наконец солнце в небе засияло в полную силу, высветило все русло реки, и ощущение присутствия мертвых ослабло и схлынуло, вот только настырная ворона-кровавик по-прежнему кружила высоко в небе. Сэм облегченно выдохнул, потянулся, пытаясь размять сведенную судорогой правую руку и унять боль в раненой ноге. Он до смерти устал – но он выжил. По крайней мере еще на один день.

– Надо бы в путь трогаться, – объявил Моггет: почти всю ночь он проспал, невзирая на стук и шипение, пока мертвые подручные пытались прорваться сквозь ромб. И, судя по его виду, готов был в любую минуту заснуть снова. – Если у вороны-кровавика хватит глупости подобраться поближе, убей ее, – посоветовал, зевнув, кот. – Это даст нам шанс удрать.

– Ну и чем же мне ее убить? – удрученно осведомился Сэм. Даже если кровавик снизится, юноша слишком обессилел, чтобы прибегнуть к заклинанию Хартии, а лука при нем нет.

Ответа не последовало. Моггет уже уснул, свернувшись клубочком в переметной суме; оставалось только погрузить его на лошадь. Сэм вздохнул, усилием воли заставил себя заседлать Капустку. Но невзирая на усталость, мысли его снова и снова возвращались к проблеме вороны-кровавика. Как верно заметил Моггет, пока тварь следит за ними, другие мертвые с легкостью их отыщут. А ведь в следующий раз среди них может оказаться кто-то из великих мертвых, или мордикант, или меньшие мертвые просто нагрянут в большем количестве… Сэму предстоит ночевать в лесу еще по меньшей мере дважды, а с каждым часом он слабеет и устает все больше.

«Но, – подумал он, глядя на пересохшее русло реки и сотни красивых обкатанных камушков, – у меня хватит сил наложить на камень знак точности и соорудить пращу из запасной рубашки». А пользоваться пращой Сэм умел. Джалл Орен стремился обучить королевских детей владению самыми разными видами оружия.

Впервые за несколько дней слабая улыбка озарила лицо Сэма, прогоняя усталость. Парнишка взглянул в небо. Вот вам пожалуйста, ворона-кровавик и в самом деле кружила ниже, чем вчера: тварь совершенно обнаглела, видя, что лука при Сэме нет и он явно неспособен предпринять хоть что-нибудь. Расстояние, конечно, все равно великовато, но зачарованный Хартией камень долетит.

Все еще усмехаясь про себя, Сэм присел, украдкой подобрал несколько подходящих камней и оторвал рукава от запасной рубашки. И решил: пусть ворона-кровавик пролетит за ними еще немного и совсем расхрабрится. А вот тогда тварь сполна заплатит за то, что шпионит за принцем Древнего королевства.

Сэм повел Капустку в поводу на запад вдоль русла речушки, пока она не слилась с другим, более широким потоком, и остановился, выбирая направление: вверх по течению, на северо-восток, или вниз по течению, на юго-запад.

Притворяясь, будто замешкался на распутье, Сэм, укрывшись за крупом лошади, зачаровал камень и вложил снаряд в самодельную пращу. Ворона-кровавик, заметив нерешительность путника, снизилась разузнать, какой путь тот выберет. Более широкий и быстрый поток твари явно не нравился; возможно, она надеялась, что всадник повернет назад.

Сэм дождался, чтобы ворона оказалась в самой нижней точке спирали, как можно ближе к нему. Отошел на шаг от Капустки, раскрутил пращу над головой. И, точно выбрав момент, выкрикнул: «Ха!» – и камень взвился в воздух.

В распоряжении вороны-кровавика был только миг, и тупая, ослепленная солнцем мертвая тварь просто прянула навстречу выпущенному из пращи камню и столкнулась с ним грудью. Во все стороны полетели перья, сухие косточки и ошметки гнилого мяса.

Отвратительная тварь низверглась с небес – к полному удовлетворению, а потом и к нескрываемой радости Сэма. Смятый комок перьев с плеском плюхнулся в реку, и фрагменты мертвого духа, в нем заключенные, тотчас же вышвырнуло туда, откуда дух явился. Более того, остальные обрывки того же самого духа течение тоже неизбежно утянет обратно в Смерть. Так что любая ворона-кровавик, «родственная» этой, необъяснимым образом упадет наземь, где бы она ни находилась.

Теперь, когда с кровавиком было покончено, Сэм уже не ощущал поблизости присутствия мертвых. Тень-подручные, надо думать, давным-давно попрятались, да и мертвые подручные, если кто-то из них уцелел, – тоже. Разум, повелевающий ими издалека, возможно, предположит, что Сэм поедет на юго-запад, к реке Раттерлин, но этот кто-то все равно наверняка знать не будет и, скорее всего, засомневается и разделит силы, повышая тем самым шансы беглеца на спасение.

– У нас есть надежда, о мой верный скакун! – весело провозгласил принц и направил Капустку к звериной тропинке, идущей параллельно потоку. – У нас со всей определенностью есть надежда.

Но по мере того как шли часы, а продвигаться приходилось все медленнее и все с бо́льшим трудом, надежда эта постепенно угасала. Ехать верхом уже не представлялось возможным. Поток сделался глубже, течение ускорилось, но при этом русло сузилось до трех-четырех шагов в ширину, так что невозможно было ни переждать ночь в воде, ни разбить лагерь, защищенный со всех сторон.

Тропка между тем тоже сужалась, теряясь в зарослях. Сэму приходилось прорубаться сквозь нависающие ветки, высокие кусты и колючие плети ежевики. Руки его покрылись множеством царапин и ссадин, а на росчерки подсыхающей крови стаями слетались мухи. Со временем за мухами подтянутся и мертвые. Они чуют кровь издалека, чем свежее – тем лучше.

Ближе к вечеру Сэм начал понемногу отчаиваться. Он совсем изнемог. У него совершенно точно недостанет сил установить на ближайшую ночь охранительный ромб. Он потеряет сознание, только пытаясь мысленно представить себе знаки, – и мертвым достанется его беззащитное тело, распростертое на земле.

А еще усталость постепенно притупила все его чувства: поле зрения сузилось, и перед глазами плыли круги; а слух смутно улавливал разве что приглушенную поступь Капустки по мягкой, податливой лесной земле.

В этом состоянии принцу потребовалось несколько секунд, чтобы осознать: стук конских копыт внезапно стал звонче, а прохладный зеленоватый свет лесной чащи засиял резче и ярче. Сэм, заморгав, вскинул голову: оказывается, они выехали на просторную просеку – шириной шагов в сто, – что прорезала лес с юго-востока на северо-запад и тянулась в обоих направлениях, на сколько хватало глаз. Края ее уже начали зарастать молодыми деревцами, но точно по центру, ровному и незаросшему, пролегала мощеная дорога.

Сэм во все глаза уставился на дорогу, затем посмотрел вверх, на солнце, что до сих пор едва виднелось сквозь тенистую лесную крону.

– До сумерек осталось часа два, может, три, – пробормотал паренек, обращаясь к Капустке, повертел в руке стремя – и взгромоздился в седло. – Сегодня ты досыта наелась зерна, так, Капустка? Не говоря уж о том, что не слишком напрягалась в течение дня: шла себе шагом, меня на себе не тащила. А вот теперь пришел час расплаты: уж теперь-то мы поскачем во весь дух!

Сэм хихикнул про себя, вспомнив выражение, к которому так часто прибегали лихие герои на экране синематографа; парнишка пересмотрел немало кинокартин в «Сомерсби-Орфеуме» в Анцельстьерре.

– Вперед, Капустка! – воскликнул он. – Мы помчимся как ветер!

Но полтора часа спустя Капустка уже не мчалась как ветер, она снова перешла на шаг, то и дело спотыкаясь, бока ее лоснились от пота, а на губах выступила пена. Сэм чувствовал себя не лучше, но снова шел пешком, чтобы лошадь хоть немного оправилась. Что болело сильнее, нога или седалище, это еще вопрос.

И все-таки – спасибо дороге! – они проскакали лиг шесть, а то и все семь. Это уже, конечно, не королевский тракт, но давным-давно мостили и дренировали дорогу на совесть, так что сохранилась она превосходно.

Теперь дорога поднималась на небольшую гряду, причем напрямик, а не петляя туда-сюда. Приблизившись к вершине, Сэм вскинул голову, надеясь разглядеть впереди Раттерлин еще до наступления ночи. По его подсчетам, благодаря стремительной скачке и мощеной дороге они выгадали день с лишним пешего путешествия через лес, и теперь до реки, должно быть, рукой подать. Наверняка рукой подать.

Сэм даже приподнялся на цыпочки, но так ничего и не увидел.

Уж больно обманчива эта гряда, сплошь прогибы и впадины, будь они неладны, где тут самая высокая точка, так толком и не поймешь. Но наверняка Раттерлин покажется уже через минуту-другую.

Цок! Цок! Лошадиные копыта звонко ударялись о камень, заглушая стук Сэмова сердца, но только медленнее, куда медленнее. А сердце неистово колотилось в груди, все во власти надежды и страха.

Вот она, настоящая вершина! Сэм рванулся вперед, пытаясь разглядеть, что там, вдали, но прямо перед ним садилось солнце: огромный алый диск опускался на запад, ослепляя взгляд.

Юноша сощурился, прикрыл глаза рукой, поглядел снова – и там, под солнцем, блеснула широкая синяя лента, отражая оранжево-алые разводы обратно в небеса.

– Раттерлин! Ой! – воскликнул Сэм, споткнувшись о гребень и здорово отбив себе большой палец ноги. Но он и внимания не обратил на сиюминутную боль. Вот она, стремительная река, воды которой остановят любого мертвого! Река спасет его!

Вот только до нее еще примерно с пол-лиги, прикинул Сэмет, внезапно холодея, а ночь уже близка. А значит, и мертвые тоже. Они где-то здесь, неподалеку – может, даже впереди него. Наверняка за этой дорогой – и местом ее слияния с прибрежной тропой вдоль берега Раттерлин – бдительно следят.

А что еще хуже, сообразил Сэм, глядя сверху вниз на реку, он понятия не имеет, что станет делать, когда доберется до воды. А вдруг там не найдется ни лодки, ни плота?

– Торопись, – сказал Моггет из сумы за спиною. Сэм даже подпрыгнул от неожиданности – и вновь потянул Капустку за собою. – Надо успеть добраться до мельницы и укрыться там.

– Я не вижу никакой мельницы, – с сомнением протянул Сэм, снова затеняя глаза рукой. Разглядеть в деталях берег реки ему никак не удавалось: в глазах у него все плыло от недосыпания, а мозги отключились вовсе, точно у мертвого подручного.

– А между тем она там есть, – огрызнулся Моггет и выпрыгнул из сумы прямо на плечо к Сэму, заставив того пошатнуться. – Колесо не вращается: будем надеяться, мельница заброшена.

– И что в этом хорошего? – в изнеможении осведомился Сэм. – Не лучше ли, чтобы там были люди? Нас бы накормили и напоили…

– А ты бы хотел натравить мертвых на мельника и его семью? – перебил Моггет. – Потому что мертвые очень скоро нас отыщут – если, конечно, еще не отыскали.

Не ответив ни слова, Сэм легонько хлопнул Капустку по шее, побуждая идти быстрее. Может, повиснув на стремени, он не слишком обременит ее? Принц от души надеялся, что лошадка сможет преодолеть оставшееся расстояние, потому что сам он без посторонней помощи не дойдет.

Как всегда, Моггет оказался прав. Сэм уже почувствовал близость мертвых и, взглянув в небо, заметил две черные точки, что снижались по нисходящей спирали, вылетев из пелены ночи, надвигавшейся с востока. Видимо, направляющий их некромант недостатка в воронах не испытывал. А там, куда летят вороны-кровавики, скоро объявятся и другие мертвые, приведенные из Смерти на поиски добычи.

Моггет тоже заметил кровавиков – и зашептал Сэму в ухо:

– Теперь никаких сомнений не осталось. Все это – дело рук некроманта, который желает зла именно тебе, принц Сэмет. Его слуги отыщут тебя, куда бы ты ни бежал; он натравит на тебя всех тварей Смерти и погонит тебя навстречу неминуемой гибели.

Сэм сглотнул. Грозный приговор звучал в его ушах вместе с легким отзвуком Свободной магии, заключенной в котоподобном существе, восседающем у него на плече. Сэм шлепнул Капустку по крупу, подгоняя вперед. И облек в слова первое, что пришло в голову:

– Моггет. Заткнись.

Капустка пала в ста ярдах от мельницы, измученная сначала безостановочным галопом, а теперь – непосильным бременем: Сэм повисал на стремени мертвым грузом. Он едва успел выпустить стремя: лошадь чуть не подмяла его под себя. Моггет вовремя спрыгнул с хозяйского плеча и на всякий случай отскочил подальше.

– Увы ей, – бросил кот, не глядя на лошадь. Его зеленые глаза зорко всматривались в ночь. – Они подходят.

– Знаю! – рявкнул Сэм, спешно снимая переметные сумы и закидывая их себе на спину. Юноша нагнулся, погладил Капустку по голове. Лошадь не ответила. Глаза ее закатились, видны были только белки. Сэм потянул за поводья, пытаясь помочь ей подняться, но Капустка даже не шевельнулась, а принц слишком устал, чтобы принудить ее силой.

– Быстрее! – прошипел Моггет, кругами расхаживая вокруг него. – Ты знаешь, что делать.

Сэм кивнул и оглянулся на мертвых. Их было десятка два или даже больше: неуклюжие силуэты смутно выделялись в сгущающейся тьме. Их повелители, по-видимому, пригнали мертвецов с какого-то далекого кладбища и заставляли идти даже под лучами солнца. В результате передвигались они медленно – но неумолимо. Задержись Сэм еще на минуту, и мертвые настигнут его, как крысы – обессиленную собаку.

Принц извлек кинжал и ощупал Капусткину шею. Сонная артерия слабо, неровно пульсировала под пальцами. Паренек приставил к ней острие кинжала – но надавить не спешил.

– Не могу, – прошептал он. – Может, она еще поднимется.

– Мертвые выпьют ее кровь и сожрут ее плоть! – зарычал Моггет. – Разве она заслужила такое? Бей!

– Я не могу отнять чужую жизнь. Даже у лошади, даже из милосердия, – прошептал Сэм, неловко поднимаясь на ноги. – Я это понял после… после констеблей. Мы подождем их вместе.

Моггет зашипел и перескочил через шею лошади, одной лапой прочертив по ней линию белого огня. В первое мгновение ничего не происходило. А затем жутким фонтаном забила кровь, забрызгав Сэму сапоги и спрыснув ему лицо горячими каплями. Капустка один-единственный раз судорожно дернулась – и умерла.

Сэм почувствовал ее смерть и отвернулся, не в силах видеть темную лужицу, запятнавшую землю под нею.

Что-то ткнулось ему в голень: Моггет подгонял его. Сэм отвернулся и с трудом побрел к мельнице. Капустка умерла; мальчик знал, что Моггет сделал то, что необходимо, и другого выхода у них не было. И все равно ему казалось, что это неправильно.

– Быстрее! – поторапливал кот, приплясывая у его ног белым проблеском в темноте. Позади уже послышалось приближение мертвых: пощелкивание костей, поскрипывание иссохших коленей, выгнутых под углом, невозможным при жизни. Страх превозмог усталость и погнал Сэма вперед, но до мельницы было еще далеко, очень далеко…

Сэм споткнулся, едва не упал, но каким-то образом удержал равновесие. Боль в ноге пронзила все его существо, и в голове немного прояснилось. Да, лошадь погибла, но ему вовсе незачем присоединяться к ней в Смерти. Он мог соблазниться подобной мыслью только от усталости – и то на мгновение.

А впереди уже маячила мельница, выстроенная на могучей реке Раттерлин, – мельница с ее лотком, шлюзовыми воротами и колесом, врезанными в берег. Нужно только добежать до мельничного лотка – канала, подводящего воду к водяному колесу, – открыть шлюз, и мельница окажется защищена текучей водой из реки.

Сэм рискнул оглянуться через плечо – и снова споткнулся, потрясенный тем, как резко стемнело, как близко мертвые и как их много. Теперь их оказалось куда больше двух десятков, они подходили рядами со всех сторон, до ближайших оставалось уже каких-то ярдов сорок. Их трупно-бледные лица, похожие на подрагивающие в воздухе стаи мошек, четко выделялись в лунном свете.

На многих мертвых были изодранные синие головные платки и шляпы. Сэм уставился на них во все глаза. Да это же мертвые южаки! И скорее всего, из числа тех, которых пытался отыскать отец.

– Беги, идиот! – заорал Моггет, белым росчерком метнувшись вперед. А мертвяки, похоже, наконец сообразили, что добыча вот-вот ускользнет. Заскрипели мертвые мышцы, внезапно заработав в полную силу; из мертвых иссушенных глоток вырывались странные, глухие боевые кличи.

Больше Сэм не оглядывался. Он слышал тяжелую поступь и хлюпанье прогнившей плоти, «работающей» на износ – даже магической поддержки едва хватало. Превозмогая слабость, юноша пустился бегом, дыхание обжигало горло и легкие, от мышц боль расходилась по всему телу.

Сэм добежал до мельничного лотка – глубокого, узкого канала, – опередив мертвых на каких-нибудь пару секунд. За четыре шага преодолев примитивный дощатый мостик, он пинком опрокинул его в лоток. Но канал давно пересох, так что первые мертвые подручные просто кинулись вниз и вскарабкались на другую сторону. А за ними шли еще мертвые, ряд за рядом – точно неудержимый морской прилив.

Сэм в отчаянии бросился к шлюзовым воротам и водяному колесу, способному поднять затвор, чтобы бурлящие воды Раттерлин хлынули в канал и захлестнули взбирающихся по стенкам мертвых.

Но колесо заржавело, накрепко застряло, и шлюзовые ворота не открылись. Сэм налег на колесо всем своим весом, но оно просто сломалось – и в руке у него остался кусок порыжевшего обода.

И тут первый из мертвых подручных, подтянувшись, выбрался из мельничного лотка и развернулся к Сэму. Вот теперь стемнело окончательно, но рассмотреть мертвяка все-таки удавалось. Некогда он был человеком, но магия, вернувшая его в Жизнь, изувечила его тело, словно следуя прихоти безумного художника. Руки свисали ниже колен, голова сидела не на шее, но втянулась в плечи, рот разверзся вертикальной щелью, заняв место носа. А за этим мертвым уже теснились другие: изломанные фигуры карабкались по лопастям водяного колеса, словно по ступеням, выползая из мельничного лотка.

– Сюда, внутрь! – приказал Моггет и, хлестнув хвостом, метнулся сквозь дверной проем в саму мельницу. Сэм поспешил было следом, но мертвый подручный преградил ему путь. Череп оскалил зубастую пасть, длинные руки с цепкими костлявыми пальцами, на которых не осталось ни клочка кожи, потянулись к добыче.

Сэм выхватил меч и одним стремительным движением рубанул по мертвяку. На клинке вспыхнули знаки Хартии, в ночь посыпались серебряные искры – это заговоренный металл вгрызся в мертвую плоть.

Подручный отшатнулся назад, изувеченный, но не побежденный; одна его рука бессильно повисла на полоске сухожилия. Сэм ткнул в нападающего навершием меча, толкнув его на двух его сотоварищей. Стремительно развернувшись, ударил еще одного, подскочившего сзади, и отступил к дверному проему.

– Внутрь, говорю! – зашипел Моггет откуда-то снизу. Сэм протянул руку, нашарил дерево. В отчаянии ухватился за край двери и захлопнул ее прямо в ухмыляющиеся морды мертвых. Моггет подпрыгнул, щекотнув шерсткой Сэмову руку, и тяжелый глухой стук подсказал юноше, что кот только что задвинул засов. Дверь была заперта – хотя бы на время.

Тьма внутри царила кромешная – удушливая, непроглядная тьма. Даже ослепительно-белый кот и тот не был виден.

– Моггет! – заорал Сэм в панике. Это одно-единственное слово потонуло в оглушительном треске и грохоте: мертвые подручные бились в дверь. На то, чтобы отыскать какой-нибудь брус и использовать его как таран, мозгов у них не хватало.

– Да здесь я, – отозвался кот – невозмутимо, как всегда. – Ты нагнись.

Сэм пошарил внизу, у пола, куда поспешнее, чем согласился бы признаться даже себе, и ухватил Моггета за зачарованный Хартией ошейник – и на одно жуткое мгновение подумал было, что нечаянно снял его. Но тут кот шевельнулся, звякнул миниатюрный Ранна, – и Сэм с облегчением убедился, что ошейник на месте. Звон Ранны окатил его волной дремоты, но что такое дремота по сравнению с неизбывным облегчением от того, что полоска кожи по-прежнему крепко облегает кошачью шею. А когда рядом мертвые и дверь уже трещит под их натиском, чтобы усыпить Сэма, одного миниатюрного Ранны отнюдь не достаточно!

– Сюда, – позвал Моггет или, скорее, бесплотный голос в темноте. Сэм снова ощутил движение где-то внизу, под ногами, и поспешил за котом, при этом ни на миг не забывая про дверь позади.

Моггет вильнул в сторону, но Сэм по инерции шагнул вперед, меч его врезался во что-то твердое и отскочил, едва не ударив хозяина в лицо. Юноша убрал клинок в ножны, едва не проткнув себя при этом насквозь, и потянулся ощупать нежданную преграду.

Под его рукою оказалась еще одна дверь – дверь, что, должно быть, выводила на саму реку. Даже сквозь грохот мертвых подручных, штурмующих первую дверь, снаружи доносился гул воды. Шум и гром эхом прокатывались по мельнице из конца в конец, вплоть до чердака. Но невзирая на всю эту какофонию, мертвые так и не прорвались внутрь, и Сэм мысленно поблагодарил мельника, который строил на совесть.

Трясущимися руками юноша нашарил засов, поднял его и повернул ручку. Безрезультатно. Сэм крутанул ручку еще раз, вне себя от страха. Ну не могли же эту дверь запереть снаружи?

За его спиной скрипучие петли наконец-то подались – и первая дверь с треском рухнула внутрь. Мельницу заполонили мертвые подручные; их хриплые вопли походили на нечеловеческие отголоски торжествующих криков живых.

Сэм крутанул ручку в другую сторону – и дверь внезапно распахнулась наружу. Юноша вылетел вместе с дверью, кубарем прокатился по нескольким ступенькам, уводящим к узкому причалу, и с глухим стуком шлепнулся на площадку. Раненую ногу пронзила слепящая боль, но ему было все равно. Наконец-то – вот она, Раттерлин!

Вновь стало возможным разглядеть вокруг хоть что-нибудь – благодаря звездам в небе и их отражению в воде. На расстоянии вытянутой руки текла стремительная река. Тут же валялось довольно вместительное жестяное корыто – в таком моют нескольких детишек зараз, а взрослый вытянется во весь рост. Едва обнаружив его, Сэм столкнул находку в реку и, удерживая корыто одной рукой, чтобы не уплыло, другой уложил на дно меч и переметные сумы.

– Беру свои слова назад, – заявил Моггет, запрыгивая внутрь. – Ты не так глуп, как кажешься.

Сэм попытался ответить, но лицо его и губы словно окаменели. Он перебрался в корыто, держась за последнюю ступеньку причала. Корыто пугающе погрузилось еще глубже, но даже когда юноша влез в него целиком, края все еще поднимались над уровнем воды на несколько дюймов.

Принц оттолкнулся от причала, и вовремя: в дверь хлынули мертвые. Первый отпрянул было от такого количества текучей воды, но сзади наседали другие, и подручный упал – едва не угодив в Сэмову импровизированную лодку.

Мертвец завизжал, запрыгав вниз по ступенькам; на какую-то секунду он вполне мог сойти за живого. Падая, он размахивал руками, пытаясь ухватиться хоть за что-нибудь, но в результате лишь изменил направление своего движения. А в следующее мгновение он уже плюхнулся в Раттерлин, и визг его потонул в каскаде серебряных искр и золотого огня.

Мертвяк промахнулся мимо лодки всего на несколько футов. Поднятая им волна едва не захлестнула корыто. Сэм наблюдал за последними мгновениями твари, равно как и мертвые, застывшие в дверном проеме над причалом, – и в груди его нарастало неописуемое облегчение.

– Поразительно, – мяукнул Моггет. – Мы все-таки спаслись. Ты что делаешь?

Поерзав немного на месте, Сэм молча вытащил из-под себя засохший, покоробленный солнцем брусок мыла. А затем запрокинул голову и расслабленно опустил руки за борт, в чудесную, прохладную реку, спасшую их от врагов.

– На самом деле я, пожалуй, даже сказал бы: «Молодец!», – промолвил Моггет.

Сэм не ответил: он потерял сознание.