Часть третья
Убийца дла вора
«Где ты? С тобой все в порядке?»
«Я у Муни… Ты уже слышал?»
«Да. Я заеду за тобой и отвезу домой».
«Хорошо».
«Жди».
Лука подняла взгляд на подругу. Муня бесцельно открывала и закрывала вкладки в ноуте.
— Я даже не представляю, каково Оле сейчас, — сказала вдруг она. — Они с Юлькой были как одно целое, близнецы, медиумы. Это как какой-то важной части себя лишиться… Руки, ноги, сердца…
— Как она сейчас?
— Спит. До этого билась в истерике. Пришлось вызвать скорую, делать уколы.
— Мунь, — Лука колебалась, спросить или нет, но отчего-то получить ответ казалось важным делом, а не простым любопытством, — а как Юлю убили?
— Задушили — так сказал ее отец. Она вчера задержалась на работе… В подъезде кто-то ждал.
— Там консьержка или что?
— Консьержка уходит в восемь, а это случилось в половине десятого. Олька вдруг вскрикнула и сознание потеряла… А потом выяснилось, что это в одно и то же время произошло.
— Ужас! — искренне сказала Лука. — Юля кому могла мешать? Или это маньяк был какой-то?
Муня раздраженно захлопнула крышку ноута.
— Не представляю, кому она могла дорогу перейти! Они с Олькой оба — абсолютно солнечные человечки…
Она запнулась и вдруг заплакала. До сих пор говорила о Юле, как о живой. До сих пор не могла поверить!
Лука пересела к ней, обняла за плечи, принялась тихонько укачивать — так успокаивала когда-то Темку, когда оставалась в доме за старшую, а предки были на работе.
— Ты прости, что я на звонки не отвечала и телефон вырубила, — попросила она.
— Я волновалась! — всхлипнула Муня. — Где ты была?
— С Яром… — Лука взгляда не прятала.
Муня снова всхлипнула и уставилась на нее с любопытством.
— Вы…?
— Я пока ничего не знаю, — Лука ощутила, как щеки заливаются румянцем и сердито тряхнула головой — еще не хватало смущаться! — Я у него ночевала и скоро он за мной заедет… Это пока все!
— Никогда бы не подумала, что вы можете быть вместе, — призналась Муня, — но я рада, что это — ты, и это — он. Пойду умоюсь, а потом выпьем кофе, хорошо?
— А родители твои где?
— Папа на работе, а мама у Всеславских… Удивляюсь ее стойкости — только лучшую подругу похоронила и опять заниматься похоронами. Родители Юли пока не в состоянии…
Муня тяжело вздохнула и отправилась умываться. Лежащий у нее в ногах Семен Семеныч вскочил и навострил уши — вдруг на кухню пошла?
Лука тоже вышла в коридор. Огромная тихая квартира казалась затаившимся чудовищем, в недрах которого она заблудилась.
Этьенна Прядилова… Лука никак не могла забыть взгляд, которым та смотрела на лежащую в гробу Эмму Висенте — лучшую подругу, как сказала Муня. Не скорбный, скорее внимательный, испытующий. Стрекозу Этьенна никак не могла взять — когда отходила от тела, та еще сверкала на белой блузке покойницы. Взять не могла, а вот подстроить убийство любимой подруги… Но зачем? Каков мотив? Все пока распутанные Лукой ниточки тянулись в прошлое. Или истинную причину смерти Эммы Висенте действительно следовало искать там, или она упустила что-то из вида. Как ни хотелось оказаться в стороне от этой истории, кажется, она затягивала Луку все глубже и глубже.
Яр приехал как раз, когда они с Муней закончили пить кофе. Поцеловал Муню в щеку, отступил:
— Я подожду за дверью.
— Может, зайдешь? — поинтересовалась она.
Гаранин молча покачал головой.
Лука торопливо оделась, распрощалась с подругой и выскочила на лестничную площадку.
— Брат смог сфотографировать документы? — спросил Яр, когда они спускались вниз на лифте.
— Да.
— Скинь мне…
Лука с удивлением посмотрела на него.
— Зачем?
— Тебе на работу собираться, а у меня весь день свободен. Скатаюсь в детдом, откуда тебя взяли. Может быть, удастся что-нибудь выяснить.
— Так они тебе и расскажут! — фыркнула Лука. — Тайна усыновления и все такое…
— У меня свои методы, — улыбнулся Яр и вдруг притянул ее к себе.
Миг разглядывал запрокинутое к нему лицо, а потом поцеловал. Лука закинула руки ему на шею, прижалась всем телом… Вот бы послать все и поехать к нему, в дом на болота! Не вспоминать ни про работу, ни про стрекозу, будь она неладна… Ни про похороны Юли Всеславской, которые должны будут состояться в пятницу и куда нужно пойти, чтобы поддержать друзей. Чувство вины не давало забыть только о Вольдемаре. Лука знала, что кот привязался к ней и тоскует, когда ее нет. И дело вовсе не в полной-пустой миске для корма!
Гаранин проводил девушку до дома, дождался, пока она войдет внутрь и запрет дверь. Лука смотрела в глазок, как он по-кошачьи гибко развернулся и пошел прочь, а в душе пела радость, которую так страшно было спугнуть.
* * *
Дни потянулись своим чередом. Похоронили Юлю Всеславскую. Тяжелее всего пришлось не родителям — сестре Ольге. В ней будто умерла часть души, отвечающая за интерес к жизни. Бледная, исхудавшая, когда-то хохотушка и шутница нынче походила на призрак. Друзья старались не оставлять ее без присмотра. Тормошили, вытаскивали гулять. Спустя две недели на ее губах впервые появилась улыбка — не настоящая, вымученная. Но хоть какая-то!
Лука с головой погрузилась в работу, занятия с Анфисой Павловной и личную жизнь. Роман с Гараниным давал ей ощущение крыльев за спиной. Она ждала его почти ежедневных визитов с бьющимся сердцем, и сама сердилась на себя за то, что так втюрилась. Наблюдающая за ней Беловольская тихо посмеивалась, однако ученицей была довольна. Лука полностью освоила азы управления стихией земли и начала постигать воду.
Яру, посетившему детдом в одном из старых районов города, удалось узнать кое-что. Как уж он получил эти сведения — подкупом, лестью или угрозами, Лука старалась не думать. Она оказалась найденышем. В детдом ее перевели из больницы, куда она поступила на машине скорой помощи. Девочку в картонной коробке на свалке неподалеку от деревни Лукерьино обнаружил местный житель, вышедший по грибы с собакой. Когда Гаранин рассказывал об этом, обнимая и прижимая к себе, Лука боролась не столько со слезами, сколько с обидой — отчаянной, детской… Ну как же так можно — ребенка, в коробку, на помойку? За что? Почему? Заодно вскрылась и тайна имени — она все гадала, почему ее назвали Лукерьей? А оно вон как вышло! Не по месту рождения, по месту, где едва не умерла!
Гаранин молча укачивал ее, как маленькую, а она плакала, плакала, плакала, пока слезы совсем не иссякли, принеся неожиданное облегчение. Так проходит гроза, оставляя после себя чистый, напоенный озоном воздух. Может быть, тому кто это сделал — Бог простит… А она, Лука, будет жить дальше!
У «Черной кошки» по вечерам толпился народ, раздавались шум и смех, будто и не стоял никогда в Сумеречном зале гроб с телом Эммы Висенте. Лука по-прежнему работала по вечерам и ночам — втянулась, была рада свободному времени, а сна, как оказалось, ей требовалось не так уж и много, наверное, она была «ночным животным». В один из вечеров с радостью увидела в компании друзей и Олю Всеславскую. Ей были рады и другие посетители — подходили, обнимали, что-то говорили. А она оглядывалась так, будто попала сюда впервые и ничего не помнит о прошлой жизни.
— Это пройдет, — прошептал Луке на ухо Логинов, приобняв ее, когда она тоже подошла поздороваться и заодно принять заказ, — дай ей время научиться жить одной.
Она сердито шлепнула его руке — Саня, узнав о ее романе с Гараниным, казалось, совсем потерял голову. Только что в углах ее не зажимал!
— У-у-у! — обиженно прогудел тот, но руку убрал.
Поздно вечером в будний день народу в клубе оставалось немного. Когда ребята собрались уходить, Лука вышла их проводить и глотнуть свежего воздуха. Погода стояла на удивление по сезону. Легкий приятный морозец, тихо падающий снег, побеливший асфальт, клумбы, крыши. Уже пора задуматься о новогодних подарках!
— Скоро Новый год, — вдруг задумчиво сказала Оля.
Она отошла в сторону от компании, глядя куда-то вдаль.
— Где будем тусоваться? — тут же подключилась неутомимая Муня. — Ребята, не отмалчивайтесь, предлагайте.
Лука слушала их краем уха. Честно говоря, хотела бы встретить это праздник, лежа на груди Яра на скрипучей кровати в доме на болотах. И чтобы горели свечи и старинная керосиновая лампа, которую она нашла в кладовке, и отчистила при помощи Михал Кузьмича. А за окнами на мягких лапах закружит тишина, лишь где-то вдали глухо заворчат петарды, привезенные дачниками, решившими отпраздновать за городом. Холодно не будет…
Лука очнулась от мечтаний именно от того, что ей стало холодно. Невыносимо, страшно холодно, будто она уже умерла и легла в гроб — такая же красивая и элегантная, как Эмма Висенте, и такая же ледяная. Она заозиралась, чувствуя, как от ужаса приподнимаются волоски вдоль позвоночника. Было тихо и светло, ничто не предвещало беды. Но рядом с вытянувшейся струной и сжавшей кулачки Олей Всеславской стояла… сестра Юлия. Тонкая и светящаяся, как огонек в той самой, керосиновой лампадке… Вот она наклонилась к ее уху и что-то прошептала.
Лука застыла, ощущая, как заледенело все… От ужаса и присутствия того, чему на этой земле уже нет места!
Оля закричала и отшатнулась. В то же мгновение раздался мягкий хлопок, и Димыч схватился за окровавленную щеку:
— Черт! Это что такое?
— В клуб, бегите! — закричала опомнившаяся Лука, метнулась к Оле, схватила на руку.
На мгновение оказалась рядом с безучастно стоящим призраком, заглянула ему в глаза и ощутила благодарность. Чуждую. Безмолвную.
Раздалась еще пара хлопков, однако ребята уже влетели в вестибюль. Охранники осторожно выглядывали наружу, один из них звонил по телефону. Димычу приложили к щеке салфетку и пакет со льдом для коктейлей. Старший из охранников все-таки вышел и скоро вернулся, неся в ладони вытянутый кругляшок. Человеку ни за что не найти пулю на темной улице, но охранник человеком не был — нашел по запаху пороха. Подошел к испуганно сгрудившимся у стены ребятам. Оля была на грани обморока, держалась лишь потому, что Лука, сама того не замечая, делилась с ней собственной жизненной силой.
— Полицию не вызываем, — бросил он, — звоните родителям или еще кому-нибудь, чтобы вас забрали отсюда.
— Да нас чуть не расстреляли! — Вит вышел вперед, сжав кулаки. — Кого-то из нас хотели убить!
Лука широко раскрытыми глазами смотрела на него. Она только что сообразила, кого пытались убить! Олю Всеславскую! Предназначавшаяся ей пуля пролетела мимо только потому, что Юля предупредила сестру! Пуля срикошетила об стену дома, отколов кусочек кирпича, который и поранил щеку Димычу!
— Кого здесь хотели убить? — вдруг раздался знакомый голос.
Капитан Арефьев, тыча красную корочку в глаза двум дюжим охранникам, нагло теснил их внутрь.
По лицу старшего пробежала едва уловимая гримаса недовольства. Он махнул ручищей, разрешая пропустить представителя закона. Однако встал у него на пути сам.
— Сожалею, но в отсутствие владельца заведения я не могу пустить вас в клуб. Господин Меркулов уже оповещен о случившемся и будет с минуты на минуту.
— Вы не можете мне запретить разговаривать с потерпевшими, — по-волчьи оскалился капитан. — И пулю отдайте, зачем вы ее в карман сунули? Скрываете вещественные доказательства покушения на убийство? Ай-яй-яй, как чревато!
Старший неохотно протянул ему пулю. Арефьев умело подставил полиэтиленовый пакет, сунул его в карман и только теперь посмотрел на ребят. Встретившись глазами с Лукой, едва заметно качнул головой, мол, я предупреждал! На Муню даже не взглянул, однако Лука знала — первое, что он сделал, ступив на порог «Черной кошки», убедился, что с ней все в порядке.
— Пойдемте вон туда, — капитан кивнул на диван, занимающий один из углов вестибюля, — девушке хорошо бы выпить чего-нибудь, она сейчас потеряет сознание. Паспорта у вас с собой?
В открытую дверь проникли синие всполохи полицейских мигалок — капитан Арефьев прибыл с подкреплением.
— Паспорта с собой? — спросил он, оглядывая ребят. — Давайте… Вы, с пакетом, будьте так добры, покажите щеку… Ага!
Что «ага» — Лука не поняла. Торопливо писала в телефоне:
«В клубе только что чуть не убили Олю… Мне страшно!»
Ей действительно было страшно. Никто, кроме нее и Оли не понял, что произошло, потому что никто не увидел призрак Юли Всеславской. Но Оля была потомственным медиумом, а Лука… впервые «пообщалась» с духом умершего. Ощущение было таким, будто по ней проехал асфальтоукладчик.
— Спасибо, — раздалось тихое.
Лука подняла глаза от телефона, где высветилось «Я сейчас приеду. Жди». Оля смотрела на нее, и взгляд, хоть и был затравленным, светился разумом.
— Ты тоже ее видела? Юлю…
— Да, — прошептала Лука, — ты не говори никому, ладно?
— Ладно, — кивнула Оля, вдруг сжала пальцами горло, — она не со мной, но она есть! Мне будет так тяжело без нее…
И заплакала. Громко, надрывно, по-живому… Не истерика без памяти и воли — одушевленная скорбь, целительные слезы, последнее прости и прощай.
Обнимая ее и прижимая к себе, Лука шептала что-то глупое и успокаивающее, понимая, что подобные слезы — благо. Всеславские прибыли как раз, когда измученная Оля затихла у нее на плече.
— Я бы хотел поговорить с ней, — представившись, сказал им капитан, — но не буду настаивать, видя ее состояние. Однако, пока мы не пообщаемся, ей запрещено покидать город.
Забирая дочь, родители смотрели на него, как на убийцу. Ни один мускул не дрогнул в лице Мефодия. Ему приходилось выдерживать и не такие взгляды.
Дождавшись, пока Всеславские уйдут, он повернулся к ребятам и раздал паспорта, и права — у кого что было, откуда переписывал данные в записную книжечку.
— Сейчас здесь станет жарко, — сказал он, — но я хочу, чтобы вы поняли всю серьезность положения и подумали, что вы можете поведать мне о странном закрытом приеме, недавно организованном в «Черной кошке»…
— О приеме? — удивился Саня. — Здесь не организовывают приемы…
— Гостей было порядка трехсот человек, — прищурился капитан, — многие заходили и выходили спустя десяток минут. Мужчины не скрывали как расстроены, женщины плакали…
— Вы следили что ли, капитан? Подсматривать нехорошо! — Вит демонстративно прижал к себе Муню. — Боюсь, нам нечего вам сообщить. Да, ребята?
Остальные дружно закивали.
— Что ж… Город не покидайте, вам придут приглашения на беседу со мной, — Арефьев изящно заломил бровь, — я только замечу, что со времени того приема Юлия Всеславская — уже пятый труп. И, видимо, в этом деле количество трупов будет иметь обыкновение увеличиваться!
Он поднялся, вздернул воротник своего пальто, вновь становясь похожим на сыщика из дурного детектива и пошел прочь.
— А кого еще убили? — крикнул ему в спину Хотьков.
Но капитан, не оборачиваясь, лишь пожал плечами.
* * *
Прошла еще неделя. Магическое сообщество было напугано и бурлило, как ведьминский котел. Слухи об убитых ходили самые разные, количество трупов в них варьировалось от озвученных Арефьевым пяти до тринадцати и даже двадцати двух. Но полного списка фамилий предоставить не мог никто.
Олю Всеславскую, после вызова на допрос, родители спешно отправили из города в неизвестном направлении. Муня сказала, что они договорились с Арефьевым по первому его требованию вернуть дочь обратно, и только с таким условием он согласился на отъезд.
В знакомый кабинет вызвал Арефьев и Луку. Его стол вновь был девственно чист, лежали на нем лишь лист бумаги формата А4 и шариковая ручка.
— Ну что же, Лукерья Павлова Должикова, — сказал капитан, придвигая ей лист и ручку, когда она села напротив, — а ведь я предупреждал…
— О чем? — уточнила та.
— О том, что убийства еще будут, — нехорошо улыбнулся Арефьев. — Вот здесь напишите, пожалуйста, все, что произошло в вечер покушения на Ольгу Всеславскую. Кто где стоял, кто что говорил, все, что кажется вам важным и поможет поймать преступника.
Лука взяла ручку и задумалась. Предчувствие говорило о том, что доблестным органам ни за что его не поймать.
— Вы плохо помните события того вечера? — любезно подсказал Арефьев.
Лука с удивлением посмотрела на него.
— Что?
Взгляд капитана был злым.
— Ваши коллеги в один голос утверждают, что плохо помнят произошедшее. То, что любой из них может оказаться следующим они в расчет не берут.
— Почему вы в этом так уверены?
Капитан покачался на стуле. Затем постучал себя по груди, как орангутанг:
— Это здесь… Сыщицкое предчувствие. Под ударом находятся те, кто посещал тот самый закрытый прием, о котором все дружно отказываются говорить. Что там происходило? Массовая оргия? Элитная БДСМ-сессия? Просмотр жесткого порно?
Перед глазами Луки предстал гроб с телом… Она не знала Эмму Висенте, но видела ее живой, а затем видела, как та умирает! Жесткое порно?! Да что б тебя…
Лист сдуло со стола прямо в лицо полицейскому. Глядя, как он отбивается от бумажного агрессора, девушка засмеялась, вовремя взяв себя в руки. Спасибо Анфисе Павловне и ее постоянным нотациям о сдержанности!
Арефьев вскочил, подошел к окну, проверил закрытую форточку, с изумлением посмотрел на лежащий на полу сильно измятый лист. Развернулся к Луке и рявкнул:
— Если бы вы сообщили то, что скрываете, гарантирую, стали бы лучше спать!
— Если бы, — я подчеркиваю! — если бы нам было что сообщить вам, вы перестали бы спать вовсе! — зло парировала Лука. — Дайте мне другой лист бумаги, я напишу показания и пойду. Меня ждут.
Капитан в два шага миновал маленький кабинет, достал из ящика новый бумажный лист и положил на стол.
Да, она напишет, кто что говорил и кто где стоял! Напишет, как после хлопка, оказавшегося звуком выстрела, схватила Олю за руку и, повинуясь животному страху, закричала: «Бегите!» Не напишет лишь о том, чему больше нет места на этой земле — о призраке Юли Всеславской, заставившей сестру отклониться с траектории предназначенной для нее пули.
Когда она закончила, Арефьев внимательно прочитал написанное.
— Вот тут вы пишите, что закричали: «Бегите!». А почему?
— Что почему?
— Почему закричали?
Лука пожала плечами.
— Я испугалась. Считайте это предчувствием сродни вашему, сыщицкому! Да и Оля стояла в стороне… на виду, а мы — толпой.
Больше капитан ни о чем спрашивать не стал. Подписал пропуск, молча кивнул на дверь. Только сейчас Лука заметила, что выглядит он как человек, который не спал уже несколько суток.
Она вышла на улицу и с облегчением вдохнула морозный воздух. Все-таки в этом здании сами стены давили на посетителей, принуждая их признаться в том, что было… и чего не было.
Черный гольф приветливо мигнул с другой стороны улицы.
— Как прошло? — спросил Яр, когда она села в машину. Поцеловал ее. Его губы пахли кофе — на подставке стояли два стакана. — Один — твой.
— Спасибо.
Лука прижалась виском к его плечу, не желая говорить. Отчего-то в присутствии Яра все тревоги становились неважными.
— Думаю, он задавал мне те же вопросы, что и остальным, — с трудом отрываясь от Гаранина, произнесла она. Взяла свой кофе, с наслаждением отпила. — И он настаивает на том, что охота ведется на тех, кто присутствовал на похоронах Эммы Висенте. Правда, — она невесело усмехнулась, — о похоронах он не знает, поэтому строит самые дикие предположения. Даже говорить тебе не хочу!
— Я тебя сейчас отвезу домой, а потом уеду, вернусь только ночью, — помолчав, сказал Яр. — Работа наклюнулась…
Лука испуганно взглянула на него. Работа? Какая-нибудь мерзкая тварь, вроде альгуля?
— Ну что ты? — Гаранин обнял ее одной рукой, прижимая к себе, другой вывернул руль. — Это ерунда, а не работа. На пол часа. А завтра надо к Алусе съездить.
— Съездим, — Лука потерлась лицом о его футболку, — как там с операцией? Решается?
— Да. Назначили первый цикл анализов и исследований. Нам не привыкать…
— Нам не привыкать, — эхом откликнулась Лука.
И когда эти двое так прочно заняли место в ее сердце? Когда одинокое «Я» сменилось крепким «МЫ»? Робко толкнулось в сердце «Я люблю тебя». Будто новая жизнь. Лука едва сдержалась. Чем реже говоришь такое парням, тем лучше!
* * *
Вечером подавленные произошедшим ребята лениво обменивались ничего не значащими репликами, наблюдая, как у стойки Саня Логинов клеит шикарную рыжеволосую ведьмочку.
— Пойду я, пожалуй, — поднялся, наконец, Димыч. — Завтра вставать рано.
Когда он ушел, Муня позвала Луку — посетителей в зале было немного, видимо слухи о вчерашнем событии всех распугали.
— Ты сегодня встречалась с Арефьевым? — спросила она, произнося фамилию капитана равнодушно — Вит сидел рядом.
— Да, давала свидетельские показания, — подтвердила Лука, — наверное, как и вы.
— Он тебя тоже пугал дальнейшими убийствами?
Девушка кивнула. Муня и Вит переглянулись.
— Нехорошая тенденция складывается, — тихо произнес Алейник и показал Луке заметку в телефоне.
Две колонки: левая длиннее, чем правая.
Лука присела рядом с Витом, читая фамилии, в том числе и фамилии своих друзей. Юля Всеславская была в обоих списках. Оля — выделена другим шрифтом только в левом.
— Что это?
— Мы попытались свести воедино все, что известно об этих покушениях… Обзвонили знакомых, полазили по сети, подняли криминальную хронику. Правая колонка — список убитых. Все они были в числе тех, кто в левой колонке, видишь, фамилии повторяются?
— А в левой? — спросила Лука, ощущая, как страх холодной рукой сжимает сердце.
Ну и что, что ее фамилии не было в левом списке, зато там был и Димыч, и Саня, и Муня с Витом… и Яр.
— А в левой, — судорожно вздохнула Муня, — все те, кого Сергей Борисович тогда отобрал для отсмотра Видящими… Те, кто мог украсть стрекозу!
Лука смотрела на выделенную другим шрифтом фамилию Оли Всеславской и думала, что не вмешайся Юля, и она тоже была бы в правом списке. И еще о том, что реальная опасность нависла над друзьями, которым она не знает, как помочь.
— Может быть, все-таки рассказать что-то капитану Арефьеву? — нерешительно сказала она. — Ну, не вдаваясь в подробности. А то… как-то страшно!
— Страшно, — согласился Вит. — Вот только мы не уверены, что убийства связаны с похищением треклятой брошки. Здесь что-то другое… Но что?
Лука только хотела сказать, что сторонний взгляд опытного сыщика мог бы выделить в происходящем нечто важное, такое, что они сами не видят, как к столику подошел Саня, обнимая новую знакомую.
— Ребята, я с вами прощаюсь! Кстати, познакомьтесь, это Мила!
«Милая Мила» — сердито подумала Лука. Яркая рыжая ведьма, взглянувшая на ее фартук официантки с явным превосходством, ей не понравилась.
— Ну, мы пошли, да? — переспросил Логинов, глядя только на Луку, и вдруг до нее дошло: он пытается заставить ее ревновать!
Вот, идиот!
Она встала, демонстративно расправила фартук.
— Пойду работать… Всем пока!
Вит посмотрел на Муню.
— Хочешь, посидим еще, а потом я тебя провожу до дома?
Она качнула головой.
— Пойдем.
Махнув им рукой, Лука пошла в подсобку, спиной ощущая взгляд Логинова и надеясь, что милая Мила заставит его этой ночью позабыть о разбитом сердце.
Мобильник зазвонил около двух ночи. Ответила с радостью — звонил Яр.
— Я жду справа от входа, — сообщил он. — Ты скоро?
— Народа нет, мы уже закрылись. Минут через пять выйду.
— Ок.
Лука убирала в шкафчик фартук и рабочую обувь, когда телефон зазвонил снова.
— Яр, что?.. — не глядя, спросила она, и вдруг застыла.
Из трубки доносились рыдания Муни.
— Саня… в реанимации… Позвонили с его телефона…
— Муня, Мунечка, тихо, — зашептала Лука, — успокойся. Яр за мной приехал, мы сейчас поедем в больницу. Какая больница?
— Пятнадцатая…
— Хочешь, мы за тобой заедем?
— Не надо… Вит меня привезет, он уже за Димычем поехал! Езжайте прямо туда…
— Хорошо!
Прижавшись затылком к холодной дверце металлического шкафчика для одежды, девушка попыталась выровнять дыхание. Неумолимый маятник пугающих событий качнулся в очередной раз в их сторону. Пока он не коснулся самой Луки… Но надолго ли?
* * *
Охранник, пожилой мужик с подозрительно красным носом, долго отказывался звонить врачу — время было позднее.
— Вам что сказали про вашего друга? — в который раз спрашивал он, вызывая у Луки тихое бешенство.
— Что он в тяжелом состоянии, в реанимации, — снова и снова отвечала Муня.
Она больше не плакала, но глаза так и оставались на мокром месте, а голос дрожал.
— Вот когда очухается, вам позвонят и скажут — приходите!
Вперед протиснулся Гаранин, заслонив собой худенькую Муню.
— Мужик, тебе сложно номер набрать? Просто позвони дежурному доктору, и мы от тебя отстанем.
Охранник хотел было вновь завести старую песню, но взглянул в глаза Яру, сморгнул и потянулся к стоящему рядом телефону.
Дежурный врач, пожилой, седой и невысокий, спустился в вестибюль и сердито оглядел посетителей.
— Куда такая толпа? Логинов ваш в реанимации, но стабилен! Рано еще прощаться! Ждите утра…
— А кто-то один может к нему попасть? — уточнила Лука. — Он должен знать, что мы здесь, переживаем за него!
Виталий демонстративно достал из кармана кошелек. Доктор поморщился.
— Уберите это. Настырные какие… Хорошо, но только на две минуты! Кто из вас?
Ребята переглянулись.
— Лука, иди ты, — предложил Хотьков, — ему будет приятно тебя увидеть.
Она вспыхнула, покосилась на Яра — что тот подумает? В глубине голубых глаз ведьмака плясали бесенята. Не было бы вокруг никого, ка-а-ак стукнула бы его! А потом поцеловала бы!
— Идемте, я дам вам халат и бахилы, — сказал врач. — А остальные ждите здесь.
— А что с ним? — спросила Лука, пока шли в ординаторскую.
Врач с удивлением посмотрел на нее.
— Вам не сказали?
— Нет, только то, что было покушение, и он в больнице.
— Проникающие ножевые ранения в грудь и живот.
— Полицейские уже были?
— Были, но на тот момент он был без сознания.
— А сейчас?
Доктор пожал плечами. Лука судорожно смяла халат на груди.
Вот и дверь палаты. Стены до половины стеклянные, ослепительный свет — неужели можно умереть, когда так светит? Господи, о чем она думает?
Саню она не узнала. У него было белое лицо, такое же ослепительное и холодное, как свет ламп дневного света на потолке.
— Две минуты! — предупредил доктор, впуская ее в палату.
Она подошла и остановилась у кровати. Логинов был весь опутан какими-то проводами и капельницами, но дышал сам. В изголовье мерно пищал кардиомонитор, синим вектором отмечая линию жизни.
Лука взяла Саню за руку, лежащую поверх накрывающей его простыни, сжала пальцы.
— Сань… ты давай… держись! Ты нам нужен! Тебе нельзя умирать! Ты еще стольких людей не спас, не вылечил… Держись, миленький…
Она почувствовала, что голос у нее дрожит, как ранее у Муни. В глазах защипало. Нет, плакать она не будет!
Белые губы Логинова шевельнулись.
— Что? Ты что-то сказал? — Лука наклонилась к нему. — Повтори!
— Под… нож… скоро ляжет…
«Бредит, — подумала она, гладя его по плечу, — он уже был под ножом…» Нерешительно оглянулась на дверь. Врач стоял на пороге, посматривая на часы.
— Держись, Саня, — решительно повторила Лука и, наклонившись, поцеловала его в губы. — Мы придем завтра!
— Время, — противным голосом напомнил доктор.
В вестибюле ребята взволнованно обступили ее, расспрашивая. Перед уходом Лука выспросила у доктора всю возможную информацию и разрешение прийти завтра.
Синие всполохи прошлись по стенам — в приемное, чуть дальше, привезли еще кого-то. Санитары спешно распахивали двери, доставали носилки, закрепляли на тележке. Лука заметила, что Гаранин вдруг повел носом, будто принюхивался. Развернулся в сторону выхода. Санитары завозили носилки внутрь, лица пациента Лука не разглядела. Пожилой водитель вышел из машины, похлопал по карманам, расстроенно покачал головой и направился их подъезду. Зашел, крича с порога:
— Степаныч, сигаретка найдется?
Ребята, шедшие на выход, столкнулись с ним. Лука споткнулась о порог, чуть не упала, невольно схватилась за первого попавшегося…
Вспышка…
Окружающий мир исчез, а перед глазами появился догорающий дом и чье-то чумазое лицо под странным головным убором.
— Забирайте ее побыстрее, как бы угарным не траванулась! Хорошо, что вы рядом оказались!
— Еще один младенец? Ну дела!
— Как еще один? У вас что ли есть уже один?
— Да вот… С помойки везем маленькую. Скинула сука какая-то…
— Действительно, сука! С ней все нормально будет?
— Согрели главное, а то почти холодная была. Ладно, бывайте! Мы поехали.
— Удачи!
Вспышка… Пеленальный столик, на котором лежат два кулька, рядом с каждым — серая папка с какими-то бумагами. Неловкое движение — и обе папки оказываются на полу. Человек подбирает их, испытывая минутное замешательство, кладет на место, вот только в том ли порядке? Он и сам не знает…
— Извините!
Лука отдернула руки от поддержавшего ее водителя скорой… В ту же минуту ее крепко подхватили подмышки и вывели на свежий воздух.
— Что случилось? — тихо спросил Яр — ребята ушли чуть вперед.
Лука махнула рукой… Перед глазами все еще стояли эти папки и ни на одной не было фамилии.
— Потом… Давай уедем…
— Мы домой, — не задавая больше вопросов, сообщил Гаранин остальным, — кого-нибудь подвезти?
— Спасибо, меня Вит с Муней подвезут, нам в одну сторону, — отозвался Димыч.
Лука старательно смотрела в землю. Пусть думают, что она расстроена увиденным в больнице… Нет, она, конечно, расстроена, но из колеи ее выбило именно видение из чужой памяти! Только что она случайно вытянула его из сознания водителя скорой помощи, как в доме Эммы Висенте это сделала с ней Этьенна Прядилова, правда, нарочно.
В машине Яр осторожно взял Луку за подбородок и, повернув к себе, произнес лишь одно слово:
— Что?
— Я попробую показать, — замотала головой Лука. В горле стояли слезы. — Не могу говорить…
Она взяла его руки в свои… Нет, так не пойдет! Распахнула куртку, прижалась щекой к груди. От его тепла и стука сердца в душе чуть ослабла натянувшаяся болезненная пружина. Лука закрыла глаза и попыталась вновь вызвать видение — выпукло, четко, в подробностях.
Гаранин обнял ее. Она почувствовала, что он улыбается. Улыбается?
— Ты знаешь, мне все равно, правым или левым кульком ты была, — сказал он. — Главное, что мы встретились…
Она подняла на него глаза. Всегда отрешенное выражение лица изменилось, будто его коснулся живописец волшебной кистью, добавляя красок, углубляя тени, прорисовывая полутона.
— Я рад, что мы встретились, — его глаза улыбались, — поедем домой?
Домой… Поедем домой. Такие простые два слова, и такие важные.
Яр никогда не оставался ночевать у Луки, и она не настаивала. Не стоит жиличке слишком испытывать терпение домовладелицы — Анфиса Павловна и так уже добра к ней без меры. Поэтому, когда Яр говорил «домой», это значило — в дом на болотах.
Она молча кивнула. Откинулась на спинку сиденья, закрыла глаза. И открыла их, только когда машина зарулила на участок.
* * *
Светало. На окне горела керосиновая лампа. Огонек светил ровно — сквозняки его не беспокоили, в комнате было тепло, даже жарко. Лука прижималась щекой к голой груди Гаранина и слушала, как бьется его сердце. Яр пошевелился, чуть приподнялся на локтях, заглянул ей в лицо.
— Что ты делаешь?
— Слушаю, как твое сердце бьется, — улыбаясь, ответила она. — Это так здорово — стук сердца!
Теплые губы поцеловали ее в макушку.
— Я, когда был маленьким, тоже любил слушать мамино сердце, — вдруг признался Гаранин. — Залезал к ней на колени, обнимал и слушал. Такой мерный шум, как море… Этьенна, тогда она была для меня тетей Этьенной, как-то объяснила мне, что ребенок в животе у мамы слышит этот звук, и он его успокаивает.
— Я видела у нее дома фото — она, твоя мама и Эмма Висенте… Они дружили?
Лука приподнялась, чтобы смотреть ему в глаза.
— Очень близко. Мама не справилась бы без их помощи, когда Алуся заболела, а главное, когда выяснилось, что никто помочь ей не в силах. Эмма пробовала лечить ее сама, приглашала своих сестер по Ковену, лучших целителей… — Яр коротко вздохнул, не давая вырваться боли, и Лука снова прижалась к нему щекой, обняла крепче — чем еще могла помочь? — Когда стало ясно, что ничего нельзя поделать, у мамы случилась тяжелая депрессия. Макс даже боялся за ее жизнь. Они всячески поддерживали ее, тормошили, чуть не насильно в гости вытаскивали… — Снова короткий вздох. — Собственно, из-за этих гостей они и попали в катастрофу. И оба погибли.
Лука почувствовала, как потянуло холодом, будто окно открылось. Она уже знала это чувство и научилась доверять ему — происходило что-то важное, что-то, что Сестры Равновесия в полусне-полуяви называли «погрешности бытия».
— Расскажи, — попросила, судорожно вздохнув. Чуть было не добавила: «Мне нужно это знать!», но вовремя сдержалась.
— Она из больницы не выходила, Макс туда привозил продукты и все необходимое. Как ни странно, надежда оставалась только на традиционную медицину — когда лучшие из целителей ставят диагноз «неизлечимо», это значит, что магия не поможет. Поэтому он работал, как проклятый. Съездит на охоту, вернется, заедет в больницу со всем необходимым, и опять берет заказ. Через год их обоих было не узнать… — голос Яра звучал глухо, но звучал, и Лука была ему благодарна за то, что делится. Лежала тихо, как мышка. Не спугнуть бы такую редкую и такую болезненную откровенность! — В конце концов, Эмма уговорила их приехать к ней на выходные. Я остался Алусю навещать, чтобы не скучала. Они с Этьенной маму в баню потащили, а Макс машиной занялся — все не было возможности посмотреть, а там что-то с тормозными колодками случилось…
Гаранин замолчал. И молчал долго. Лука уже решила, что продолжения не будет. Благодарно поцеловала его в плечо, встала, накинула его же футболку и пошла на кухню, ставить чайник. Сейчас принесет ему чашку горячего кофе, и Михал Кузьмич за ужином про шоколадку в шкафу намекал… Хотя, конечно, какой ужин в четыре утра?
Лука достала из шкафчика чашки и поставила рядом с закипающим чайником. Взяла банку с растворимым кофе…
— Алусе неожиданно стало хуже, — донесся в кухню голос Яра, звучавший совсем глухо. — Настолько хуже, что мы решили — все… Надо было срочно ехать в больницу, а машина оказалась разобрана, и они поехали на машине Эммы…
Банка выпала у нее из рук и медленно полетела к полу. Так медленно, что Лука отчетливо видела, как она кружится против оси, как одна за одной высыпаются кофейные крупинки, а потом, когда банка ударяется об пол, веером разлетаются по маленькой кухне.
— Это случилось пять лет назад? — спросила она, не слыша собственного голоса, потому что уже знала ответ.
Гаранин показался на пороге, босой, с голым торсом, но в трениках. Удивленно посмотрел на банку, развернулся и направился в кладовку — за щеткой. Уже вернувшись оттуда, ответил коротко:
— Да.
Лука смотрела на него с ужасом. Калейдоскоп из событий прошлых лет начинал складываться, только, похоже, один из главных, самых темных узоров, был утерян!
Яр мгновенно оказался рядом, взял ее за плечи, встряхнул.
— Лука, что с тобой?
Она потерла лоб дрожащей рукой.
— Когда… когда Этьенна разговаривала со мной об Эмме в ее доме… она… она намекнула, что это не первое покушение, я тогда не придала этому значения. А потом капитан Арефьев рассказал, что в машину Эммы была заложена бомба, а по ошибке погибли ее друзья… Это случилось пять лет назад…
Гаранин сжал ее плечи с такой силой, что она вскрикнула и схватилась за его пальцы, пытаясь разжать.
— Яр, Яр, мне больно!
Похоже, он не видел и не слышал. Светлые глаза потемнели, лицо застыло, будто у неживого.
— Яр!!!
Он резко разжал и даже развел руки, словно боялся дать им волю. Развернулся, в одно мгновение оказался в комнате, нашарил телефон на тумбочке, набрал чей-то номер. Трубку на том конце взяли быстро, потому что уже через мгновение он спросил:
— Ты знал, что мама погибла не в автокатастрофе? Да? Почему не сказал мне? Почему?!
И, не дослушав, швырнул телефон в стену. Тот жалобно тренькнул. А Гаранин уж крушил все вокруг: жалобно заскрипел старый матрас, тумбочка хрустнула, как ореховая скорлупа, раздался звон разбитого стекла.
Лука, зажмурившись, стояла в кухне, среди рассыпавшегося кофе, ни жива, ни мертва от страха.
— А ну-тко, стоять! Стоять, я сказал! — раздался вдруг рокочущий бас, который навел ужас еще больший, чем отчаяние ведьмака.
За сим последовали тишина и хруст оконного стекла.
— Не балуй мне тут! — бас снизил децибелы. — Ты чего творишь, хозяин? У тебя дева на кухне мерзнет! На дворе не май месяц, а ты окно выбил!
— П… прости…
Гаранин говорил с трудом, словно стискивал зубы с такой силой, чтобы не выпустить то ли крик, то ли плач.
Однако спустя минуту он появился уже совершенно спокойный, только капельки испарины блестели на лбу, да зрачки были сужены не по-человечески. Молча укутал девушку в принесенное одеяло, посадил на стул, покидал в печь поленцев, оживляя огонь. Ушел в комнату, затыкать окно подушкой. Мохнатик в сиреневом костюме горестно качал головой, споро сметая осколки с пола.
Яр вернулся, присел перед Лукой на корточки. Осторожно приспустил одеяло с ее плеч. На коже четко выделялись следы пальцев. Покачал головой.
— Прости меня…
Лука обняла ладонями его лицо, запрокинула к себе.
— Ничего… Кому ты звонил?
— Отцу.
Он встал, показывая, что говорить об этом не хочет, прошел в комнату, отобрал у домового щетку и, вернувшись в кухню, принялся сметать кофейные крошки. Михал Кузьмич, что-то буркнув ему вслед, замахал невесть откуда взявшимся у него в руках веником.
— Дай мне шоколадку, — попросила Лука.
В это мгновение вновь ощутила себя брошенной девочкой, и так стало жалко и себя, и Яра, и Марину Доманину, и незнакомого ей Макса Бабошкина, и Алусю и даже, почему-то, Михал Кузьмича, что захотелось плакать. Невыносимо захотелось!
— Где? — уточнил Яр.
— В шкафу, на верхней полке, за банкой с солью, — подсказал домовой.
— Ах ты, старый сладкоежка, — невесело усмехнулся Гаранин, — стекло-то есть у нас?
— На себя посмотри, — беззлобно ответил Михал Кузьмич. — Есть, завтра сам поменяю. Вы бы спать ложились, молодежь, уже вон петухи три раза пели!
— Сейчас чаю выпьем, — несчастным голосом отозвалась Лука.
Яр отложил уже взятую шоколадку, подхватил девушку на руки и, пересадив к себе на колени, крепко обнял:
— Никогда больше не сделаю тебе больно, слышишь?
— Слышу, — всхлипнула она и, уткнувшись в него лицом, все-таки расплакалась.
Такое волшебное чувство, когда плачешь в чьих-то объятиях, ощущая себя ребенком, которого любят и жалеют! Восхитительно острое горе…
— Эй, хозяин, — в кухню зашел Михал Кузьмич, взялся ломать шоколадку на три порции, не обращая внимания на плачущую девушку, — погремушку я тебе твою не починю, имей в виду! Мы университетов не кончали, о сотах и трафиках ничего не слышали…
— Какую погремушку? — в один голос поинтересовались Яр и всхлипывающая Лука.
— Дык, телефон твой вдребезги? Вдребезги. И восстановлению не подлежит!
Гаранин нежно стер ладонями слезы с щек Луки и констатировал:
— Ну и х… с ним, с телефоном!
* * *
Форточка была распахнута настежь, но даже морозный утренний воздух не разбавлял тяжелое облако дыма, поселившееся в кабинете капитана Арефьева со вчерашнего вечера. На его столе по традиции было почти пусто, лежали лишь несколько фотографий, запечатлевших тела в страшной неподвижности, имя которой было известно. Мефодий тасовал фотографии, раскладывая то друг за другом, то крестом, то квадратом. Затем раздраженно отодвинул их в сторону, достал телефон и набрал СМС-ку.
Дверь открылась, в кабинет заглянул Слава — тот самый полненький коллега, которого Лука видела, когда посещала капитана впервые, удивленно присвистнул.
— Миф, ты с вечера, что ли, пасьянс раскладываешь? О, гляжу, тут и мои клиентки есть! Думаешь объединить дела?
Арефьев поднял на него красные глаза.
— Кофе будешь?
— У тебя еще что-то осталось? — хмыкнул коллега, выразительно поглядывая в сторону пустой банки.
Капитан молча отложил телефон, полез в стол и достал непочатую.
— Смотри, какая ерунда выходит, — сказал он, пока посетитель включал чайник и распахивал уже не форточку — окно, чтобы впустить в комнату хоть немного свежего воздуха, — у твоих клиентов четко выделяется две причины смерти, и обе выглядят как ненасильственные: инсульты или инфаркты и самоубийства. У моих — смерти насильственные и абсолютно разные. Вот, скажем, Первакова и первую Всеславскую задушили, Рацуева — утопили, в Синеокову и вторую Всеславскую стреляли, а у Рокун и Логинова — ножевые ранения.
— Логинов жив? — уточнил коллега.
— Звонил с утра в больницу — состояние улучшилось. С подобными ранениями и так быстрой пойти на поправку — удивительно живучий организм! Повезло парню с ним!
— Согласен! — Слава плеснул кипятку в чашку Арефьева, поставил рядом банку с кофе и, вернув чайник на место, сел за стол.
— Все эти люди посещали клуб «Черная кошка» в один и тот же день — это единственное, что их связывает… Никто из них не имел отношения к Фонду Эммы Висенте, так же, как и твои подопечные…
— А кстати, — перебил его Слава, — прости, Миф, как-то мимо меня то дело прошло. Чем он занимался, этот пресловутый фонд? Благотворительностью?
— И этим тоже. Но, в основном, поддержкой научной деятельности в области медицины, биологии и фармацевтики, и грантами для студентов, обучающихся, в том числе, за рубежом. У госпожи Висенте были очень своеобразные увлечения: предприятие для производства сувениров и игрушек, загородный клуб и две элитные конюшни, несколько приютов для животных, поддержка городских хосписов…
Слава крякнул и почесал затылок.
— Разносторонняя дамочка… была!
Арефьев размешивал ложечкой сахар в кофе, раздраженно косясь на фотографии.
— Знаешь, я уже думаю, что хваленое чутье меня подводит! Ничего, никаких зацепок! Ну, вот с этими, последними, суди сам — почерк при покушениях разный. Или разные люди — и кому тогда охота связываться с такой толпой наемных убийц? — или один и тот же, практикующий разнообразные способы убийства. С какой целью?
— Сбить с толку следствие! — уверенно сказал Слава.
Капитан пожал плечами.
— А если мы совсем ошибаемся?
— В смысле? — удивился коллега.
— Если твои подопечные — жертвы плохой экологии и неустойчивой психики, и только? А мои — обыкновенного маньяка, помешанного на различных способах совершения преступления?
Слава снова почесал в затылке.
— Пусть, — наконец, покладисто согласился он, — но если так, какого черта тогда ты маешься тут ночами, портишь здоровье лошадиными каплями никотина и литрами кофе?
Мефодий вскочил и заходил по маленькому кабинету, как загнанный в клетку зверь. Затем остановился, постучал себя в грудь кулаком:
— Потому что вот здесь мне что-то подсказывается, что есть в этих событиях общий стержень, и он, этот стержень, основной! А еще, — он помрачнел сильнее, — чутье мне подсказывает, что наш неопределившийся с любимым способом убийства друг на этом не остановится!
— Думаешь, таки маньяк? — покачал головой Слава.
— Думаю… Да ничего я не думаю! — вспылил капитан. — Мы все время что-то упускаем из виду — раз, нам не хватает информации и показаний свидетелей — два! Расколоть можно кого угодно — но эти, заметь, все как один, молчат или говорят то, что мы уже знаем. Или — третий вариант — они говорят все верно, но мы понимаем их неправильно…
— Это как? — вытаращился собеседник.
— Вот и я хотел бы знать — как! — вздохнул капитан, вновь садясь за стол и вороша фотографии. Затем взглянул на коллегу: — Прости, я тебя заговорил! Ты зачем пришел-то?
— У меня для тебя подарок, — заговорщически улыбнулся тот. — Точнее, для меня, но раз ты моим делом тоже интересуешься…
Арефьев подался вперед, его глаза заблестели. Словно и не было бессонных ночей, литров кофе и выматывающей усталости.
— Выкладывай!
— Вот, — Слава достал телефон, — фотка из телефона погибшей Богуславовой. Опросили ее друзей — никто этого парня не узнал. А вот страничка вконтакте другой погибшей, некоей Вилковой Алены… узнаешь?
— Мне кажется, я видел этого парня входящим в клуб, — прищурился капитан. — Качок, однако!
Слава засмеялся:
— Ничего, мы и с качками работаем!
* * *
Утром Яр завез Луку домой — покормить и приласкать кота, показаться на глаза Анфисе Павловне, а затем они поехали в больницу. С ребятами договорились встретиться в десять, чтобы навестить Саню. Едва войдя в вестибюль, Лука заметила в углу ту самую ведьмочку, что уходила с Логиновым из клуба, и подошла к ней.
— Здравствуйте, вы к Сане?
— Тебе какое дело? — огрызнулась та, высовывая нос из мехового воротника шубки.
Лицо не накрашенное, глаза припухшие.
— Хотела узнать, почему вчера, уходя с тобой, он был здоров, а потом попал в больницу, — пожала плечами Лука, перенимая стиль общения собеседницы.
Рыжая вскочила, ее волосы разметались по воротнику. Оттеняемые темно-коричневым мехом показались еще красивее, а лицо — в противовес, бледнее.
— Ты что же, думаешь, я виновата в том, что случилось? Да я ему жизнь спасла, если хочешь знать!
— Это как же? — вежливо поинтересовался Гаранин из-за спины Луки.
Рыжая окинула его оценивающим взглядом и сникла.
— Он у меня телефон забыл, я побежала за ним и нашла у подъезда, истекающим кровью, — неохотно пояснила она. — Вызвала скорую…
— Хочешь его навестить? — уточнила Лука. — Тогда давай с нами!
— Вас не пустят… Никого не пускают, — проворчала рыжая. — Я тут с шести утра сижу.
— Тебя как звать?
Лука посмотрела на улицу — к вестибюлю шли Муня с Витом и Димыч.
— Маргарита.
— Я — Лука, это Яр, мой парень. А вон идут наши друзья.
Гаранин спокойно положил руку ей на плечо, будто подтверждая, что да, «ее парень». Лука ощутила гордость. Здорово как говорить такие простые два слова!
— Привет! — ребята подошли к ним.
— Я созвонилась с родителями Сани, они сейчас у него, — чмокнув Луку в щеку и косясь на рыжую, сообщила Муня. — Ему уже гораздо лучше, опасность миновала. Как только переведут в обычную палату, мы сможем к нему подняться.
— Так быстро опасность миновала? — удивилась Лука.
— Так у Сани оба предка — целители, — улыбнулся Димыч, — два целителя, да еще для родной крови — сила!
— Что ж… Подождем! — вздохнула Муня и села на банкетку.
— Я все-таки пойду, переставлю машину, — сказал Вит, — вон и место освободилось.
Муня рассеянно махнула ему рукой — смотрела в телефон, который только что звякнул. Смотрела и улыбалась.
Луке не стоило никаких усилий вызвать картинку с экрана в собственном сознании: «Доброе утро, Мунечка!»
Доброе утро, вот, значит, как? Судя по выражению лица той, которой было адресовано сообщение, Виталию Алейнику грозило скорое одиночество.
В вестибюле ребята прождали около часа. В основном молчали, иногда лениво переговаривались. Лука привалилась спиной к груди Яра и откровенно дремала — ночью поспать толком не удалось.
Маргарита, хоть в разговорах участия и не принимала, терпеливо ждала, не уходила. Встрепенулась, когда из коридора, где были расположены лифты, вышли мужчина и женщина, и направились к ним.
— Ну как он, Виолетта Сергеевна? — взволнованно спросила Муня. — Можно к нему?
— Идите, пока не уснул, мы с лечащим врачом договорились, — улыбнулась та. — Мы сделали, что смогли, теперь ему восстанавливаться надо, а это только сон, сама знаешь.
— Нам халаты! — радостно сообщил Димыч старушке, сидящей на месте давешнего сурового Степаныча. — И бахилы! Всем!
— Оглашенные… — ворчала та, выдавая спецодежду.
Лука, волнуясь, поглядывала на Гаранина — помнит ли Саня ее поцелуй? И если помнит, не выкинет ли какой-нибудь фортель?
Логинов, лежащий в одиночной палате, был бледен, однако не так страшно, как ночью. К вене на его запястье тянулась капельница, кардиомонитор в изголовье кровати по-прежнему пиликал, но гораздо более бодро.
— Ребята, как хорошо жить! — воскликнул Саня, встречая друзей улыбкой. — Вы не представляете!
— И слава богу… — пробурчал Алейник.
Муня опасливо осмотрела плотно забинтованную грудь Логинова, коснулась бинтов пальцем:
— Сань, очень больно?
— Ерунда! — отмахнулся тот, и вдруг увидел замершую в дверях палаты Маргариту.
— Рита? — удивился он. — Ты зачем здесь?
Рыжая прошла вперед, наклонилась и подарила ему поцелуй. Шикарный поцелуй с учетом состояния больного. Куда Луке было до нее! Понимая, что вот она-то точно тут лишняя, та тихонько отступила в коридор. Гаранин чуть повернул голову — маневр заметил, но в палате задержался.
А Лука едва не налетела на… Костю Медведева!
Узнала его не сразу в махровом халате, спортивках и пластиковых тапках на босу ногу.
— Костя? — удивилась она. — А вы что здесь делаете?
— Да вот, — усмехнулся тот, прижимая ладонь к правому боку, — бандитская пуля настигла!
— Какой ужас! — испугалась Лука.
Медведев неожиданно захохотал.
— Шуткую я, девушка! Меня ночью привезли с приступом аппендицита. Вырезали вот…
— После операции лежать надо, а не ходить, — раздался недружелюбный голос.
Гаранин встал рядом с Лукой. Ведьмаки смерили друг друга оценивающими взглядами. Костя явно был в более тяжелом весе.
— Да ладно тебе, коллега, я витамины пью! — ответил тот, на миг вытаскивая из кармана флакон темного стекла. — Кому охота в больнице валяться? Скучно тут, в мужском отделении…
— А ты девушек любишь? — поинтересовался Яр.
— Люблю! — охотно кивнул Медведев. — Черных, белых, красных, разных и разнообразных…
— Ну, люби, — непонятным тоном ответил Гаранин, беря Луку за руку и утягивая в сторону выхода из отделения, — бывай!
— Бывай! — улыбнулся тот.
У дверей Лука оглянулась. Костя пристально смотрел им вслед, на его грубо вылепленном лице улыбки как не бывало.
— А с Саней попрощаться? — опомнилась Лука, когда они с Яром оказались на улице.
— Ему там есть с кем, — пожал плечами Гаранин. — Я тебя сейчас домой отвезу — мне по делам надо уехать. А вечером встречу тебя, хорошо?
Лука кивнула. Анфиса Павловна явно прочитает ей нотацию за то, что пропустила пару занятий. Ну ладно! Заслужила. А коту она купит вкусняшек. Вот прямо сейчас около дома и купит!
Стемнело. Скоро на работу, но пока время позволяло выпить кофе и приласкать заскучавшего кота. Лука стояла у окна, держа Вольдемара на руках, смотрела на улицу и иногда делала глоток из чашки. Кот обнимал ее лапами за шею и громко мурчал в ухо, так громко, что она периодически пыталась отодрать его от себя и спустить на пол. Впрочем, безрезультатно. У сиамской твари явно был свой взгляд на жизнь и умение отстаивать свою позицию.
Глядя на отсветы автомобильных фар на стенах домов, Лука думала об Эмме Висенте. До сего момента не позволяла себе анализировать увиденное в памяти водителя скорой — и страшно было, и слишком много стремительно происходящих событий. А сейчас вот решилась. Вызвала видение двух кульков, лежащих на пеленальном столике, серых папок, упавших на пол. Водитель не помнил, в каком порядке положил их обратно. Занятый своими мыслями, он даже не обратил внимания на то, что мог перепутать документы. Этот момент просто не остался в памяти — так машинально закрываешь дверь в квартиру, а потом не помнишь — на ключ закрыл или просто притворил створку?
Увиденное в равной мере могло означать, что Лука действительно оказалась найденной на помойке у деревни Лукерьино или что она была… дочерью Эммы. Ей-богу, от осознания этой сомнительной истины становилось только тяжелее. И в том, и в другом случае девушка вновь оказывалась одна, только в последнем — едва узнав биологическую мать, тут же теряла ее! Но, какой бы чужой ни оставалась Эмма, раз тайна рождения ребенка так и не раскрылась и, похоже, уже никогда не раскроется, Лука впервые ощутила причастность к происходящему и свою ответственность за то, что случилось в загородном особняке. И гнев. Самый настоящий, зарождающийся в душе как грязевой вулкан тяжелый гнев от того, что кто-то много лет назад объявил охоту на женщину, с которой Лука перемолвилась парой слов, и которая могла оказаться ее матерью. Или не могла…
Тихонько выругавшись, Лука попыталась в очередной раз отцепить кота. Тот держался намертво, терся об ее подбородок ушами, совал нос в ухо и мурчал, мурчал, мурчал… Сдавшись, она перехватила его поудобнее и поцеловала в теплый лоб. Тоже сиротинушка. Ведь у него никого кроме нее нет. Интересно, как Яр относится к котам? Когда ведьмак бывал у нее в гостях, Вольдемар словно нарочно лез к нему то на колени, то на плечи, ходил вокруг, мешал зашнуровывать берцы. При этом он не выпрашивал ласки или внимания, а словно испытывал выдержку и терпение Гаранина.
— Мне на работу пора, — пожаловалась Лука, снова пытаясь отцепить кота. — Слышишь, ушастый гад? На ра-бо-ту!
«Гад» упорствовал. Лука, вздохнув, вышла на кухню, где Анфиса Павловна, сияя свежим маникюром, кушала кофей.
— Ты не опоздаешь, иллюминация? — спросила она, взглянув на часы.
— Не отпускает, — пожала плечами та, — соскучился сильно.
— Соскучишься тут, — хмыкнула домохозяйка, — когда владелица то там, то тут проживать изволит. Съехать не надумала еще?
— Куда? — удивилась Лука.
Анфиса Павловна лукаво улыбнулась. На ее щеках появились трогательные ямочки.
— Известно, куда. К милому своему. У него же вроде есть, где жить?
— Да мы как-то… — совсем растерялась Лука.
Ей даже и в голову такое не приходило! Жила сегодняшним днем, наслаждалась тем, что есть, каждодневными встречами, теплом прижавшихся друг к другу тел, даже расставаниями, после которых обязательно следовала встреча. Все, что казалось незыблемым и постоянным рухнуло в тот миг, когда она услышала: «Неродная дочь», и с тех пор Лука в это, незыблемое и постоянное, не верила. Наверное, повзрослела…
— Иди-ка сюда, мой хороший! — все еще улыбаясь, Анфиса Павловна отодрала Вольдемара от Луки и, переложив себе на колени, серебряной ложечкой зачерпнула масло из масленки. — Иди, собирайся! А я его подкупать буду!
На пороге Лука оглянулась. Кот старательно вылизывал ложку, но ухо держал повернутым в сторону хозяйки. Длинный черный хвост раздраженно бил старушку по коленке, несмотря на то, что она старательно гладила кошачью спину.
— Иди-иди, — замахала рукой Анфиса Павловна, — справлюсь я с твоим пиратом. Сейчас вот минтая нажарю…
Блеклые голубые глаза, лучащиеся добром, аккуратный подбородок, седые волосы на пробор, прихваченные черепаховой гребенкой… И когда эта маленькая пожилая дама успела стать такой родной?
Сглотнув ком в горле, Лука вышла в коридор. Жизненные истины оказались сродни кошкам — гуляли сами по себе, захаживая в гости лишь по собственному желанию!
* * *
Поздно вечером неожиданно пошел снег. Да такой, что забелил все вокруг, будто простыни развесил вдоль улиц и между зданиями. Посетители «Черной кошки» поспешили разойтись, пока до дома еще можно было добраться. Лука проглядывала чеки за день и искоса посматривала на дверь — за ней должен был приехать Яр. И действительно, скоро увидела его входящим, правда, не одного, а с Димой Хотьковым. Оба смеялись, стряхивая снег к капюшонов курток и плеч. Она поспешила им навстречу.
— Ну и погодка! — чмокнув ее в щеку, сообщил Димыч. — Сейчас бы гулять и гулять в этом снежном царстве. Жаль, что завтра на работу.
— Жаль, что другое… — коротко сказал Гаранин, не стесняясь, привлекая к себе и целуя Луку.
Хотьков мгновенно помрачнел.
Лука поняла, что имел в виду Яр — неуловимого убийцу, который мог поджидать за каждым углом.
— Закончила? — уточнил Гаранин.
— Закончила, закончила, — улыбаясь, закричал Макс из-за стойки бара, — пущай идет на все четыре стороны!
— Блин, в одну бы правильно дойти! — глядя в окно, пробормотал Хотьков.
За окном было белым-бело.
— Мы тебя до машины проводим, — сказал ему Яр, — а потом к своей вернемся.
Димыч кивнул с благодарностью.
Лука сбегала в подсобку, стянула фартук, скинула мягкие туфли, залезла в сапоги и куртку, укуталась шарфом. Наступало самое чудесное время суток — время рядом с Гараниным. Она никогда не загадывала — отвезет он ее к себе или домой — и уедет. И разочарований по этому поводу не испытывала.
Они вышли на улицу. Ветер бесновался где-то выше, трепал им же самим сотканные снежные полотнища, придавая ночному пейзажу совершенно нереальный вид. У земли было относительно тихо, однако густой снегопад перекрывал видимость.
Перейдя дорогу, направились в ту сторону, где Хотьков оставил машину. Вокруг царили пустота и тишина, лишь снежные крупинки шуршали, царапая куртки. Гаранин вдруг остановился… Как-то задумчиво натянул на плечо вторую лямку рюкзака — до этого нес на одном плече, и вдруг… сделав Димычу подсечку, швырнул его на землю.
Лука изумленно смотрела, как Яр, будто в замедленной съемке, идет к ней — вкрадчивый, чужой и смертельно опасный, как крутит в пальцах непонятно откуда взявшийся нож. На самом деле все произошло за долю секунды… Гаранин, оказавшись рядом, взглянул на девушку страшными суженными зрачками на нечеловечески бледном лице и хрипло произнес:
— Беги…
Она попятилась. Он сунул ей что-то в руку, развернул, толкнул от себя и рявкнул:
— Беги к нашей машине!
И только тут Лука заметла белые фонтанчики, то тут, то там вспарывающие сугробы. Звуков выстрелов, как и в случае с Юлей Всеславской, слышно не было.
От толчка Яра девушка чуть не упала на капот близстоящего авто, но — вовремя сообразила! — подогнула колени, рухнув в снег за машину. Спустя мгновение к ней подполз Димыч. Лицо у него было не столько испуганное, сколько ошарашенное.
— Что происходит? — шепотом спросил он.
Лука высунулась из-за капота, желая посмотреть, где Гаранин, однако того поблизости уже не было. Перспективу старательно занавешивал снегопад.
Свистнул воздух, посыпалось разбитое стекло. Разбуженное авто заголосило, мерцая огнями.
Лука посмотрела на Хотькова огромными глазами.
— Димыч, нас пытаются убить…
Перевела взгляд на ключи, лежащие в ладони…
Новый выстрел раздробил фару. Острый осколок пластика рассек Хотькову щеку. Тот выругался. Схватился одной рукой за щеку, другой за Луку:
— Яр сказал к его машине бежать… Надо бежать! Давай… На счет три! Раз, два, три!
И они побежали. Лука в жизни так не бегала — почти ничего не видя от ужаса. Смерть едва не касалась плеча стальным крылом, и где-то в снежной мути остался Гаранин, только что спасший жизнь Димычу… Несмотря на то, что глаза отказывались видеть, она, не осознавая, в полной мере пользовалась способностями Видящей и поэтому успевала не только отклоняться с траектории пуль, но и утягивать с них Хотькова. Спустя мгновения бешеного бега, оба, задыхаясь, нырнули в черный BMW и заперли за собой двери.
Глухой стук, будто шмель ударился о стекло…
Еще один.
Смерть здесь!
Близко…
Это ее посланцы, и она все ближе с каждым выстрелом. Но на стекле ни трещинки!
— Да это броневик! — восхитился Димыч, с силой прижимая ладонь к кровящей щеке. — А я все удивлялся, зачем бумеру усиленная рама и такие колеса!
А затем стук прекратился. Спустя паузу мучительной тишины снежная вакханалия расцветилась фиолетовым и желтым, и музыкой зазвучала милицейская сирена, гармонично добавившаяся к какофонии голосящих изувеченных выстрелами машин с выбитыми стеклами и разбитыми фарами.
Стук в окно заставил обоих пассажиров подскочить. В салон пытался заглянуть полицейский с погонами лейтенанта.
— Откройте машину и выходите! — его почти не было слышно.
Лука нажала на кнопку брелока и отворила дверь.
— Что здесь происходит? — спросил лейтенант. — Кто стрелял?
— Мы не знаем! — дружно ответили и Лука, и Димыч.
— Что с щекой?
Хотьков на мгновение убрал ладонь.
— Осколок от фары… Там, метрах в тридцати, по машине стреляли. Мы рядом оказались.
— Документы предъявите!
Димыч полез во внутренний карман куртки, а Лука растерялась, поскольку паспорта с собой никогда не носила.
— У меня нет…
Неожиданно двое полицейских со всего размаха обрушили на капот машины… Ярослава Гаранина.
— У него холодное оружие, товарищ лейтенант, и возвращался с той стороны, откуда стреляли!
— Где Петров и Громов?
— Осматривают место происшествия. Стреляли из дальнобойника, но с глушителем. Скорее всего с подвесной лестницы к шестому дому…
Лейтенат внимательно осмотрел Гаранинский нож, взвесил в ладони.
— Для каких целей носите с собой клинок? — поинтересовался он у Яра.
Тот так и лежал на капоте, с завернутыми за спину руками.
— Коллекционирую, — хрипло отозвался тот. — Разрешение имеется, только оно дома.
— Проверим! — покивал лейтенант. — Василий, парня и девулю в отделение — оба без соответствующих документов. А ты, Рыжиков, этого отвези в ближайший травмпункт, пусть зашьют.
— За что вы нас арестовываете? — возмутилась Лука.
Страх отпустил, и переполненная адреналином кровь бурлила в венах, заставляя ее чуть ли не ядом плеваться.
— Не арестовываем, гражданочка, а забираем для установления личности! — усмехнулся лейтенант и кивнул своим товарищам: — В машину их…
В отделение ехали на милицейском «козле», сидя друг против друга на скамейках в кузове. Рядом развалились патрульные, для наглядности положив ладони на приклады автоматов. Лука разглядывала их и ощущала себя героиней дешевого криминального сериала. Перевела взгляд на Гаранина.
— Все будет хорошо, — улыбнулся он, — вот увидишь.
Столько вопросов надо было ему задать, но не спрашивать же в присутствии конвоя, удалось ли ему догнать стрелявшего?
— В обезьянник, — коротко приказал лейтенант, когда они приехали в отделение. — До выяснения обстоятельств.
Обезьянник выглядел вполне себе по-киношному. Бетонные стены, две узкие железные банкетки вдоль них, прикрученные к полу, толстая решетка. В камере уже сидели какой-то мутного вида мужик и явный бомж, источающий ароматы. Несмотря на затрапезный вид, оба окинули вошедших вполне трезвыми взглядами.
— Сигаретки не найдется? — хрипло поинтересовался бомж.
Голос его напоминал карканье вороны.
— Не курю, — качнул головой Яр, а Лука полезла в карман куртки и достала едва початую пачку.
Надо же, за всеми этими событиями о сигаретах как-то и забылось.
— Девушка, а можно и мне? — оживился сосед бомжа.
— А можно две? — поддакнул бомж, протягивая руку.
— Берите все! — решительно сказала Лука. — Я бросаю!
— Ух ты, какая! — восхитился бомж. — Решительная!
Она села на другую банкетку рядом с Яром.
Задержанные не просидели и пятнадцати минут, как дверь открылась, и в камеру вошел… капитан Арефьев. Лука изумленно воззрилась на него — а он-то что тут делает?
Мефодий посмотрел хмуро, кивнул:
— Вы, двое, идите за мной.
— А мы? — в спину ему обиделся бомж.
Капитан привел их в пустой кабинет, с размаху плюхнулся на стул — как человек, которого ноги не держат от усталости. Лука разглядывала его все глаза, похоже, он продолжал во всю не спать ночами.
— Так и не хотите сказать мне, почему некто охотится за теми, кто посещал закрытый прием в «Черной кошке»? — устало потерев веки, спросил он. Подумав, уточнил: — Охотится за вами…
Яр и Лука молчали.
Порывшись в кармане, капитал достал сложенный вчетверо листок бумаги.
— Вот список погибших, изучите. Последние двое были убиты вчера. Один задушен, другой — сброшен с моста под поезд.
Лука взяла листок, развернула.
Перед глазами возникли фамилии в заметках — в телефоне Вита Алейника: список тех, кто находился рядом с гробом во время похищения броши-стрекозы Эммы Висенте. Он дублировал список Арефьева, только в нем не хватало… Муни, Вита, Димыча, Юли, Сани и… Яра.
Девушка очень осторожно положила листок на стол и посмотрела в окно. Ее в списке не было, но как она сможет жить, если погибнет еще кто-то из друзей, как погибла Оля Всеславская и чуть было не погиб Саня Логинов?
— Я не понимаю, при чем тут мы? — спокойно сказал Гаранин, взяв список, пробежав его глазами и возвращая капитану. — Да, мы были в тот день в клубе, и с некоторыми из этих людей я знаком. Но это всего лишь совпадение.
— Час назад вас пытались убить — расстрелять на улице, как бродячих собак! — язвительно заметил капитан. — Это тоже совпадение?
Яр пожал плечами.
Арефьев поднялся.
— Я забираю вас к себе в Управление. Посидите, отдохнете, подумаете… Главное, побудете под наблюдением. А то выпустишь вас, а через пару часов придется опознавать.
— Телефон верните, — встрепенулся Яр. — Право на звонок у меня есть!
Капитан, хмыкнув, достал из кармана свой телефон и положил перед ним. Судя по блеску его глаз, похожему на мерцание глаза кота в засаде, разговор должен был отслеживаться.
— Димыч? — сказал Яр, и Лука внимательно на него посмотрела. — Димыч, нас забирают в Управление. Капитан Арефьев. Ты там как? Зашили? Рану обработали? Ты навести нас… Лука беспокоится. И будь осторожен! Пока…
— Все? — Арефьев пристально посмотрел на Гаранина. — Поговорили, можем ехать?
— Поговорили, можем ехать, — согласился тот и взял Луку за руку.
* * *
Капитан привел их в разделенное на зарешеченные камеры пустующее помещение в подвале Управления. И любезно улыбаясь, пояснил:
— Я вас разлучу, для вашей же безопасности!
Лука не успела опомниться, как дюжие конвоиры втолкнули ее в одну камеру, а Яра — в соседнюю. Теперь она его не видела, поскольку камеры разделяла бетонная стена.
— Нас с тобой он тоже подозревает, — раздался голос Гаранина, когда и капитан, и конвоиры ушли.
Лука ощутила, что еще немного, и ее накроет паника.
— Ты думаешь?
— Он подозревает любого из оставшихся в живых из списка, но он ошибается.
— Откуда ты знаешь?
— Среди указанных там нет ведьмаков, кроме меня, — помолчав, ответил Яр. — А тот, за кем я погнался сегодня — ведьмак!
— Ты его видел?
— Он был под действием зелий… Слишком быстро двигался. Но здоровый, гад! Тяжеловес… Как мой отец или Макс… был.
Наступившая тишина подавляла. Пугала до дрожи в коленях. Казалось, Гаранин сгинул в этой тишине навсегда, шагнул куда-то — и пропал.
— Они дружили, Макс и твой отец? — торопливо спросила Лука, не желая доверять тишине.
— Они были напарниками, — слышно было, что Яр подавил вздох, — Кроме того, Макс был свидетелем на свадьбе у родителей.
— А… Как же так получилось? — искренне удивилась девушка.
— Макс как-то сказал, что ждал ее всю жизнь и дождался, — ответил Гаранин, и в его голосе Луке почудилась грустная улыбка. — Мама с ним снова начала смеяться… Давай не будем об этом?
— Давай… — покорно согласилась девушка и отошла от решетки.
Села на койку, накрытую матрасом и тонким одеялом. Семья — это мир. И когда он погибает — больно всем, кто в нем обитал. Раньше она этого не понимала, ей просто было все равно — семья-то была. Разве ценишь то, что имеешь? Разве бережешь краюху, когда хлеба много?
Тишина по-прежнему давила. Горожанке, привычной к постоянному «белому шуму» окружающего мира, она казалась враждебной, затаившейся, замышляющей зло.
— Яр… — жалобно позвала она. — Ты здесь?
— Здесь, — тут же откликнулся он, — не бойся, я рядом.
— Когда ты рядом, я ничего не боюсь, — сказала Лука, стараясь не заплакать, — а сейчас ты там, за стеной! И здесь больше никого нет…
Сказала — и замолчала испуганно. В отсеке кто-то был: невидимый, смертоносный, находящийся в поиске.
— Лука… — голос Гаранина звучал излишне спокойно. — Здесь нежить, я чувствую…
— Мне страшно…
— Не бойся. Подумай, что тебя может защитить?
— Но…
— Думай!
Яр понизил голос и умудрился рявкнуть шепотом. А Лука, метнувшись к решетке, ощутила, как по вискам заструился холодный пот.
Да, она была здесь — тень, похожая на осколок тьмы. Медленно плыла вдоль коридора, кутаясь в лохмотья и посверкивая из их глубины красными злыми огнями. Призрачное одеяние вихрилось, словно черный снег, и Луке сразу стало понятно, как будто она давно это знала — стоит одному из этих лохмотьев-щупальцев коснуться ее, и в эпикризе о гражданке Лукерье Павловне Должиковой запишут либо инфаркт, либо инсульт… Как у Эммы Висенте!
Девушка растерянно оглянулась. Чем защититься от того, что по логике вещей может проходить сквозь стены, просачиваться в любую щель?
И в этот момент раздался щелчок электронного замка коридорной двери.
Нежить метнулась куда-то вбок, мелькнула тенью на краю сознания… Такой знакомой тенью!
— Яр… — дрожащим голосом позвала Лука.
— Тихо, все потом! — мгновенно ответил тот.
В помещение вошел капитан Арефьев, подозрительно поводил носом, еще более подозрительно посмотрел на заключенных.
— К вам посетитель. Пять минут!
И уселся на стульчик у стены.
— Ну как вы тут? — Димыч зашел, преувеличенно бодро улыбаясь. — Лука, что с тобой? Бледная, как смерть…
Он посмотрел на нее, на подошедшего к решетке Гаранина и судорожно сглотнул.
— Клаустрофобия, — пояснил ведьмак, — нам обоим плохо в замкнутом пространстве.
Лука, так и не перешедшая на обычное зрение, углядела молниеносный бросок его руки из-за решетки. Флакончик темного стекла исчез в кармане его куртки…
— Ну… — Димыч нерешительно оглянулся на Арефьева. — Может, капитан и прав. Здесь вы в безопасности!
— А ты? — уточнил Гаранин.
— А я машину прямо за углом оставил, у помойки, — зачем-то уточнил Димыч. — Сейчас поеду домой и будут там сидеть, не высовывая носа!
— И это правильно! — негромко заметил Мефодий.
— Я нашим скажу, чтобы не волновались, — продолжил Хотьков, — и Анфисе Павловне позвоню.
— Только ей не говори, что я в тюряге! — испугалась Лука.
— Не скажу, — улыбнулся Димыч, — скажу, что ты с Яром.
— Время, — сообщил Арефьев. — По-хорошему, гражданин Хотьков, надо бы и вас того… в камеру! Для безопасности!
— Ну, если надо — сажайте! — обреченно вздохнул Димыч. — Но я обещаю, что из дома носа не высуну, пока все не разрешится, и буду держать вас в курсе, если что.
Мефодий пожал плечами. Кажется, он бесконечно устал от всего происходящего, и ему стало уже все равно.
— Как знаете. Пройдемте.
Димыч вышел, кинув напоследок взгляд через плечо на Гаранина.
Едва за ними закрылась дверь, как Лука услышала странный скрежет. Негромкий, неприятный. Спустя мгновение дверь ее камеры распахнулась. На пороге стоял Яр… и не Яр. То существо, что она видела в ночь, когда они с Димычем приехали в дом на болотах. Существо с бледной кожей, суженными зрачками и мышцами, бугрящимися чудовищной силой. Ведьмак.
— Нам нужно уходить, он возвращается! — сказал Яр. — Капитан был бы прав, если бы убийца был человеком. Но он не человек!
— А кто он? — удивилась Лука. — Ведьмак?
— Нет. Злой дух… Лич.
— В нас стрелял дух? — еще больше изумилась она. — Как это возможно?
Гаранин поморщился и, схватив ее за руку, закинул себе на закорки.
— Их двое, человек и нелюдь… Держись крепче.
Дальнейшее Лука помнила плохо. Вроде бы Гаранин выдавил замок двери подвала, вихрем пронесся по коридору, миновал пост охраны у входа — причем никто не понял, что произошло — лишь заорал металлоискатель и взметнулись журналы на столе у дежурного, и, очутившись на улице, свернул направо. К помойке.
Димыч ждал в машине. Резко обернулся, когда открылась дверь, вздохнул с облегчением, увидев Гаранина, заталкивающего Луку в машину.
— Слава богу!
— Подожди, мне нужно вернуться… Там мои вещи.
— Сматываться надо! Сейчас они обнаружат, что вы сбежали, и тут такое начнется!
— Не могу, — покачал головой Яр.
— Рюкзак! — догадалась Лука. — Там Алусин рюкзак. Яр, мы тебя подождем!
С мгновение он смотрел на нее, а потом взял маленькое лицо в ладони и поцеловал.
— Я скоро!
И исчез.
— Алуся? — подозрительно уточнил Хотьков. — Это кто?
— Его сестра, — Лука смотрела в том направлении, где скрылся Гаранин.
Ее больше волновала чернота с красными злыми огнями в глубине, вставшая на их след, чем переполох, который мог подняться в здании. Как скрыться от нее? Ведь никто не учил Луку таким вещам. Что говорила о боевой магии Анфиса Павловна? «В современных романах неучи пишут о боевой магии, каковой по сути не существует. Около семидесяти процентов заклинаний, призванных разрушать и уничтожать, основаны на использовании магии стихийников, остальные тридцать — извращение идеи целительства или использование призванной нежити для усилия собственных физических сил». Значит, магия стихийников вполне может сработать! Воды в ее распоряжении нет, огонь и земля привлекут внимание. Остается воздух! Воздух, управлять которым после случившегося с Темкой она боится! Вспомнилась вкрадчивость движений теневой твари… Та плыла, напоминая глубоководного хищника, который мог мгновенно сменить ленивую медлительность на стремительную смертоносность! Как ее назвал Яр — лич?
Лука закрыла глаза и представила, что воздух вокруг машины плотнеет, собираясь в защитный купол, отражающий действительность. Теперь снаружи машину видно не было, хотя сидящие в ней изнутри видели все.
— Уф, родная, предупреждай хоть! — раздался над ухом голос Гаранина, и Лука взвизгнула от неожиданности. — Еле нашел! Отличный морок, только тебе придется его снять, когда тронемся, иначе в нас въедет первая же встреченная машина. Димыч, отвези нас к моему авто, оно мне нужно, после заберешь Луку, и поедете по адресу, который я скинул тебе. Там надежные ребята, защитят, если что!
Он сел на заднее сиденье, поставил на колени рюкзачок и, обняв Луку, притянул к себе.
— Никуда я не поеду! — возмутилась та, отпихиваясь. — Димыч пускай едет!
Отпихиваться от Гаранина было то же самое, что отпихиваться от айсберга, потопившего Титаник.
— Никуда я не поеду! — в свою очередь возмутился Хотьков, заводя мотор. — Что бы вы без меня делали в своей камере! Меня и моих зелий?
— Сдохли бы, — честно ответил Яр, — Димыч, дела серьезные — там был лич. По наши души.
— Ли-и-ич? — протянул Хотьков, выруливая на улицу и встраиваясь в утренний поток машин. — Дела… А он-то тут при чем?
— ХЗ, — лаконично ответил ведьмак и замолчал, крепко прижимая к себе Луку и глядя на улицу.
* * *
— Мне обязательно нужно заглянуть домой! — говорила девушка, глядя на Яра. — Ну как ты не понимаешь? Она же волноваться будет!
— Она просто твоя домохозяйка! — возразил Гаранин.
«Ну так годков мне много, умом слаба стала. Люблю с людьми поболтать — в старости это уже радость, а не необходимость».
«Иди-ка, выпей чаю, иллюминация. Худющая ты какая стала за эти дни! Надо тебя откармливать!»
«Но когда в моем сердце колоколом звучит вопрос: „А как ТАМ?“, я смотрю именно эти, черно-белые… Я не скорблю о том, что это было, я радуюсь… Не знаю, поймешь ли ты меня?»
— Не просто домохозяйка! — твердо сказала Лука.
— Хорошо, — сдался Яр, — только быстро. Первое, куда отправятся менты, когда обнаружат, что нас нет — к нам домой! Вот только мою хату они не найдут — Михал Кондратьич постарается, в твою — легко!
— У меня в паспорте прописка стоит, — покачала головой Лука, — даже если по фамилии проверят, меня там нет. Пока найдут…
— Время теряем, — философски заметил молчащий Хотьков с заднего сидения BMW.
Ехать к знакомым Гаранина без друзей он отказался напрочь.
Черный автомобиль низко заворчал и тронулся с места.
— Нам бы маскировку какую на машину, — пробормотал Гаранин.
Лука остановившимся взглядом смотрела перед собой. Так вот почему она видела девушку в ботильонах садящейся в лимузин, в то время как другие утверждали, будто та уехала в бордовой девятке!
Лимузин… Не тот, в котором она ехала к Эмме Висенте, но очень похожий… Тогда, на пике Дара, она смотрела на девушку, как Видящая, и как Видящая чуяла, нет, знала о ее скорой смерти! Потому и машину восприняла, как надо! А сейчас, едва поняла, что произошло тогда, в голове будто что-то щелкнуло.
Их обогнал красный альфа-ромео. Красивая машина, мечта любой девушки! Губы Луки тронула лукавая улыбка. Почему бы не попробовать?
Спустя несколько минут Гаранин покосился в боковое зеркало, в котором отразилось ярко-красное заднее крыло его автомобиля, затем на спутницу — и захохотал.
— Что? — возмутилась Лука.
— Супермаскировка! — констатировал Яр. — Машину запомнит даже слепой! Обещай мне в следующий раз выбрать что-нибудь попроще?
— Я могу исправить, — краснея, ответила она, — я только что поняла, как это делается!
— Не надо! — запротестовал Димыч, разглядывая отражение машины в витрине магазина, мимо которого проезжали. — Во-первых, я всегда мечтал прокатиться в такой, а во-вторых нам будет легче сбить погоню со следа — только сменить запоминающуюся машину на скромную.
Спустя некоторое время Гаранин припарковал карнавальный BMW во дворе дома Луки, повернулся к Димычу.
— Пойдем с нами. Сейчас лучше не разделяться!
— Согласен, — кивнул тот, закидывая на плечо щегольской кожаный рюкзачок, который взял из своей машины.
Они вошли в подъезд и поднялись на этаж. И тут Гаранин замер и поднял руку. А в душе Луки уже ширилось, росло предчувствие беды. Предчувствие, которое как наводнение снесло все защитные барьеры, тревогу, страх, все то, что останавливает человека от ошибок. Она обогнула ведьмака и метнулась к квартире. Дверь оказалась не заперта… Коридор… Кухня… Пусто!
Анфиса Павловна лежала у окна в своей комнате, беззащитно раскинув руки. Седая голова в крови, черепаховый гребень раздавлен чьим-то неуклюжим каблуком. Все перевернуто, ее любимые кружевные накидушки порваны, ящики комода выворочены, подушки и матрас вспороты…
Лука бросилась к старушке, коснулась дрожащими пальцами кровавой раны на голове.
— Подвинься! — Димыч уже опускался на колени рядом. — Яр, дай тряпку какую-нибудь чистую…
— Полотенце подойдет? — спросил тот, появляясь из коридора — осматривал остальные помещения.
— Вполне. Давай сюда.
Хотьков достал из своего рюкзака уже знакомый Луке пластиковый бокс с зельями и шприц. Быстро набрал раствор, сделал укол. Анфиса Павловна застонала и пошевелилась.
— Лука… — позвал Гаранин.
Она не слышала, с ужасом смотрела на черные тени глазниц Беловольской, на белые губы и полотенце, медленно намокающее кровью.
— Лука! — Яр рывком поднял ее на ноги и вытащил из комнаты. — Быстро собери, что нужно. Я пока вызову скорую.
— Но она… но ее…
— Благодаря Димычу она продержится до врачей… Давай, скорее!
Лука вошла в комнату. Здесь будто торнадо прошел, не оставив ни одной целой вещи. По сердцу резануло болью — кот, а что с котом?
— Вольдемар! — дрожащим голосом позвала Лука.
Из-под дивана раздался леденящий душу вой. Спустя мгновение кот вылез наружу — шерсть вдоль хребта вздыблена, хвост похож на елку, уши прижаты, красные глаза горят, как угли. Лука упала на колени.
— Слава богу! Иди сюда, гад ушастый! Иди ко мне!
Мявкнув, кот кинулся к ней и запрыгнул на руки.
— Димыч, — раздался в коридоре голос Гаранина, — скорая едет. У нас четыре минуты!
— Остановил кровь, давление нормализовал и сердечных добавил, — отрапортовал тот, выходя. — Можем валить!
Лука металась по комнате, не выпуская кота из рук и пытаясь отыскать хоть что-нибудь не поломанное. Все разбито, разорвано — в мелкие клочки! Как будто искали что-то, а не найдя, впали в бешенство!
— Уходим! — Яр появился на пороге. — Кота оставь, а?
Вольдемар взвыл и вцепился в Луку всеми когтями. От боли ей показалось, что их у него больше ста.
— С нами поедет! — она выскочила из комнаты, так ничего, кроме кота, и не взяв. — Будет на болотах лягушек ловить!
— Куда едем? — деловито спросил Димыч, когда все сели в машину. — И кстати, Лука, пора менять окраску нашей лошадке!
Со двора выехал новенький Опель Астра цвета Noblesse Bronze металлик.
— В больницу, — коротко ответил Яр.
— В больницу? — удивился Хотьков. — А…?
Лука покосилась на Яра. Тот смотрел на дорогу и казался невозмутимым, но она видела, как подергиваются крылья его носа, как напряженно прищурены глаза. Гаранин почему-то опасался за сестру, видимо рассуждал, что если опасность угрожает ему, значит, она может угрожать и Алусе!
Яр припарковал машину не у главного входа больницы, а позади нее, в каком-то проулке. Посмотрел на Луку, держащую кота на коленях. Она погладила ведьмака по щеке:
— Думаешь, Алусе в больнице небезопасно находиться?
Он покачал головой.
— Не хочу рисковать. Сейчас у нее есть шанс на жизнь после операции, но лич или его напарник-ведьмак могут свести его на нет.
Лука молча прижалась лбом к его плечу. Яр не знал, что у девочки нет шанса, поскольку операция спасения не принесет. Жребий судьбой был брошен, и прочитан Видящей по имени Лукерья Должикова, неизвестно чьей дочерью.
— Что тебе понадобится? — деловито спросил Димыч, открывая бокс с зельями.
Судя по тому, как он поглядывал на серое здание больницы, место было ему знакомо, но он предпочитал больше не задавать лишних вопросов.
— Маскировка для Алуси. Меня они не успеют увидеть.
Хотьков дал ему пару флакончиков, придержал за руку.
— Постарайся раздобыть схему ее лечения и лекарства возьми — перерыва нельзя допускать!
Гаранин благодарно кивнул и вылез из машины.
— Кто такая Алуся? — спросил Димыч, когда ведьмак одним прыжком перемахнул через забор и исчез за ним.
— Его младшая сестра, — пояснила Лука, полуобернувшись.
— А целители? — удивился Хотьков. — Смотрели ее?
Девушка молча покачала головой.
— Надо же… — пробормотал алхимик. — Редкий случай, но такие бывают. К сожалению…
— К сожалению… — эхом повторила Лука.
Потянулись минуты ожидания. Вольдемар перебрался на водительское сиденье и крутил ушастой головой, пытаясь уследить за воробьями, отчаянно верещащими в кустах под забором.
— Ты знаешь, — вдруг сказал Димыч, — если мы выберемся из этой истории живыми, я познакомлюсь с какой-нибудь девушкой и женюсь на ней! И ребенка ей сделаю сразу! И любить его буду!
— А девушку? — удивилась Лука.
Хотьков замялся.
— Ну… Если она меня будет, то и я ее!
Лука тихо засмеялась и погладила его плечу.
— Смешной ты, Хотьков!
— На себя посмотри! — пробурчал тот.
Рядом с машиной раздался такой звук, будто упало что-то крупное. Лука не успела испугаться, как Гаранин уже открывал дверь и подсаживал в машину сестру. Бледненькое лицо Алуси не выглядело взволнованным, наоборот, выражало такой неподдельный восторг, что даже растерявшийся поначалу Димыч засмеялся.
— Лука! — девочка потянула к ней руки. — И ты здесь? Здорово!
Та сжала ее худые пальцы. Еще более худые, чем при прошлой встрече. На тыльной стороне ладони Алуси был закреплен внутривенный катетер. Лука знала, что второй введен прямо в подключичную артерию.
— Вот лекарства, посмотри, — Яр бросил Хотькову на колени пакет, передал кота Луке и сел за руль. — Если что, сможешь достать еще? Назначения лечащего врача чуть позже скину тебе в телефон.
Алхимик, ворча, как разбуженный медведь, полез в пакет.
— Ну… Попробую.
Машина тронулась с места. Из проулка выехал покоцанный темно-синий Grand Cherokee.
— Куда мы едем? — на всякий случай уточнила Лука.
— Ко мне, — Яр смотрел на дорогу, — мне нужно взять кое-что для охоты на нежить. А дальше будем действовать по ситуации.
Лука повернулась к Алусе.
— Давайте знакомиться! Это Димыч… Дмитрий. А это Вольдемар. Вольдемар — это Алуся.
Кот прянул ушами, как лошадь, а затем вдруг потянул к ней длинные лапы. Та восхищенно выдохнула:
— Можно я его подержу?
— Держи!
Лука передала бежево-черное тело. Едва оказавшись у Алуси, кот улегся к ней на колени, свернувшись уютным клубком, и замурчал так громко, что перекрыл шум двигателя. Глаза девочки горели неземным светом. Лука подумала, что даже если это ее последние не больничные воспоминания, они все равно несут радость! И тут же одернула себя: знание знанием, однако думать о таком не следует!
— Алусь, ты не пугайся — дома… пусто почти, — вдруг сказал Яр, — я все твои игрушки в пакет упаковал, чтобы не пылились, и на чердак положил. А из мебели там мало что осталось.
— Это ничего, — церемонно кивнула сестра, — это я переживу.
Она старательно чесала кота под подбородком, нежно обводила пальцем острые шелковистые уши, хвост, который он завил черной петлей и аккуратно уложил себе на бок.
— Яр, а моя сирень, та, над Бимкиной могилкой, цвела летом? — вдруг спросила она. — Я только что про нее вспомнила…
— Цвела. Белыми такими цветочками…
— Яр, а комод, который дядя Борис для мамы сделал, остался?
Лука, подняв брови, посмотрела на Гаранина. Тот покосился на нее, пожал плечами:
— Отец любил из дерева мастерить, резьбой увлекался. Раньше. Стоит, Алусь, куда ж такой монстр денется!
Сестра хихикнула.
Уже от калитки Лука увидела сиреневое пятно, прилипшее к перилам крыльца. Как только машина въехала во двор, оно кометой заметалось туда-сюда. Алуся пискнула, подхватила кота и, выскочив из машины, припустила к дому с крейсерской скоростью. К чести Вольдемара следует заметить, что он не выпустил ни одного когтя — философски болтался у нее подмышкой, подметая хвостом заснеженную дорожку.
— По дому соскучилась? — уточнил Димыч, с удивлением глядя, как она пританцовывает на крыльце.
И тут Лука поняла, что Михал Кондратьича Бабайку алхимик не видит.
— Покажись, старый пень, — крикнул Гаранин, — не вводи почтенную публику в заблуждение! Здесь все свои.
Спустя мгновение Димыч едва не уронил свой рюкзак и пакет с Алусиными лекарствами, открыл рот и свободной рукой потер глаза.
— Яр, да ладно! Я вижу то, что вижу?
— А что ты видишь? — улыбнулась Лука.
Они уже шли к дому.
— Волосатого коротышку в сиреневом спортивном костюме, летающего вокруг девочки, — пояснил Хотьков.
Михал Кондратьич погрозил ему с крыльца.
— Сам ты коротышка, боярин! Бабайка я! Михал Кондратьич!
— Домовой! Настоящий! — восхитился алхимик, торопясь к крыльцу. — Никогда ранее не видел, хотя слышал, что в домах ведьм всякое можно встретить! Михал Кондратьич, мое почтение!
— Ну, коли вы к нам с уважением, так и мы к вам! — ухмыльнулся в бороду Бабайка. — Заходите в дом, откушайте с дороги! Алуся, ну-тко выпусти зверя и быстро мыть руки!
— Но…
— Сначала руки — потом в дом! — строго оборвал домовой. — Совсем в больницах этих понятие о гигиене потеряли!
Лука заметила, как подозрительно блестят его черные глаза. Михал Кондратьич, хоть и не был Видящим, но тоже откуда-то все знал и понимал. И, судя по тому, как внимательно посмотрел на Луку, знал, что и она — знает.
Она отобрала у девочки кота — тот продолжал висеть сосиской и казался очень довольным — и следом за ними зашла в дом.
Бабайка тут же взял Алусю и Димыча в оборот: выдал тапки, потащил мыть руки и показывать комнаты. Из глубины то и дело раздавались восторженные взвизги девочки, узнающей старых знакомых — вещи и предметы интерьера.
Гаранин проводил их глазами и остался на крыльце. Лука запустила Вольдемара в дом, притворила за ним дверь и встала рядом с ведьмаком.
После вчерашнего снегопада земля прикрылась пуховым платом, а на деревьях повисли тяжелые комья. Воздух, как всегда за городом, был прозрачен и безумно вкусен. Его, холодный, свежий, хотелось не вдыхать, а кусать. Здесь царили покой и безмятежность, перелетали со старой яблони на другую синички… Но надолго ли этот покой, когда смерть идет за приехавшими сюда людьми по пятам?
— Лич нам здесь не страшен, — будто отвечая на безмолвный вопрос Луки, ответил Яр, — дом старый, место прикормленное, древнее — от духа защитит. От других не сможет…
— От других? — испугалась девушка. — От того ведьмака?
— Нежить бывает не только бестелесная, — поморщился Гаранин, но будто оборвал себя, не желая дальше рассуждать на эту тему, — пойдем в дом. Надо поесть и Алусю устроить. Там ей какие-то уколы делать.
После сытного обеда, приготовленного Михал Кондратьичем — и ведь знал, что приедут! — измученную насыщенным утром Алусю уложили спать, но перед этим Димыч сделал ей необходимые инъекции. В неярком освещении второго этажа, где для нее застелили кровать, ранее накрытую полиэтиленом, она выглядела почти здоровой, даже щеки порозовели. Лишь сильная худоба да платок-бандана на голове указывали на болезнь.
Вольдемар, успевший за время обеда не только слопать куриную грудку напополам с Алусей, но и облазить дом снизу доверху, улегся в ногах девочки, однако спать не стал. Прижмурив глаза, внимательно прислушивался к происходящему.
— Лука, — позвала Алуся, когда брат, уложив и поцеловав ее, ушел вниз. — Посиди со мной, пока я не усну?
— Давай, — улыбнулась та, — заодно мне посуду не мыть!
Девочка прыснула, а потом посерьезнела.
— Все очень плохо? Яр никогда такого не делал — не крал меня из больницы! Его за это накажут?
— Все плохо, — честно призналась Лука, — но мы все с тобой, тебе не надо бояться.
— Я не боюсь, — покачала головой та, — я уже давно ничего не боюсь. Знаешь, если меня не станет, я бы хотела, чтобы это случилось здесь…
Лука сглотнула ком в горле. Смерть для тех, с кем она постоянно ходит рядом, не пугающая неизбежность — обыденность.
— Спи, — она наклонилась, поцеловала девочку в макушку и вдруг вспомнила, как ее так же целовала мама… то есть, Валентина Игоревна. — Спи и ничего не бойся! С таким братом я бы тоже ничего не боялась!
— А с таким парнем? — хитро улыбнулась Алуся.
Повернувшись на бок, прикрыла веки, легко вздохнула…
— А с парнем — тем более, — тихо сказала Лука и перевела взгляд на кота.
Вольдемар смотрел на нее, жмурясь. В мудром взгляде голубых глаз читалось однозначное одобрение.
Назад: Часть вторая Убийца для вора
На главную: Предисловие
