Глава 26

– Помните, Штефани, – чуть горько сказал Николас, – что я вам говорил: я не соглашусь на развод, если дело дойдет до храма?

Я кивнула, недоумевая, к чему он про это вспомнил.

– Так вот, сейчас я бы согласился. Только есть вероятность, что брак расторгнуть не удастся, – сказал он. – Такой брак никому из нас не нужен. Вы же меня возненавидите. Вам будет плохо, мне будет плохо. Вам очень тяжело без магии?

– Непривычно, – ответила я. – Словно я перестала видеть часть мира, понимаете? Не смертельно, жить с этим можно. И это не навсегда. Правда, из Академии меня попросили уйти, пока Дар не восстановится.

– Давайте попробуем снять артефакт прямо сейчас, не будем дожидаться, пока пройдет необходимый для активации срок, – предложил Николас. – Это маловероятно, но все же. Драконья магия – довольно загадочная, иной раз невозможно предсказать, как она себя проявит.

Для этого было достаточно сказать вслух о своем желании помолвку расторгнуть. Мне казалось, что мы оба этого искренне хотели, но браслет не пожелал со мной расстаться. Досрочного расторжения помолвки не предусматривалось.

– Только после окончания настройки, – сказал Николас.

– А через неделю артефакт точно снимется? – спросила я. – Вдруг зелье, которое я сейчас принимаю, повлияет на скорость этой самой настройки?

– Нет, зелье влияет на вас, а не на артефакт, – ответил Николас. – Богиня, как ужасно все получилось! Мне казалось, я вам нравлюсь, и лишь социальные предрассудки мешают вам это признать. А оказалось, что вы любите другого, а ко мне у вас – как там сказал ваш эксперт? – лишь легкая склонность.

Он выглядел таким несчастным, куда-то подевалась уверенность, без которой я и представить его не могла.

– Извините, я не хотела вас обидеть, Николас, – ответила я.

– Вы еще извиняетесь? Это мне извиняться надо. Извините, Штефани, если можете. Если бы я знал, как все исправить…

Он не договорил, но я его и без этого поняла. Теперь мы могли только ждать, когда пройдет эта проклятая неделя, от нас и наших желаний ничего не зависело. Я с удивлением обнаружила, что меня к Николасу не тянет с такой неодолимой силой, как в выходные. Быть может, на браслет все же повлияло наше пожелание расторгнуть помолвку? Но тогда почему он все так же застегнут на моей руке?

– Все закончится через несколько дней, – напомнила я.

– Да, все закончится, – сказал Николас. – Думаю, вы меня после случившегося не захотите даже видеть.

Говорить, что я его не слишком хотела видеть и до случившегося, я не стала. Все равно сейчас это бессмысленно.

– Извините, Николас, но мне нужно идти, – твердо сказала я.

– То есть не хотите видеть уже сейчас, – усмехнулся он. – Боитесь, что влияние браслета станет слишком сильным, и вы не сможете ему противостоять? Уверяю вас, Штефани, я этим не воспользуюсь.

– Нисколько в этом не сомневаюсь, – я даже смогла ему улыбнуться, что удивило не только его, но и меня. – Нет, Николас, меня не это беспокоит. Регина – вот что сейчас тревожит меня намного больше.

Говоря про Регину, я была уверена, что уточнять ничего не придется. Вернер наверняка знает о ее аресте, а уж поделиться с друзьями, как опасно связываться с девушкой из приюта, ему сама Богиня велела. Тем больше было мое удивление, когда Николас спросил:

– Регина? А что с ней случилось?

– Ее арестовали за кражу драгоценностей у Моники.

– Да какие у Моники драгоценности? – сказал Николас. – Разве ей семья разрешила бы взять в Гаэрру что-то более дорогое, чем пара золотых сережек?

В голосе его скользнуло легкое пренебрежение, раздражавшее меня с самого нашего знакомства. Сейчас оно относилось к Монике и мне показалось очень даже правильным. Но продолжать беседу я не могла – у меня было срочное дело.

– Николас, я хочу поговорить с отцом. Чем быстрее, тем лучше. Возможно, Регину и вытащат из этой заварухи. Если хотите, я могу вам рассказать, но по дороге.

Он подал мне руку, и я неуверенно за нее взялась. Желания повиснуть на женихе и смотреть на него восхищенным взглядом не появилось, поэтому я успокоилась, собралась и начала рассказывать:

– Регину пригласили в дом родителей Моники на выходные. Моника взяла ее с собой для поддержки. Она боялась, что до них дошли слухи о ее встречах с Вернером, поэтому назад в Гаэрру ее не отпустят. Это мне Регина так сказала, когда уезжала. А сегодня, когда я подошла к Монике, она заявила, что моя подруга украла все семейные драгоценности, и ее арестовали.

Николас нахмурился. Разговор ему не нравился. Испугавшись, что он может плохо подумать про Регину, я торопливо добавила:

– Она никогда ничего чужого не брала, понимаете? Никогда! Она взбалмошная, безответственная, но честная и хорошая. И Вайс так же думает.

– Штефани, успокойтесь, если это так, то все будет хорошо. В Гарме редко осуждают невиновных, – ответил он.

Но выражение его лица не смягчилось. Наверное, ему теперь собственное предложение кажется еще более глупым. Мало того, что я его не люблю, так еще и рискую остаться без Дара, а мою подругу обвинили в воровстве. Совсем неподходящая для него партия.

– Но ее арестовали, – ответила я. – Неужели Вернер вам ничего не рассказывал? Он наверняка встречался вчера с Моникой.

Я была в этом уверена. Вернер не мог не переживать за исход разговора Моники с родителями, а значит, ждал ее если не у телепортационного пункта, так в общежитии Академии.

– Встречался, – сказал Николас, – он об этом говорил. Но что арестовали вашу подругу – нет. Возможно, он ушел до того?

– Возможно, – неохотно ответила я.

Вернер нравился мне все меньше и меньше. Я не Регина, мне недостаточно веселого характера, чтобы искренне восхищаться человеком. С Даром этого курсанта происходят странности, которые он пытается объяснить семейными наработками. Но нигде, ни в одном справочнике, ни в одном тонком или толстом томике по магии я не встречала упоминания о подобных методиках. Ни единого, даже такого, которое можно было лишь с большим допущением посчитать таковым. Все методики, относившиеся к человеческой магии, поднимали Дар несильно, но потом он никогда не падал. Не было это волнообразной кривой взлетов-падений. Резких взлетов и не менее резких падений. А вот орочьи зелья давали как раз такую картину – с выраженными скачками. Но это лишь мои предположения, которыми я ни с кем не делилась. Слишком невероятной для меня была связь будущего военного с потенциальным противником. Пусть сейчас отношения со Степью были намного лучше, чем раньше, но несколько столетий постоянной вражды из истории не вычеркнешь.

– Вернер вам не нравится? – спросил Николас. – Считаете его слишком легкомысленным для будущего военного мага? Это не так. В сложных ситуациях он действует очень четко, без сантиментов.

– Дело не в его поведении, – ответила я. – Мне все в целом не нравится. Я понимаю, что это выглядит для вас глупо, но мне кажется, что…

Я замолчала, не в силах облечь свою мысль в слова. Озвученное становится обвинением, которыми я и без этого слишком легко разбрасываюсь. Дар Вернера, Моника, ее ценности, арест Регины казались мне связанными в единую цепь, точнее – спутанными в клубок, из которого торчат совсем не те кончики ниток, за которые нужно тянуть. Ни одного доказательства, лишь смутные подозрения, основанные на моих не слишком обширных знаниях.

Николас молчал, договорить он меня не попросил. Мне показалось, что он и без того понял, что я хочу сказать. Не только понял, но и сам задумывался об этом. И точно так же желал, чтобы все странности Вернера объяснялись только нестабильностью Дара. Николасу было намного сложнее, чем мне, – для него речь шла не просто о курсанте, а о друге. Кому верить, как не тому, от кого, возможно, будет зависеть твоя собственная жизнь?

Я чуть скосила взгляд на спутника. Николас шел, глядя строго вперед. По его лицу сложно было понять, о чем он думает. Получается, что в это дело замешаны его друг и моя подруга. Кто ему Регина? Никто. Особенно если учесть, что нашей помолвке придет конец через несколько дней, после чего мы никогда уже не встретимся.

– Если Регина ни в чем не виновата, ее должны скоро выпустить, – отвечая скорее своим мыслям, чем моему невысказанному вопросу, сказал Николас.

– Я уверена, что она ни в чем не виновата, – твердо сказала я. – А вот вы, Николас, можете сказать то же про своего друга?

– Что он никогда раньше не брал чужого? Могу.

Я хотела было ему сказать, что фраза эта звучит довольно двусмысленно, словно он не уверен, что сейчас Вернер такого не делал. Я даже повернулась к нему, чтобы высказать это, глядя ему в глаза. Но не смогла. Ему и без того было слишком больно. Я вдруг поняла, как ему сейчас тяжело даже просто идти рядом со мной. Мне вдруг стало невыносимо жаль, что я его не люблю. Что люблю другого, того, кого сейчас нет со мной рядом. Николас переживал все выходные, даже с занятий ушел, чтобы со мной поговорить, а ведь в Военной Академии нарушений не спускают.

– Наверное, вы опять попадете на гауптвахту из-за меня, – с запоздалым раскаянием сказала я.

– Нет, не волнуйтесь, Штефани, – он мне улыбнулся. – В этот раз я получил разрешение. Сославшись на свой новый, жениховский, статус.

Он поднес мою руку к губам и легко поцеловал. А я опять испытала лишь стыд, ни влечения, ни желания пойти ему навстречу – ничего не было. Я даже посмотрела, не разрядился ли браслет-артефакт, хотя меня и предупредили, что это невозможно: при необходимости он начинает использовать мою энергию, и этому блок Дара – не помеха. Николас не отпускал мою руку, а я не торопилась ее забирать. С его стороны это было прощание, и казалось жестоким его прерывать, хотя проблемы Регины никуда не делись, и мне следовало торопиться.

– Вам неприятно, что я рядом? – внезапно спросил он. – Несоответствие между собственными чувствами и навязываемыми артефактом – ощущать такое, наверное, мучительно.

– Нет, сейчас ничего такого нет, – ответила я. – А вот когда вы приходили в выходные, мне было трудно не открыть вам дверь.

– Нужно было открыть и все рассказать.

– Я не уверена, что смогла бы говорить.

– Даже так?

Он отпустил мою руку, и мы пошли дальше. Николас хмурился. Возможно, представлял в красках, как я его целую со всем пылом, а потом он узнает, что все это было ненастоящим, навязанным мне браслетом. Нет, леди Лоренц не права, желая скрыть эту особенность артефакта от сына. Николас не из тех, кто согласен обманываться.

В отделение Сыска, где работал мой отец, мы вошли вместе, хотя мне казалось, что Николас попрощается со мной на пороге и уйдет. Но нет, он остался, за что я ему была несказанно признательна. Сейчас, как никогда, мне нужна была поддержка. И пусть часть моих проблем была связана с моим спутником, я не могла его в этом винить. Я вдруг подумала, что если бы не этот проклятый браслет, все могло бы сложиться по-другому.

Папа был занят, нам пришлось немного подождать в коридоре. Николас молчал и о чем-то сосредоточенно размышлял. Станет ли он покрывать Вернера, если тот окажется замешан? Что ему Регина, за которую и вступиться-то некому? Я очень переживала за подругу. Мне казалось, она в заключении беспрерывно рыдает, не понимая, за что ее задержали. Ей сейчас было очень плохо. Много хуже, чем мне.

– Штеффи, что случилось? – отец демонстративно проигнорировал Николаса, хотя тот поздоровался.

Это было не слишком красиво со стороны моего ближайшего родственника, но его чувства вполне понятны. Он не сможет вести себя с Николасом так, словно ничего не случилось. Но я поговорю с ним об этом позже, сейчас главное – подруга.

– Регину арестовали за кражу драгоценностей. Она не могла этого сделать.

– Кто арестовал? Где?

Папа задал уточняющие вопросы, на часть из которых ответа я не знала, и отправился узнавать подробности. Я приободрилась. Если появится возможность вытащить ее под залог или на каких-нибудь других условиях, это уже будет очень хорошо. Зря Моника рассчитывала, что удастся свалить все на мою подругу.

– Инору Шварцу я не слишком нравлюсь, – заметил Николас.

– Он видел меня в первый день воздействия вашего артефакта, до того как я начала принимать зелье, – пояснила я. – Помнится, леди Лоренц мой вид тоже потряс. Но она сказала, что я должна принять случившееся, тогда все будет хорошо. Как принимает она, хотя ей в невестки хотелось бы кого-нибудь своего круга. Вы сделали неправильный выбор, Николас. Но ничего, вы сможете его изменить.

– Штефани, я сделал правильный выбор, – ответил он. – Но я поторопился. Поэтому нынешнее положение не исправить, чего мне действительно очень жаль.

Папа пришел довольно быстро, и сразу стало понятно, что дело очень серьезное.

– Штеффи, ты так уверена в ее честности? – спросил он. – В ее вещах нашли шкатулку, в которой хранились драгоценности.

– Уверена. Шкатулку могли подбросить.

– Регина была последней, кто держал шкатулку в руках. Остаточные следы аур на это точно указывают. Здесь не может быть иных толкований. Сама же Регина утверждает, что подруга ей хвасталась драгоценностями, а потом забрала шкатулку и унесла. После чего Регина эту вещь больше не видела, до того момента как ее начали обыскивать.

Я растерялась. Следы аур – это веский довод в пользу вины Регины, но он шел вразрез с тем, что я о ней знала. Я была уверена, что ничего такого она не могла сделать.

– Ей не могли подчистить память, инор Шварц? – спросил Николас.

– Подчистили, – согласился папа. – Но очень хитро подчистили. Менталист говорит, что убрали все касающееся какого-то человека. Связано ли с этим делом, он сказать не может. Но в одном уверен. Если она взяла эти ценности, то действовала по собственному желанию, а не по принуждению.

– Если? – ухватилась я за предположение.

– Следователь, ведущий это дело в Главном Управлении, не сомневается, что она замешана. Да, Регина согласилась на ментальное сканирование, но оно ничего не дало.

– Но ведь не нашли и подтверждения?

– Аура на шкатулке, – напомнил отец. – Регина была последней, кто держал ее в руках. Это серьезное доказательство. Стоимость украденного слишком велика, чтобы твою подругу могли выпустить под залог.

– Нужен адвокат, – сказал Николас, – иначе инорита получит очень большой срок.

– Да, до двадцати лет, – хмуро заметил отец, – если не найдут эти ценности и не будет смягчающих обстоятельств.