Глава 14

К нашей огромной радости, тете разрешили покинуть госпиталь. Инор Брайнер, который ее осматривал перед моим приходом, сказал, что все страшное позади, его вмешательство и присмотр больше не требуются, но в ближайшие несколько месяцев тете следует избегать волнений и магических перенапряжений. Я его заверила, сделаю все, что в моих силах, и уже хотела еще раз поблагодарить его и попрощаться, как тетя Маргарета неожиданно сказала:

– Представляешь, Штеффи, инор Брайнер, оказывается, отец Рудольфа, с которым вы изображали помолвленную парочку, выманивая преступников.

– В самом деле? – я сделала вид, что ужасно удивлена.

– Да, – ответил инор Брайнер, – Рудольф, когда вчера узнал, что ваша тетя попала сюда, очень расстроился.

Расстроился, как же! Если бы действительно переживал, хоть немного, непременно навестил бы, посмотрел лично, как себя чувствует тетя Маргарета, а не слушал, что рассказывает отец.

– Удивительно, что он нас вообще вспомнил, – не удержалась я. – У него, наверное, этих фиктивных помолвок ради интереса следствия за годы работы было столько, что и не сосчитать. Интересы следствия – они такие разнообразные бывают.

– Не знаю, не знаю, – лукаво усмехнулся инор Брайнер, – сколько было этих фиктивных помолвок, но фамильный браслет Руди у нас брал только один раз и с такими туманными объяснениями, что мы даже решили – в ближайшее время познакомимся с его невестой. Но нет – вернул браслет, так он у нас и лежит с тех пор невостребованный.

На удивление, его слова меня не обрадовали. Мне вдруг пришло в голову, что интересы следствия все это время от Рудольфа требовали изображать не жениха, а любовника с видимыми результатами на уровне ауры. Представить, что он кого-то целует так, как целовал меня Николас, оказалось очень легко. А ведь поцелуями он не ограничивался, я уверена.

– Похоже, воспоминания о помолвке не доставляют вам радости, инорита Ройтер, – заметил инор Брайнер.

– Ее тогда чуть не убили, – пояснила тетя Маргарета и ухватила меня за руку, словно боялась потерять. – Мне самой нехорошо становится, когда про эту историю начинают говорить.

– Подвергать девушку опасности было не слишком хорошо со стороны Рудольфа, – заметил инор Брайнер.

– Он был уверен, что со мной ничего не случится, – возразила я из чувства противоречия. – Сам он рисковал тогда больше. Никто не ожидал, что у жены моего отца возникнет помешательство на моей почве.

Рассказывать я ничего, кроме этого, не стала – ни к чему инору Брайнеру волноваться из-за сына лишний раз. Все это давно закончилось, у Рудольфа было время понять свои ошибки и учесть их последствия. Если он этого не сделал – его отцу тем более знать не следует. Я перевела разговор на тетино здоровье, наконец еще раз поблагодарила замечательного целителя и попрощалась с ним. Экипаж нашли быстро. Рядом с Королевским Госпиталем всегда дежурило несколько в надежде на хорошего клиента – все же стоимость лечения там была не из низких.

В экипаже тетя Маргарета устало откинулась на подушки, что не мешало ей посматривать по сторонам.

– Совсем уже тепло, – сказала она. – Я и не заметила, как весна до середины добежала.

– Инор Брайнер сказал, тебе больше гулять надо. Погода для этого как раз подходящая. Можно по вечерам ходить в парк, или даже просто по улицам. Скоро все расцветет.

– Можно, – согласилась она, помолчала какое-то время и сказала: – Штеффи, я не хочу, чтобы твоя жизнь прошла, как моя. Тебе нужно побольше гулять, и не со мной, а с молодыми людьми. Признаю, идея с Лоренцом была глупой, визит его отца это показал. Но вокруг столько достойных иноров, для которых твое происхождение будет не столь важным. Возвращаясь к Рудольфу Брайнеру… Мне казалось, ты ему искренне нравилась.

– Тетя Маргарета, если бы я ему нравилась, то… – я махнула рукой, не желая заканчивать фразу, и без того ей понятную. – Я ему нравилась не более любой симпатичной молодой свидетельницы, способной оказать помощь в расследовании. Надобность в помощи отпала, и он тоже… отпал.

– Но браслет ты его носила и после того, как надобность отпала, – заметила тетя Маргарета.

– Я его вернула сразу, как Рудольф приехал в Гаэрру, – резко ответила я. – И он не выразил ни малейшего желания, чтобы я носила его и дальше. К чему этот разговор, тетя?

– Не знаю, – вздохнула она. – Я сейчас поняла, как плохо, когда в семье нет мужчины.

Но мужчина у нас в семье был. Мой отец как раз расхаживал перед магазином и, когда оказывался перед дверью, давил на сигнальный артефакт. Его поведение меня удивило – он же видит, что в помещении никого нет. Как ни хороша у нас защита, скрыть ауры находящихся в доме людей она не позволяет. А сейчас там и скрывать нечего – никого, кроме нас с тетей, в такое время быть не могло, а мы только подъезжаем.

Папа увидел нас, лишь когда экипаж остановился у крыльца нашего магазина, и бросился к нам, словно от его скорости зависела чья-то жизнь. Его. Или моя. Или тети Маргареты, которой он подал руку, помогая спуститься. Расплатился с возницей тоже он. Дождался, пока мы войдем в магазин, и лишь тогда спросил:

– Почему я должен узнавать о твоих проблемах от посторонних? Штефани, я твой отец, ты ко мне в первую очередь должна идти за помощью. А что получается? У нас в отделении о случившемся знают все. Все, кроме меня. Они меня, видите ли, решили не беспокоить. Ну да, если уж родная дочь ничего не говорит…

– Папа, у тети Маргареты проблемы с сердцем, – попыталась я его отвлечь. – Ее только из госпиталя отпустили, и ей нельзя волноваться.

– Ты думаешь, она не волновалась, как ты здесь одна? – напустился на меня папа, совершенно не желая принимать во внимание мои слова. – Она же не просто так в госпиталь попала, а после скандала с Лоренцом, не так ли?

– Инор Шварц, я ей говорила, просила, чтобы вы у нас здесь пожили, – смущенно сказала тетя, – но она не хотела вас лишний раз беспокоить. Сказала, что у нас хорошая охранная система и работает артефакт вызова Сыска.

– Не хотела лишний раз беспокоить, – повторил отец. – Штефани, я для тебя, получается, чужой? Если считаешь, что для меня собственное спокойствие много важнее твоей жизни и здоровья, ты сильно ошибаешься.

– Ну что вы, в самом деле, – смущенно сказала я. – Ничего же не случилось. Значит, я оказалась права.

– Ничего не случилось, потому что у нас узнали о планах Лоренца в отношении тебя и серьезно с ним поговорили, – зло ответил отец. – И только поэтому ничего не случилось.

Тетя ахнула и приложила руку к сердцу, я испуганно к ней кинулась, бросая умоляющие взгляды на отца. Не следует ему сейчас об этом говорить. Как бы опять целителей вызывать не пришлось. Я заполняла накопитель артефакта каждый вечер, но не уверена, что там сейчас достаточно энергии для нового портала. Папа подхватил тетю Маргарету с другой стороны и сказал:

– Извините, мне следовало поговорить со Штефани наедине, чтобы вас не беспокоить.

– Оставьте эти мысли, – слабо ответила тетя. – Я бы тогда еще больше волновалась. То, чего не знаешь, всегда кажется страшней. Что хотел лорд Лоренц?

Она не могла больше стоять и тяжело села в кресло для посетителей. Ее тревожный взгляд перебегал с меня на отца и назад. Как же не вовремя он решил со мной поговорить, дождался бы, пока мы наедине останемся! Но слишком он за меня испугался, не смог сдержать эмоций. Я вдруг подумала, что очень сложно охранять человека, если не знаешь, что ему грозит. Он, наверное, постоянно помнил, что не смог уберечь мою мать, и если бы еще со мной что-то случилось, простить бы себе не смог, хотя вина была бы не на нем. Как можно уберечь от того, о чем ты и не подозреваешь? Об ухаживаниях Николаса я ему не рассказывала, считая их этакой блажью аристократа. Мое мнение не изменилось, даже когда он заговорил о помолвке. Я слишком привыкла никому не рассказывать о своих проблемах, слишком сжилась с этим. Я совсем не думала, что моя жизнь сейчас тесно связана с жизнями других людей, которые имеют право на мою откровенность. Я виновато посмотрела на папу, который сейчас решал, что же ему говорить, чтобы окончательно не запугать тетю Маргарету, для которой волнение губительно.

– Неважно, – наконец мрачно сказал он. – Важно, что сейчас он этого не хочет. И не захочет в ближайшее время, потому что сейчас у него достаточно собственных проблем с начальником, которому очень не понравилось, что его подчиненный собирался устроить противоправные действия по отношению к беззащитной инорите.

– Я думала, что ты против него ничего не сможешь сделать, – смутилась я окончательно. – Только бы переживал за меня, и все. Поэтому и говорить ничего не хотела.

– Я бы не только переживал, но и охранял, – возразил отец. – Хорошо, что один из тех, кого Лоренц нанимал, сразу пошел к нам, так как знал, что ты моя дочь, а связываться с родственниками сыскарей посчитал глупым. А если бы нет? Если бы взял деньги и устроил тут погром? И все потому, что ты считаешь этого… Лоренца более влиятельным, чем меня. Да кто он такой, по-твоему? Мелкая сошка в своем министерстве, за все годы даже до приличной должности не дослужился. От него там вообще ничего не зависит.

Я вспомнила высокомерие отца Николаса, который всем своим видом показывал, сколь он недостижимая для меня величина. Оказывается, был он не столь велик, больше надувался. Как только не лопнул от собственной важности!

– Я этого не знала.

– Какая разница? – устало спросил отец. – Знала, не знала… Я чуть с ума не сошел, когда узнал, что тебе грозило. А ты даже не сочла нужным мне рассказать. Кто тебе поможет, как не я? Пусть у меня не так много возможностей, но я их все использую ради родной дочери.

– Прости, – пристыженно сказала я. – Но история такая гадкая, мне не хотелось лишний раз о ней вспоминать.

– От того, что ты про нее не вспоминаешь, она никуда не исчезнет, – возразил папа. – О таких вещах ты должна мне непременно рассказывать, понимаешь? И сразу же, не дожидаясь возможных проблем.

– Я тоже виновата, – прошелестела тетя. – Не настояла. Штеффи сказала, что он больше не появлялся, и я успокоилась. Лорд Лоренц не казался мне способным на что-то большее, чем выплюнуть из себя гадкие грязные слова. Показать, насколько он выше нас всех, и забыть о существовании столь недостойных персон.

– Я его серьезно задела, – ответила я. – Я дала ему пощечину. Наверное, это оказалось для него слишком сильным потрясением. От таких, как я, он ждет смиренного согласия, но никак не такого ответа. Но я об этом не жалею, нет.

Я поняла, что это действительно так. Пусть на тот момент я даже не сознавала, что делает моя рука, настолько все неожиданно случилось для меня самой, но Лоренц это заслужил, вволю потоптавшись на моей гордости, унизив меня, как только смог. От одних лишь воспоминаний о его мерзком предложении кровь приливает к щекам и последние доводы покидают рассудок. Нет, если бы все открутить назад, я бы поступила так же. Разве что перчатки надела, чтобы не пачкать руку об этого омерзительного представителя мужского рода.

– Представляю, что он тебе наговорил, – сказал отец. – Наверняка из-за сына взбеленился. Брайнер предупреждал меня, что вокруг тебя вьется Лоренц-младший. Но я значения не придал, решил – будь что серьезное, ты бы мне непременно рассказала. А сейчас выяснилось, что серьезное ты все так же предпочитаешь утаивать, как и раньше.

Он укоризненно на меня посмотрел. Но меня слишком удивили его слова, чтобы оправдываться. Я встретила Рудольфа всего два раза, из которых в компании Николаса он меня видел единожды. Но моему отцу он говорит, что тот вокруг меня вьется. Неужели он следит за мной? Да нет, что за глупости мне в голову приходят… Если он за кем и следит, то за Николасом…

– Папа, а что, Лоренц-младший в чем-то замешан, если Рудольф за ним наблюдает? – небрежно спросила я.

– Брайнер мне такого не говорил, – ответил отец. – Сказал, что курсанты сами по себе легкомысленно к девушкам относятся, а этот еще и в чересчур значимое семейство входит, чтобы с его стороны было что серьезное. Слишком безупречная у них родословная, чтобы связывать судьбу с девушкой твоего сословия. Я ответил, что ты при виде мундиров головы не потеряешь. И что непременно рассказала бы, если бы он что-нибудь для тебя значил.

– Он за мной ухаживал, – неохотно ответила я, поглядывая на тетю – не стало ли ей хуже. Но она лишь внимательно слушала наш разговор и изредка кивала, соглашаясь с папиными словами. – А когда уезжал на сборы, спросил, не откажусь ли я от его браслета. Я была уверена, что он благополучно про все забудет за две недели, поэтому и ответила, что поговорим, когда вернется. Но он, видимо, посчитал это согласием и сообщил родителям.

Мои слова папу успокоили.

– Но замуж ты за него не хочешь? – усмехнулся он.

– Даже если бы хотела, – ответила я, – то после визита его отца это желание у меня бы прошло. Но я и не хотела.

Сигнальный артефакт прозвучал столь неожиданно, что тетя Маргарета испуганно охнула и посмотрела на нас, ожидая поддержки. Но я понятия не имела, кто мог прийти в такое время. Для Регины было слишком поздно, а больше к нам просто так никто не заходил.

– Я посмотрю, кто это, – правильно понял мое замешательство папа.

– Может, не надо? – ответила я. – Кто бы это ни был, пусть приходит завтра утром.

– Так и сейчас еще совсем не поздно, – заметил папа.

Он уверенно направился к двери, а я с запозданием вспомнила, что не включила сигнализацию. И это меня настолько напугало, что я подскочила и пошла к прилавку, где у нас был установлен артефакт вызова Сыска. Папа, конечно, тоже его представитель, но он один, а кто за дверью – неизвестно. Но там оказался лишь посыльный, передавший корзину нежных, едва распустившихся розовых бутонов, которую папа мне и вручил, предварительно убедившись, что там нет ничего постороннего, кроме конверта с монограммой. У меня даже сомнения не возникло, от кого это письмо, но я все же открыла его, чтобы убедиться.

«Глубокоуважаемая инорита Ройтер!

Несколько дней назад между нами произошло досадное недоразумение. Я уверен, что вы неверно истолковали мои слова, которые показались вам оскорбительными и которыми я вас оскорбить не желал. К сожалению, трагическое происшествие с вашей тетей, инорой Эберхардт, не дало мне возможности сразу же прояснить ситуацию, что позволило бы нам понять друг друга. И теперь я лишь могу смиренно просить вашего прощения в надежде, что ваше великодушие не уступает вашей красоте и поможет забыть этот неприятный инцидент, которого, я уверен, вы не желали так же страстно, как и я».

Небрежная закорючка внизу письма изображала подпись лорда Лоренца, скромного аристократа, просящего прощения даже за то, чего он не делал. Не думаю, что это непонятно-витиеватое сочинение – результат разговора с начальством, скорее – с леди Лоренц. Она была уверена, что заставит его извиниться. Но считать ли эту отписку извинением? Это письмо ничего не меняло, лишь подчеркивало, что честности и открытости от этой семьи ждать не приходится.

– Зря ты взял у посыльного корзину, папа, – сказала я. – Нужно было вернуть ее отправителю. Пусть сам нюхает свои розы.