Часть вторая
Убийца для вора
За окном замелькали уличные фонари, прибавилось света — машина свернула с лесной дороги в закрытый поселок. Лука сидела на заднем сидении, ни жива, ни мертва, иногда поглядывала на мощный затылок водителя и представляла, как он вытаскивает ее в лес, душит и закапывает под сосной. Почему именно под сосной, додумать не успела, потому что лимузин остановился перед железными воротами, украшенными черной кованой розой.
— Идите в дом, вас ждут, — сказал ей водитель.
Ворота загудели, створки двинулись в стороны.
Лука вышла из машины. По сторонам от побеленной поземкой дорожки стояли розовые кусты, укутанные от морозов и оттого напоминавшие пугала. На участке царили сосны — сосны! — с мощными кронами, уносящимися ввысь, в темное небо, щедро сыпавшее снежной крупой.
Дверь дома распахнулась, выпуская на широкое крыльцо теплый отблеск.
— Лука, — прозвучал тот же самый голос, что она слышала по телефону, — заходи, не стой на холоде!
Вскинув голову, девушка поднялась на крыльцо и прошла мимо хрупкой женщины с неприметным лицом, чьи шикарные черные кудри сейчас были затянуты в тугой пучок, отчего она казалась моложе.
— Можешь звать меня просто Эммой, — Лука развернулась, — поскольку Эмма Эдгаровна звучит не очень! — неожиданно улыбнувшись, довершила хозяйка дома.
Одета она была в спортивные штаны, толстовку на молнии, из-под ворота которой проглядывала белая футболка. На ногах толстые носки, серые в синих бегущих оленях. Эти носки Луку немного успокоили: злоумышленники не носят носки с оленями!
— Проходи на кухню, выпьем чаю, — направляясь в одних из уходящих вглубь дома коридоров, сказала Эмма Висенте, одна из тринадцати Сестер Равновесия и глава магического ковена ведьм.
На просторной светлой кухне было тепло. Под окном, на широченном подоконнике лежал серый здоровенный котище, сыто жмурил зеленые глаза. Другая кошка, аккуратная, трехцветная, точила коготки о когтедралку, приделанную на угол стены, третья — черная, как смоль, с янтарными глазами, растянулась кверху брюхом на ковре у электрического камина.
— Садись, — пригласила Эмма, выставляя из шкафчика молочно-белые чашки и включая чайник. — Есть идеи, почему ты здесь?
Идеи у Луки имелись, но она упрямо замотала головой, мол, нет никаких идей, и не было никогда!
Хозяйка едва уловимо усмехнулась и тут Лука вдруг заметила, что она вовсе не невзрачна. Гладкая ухоженная кожа, чуть вздернутый нос и пухлые губы, темные, почти черные глаза — Эмма Висенте была красива, но хотела казаться незаметной, и это ей удавалось. Она вела себя спокойно и дружелюбно, однако девушка ощутила, что внутри та — как натянутая струна, вот-вот зазвенит от напряжения. Кошки, видимо, тоже что-то такое почувствовали, потому что сменили расслабленные позы, дружно сев столбиками и навострив уши.
— Я знаю твою историю, — заговорила Эмма, разлив чай и садясь напротив, — и понимаю твое смятение. За старыми, такими привычными декорациями оказался новый, незнакомый для тебя мир. Слышала, Анфиса Павловна Беловольская взяла тебя в ученицы?
Лука молча кивнула.
— Старая школа, — отпив чаю, с удовольствием пояснила Эмма, — сейчас, увы, все ускоряется. Раз-два — и ты уже ведьма с минимальным набором положенных знаний. Раньше ученичество занимало большую часть жизни, а мастерство воспринималось не набором инструментов, а философией. Так какой прогресс в твоих занятиях?
Лука моргнула и, не зная, что ответить, сделала обжигающий глоток. Это с Анфисой Павловной или Муней она могла легко говорить о своих неудачах и успехах, а что сказать этой женщине, один вид которой отчего-то несказанно пугает?
Эмма встала. Ложечка звякнула о блюдечко. Кошки подскочили и унеслись прочь, возбужденно мявкая. Лука проводила их удивленным взглядом, заметила, как удивление мелькнуло и во взгляде хозяйки дома, но та уже отвернулась — стояла, опершись о подоконник и глядя на заснеженный участок.
— То, что с тобой происходит, Лука, это очень и очень важно! — негромко заговорила Висенте. — И по крайней мере одну причину я хотела бы… — она обернулась, коснулась рукой виска.
Лука удивилась мгновенной бледности ее лица.
— …Пояснить тебе… — с усилием произнесла хозяйка и неожиданно стала оседать на пол.
Лука едва успела вскочить, подхватить ее и уложить на пол, растерянно оглянувшись. И застыла от ужаса — из коридора шли кошки, бок о бок, задрав хвосты, низко урча и прижав уши. Шли к ней!
— Эй, — Лука торопливо затрясла Эмму за плечи, — эй, очнитесь! Да что же это?
Эмма Висенте казалась спящей, однако ее неподвижность пугала. Спохватившись, Лука перешла на периферическое зрение и успела заметить мелькнувшую темную тень. Она разглядела бы ее подробней, однако кошки, выглядящие сгустками пламени разного цвета, с воем прыгнули. Лука закричала и упала на Эмму, стремясь спрятать лицо от нацеленных на него когтей. Раздался звон разбитого окна. Тут же взвыла сирена, и чья-та сильная рука за шкирку оторвала Луку от лежащей женщины и вздернула на ноги. Она узнала того самого «шкафа в костюме», что не обращал внимания на дымовые каравеллы в «Черной кошке». Тот с мгновение смотрел на нее, а потом швырнул в стену. Последнее, что увидела Лука, теряя сознание от боли и ужаса, как он склоняется над телом хозяйки дома.
* * *
Этот человек замораживал. Он и казался глыбой льда — огромный, светловолосый, с холодными голубыми ничего не выражающими глазами. Темка называл такие «оловянными».
Незнакомец в черном, очень дорогом костюме и очках в тонкой золотой оправе, сидел на табуретке напротив Луки в комнате, в которой она пришла в себя, и раз за разом, монотонным голосом спрашивал одно и то же. Она боялась его до икоты, хотя он неуловимо напоминал ей кого-то, но кого — она никак не могла вспомнить.
— Еще раз расскажите, что именно произошло!
— Я приехала по приглашению… Эммы. Мы прошли в кухню, начали разговаривать. Она побледнела и упала…
В кухню заглянул один из охранников:
— Борис Сергеевич, она подъехала!
Названный поднялся, даже удивительно, с какой легкостью он двигал свои килограммы, которых наверняка было больше ста!
— Идите со мной!
Лука опасливо выглянула в коридор. После нападения кошки исчезли, лишь где-то в глубине дома раздавалось их раздраженное и тоскливое мяуканье.
Из разбитого окна кухни задувал холодный ветер, заносил редкие снежинки, ронял на накрытое простыней тело на полу. Лука едва сдержала крик, и в тот же момент ее мягко переставили в сторону. Выглянув из-за широкой спины Бориса Сергеевича, она увидела, как в кухню входит Этьенна Вильевна, ахает, подходит к телу и опускается на колени.
Прядилова-старшая полными слез глазами посмотрела на «айсберг» и тихо сказала:
— Борис, мне нужно увидеть…
Тот коротко кивнул. Этьенна отдернула простыню, торопливо расстегнула молнию толстовки, распахнула полы. Лука не верила своим глазам — на белой ткани простой футболки Эммы Висенте поблескивала однажды виденная ею стрекоза-брошь из самоцветных камней. Этьенна и Борис многозначительно переглянулись. Видящая, наклонившись, поцеловала Эмму в лоб, укрыла простыней, поднялась. И оказалась перед Лукой, которую «айсберг» бесцеремонно вытолкнул вперед.
— Лука? — изумилась Прядилова. — Что ты здесь делаешь?
— Девушка была с Эммой, когда это произошло, — пояснил он.
Из глубины дома раздался душераздирающий кошачий вой.
Лука вздрогнула. Этьенна Вильевна заметила, потому что вдруг прищурилась и перевела взгляд на Бориса.
— Выпусти стражей.
Тот извлек из кармана портативную рацию. Спустя несколько мгновений раздался мягкий топоток, и кошки влетели на кухню. К удивлению Луки, они не обращали внимания ни на нее, ни на тело хозяйки. Обходили кухню по часовой стрелке, тыкаясь носами во все стены и предметы мебели, задерживаясь в углах. Серый котище вспрыгнул на подоконник, струной вытянулся к разбитому стеклу, прижал уши и застыл изваянием.
— Лука, — мягко сказала Этьенна, наблюдая за ним, — скажи мне, кошки были здесь, когда вы разговаривали с Эммой?
— Они что-то услышали! — вспомнила та. — Заволновались и убежали. А когда… когда ей стало плохо, вернулись и бросились на меня…
Этьенна снова переглянулась с Борисом.
— Если бы они хотели броситься на нее, они бы бросились, — с нажимом сказала Прядилова, будто убеждала в чем-то «айсберг», — но они кинулись к окну.
— И разбили его, — кивнул Борис, снимая очки и убирая в карман пиджака. Без них его вид стал еще более угрожающим. — Поторопись, сейчас менты приедут — сигнализация сработала, нам пришлось официально их вызвать. К сожалению, в этот раз замять инцидент не удастся!
Этьенна, будто позабыв о нем, развернулась. Медленно оглядела кухню. Лука знала, что та видит, потому что сама видела: ровное свечение стен, раздраженное — трех сгустков пламени, медленно гаснущее, будто истекающее — накрытого простыней тела. Брошь казалась угольком на левой стороне груди Эммы, жарким, живым, готовым вспыхнуть. Но еще было ощущение… Странное, смазанное чувство неправильности, которое с каждой минутой становилось слабее, однако продолжало холодить кожу, приподнимая волоски вдоль позвоночника. Неприятное чувство! Недоброе!
— Мне нужно знать, где были стражи, когда это произошло, — не оборачиваясь, сказала Этьенна.
— Проверим камеры, — лаконично ответил Борис.
Прядилова, подойдя к столу, взяла одну из чашек, понюхала. Пробормотала: «тмин, розмарин, можжевельник… и что-то еще…» Посмотрела на Бориса. Тот молча кивнул. Она отставила чашку, открыла дверцы кухонного шкафчика. Судя по тому, как уверенно двинулась именно к этому — прекрасно знала, что там найдет.
В шкафчике хаотично стояли банки с чаем: металлические, картонные, керамические, с цветастыми надписями и рисунками и вообще без оных, какие-то полотняные и бумажные мешочки… Лука в жизни не видела столько заварки!
— Не трогай ничего, глянем отпечатки! — предупредил Борис.
Этьенна раздраженно передернула плечами, мол, сама знаю. И закрыла шкафчик.
Со двора послышался звук въезжающей машины.
— Прибыли, — сообщил один из охранников, толпившихся в коридоре.
Борис Сергеевич выглянул в окно и спокойно выругался. От этого «спокойствия» Луке захотелось утопиться. Захлопали двери, в коридоре раздались шаги и в кухню вошел высокий широкоплечий мужчина. Короткая стрижка делала его похожим на бандита, распахнутое пальто с поднятым воротником — на детектива. Выражение лица с резкими чертами не предвещало ничего хорошего. Никому из присутствующих.
— Борис Сергеевич, дорогой, — преувеличенно весело сказал он, не вынимая рук из кармана пальто и не глядя на труп, — сколько лет, сколько зим! Небось, не ожидал меня увидеть?
— Капитана увидеть не ожидал, — пожал плечами Борис, — ожидал участкового…
— Что ж так? — прищурился мужчина. — То дело о покушении на мадам Висенте до сих пор не раскрыто, а я висяков не терплю.
Этьенна Вильевна неожиданно шагнула вперед и звенящим голосом сказала:
— Оставьте этот развязный тон, юноша! Вы находитесь в доме, хозяйка которого сегодня умерла! Делайте свое дело и уходите!
Мужчина, оглядев ее с ног до головы (Луке показалось, что этот взгляд видит даже внутренности) полез во внутренний карман пальто, достал красную книжицу, раскрыл и поднес к лицу Этьенны. Та едва уловимо поморщилась.
— Капитан Мефодий Арефьев, специальный отдел городского УВД. Ваш паспорт, пожалуйста. И всех присутствующих. Прошу вас пройти в соседнюю комнату. Николай, вызывай экспертов!
— Это не убийство, капитан, — подал голос Борис Сергеевич, — несчастный случай.
— Гражданин Гаранин, прошу не препятствовать следствию и не делать выводы, которые обычно делаю я, — по-волчьи усмехнулся тот. — Пройдемте…
Гаранин?..
Гаранин?!..
В совпадение фамилий Лука не поверила, поскольку только теперь поняла, кого именно напомнил ей «айсберг»!
* * *
Лука сидела на диване рядом с Этьенной. Борис Сергеевич стоял у окна, выходящего на часть участка, расположенного за домом. Здесь почти не было сосен — полускрытое темнотой пространство заполняли заснеженные старые яблони, узловатые, крепкие, между ними раскинулись полукружьями какие-то низкие вечнозеленые кусты. «Айсберг» не зря выбрал место для обзора — сидящий напротив дивана на стуле капитан Арефьев оказался к нему спиной и, видимо, это его нервировало, потому что спина была прямой и напряженной.
— Имя? Фамилия? Адрес? Возраст? В каких отношениях состояли с погибшей? Что делали здесь? По ее приглашению? О чем разговаривали?
Вопросы Арефьев задавал быстро, хлестко, будто по лицу бил. Лука, наоборот, отвечала медленно. Наверное, капитан решил, что она тормознутая, однако у нее и правда язык едва ворочался, а в голове плыл туман. Не сорваться в истерику помогала рука Этьенны Вильевны — Прядилова цепко держала ее за локоть и иногда сжимала, приводя девушку в себя. Капитан слушал и делал быстрые пометки в блокноте с загнутыми уголками.
— Гражданин Гаранин, кто из ваших парней обнаружил тело? — не оборачиваясь, спросил Арефьев, когда Лука, наконец, все рассказала.
— Костя, зайди, — Борис Сергеевич позвал негромко, но названный тут же вошел в комнату, будто дожидался за дверью.
Капитан полуобернулся, кинув на Гаранина недовольный взгляд.
В открывшуюся дверь вместе с охранником зашли две кошки (кот, видимо, остался на кухне). Черная тут же вспрыгнула на диван, аккуратно села рядом с Прядиловой и уставилась на полицейского немигающим взглядом желто-оранжевых глаз, а трехцветка отправилась к окну, вспрыгнула на подоконник, боднув Бориса головой с аккуратными ушками. Помедлив, тот опустил на нее свою огромную как лопата ладонь.
— Итак, гражданин… — Арефьев посмотрел в протянутый охранником паспорт, — …Медведев, что вы увидели, когда вошли на кухню?
— Хозяйка… Госпожа Висенте лежала под окном, девушка пыталась помочь ей, трясла за плечи… Окно было разбито, видимо Морок… это наш кот…
— Выводы я сделаю сам! — холодно прервал его капитан. — Для чего госпожа Висенте пригласила гражданку Должикову, вы в курсе?
У окна Борис Сергеевич продолжал гладить ластящуюся кошку. Ладонь лишь на мгновение прекратила движение.
— Никак нет, — покачал головой Медведев.
— Лука — подруга моей дочери, — высокомерно заявила Этьенна Вильевна. — Мы пытались сообща устроить ее судьбу.
— Вот как? — по-акульи усмехнулся Арефьев. — Что ж… Вскрытие покажет! — он резко поднялся. — Никого из присутствующих прошу из города не уезжать, возможно, мне потребуется вызвать вас в качестве свидетелей… а возможно и нет!
Капитан выглянул в коридор.
— Алексей, заполни протокол осмотра тела и дай им подписать. А я пойду взгляну на старую знакомую…
Лука ощутила, как пальцы Этьенны свело судорогой. Она так вцепилась девушке в локоть, что та невольно попыталась разжать ее ладонь. В кармане шубки Прядиловой зазвонил телефон.
— Ой, прости, дорогая! — опомнилась та, выпуская Луку и отвечая на звонок: — Доченька, тебе нужно приехать и забрать Луку к нам… Да, на пару дней, пусть придет в себя! Мне необходимо остаться, сейчас начнутся звонки… Конечно, не удастся! Это же не наша СБ, а полицейские!
Капитан Арефьев на мгновение застыл на пороге, дослушал телефонный разговор и только после этого вышел в коридор. Борис Сергеевич последовал за ним. И тут только Лука поняла, что полицейский не задал ни вопроса самой Этьенне!
— Вы встречались? — она повернулась к Прядиловой. — Он совсем не удивился, увидев вас здесь. И не спросил — зачем?
Та тяжело вздохнула. Поднялась, едва не задев черную кошку. Прошлась по комнате.
— Несколько лет назад на Эмму было совершено покушение. По случайному стечению обстоятельств ей удалось спастись, но погибли наши друзья. Дело вел капитан Арефьев… правда, он тогда был старшим лейтенантом, однако ухватки опера, как видишь, сохранил!
— А причина покушения? — не удержалась Лука.
Этьенна задумчиво погладила трехцветку, сидящую на подоконнике.
— Официальная версия — деятельность благотворительного фонда, руководителем которого была Эмма. Неофициальную, — она запнулась, — думаю, не стоит знать ни тебе, ни полицейским.
— Конечно! — Лука поднялась. — Этьенна Вильевна, простите меня! Вы случайно не в курсе, о чем Эм… она хотела поговорить со мной?
Этьенна развернулась.
— А что она тебе сказала?
— Толком ничего… Начала говорить о тех изменениях, что со мной происходят, и о том, как это важно…
Этьенна вновь полуобернулась к окну, но Лука чувствовала, что она искоса наблюдает за ней.
— Лука, это действительно важно… Что у тебя с затылком?
Едва она задала вопрос, как девушка ощутила тяжелую ноющую боль. Потрогала пальцами — под волосами набухала, наливалась кровью огромная шишка. Видимо, приложилась головой, когда «шкаф» в порыве спасти хозяйку отшвырнул ее в стену.
— Этьенна! — позвал из коридора Борис Сергеевич.
— Присядь, — приказала Прядилова Луке, — я распоряжусь, чтобы принесли лед. Должно быть, ребята не так поняли твой порыв…
— Я хотела ей помочь, — тихо сказала та, усаживаясь обратно, — а коты…
— Ш-ш-ш, — Этьенна прижала палец к губам, — пока в доме капитан Арефьев — и стены имеют уши! — И сильно понизив голос, добавила: — Коты прогоняли не тебя!
Лука вскинулась, но Прядилова уже покинула комнату. Спустя некоторое время «шкаф» по имени Костя Медведев принес ей пакет со льдом, завернутый в махровое полотенце. Отдал, потоптался и прогудел:
— Вы это… простите меня, девушка! Я подумал…
Лука, голова у которой разламывалась, а от холода льда начали стучать зубы, сердито вскинулась:
— И что вы подумали? Вы же меня убить могли!
— Хотел бы убить — убил! — обиженно ответил охранник. — Просто… нейтрализовал! Уж очень все это выглядело… подозрительно!
Несмотря на злость, Луке вдруг представилась картина того, что он увидел, ворвавшись на кухню — лежащее тело Эммы Висенте, ее, Луку, склонившуюся над ним с непонятным выражением лица и атаковавших кошек! Она невольно посмотрела на двоих из них, так и не ушедших из комнаты. Казалось, теперь те охраняли ее, не спеша уйти. Стражи? Так, кажется, называла их Этьенна?
— Сильнее прижмите, — посоветовал Медведев и ушел, ступая бесшумно в своих начищенных до блеска узконосых ботинках.
Лука положила сверток со льдом на спинку дивана и откинулась на него затылком. Прикрыла веки. Перед глазами стояло лицо Эммы Висенты… О чем она хотела поговорить? Что держало ее в таком напряжении? «Устроить судьбу» — сказала Этьенна Прядилова. Действительно была в курсе того, что хотела Эмма или сходу придумала ответ для полицейского?
* * *
Девушка сама не заметила, как задремала. Во сне она сидела на круглом синем камне в озере черноты, а вокруг вращались три сгустка пламени — голубого, оранжевого и желтого, и где-то вдали то вспыхивал, то гас еще один — ярко-красный. Короткая вспышка, длинная, короткая. Точка — тире — точка…
— Бедная моя! — ворвался в сон звенящий голос Муни.
Подруга сидела рядом, смотрела круглыми блестящими глазами и гладила Луку по щеке.
— Просыпайся, сейчас домой поедем! Какой ужас тебе довелось пережить! Ну что ж так не везет-то, а?
— Мне везет, — еще не проснувшись, пробормотала Лука, — у меня есть друзья! Отвези меня к Анфисе Павловне, — попросила она, поднимаясь, — там кот голодный!
— Голодный он, как же! — улыбнулась Муня, тоже вставая. — Небось Анфисе Павловне уже все уши пропел, какой он бедный-несчастный-никто-его-не-любит-не жалеет!
Они вышли в коридор. Лука невольно повернула голову в сторону кухни — там толпились какие-то люди, ползали по полу с лупами в руках, фотографировали. Борис Сергеевич черной глыбой застыл у входа и казался высеченным из камня.
Замешкавшись, она не сразу обратила внимание на то, что подруга за ней не идет. Оглянулась.
Они стояли друг против друга — Муня и капитан Арефьев, а вокруг клубилась видимая звенящая тишина. Будто больше никого не было в мире, только эти двое, и ни прошлого, ни будущего, ни даже настоящего, лишь короткое мгновение, в котором и сердца затихли, опасливо прислушиваясь друг к другу… Пауза была короткой. Спустя пару секунд Муня моргнула и попыталась обойти полицейского, но тот заступил ей дорогу.
— Вы кто, гражданочка?
— Му… Прядилова Мария… Пропустите же!
— Покажите паспорт!
И он первым показал ей красную «корочку».
Муня растерянно достала из сумочки права.
— Паспорта нет, только это…
— Ну как же так, гражданочка? — укорил полицейский, кидая цепкий взгляд на пластиковую карточку. — В большом городе живете, паспорт надо обязательно с собой носить!
В коридор тигрицей выпрыгнула Этьенна Вильевна. Сказала холодно, с милой улыбкой — от такой птицы замерзают в полете! — обращенной к Арефьеву:
— Моя дочь приехала забрать Луку и отвести домой. Это запрещено законом?
Следом вышел очень пожилой мужчина в темном костюме с галстуком бабочкой, украшенным булавкой с зеленым крупным камнем. Его Лука видела впервые. Редкий белый пушок, тщательно зачесанный на лысину, вызывал жалость. Тонкая кожа старческого лица казалась присыпанной мукой, бледной, но глаза, живые, темные, глубокие были полны силы. Этот человек не позволял жалеть себя и сам не жалел!
— Ну что вы, Этьенна Вильевна, — не менее любезно улыбнулся капитан, — красивым девушкам закон не писан! А у вас дочь — красавица!
— Лука, идем! — Муня деловито обогнула Арефьева и за руку потащила подругу прочь. Однако глаза ее смеялись. — Богдан Галактионович, здрасьте! И до свидания!
Старик ласково улыбнулся им обеим:
— Здравствуйте, девушки!
Выходя из дома, Лука чувствовала направленные в ее спину взгляды. Кажется, смотрели все трое.
— Кто это? — спросила она Муню, едва села в машину и пристегнулась. — Этот дядька?
— О! Легендарная личность! — ответила та. — Богдан Галактионович Выдра — бессменный секретарь ковена последние семьдесят лет! Он уже давно на покой просится, но Эмма… — она запнулась, — она его не отпускала, говорила, что без него, как без рук!
— Он колдун? — уточнила Лука.
— Конечно, только не очень сильный. А вот администратор классный, интеллектуал, политик, юрист… В общем, как говорит мама, большой умница!
— А как тебе этот противный капитан? — заинтересовалась Лука. — Ты видела, как он на тебя пялился?
— Да?! — довольно переспросила Муня и тут же отрезала: — Не видела!
Скрыв улыбку, Лука отвернулась к окну и принялась гадать — то, что она наблюдала, когда встретились Муня и Арефьев, было ли на самом деле или почудилось? И если было — видела она это потому, что развивается ее дар Видящей или просто так? А если ее дар развивается, почему она не разглядела ту тень, что мелькнула в кухне перед тем, как упала Эмма Висенте?..
Улыбка исчезла с ее лица. Снова прошило тем ощущением — недобрым, неправильным. И оно не было для Луки внове! Раскручивая назад киноленту памяти, она вспомнила, как испытывала подобное, когда ей привиделась тоскующая претка, когда девушка в ботильонах садилась в лимузин, так похожий на тот, что привез ее, Луку, сюда! Когда смотрела на Ярослава Гаранина, изуродованного кладбищенским падальщиком… Гаранин? Да, Гаранин…
— Борис этот Яру однофамилец? — не глядя на Муню, спросила Лука. — Он вообще кто такой?
Муня как-то странно вздохнула. С сожалением. Машина вывернула с лесной дороги и понеслась по шоссе в сторону города.
— Это его отец. Глава Службы безопасности Эммы… Потомственный ведьмак. В нашей СБ большинство ведьмаков работает и примерно треть колдунов.
— Значит, сын в папу ведьмак? — уточнила Лука.
Подруга пожала плечами.
— У них по-другому быть не может. Это у ведьм Дар может перейти в следующее поколение, а может проявиться через одно или несколько. У ведьмаков рождаются только ведьмаки.
Лука вспомнила Алусю Бабошкину. Та походила на эльфа, но никак не на ведьмака!
— А если девочка родится? — удивилась она.
— Будет обычной, — Муня смотрела на дорогу — поскольку стояла уже глубокая ночь, встречных машин было немного, но глаза они слепили, — трансгенные способности только по мужской линии передаются.
— Трансгенные? — не поняла Лука.
Муня раздраженно откинула волосы с лица.
— Я все время забываю, что ты почти ничего не знаешь! — пробормотала она. — В незапамятные времена охотники при помощи различных зелий придавали себе несвойственные человеческому роду качества, например, ночное зрение, молниеносную реакцию и необычайную силу. Многие болели или гибли, но другим зелья не приносили вреда, и они стали пользоваться ими постоянно. Лишь спустя столетия выяснилось, что такие зелья обладают свойством менять генотип, перестраивая организм под себя. Охотники остались охотниками даже тогда, когда необходимость добывать пропитание отпала. Только теперь они охотятся на нежить…
— А… — открыла рот Лука… и закрыла.
Хотела было спросить про Алусю, но вдруг вспомнила, как Димыч говорил о том, что Яр никого не пускает в свое логово. Остальные тоже считали его замкнутым и неразговорчивым. Да, он встречался с Муней, однако знает ли она о сестре? О ее болезни? О щенке с голубыми ушами и остальной разноцветной компании?
Всю оставшуюся дорогу подруги молчали, думая каждая о своем.
Анфиса Павловна встретила их на пороге, к удивлению Луки держа в руках длинное хвостатое тело.
— Это правда? — спросила она девушек, хотя те еще даже не зашли в квартиру. — Про Эмму Висенте — правда?
«Однако быстро в этой среде слухи расходятся!» — подумала Лука, но ничего не сказала, только кивнула, забирая кота из рук домохозяйки. Тот укоризненно шлепнул ее лапой по подбородку. Хоть когтей не выпустил, и на том спасибо!
— С тобой побыть? — заботливо спросила Муня. — Уверена, что не хочешь к нам? Семен Семеныч будет рад!
— Давай я просто в гости приду? — пробормотала Лука — шишка на затылке снова запульсировала, давая о себе знать. — Передай ему, что я тоже скучаю! До завтра!
Домохозяйка сочувственно посмотрела, как Лука, не выпуская кота, пытается снять кроссы. Отобрала кота, пожевала губами.
— Иди-ка, выпей чаю, иллюминация. Худющая ты какая стала за эти дни! Надо тебя откармливать!
— Не надо меня откармливать! — возмутилась та, надевая тапки и снова забирая Вольдемара. — Что я, поросенок, что ли?
От горячего чая, в который Анфиса Павловна добавила столовую ложку коньяка из той самой бутылки с виноградной гроздью, Луке стало тепло. Будто таял где-то внутри ледяной шарик, возникший с того момента, как Эмма Висенте стала медленно падать. Вот только никак она не могла забыть выражения ее лица — напряженного, недоумевающего. Что она видела перед тем, как умереть? Свет в конце тоннеля? И что с этим светом было не так?
— Анфиса Павловна, вы боитесь смерти? — ляпнула Лука, не подумав, и тут же обозвала себя идиоткой. Разве спрашивают о подобном пожилых людей, которые к ней, костлявой, и так ближе, чем остальные?
Однако Беловольская не обиделась. Вместо ответа принесла из комнаты толстый фотоальбом в бархатной серой обложке. Положила на стол. Сказала просто:
— Боюсь.
Раскрыла первую страницу. На пожелтевшей от времени фотографии были изображены молодая круглолицая крестьянка в длинном сером платье и переднике, с нитью крупных бус на шее, и стоящий за ней дородный мужчина в косоворотке. Погладив изображение ладонью, Анфиса Павловна посмотрела на Луку:
— На самом деле такого вопроса не существует, иллюминация, потому что все боятся! Кто-то предпочитает об этом не думать, кто-то — умолчать, другие — бравировать, но боятся все. Вопрос в другом — как преодолеть страх и встретить финиш достойно.
— И как? — уточнила Лука, с недоумением разглядывая колоритную пару.
Беловольская села рядом, поправила очки на переносице, принялась медленно листать страницы. Групповое фото улыбающихся на фоне стога сена крестьян. Все такие белозубые, прямо завидки берут! Надо же, корова! С надетым на рог венком из клевера! А вот невысокий симпатичный парнишка держит за руку черноволосую красавицу, та смеется, запрокидывая голову…
— Подождите… — Лука удержала Анфису Павловну, — это вы что ли?
— Я, — улыбнулась та. — Мне здесь восемнадцать… Дане двадцать два.
Лука затаила дыхание. Неужели расскажет? Но Анфиса Павловна продолжила листать страницы. На вопросительный взгляд собеседницы пожала плечами, коротко ответила:
— Не сложилось…
Помолчала, подвинула альбом к Луке.
— Здесь мои воспоминания, иллюминация. Да, они черно-белые. Да, на пожелтевшей бумаге или негативах. Есть более поздние, цветные, яркие, где я — красивая, дерзкая, талантливая, вокруг меня успешные мужчины, и жизнь кажется ластящейся кошкой. Но когда в моем сердце колоколом звучит вопрос: «А как ТАМ?», я смотрю именно эти, черно-белые… Я не скорблю о том, что это было, я радуюсь… Не знаю, поймешь ли ты меня?
Лука чуть было не ляпнула: «Я тоже не знаю!», но вовремя спохватилась и промолчала, поглаживая сидящего на коленях кота. Беловольская вздохнула и поднялась.
— Устала я что-то, да и поздно уже! Пойду лягу. Ты тоже не засиживайся, у тебя такой тяжелый день был, мама не горюй!
Домохозяйка ушла, оставив альбом на столе. Лука подлила себе еще чаю и принялась разглядывать фотки, подперев подбородок рукой. Наверняка большинство из этих людей давно нет на свете, они ушли куда-то туда, за горизонт… Но значит ли это, что там, за горизонтом, с ними можно встретиться?
* * *
Телефонный звонок прозвенел в семь утра.
— Мне нужно, чтобы ты приехала, — прозвучал в трубке голос Этьенны Вильевны, — Муня уже едет за тобой.
— Ку… куда? — не поняла Лука спросонья.
— В дом к Эмме. Мы с Борисом хотим кое-что проверить! — и Прядилова повесила трубку.
«С Борисом…»! Лука помнила, с каким выражением старший Гаранин смотрел на нее. Как на осужденную и приговоренную решением суда к смертной казни. Неужели он всерьез думает, что она виновата в смерти Висенте? Если кто и виноват, так он сам и его хваленая служба безопасности!
Она с неохотой вылезла из кровати и, перед тем, как пойти умываться, насыпала коту в корма в миску. В другом случае путь до ванны становился травматичным, ибо противное животное, издавая мерзкие звуки, путалось в ногах, так и норовя уронить хозяйку.
— Куда? — удивилась Анфиса Павловна, увидев Луку, похожую на встрепанное привидение. — Отоспалась бы!
Та что-то промычала и ввалилась в ванную.
Звонок в дверь раздался спустя пятнадцать минут. Лука едва успела выпить кофе и съесть кусок сыра.
— Анфиса Павловна, прощание в пятницу, в «Черной кошке», — поздоровавшись, сообщила Муня, — мама просила вам передать.
— В клубе? — изумилась Лука, но прикусила язык, натолкнувшись на предупреждающий взгляд подруги.
Будут только свои, поэтому нужно подальше от чужих глаз — могла бы и сама догадаться!
— Спасибо, девонька, — вздохнула Беловольская. — Приду обязательно.
В машине одуряюще пахло картошкой-фри. Муня протянула Луке пакет из Макдака.
— Держи, а то на тебя смотреть страшно. Скоро кожа да кости останутся!
— Спасительница, — пробормотала Лука, доставая гамбургер и вцепляясь в него зубами, — и даже кофе есть!
— Большой! — довольно кивнула подруга.
— Зачем я там понадобилась, не знаешь?
Муня покосилась на нее.
— Слышала, как мама ночью по телефону с Борисом Сергеевичем разговаривала. Они хотят что-то вроде следственного эксперимента провести.
— Этьенна Вильевна, что же, так и не ложилась спать?
Муня молча мотнула головой.
Черные ворота были распахнуты и походили на разверстую пасть. Несмотря на зимний пасторальный пейзаж за ними Луке стало не по себе. Впрочем, никто чужой на участок бы не проник — по обе стороны от дорожки дежурили охранники, мощные, с мрачными лицами, выражение которых не сулило ничего хорошего возможным нарушителям частной собственности.
Старшая Прядилова вышла на крыльцо. Ненакрашенная, с темными кругами под глазами, волосами, собранными в простой хвост, одетая в черные джинсы и свитер, она казалась Муниной сестрой, а не матерью.
— Посиди в гостиной, — поцеловав дочь, сказала Этьенна, — Лука, пойдем со мной!
Лука знала, куда они направятся, и не хотела идти туда. На кухню. Казалось, тело Эммы Висенты, накрытое простыней, все еще лежит там…
Но на кухне было пусто, на столе дымился кофе в огромной чашке, больше напоминающей супницу.
Этьенна Вильевна глотнула кофе и повернулась к Луке.
— Я хочу просить тебя о помощи. И о молчании. Результаты вскрытия будут только завтра… Мы считаем, что они покажут инсульт или инфаркт, и больше ничего. Тот, кто сделал это с Эммой, знал что делал!
Лука с ужасом смотрела на Прядилову. Неужели та хочет сказать…
— Я уже говорила вчера — были и другие покушения, — сухо пояснила Этьенна, — и только последнее оказалось удачным. Вот почему нам нужно точно знать о произошедшем здесь, а для этого я хочу заглянуть в твою память.
— Так можно? — удивилась Лука.
— Я могу, — просто ответила Этьенна. — Но мне придется показать Борису. Ты согласна?
Лука обдумывала услышанное. Не очень приятно узнать, что мама подруги может копаться в твоих воспоминаниях, словно патанатом в трупе, но еще неприятнее видеть, как твое сокровенное уплывает к кому-то еще! Перед глазами снова появилось напряженное лицо Эммы Висенте. О чем она хотела сообщить Луке, чего так… страшилась?
— Я согласна, — поморщилась Лука.
У нее было ощущение, что она совершает ошибку, однако стоять в стороне после узнанного девушка не могла. Ведь и сама почувствовала в ту минуту, когда Эмма начала падать, и после непоправимость, неправильность происходящего. Насильственная смерть — нарушение планов бытия, вот ведь какая вещь получается!
Луку боднули под колено так, что она едва не упала. Опустив взгляд, она увидела серого котище… Морок — так, кажется, его назвал охранник Костя? Кот поднялся на задние лапы и потянул к ней передние. На губах Этьенны показалась и пропала грустная улыбка.
— На ручки просится… тоскует, — сказала она и вышла, видимо, пошла за старшим Гараниным.
Лука расстегнула куртку, размотала шарф и с трудом подняла кота — весила животина немало. Тот толкнул ее головой в подбородок, как делал Вольдемар, и заурчал. Вспомнив, как он выглядел, когда нападал, девушка взглянула на него внимательнее. В ее руках уютно устроилось странное существо, худое, — в отличие от своего реалистичного облика! — с длинными лапами, с выпирающими лопатками, из-под которых торчали… маленькие крылышки с четко проработанными перьями. На вытянутой морде, похожей на нос гоночного болида, располагались овальные огромные глаза, прозрачные, как аквариумы с чистой водой, полнящиеся стайками разноцветных искр, будто быстрых рыбешек. Издаваемое Мороком мурчание рождало внутри его тела сгустки синего пламени, которые расходились кругами, как вода от брошенного камня, заставляя светиться и воздух вокруг. Казалось, девушка и кот оказались внутри холодно мерцающей сферы, оттенок которой дискомфорта Луке не доставлял, наоборот, на какое-то мгновение она забыла о том, где и по какому поводу находится, а на душе стало спокойно и легко.
В коридоре послышались голоса. Вошедший Гаранин-старший коротко кивнул, даже не удосужившись поздороваться.
Недовольно мявкнув, Морок стек на пол и запрыгнул на подоконник. Разбитое стекло в створке уже заменили.
— Дай мне руку, — сказала Этьенна Вильевна.
У нее была узкая, прохладная и сильная ладонь.
Борис Сергеевич тоже взял ее за руку — аккуратно, будто боялся размозжить ей пальцы.
— Вспоминай, — мягко подсказала Прядилова. — Лучше всего с того момента, как вошла в дом.
В памяти Луки вновь упал теплый отсвет на заснеженную дорожку — из открытой двери, в которой застыл хрупкий силуэт. Она шла к Эмме Висенте, ощущая в каждом шаге фатальную обреченность — да, она должна была оказаться здесь, рано или поздно! Только вот тому, что случилось, случиться было не дано!
— Постарайся обойтись без эмоций, — пробормотала Этьенна, — только картинки… Только то, что видела, слышала…
…Черная кошка, валяющаяся перед электрокамином, вдруг села столбиком. За мгновение до этого серый котище на окне навострил уши, а трехцветка перестала точить когти. Эмма Висенте ничего не заметила — она смотрела на заснеженный участок, и узкая спина была прямой и напряженной.
Кошки сорвались разом, будто от выстрела стартового пистолета, и понеслись прочь. Помнится, бабушка говорила, что они с ангелами-хранителями играют, неужели, правда?
Пожатие Этьенны неожиданно стало до того сильным, что Лука поморщилась от боли. Картинка в памяти дернулась, поплыла… Удивленный взгляд Эммы, которым та проводила кошек, был последним, увиденным девушкой, перед тем, как прийти в себя и растерянно оглядеть кухню, баюкая четкое ощущение: она только что побывала во вчера!
— Кофе будешь? — раздался совсем близко голос Прядиловой.
Лука сконцентрировала взгляд на ней. Наверное, со стороны вид у нее был слегка ошарашенный.
— Да, спасибо.
— Идите, посидите в другой комнате, — холодно сказал Гаранин-старший, — кофе вам принесут.
Лука кинула на Этьенну взгляд. Та кивнула.
Выйдя в коридор, Лука поняла, что понятия не имеет, где ее ждет Муня. Громко звать подругу в незнакомом доме, который к тому же недавно потерял хозяйку, ей показалось неправильным, поэтому она пошла по коридору, заглядывая во все комнаты подряд. Мягкий топоток за спиной сообщил о том, что Морок последовал за ней. Кот обогнал и остановился у одной из дверей. Посмотрел на Луку, требовательно мяукнул.
— Впустить тебя? — сообразила она.
Толкнула створку, заодно заглянула внутрь. Похоже, это был кабинет хозяйки.
Морок заскочил на письменный стол — огромный, старинный, на львиных лапах, — прошелся по столешнице, разыгрываясь: горбил спину, приседал, делал бешеные глаза и в конце концов сбил на пол несколько фотографий в рамках.
— Ах, ты! — возмутилась собравшаяся идти дальше Лука. — А ну-ка, вали отсюда!
Котище спрыгнул, совершенно по-котячьи прокозлил мимо и скрылся за дверью, оставив гостью собирать разбросанные фото. На одной, явно восстановленной фотографии была изображена редкой красоты женщина, неуловимо напоминающая Эмму, в длинном платье, увешанная бусами. Атласная лента прихватывала непокорные кудри. На другой, сидя на берегу озера, хохотала целая толпа каких-то дам в купальниках, а над ними висело облако, похожее на расправившую в полете крылья птицу. На третьей… В середине стоял высокий светловолосый мужчина, обнимая за талии двух женщин. Улыбался спокойно и немного смущенно… Сколько лет назад было сделано фото? Сколько лет назад Эмма Висенте выглядела так ярко, смеялась так счастливо и так нежно прижималась щекой к его плечу, а у Этьенны Прядиловой было короткое озорное каре и совершенно шальные глаза?
Лука поймала себя на том, что разглядывает троицу с любопытством, и почувствовала стыд, будто за чужой жизнью подглядела! Однако вовсе не это привело ее в состояние ступора… На руках у Эммы сидел и нагло щурился сиамский кот — вылитый Вольдемар!
* * *
В коридоре раздались голоса. Лука торопливо поставила фотографию на стол и пошла на звук, надеясь найти Муню. И едва не уткнулась лицом во внушительную грудь старшего Гаранина.
— Что вы там делали? — прищурившись, поинтересовался он, оглядывая ее так, будто она только что вынесла под курткой всю библиотеку и семейные ценности этого дома.
Будь у Луки весло, лопата или еще что-нибудь столь же внушительное, огрела бы его прямо по подозрительному лицу… Какой неприятный тип! Яр, похоже, тоже с ним не в ладах, коли не упомянул ни разу!
— Искала подругу, — отрезала она.
Ушедшая вперед Этьенна оглянулась.
— Борис, куда?
— Коридор просматривается до поворота, — ответил тот. — Дальше — приватная зона, где камер нет. Три помещения — спальня, ванная, малая гостиная. На видео стражи направились именно туда.
Прядилова что-то пробормотала и завернула за угол.
Луку прошиб пот. Показалось, что Этьенну она больше не увидит, будто там, впереди, пропасть, в которую можно падать, падать, падать, и так и не увидеть дна!
— Идите с нами! — приказал Гаранин таким тоном, словно говорил: «Мы вам не доверяем, поэтому будьте у нас на глазах!»
Девушка шагнула следом за Этьенной. Та стояла в дверях, залитая солнечными лучами из панорамного окна.
Спальня Эммы Висенте была сделана в бежево-оранжевых тонах, что только прибавляло силы и радости солнечным пятнам, в беспорядке лежащим на янтарного цвета деревянном полу. Множество фигурок и статуэток украшали предметы интерьера, а на стене висела картина, изображающая молящуюся девушку в полупрозрачной паутине невесомого одеяния. Ее фигура на коленях была затемнена, а лицо, освещаемое одинокой свечой, наоборот, казалось ярким пятном.
Морок и одна из кошек уже были здесь: трехцветка валялась на кровати, накрытой бежевым пушистым покрывалом, а кот сидел на туалетном столике и отражался сразу в трех створках зеркала. Его девушка более не воспринимала серым зверем — стоило взглянуть, как встопорщились смешные крылышки за спиной существа и двух его отражений. Третье… продолжало преспокойно умываться, не обращая внимания на остальных.
— Что-то же завлекло вас сюда? — сердито сказала Прядилова кошкам. — Что это было?
— С того дня в спальню никто не заходил, кроме моих людей, — подал голос Гаранин.
Лука посмотрела на него и едва не отшатнулась. Он был бледен до синевы, оглядывал комнату суженными, как тогда у Яра, зрачками, ноздри точеного носа подергивались, будто Борис принюхивался. Глава Службы безопасности сейчас не походил ни на человека, ни на зверя, скорее, на какого-то змееящера из страшных сказок, опасного, неуправляемого… смертоносного. Лука сделала несколько шажков в сторону, стремясь оказаться как можно дальше от него, нечаянно толкнула плечом противоположную дверь, и… на нее вновь обрушилось ощущение неправильного, непоправимого… Что-то не так было в той в комнате, точнее, там было что-то, чему нельзя находиться в жилых помещениях! Чувство оказалось настолько сильным, что она застонала, обхватив себя руками.
Гаранин резко развернувшись, шагнул к девушке. Та выставила ладони в извечном жесте защиты, показалось, что Борис Сергеевич походя свернет ей шею, как цыпленку, раздавит, не глядя…
— Тихо, тихо, девочка моя, тихо! — в мгновение ока оказавшаяся рядом с ней Этьенна обняла Луку за плечи. — Что случилось?
— Там… — трясущимися губами прошептала та, — там…
Не спрашивая разрешения, Прядилова схватила ее за обе руки. Зрачки Видящией расширились, а на лице появилось изумление.
— Ты чувствуешь неупокоенную душу, Лука! Борис…
— Понял, — коротко ответил тот, сдвигая обеих женщин с пути и шагнув в гостиную.
Он остановился в центре, чуть покачиваясь, словно на невидимых волнах. Медленно поводил головой, как хищник, почуявший жертву, с шумом втягивал воздух, принюхиваясь. Луке стало жутко. Если и существовала на свете воплощенная смерть, она сейчас была перед ней в образе здорового мужика в щегольском черном костюме и очечках в дурацкой тонюсенькой оправе!
Неуловимым движением Гаранин-старший развернулся и отправился в угол комнаты, где стояло тяжелое кресло и старинный торшер на бронзовой ноге с зеленым абажуром. Легко подняв кресло, он отставил его в сторону и присел на корточки над паркетными досочками, классически располагавшимися елочками.
— Ну-ка, сядь, — между тем говорила Этьенна Вильевна, подводя Луку к другому креслу, — не знала, что ты не только Видящая, но и медиум!
Лука едва успела удивиться, откуда та знает о Видящей, как Борис Сергеевич извлек из кармана пиджака складной нож, вытащил лезвие и поддел одну из паркетных досок. Порхнуло облачко пыли, едва не заставив его чихнуть… Очень осторожно глава Службы безопасности набрал ее на кончик ножа, поднес к носу. И констатировал:
— Прах. Относительно свежий, от двух месяцев до полугода.
В этот момент у него в кармане загудел телефон.
Ссыпав серую пыль (неужели, прах?!) обратно, Гаранин ответил на звонок. Выслушал информацию и взглянул на Прядилову. Усмехнулся недобро.
— Установили твой четвертый элемент… Белая омела.
Этьенна вдруг взялась тонкими пальцами за виски. С силой сжала голову, будто проткнуть хотела, пробормотала:
— Простейшая оморочка… ну конечно! Никакого магического воздействия рядом с Эммой, иначе она бы почувствовала! Чаев у нее всегда было навалом, баночка с этим стояла на полке, дожидаясь своего часа! Эмма не должна была умереть позавчера… Это могло случиться с ней в любой момент! Но почему ушли стражи?
Борис Сергеевич поднялся. Убрал нож в карман, деловито отряхнул руки.
— Прах здесь не просто так! Могу предположить наличие какой-нибудь твари, вроде вытьянки, молчащей до поры. А когда пора пришла…
— Сработала оморочка, и Эмма ее не услышала… — прошептала Прядилова.
— Зато услышали стражи и бросились наводить порядок, — кивнул Гаранин. — Этьенна, между чаем и призраком должно быть связующее заклинание! Очень простое, до поры спящее!
Этьенна Вильевна посмотрела на Луку.
— Ты тоже пила чай вместе с Эммой?
— Сделала пару глотков.
— Вот и ответ на вопрос, почему ты почти ничего не видела, кроме той тени… И почему Эмма ничего не почувствовала, не успела защититься!
— Я не понимаю, — жалобно сказала Лука.
Ей уже не хотелось ни кофе, ни разгадок, только бы убраться из этого дома, в котором коты не похожи на котов, а под полом спрятаны чьи-то останки! И еще жутко, просто невыносимо хотелось курить!
— Я покажу ей? — Прядилова кинула взгляд на Бориса Сергеевича.
Тот кивнул.
— Найди, морока, с любого бока, с ветреной и ответреной, с восхода и с запада, — зашептала Этьенна, внимательно наблюдая за девушкой, — заморочь голову, отведи глаза тридцать три раза. Морочная проказа, съешь мыслей чистоту, дай обморочную пустоту. Как младенец видит и не видит, слышит и не слышит, внимает и не понимает, так чтобы мой враг, раб Божий Лукерья, видела и не видела, слышала и не слыхала, речам внимала и ни черта не понимала, каким образом Борис оказался рядом с ней!
Лука моргнула и чуть не заорала от ужаса — на ее плече лежала тяжеленная рука Гаранина-старшего… который только что стоял у кресла в дальнем конце комнаты!
— Это обычное заклинание для отвода глаз, — пояснила Прядилова, — и оно может быть запечатлено в сборе из особых трав. При этом никакого магического следа не создается, будь ты хоть мегаведьмой, не ощутишь…
— Но связующее заклинание должно фонить! — нахмурился Гаранин, отходя от Луки.
— Скорее всего, — Прядилова задумчиво коснулась пальцем виска, — его нельзя было почувствовать, покуда оно было не активно, а когда сработало — Эмма уже попала под действие оморочки. Вспомни, она хоть и удивилась поведению стражей, значения ему не придала! А Лука так и вовсе не поняла, что происходит!
Лука между тем лихорадочно рылась по карманам куртки в поисках сигарет, и никак не могла найти пачку.
— Можно я выйду! — выпалила она. — Подышать!
— Тебе плохо? — забеспокоилась Этьенна Вильевна.
Лука упрямо мотнула головой. Мол, хорошо мне! Да, так хорошо, что выть хочется…
Гаранин коротко кивнул на дверь. Неразговорчивый тип! Сын в этом в него пошел.
На крыльце Лука задышала глубоко и медленно, пытаясь успокоиться. Сознание, привычное к обыденному, на все происходящее ответило неожиданной паникой. На мгновение девушке показалась, будто то, что произошло с Эммой Висенте, имеет непосредственное отношение и к ней, Лукерье Должиковой!
По дорожке прогуливался охранник… тот самый, что чуть не убил Луку, обнаружив на кухне над телом Эммы. Несмотря на холод, одет был лишь в черную тонкую водолазку и черные же брюки. Будь Лука поспокойнее, полюбовалась бы, как рельефно ткань обтягивает накачанный мужской торс, но сейчас ей было не до красот!
— Эй, — окликнула она, — как вас… Костя Медведев! Сигаретки не найдется!
— Не курю! — отозвался тот, однако, внимательнее посмотрев на девушку, ушел куда-то за угол дома и вскоре вернулся с сигаретой и зажигалкой.
На коричневом бочке зажигалке весело блестели золотые буквы аббревиатуры: «МКАМ-2».
— Спасибо! — с чувством поблагодарила Лука, затягиваясь. — Вы мне жизнь спасли! Правда, сначала чуть было не отняли!
Охранник хмыкнул и снова вернулся на дорожку.
Достав телефон, звук в котором катастрофически забывала включать, Лука обнаружила звонок с неизвестного номера. Кто бы это мог быть? С работы?
Перенабрала…
— Лукерья Павловна, — раздался вкрадчивый голос, который она не сразу узнала, — а я уже скучаю! Приглашаю пообщаться сегодня, скажем, в 17.00?
— Я работаю с восьми, — буркнула Лука. Голос не только не успокоил, но и добавил паники. — Вы гарантируете, что я не опоздаю?
— Гарантировать я могу только соблюдение буквы и духа Уголовного кодекса, — хмыкнул голос, — но вы приезжайте, Лукерья Павловна. Надеюсь, подруга вас подвезет?
«А вот это уже не ваше дело!» — собралась отбрить Лука, но тут телефон тренькнул.
— Адрес в смске, жду! — констатировал собеседник и отключился.
Девушка возмущенно посмотрела в экран. Ну и манера общения… ни здрасти тебе, ни до свидания!
* * *
«Обвинить тебя ни в чем нельзя, — наставляла Этьенна Вильевна на прощанье, — веди себя спокойно, расскажи все, что знаешь. Можешь и про котов сказать, все равно ничего наш бравый капитан не поймет, даже если и обратит внимание. Но упаси тебя боже проболтаться про периферический мир! Я не пугаю, Лука… Надеюсь, ты и сама все понимаешь!»
Девушка тогда молча кивнула, думая о том, что в кабинете полицейского будет выглядеть как настоящая преступница: бледная, заикающаяся, отводящая глаза. Да и как тут оставаться спокойной, когда вокруг происходят такие события?
Муня сочувственно косилась на нее, молчала и в конце концов не выдержала:
— Давай я с тобой пойду?
Лука неожиданно развеселилась.
— Капитан Арефьев будет очень рад! Глядишь, и обо мне забудет!
— Да ну тебя! — рассердилась подруга и дальше смотрела только на дорогу.
Муня высадила ее у входа в городское УВД и уехала. Лука исподлобья оглядывала облицованное серым камнем здание, не решаясь подойти к проходной, когда у нее снова завибрировал телефон.
— Что ж вы там стоите на сквозняке, гражданка Должикова? — поинтересовался капитан Арефьев. — Заходите уже… Пропуск на вас заказан.
«Тьфу ты, паразит приставучий!» — выругалась девушка, заходя в приземистое здание проходной и доставая паспорт.
Кабинет был маленький, но чистый. На тумбочке у окна стоял чайник, банка растворимого кофе, пачка коричневого сахара и пиала, наполненная леденцами в ярких обертках. На столе было почти пусто, не считая органайзера для канцтоваров. В углу у двери громоздился коричневый сейф.
Арефьев забрал у Луки бумажную полоску пропуска и аккуратно положил, для верности придавив органайзером. Сегодня капитан был слегка небрит, одет в джинсы и свитер толстой вязки с высоким воротом, отчего казался не полицейским или бандитом, а аспирантом — видела Лука таких в универе.
— Итак, Лукерья Павловна, — улыбнулся он, — беседа наша носит неофициальный характер и продиктована только лишь моим неуемным любопытством! Вы можете сейчас же встать и уйти, а я не вправе вас задерживать… Что скажете?
Лука рассердилась. Капитан мог бы и по телефону уведомить о неофициальности приглашения, и тогда ей не пришлось бы тащиться сюда!
— Лука, — с вызовом ответила она.
Капитан моргнул.
— Что?
— Называйте меня Лука. Не люблю имя Лукерья.
— Отчего же?
— Это имеет отношение к теме беседы?
— Кофе выпьете со мной? — зашел с другой стороны Арефьев.
В доме Висенте Луку не только напоили кофе, как и обещали, но и накормили сэндвичами, поэтому есть она не хотела, однако кивнула. Чашка горячего кофе в руках — отличный повод подумать над тем, что собираешься сказать!
Капитан поднялся, подошел к окну. Зашумел и забулькал чайник. Спустя пару минут Арефьев вернулся с двумя разнокалиберными чашками, над которыми поднимался ароматный парок.
— Прошу.
— Благодарю.
Только что не расшаркались!
Мефодий Арефьев сел напротив и вдруг тряхнул головой, как шальной конь.
— Давайте откровенно, Лука… Вы мне нравитесь! Не так сильно, как ваша подруга Мария, но нравитесь! Однако интуиция опера подсказывает мне, что вы вляпались во что-то нехорошее… Знаете, как у нас говорят о делах, подобных делу о покушении на Эмму Висенте пять лет назад? С душком… Висяки случаются в жизни каждого опера или следователя, по разным причинам, но именно этот не дает мне покоя! И, пристрелите меня, то же самое происходит сейчас! Вот… — он достал из стола бумагу, исписанную мелким почерком и заверенную печатями, — результаты вскрытия гражданки Висенте. Так, что тут у нас… «Ишемический инфаркт головного мозга в лобной, теменной долях и подкорковых ядрах левого полушария. Стенозирующий атеросклероз артерий головного мозга (3-я степень, III стадия, стеноз до 30 %, красный обтурирующий тромб левой средней мозговой артерии). Отек головного мозга с дислокацией его ствола».
— Зачем вы мне это читаете? — враз пересохшими губами спросила девушка.
Вновь увидела побелевшее лицо Эммы, неуверенный, какой-то усталый жест, когда она касалась виска… А потом ее словно выключили.
— Смерть Эммы Висенте была естественной, если можно так выразиться, — пояснил капитан, пряча бумагу в стол. — Никаких травм, ядов, стороннего вмешательства…
Мелькнула перед глазами тень… Осколок тьмы, словно черный хвост, нырнувший в дверную щель и скрывшийся из поля зрения. Было стороннее вмешательство, было! Вот только органам в лице капитана Арефьева совершенно ни к чему знать об этом!
— Что? — тут же сделал стойку капитан. — Вы что-нибудь вспомнили?
Лука со стуком поставила чашку на стол. Кофе расплескался по столешнице, но она не обратила на это внимания.
— Я вспомнила, как она умерла у меня на глазах! — выкрикнула ему в лицо. — И как я не знала, что делать, чем помочь! Никто никогда прежде… — голос сорвался.
Лука не переигрывала, ведь действительно, никогда прежде смерть не ощущалась на ее руках чьим-то тяжелым, еще теплым телом!
Арефьев отвел глаза, достал из ящика стопку салфеток, принялся вытирать стол.
— У вас совсем чувств нет, да? — отдышавшись, поинтересовалась Лука. Залпом допила остаток кофе, поднялась. — Я ухожу. И вы не смеете меня задерживать!
Капитан выкинул мокрые салфетки в ведро, подвинул к себе пропуск, взял ручку. Вздохнул.
— Будьте очень осторожны, гражданка Должикова! Во всем этом есть нечто, мне непонятное. И меня это пугает… Да-да! Пугает.
Лука наморщила нос. Арефьев не выглядел испуганным. В его глазах горели дикие огоньки азарта гончей, вставшей на след!
Дверь в кабинет вдруг открылась, впуская невысокого полноватого паренька с папкой подмышкой.
— Мефодий, можно к тебе? Ой, извини!
— Сейчас, Слав, минуту…
Капитан размашисто расписался в пропуске и отдал посетительнице.
— Будьте осторожны, Лука! Если что, мой телефон у вас уже есть!
Она пожала плечами, забирая бланк, развернулась, прошла мимо Славы с папкой и тут накатило…
Изломанное тело куклой на железнодорожных путях…
Галька, пропитавшаяся багровым…
Лука качнулась на полненького. Тот, пытаясь удержать девушку, выронил папку, и листы распечатанных фотографий разлетелись по кабинету.
Тело было снято с разных ракурсов: справа, слева, сверху, с моста над путями. Галька, густо пропитавшаяся багровым…
Лука дышала, как выброшенная на берег рыба. Хлесткий удар воды по лицу привел ее в себя. С непередаваемым ужасом она смотрела на фотографию ботильона со сломанным каблуком, отлетевшую прямо ей под ноги.
* * *
— Вы не ошибаетесь? — Арефьев внимательно смотрел на Луку. Его коллега занял наблюдательный пост на подоконнике.
Лука потерла ладонями щеки. Даже если бы она не видела лица этой девушки, когда та садилась в машину, даже если бы не обратила внимание на ботильоны, — запомнила ощущение, которое в ее душе ранее никто не вызывал. Но как объяснишь полицейским, что оно, ощущение это, так же индивидуально, как и отпечатки пальцев!
— Не ошибаюсь. Я видела ее в тот день, садящейся в машину… Какую-то иномарку, большой черный седан… Номера не помню… Не знаю почему обратила на девушку внимание, наверное, из-за очень высоких каблуков!
— Она выглядела расстроенной или, скажем, потерянной? — уточнил Слава.
— Нет, — удивилась Лука, — наоборот, шла уверенно, в машину садилась с улыбкой.
— Еще раз напомните, когда это произошло? В какое время? — прищурился капитан.
Лука вздохнула. Права была Анфиса Павловна, когда говорила, что нужно учиться властвовать собою! Сдержала бы «приступ Дара» и вызванные им эмоции, уже была бы на улице! А так, пришлось уточнить дату и время.
Полицейские переглянулись с явным недоумением.
— Вы точно уверены, что садилась она в черный лимузин?
Лука уже готова была вспылить, когда Мефодий успокаивающе поднял ладони.
— Позвольте, я поясню. Девушка покончила с собой… Или это выглядит так, будто она покончила с собой. В процессе оперативно-розыскных мероприятий было установлено, что в последний раз ее видели там же, где и вы, но… — он сделал эффектную паузу, — …садящейся в бордовую девятку!
Вот это да!
— Я не вру, — устала сказала Лука. — А что значит «выглядит так, будто она покончила с собой»? Ее убили, инсценировав самоубийство?
Валентина Павловна Должикова… мама обожала криминальные сериалы, там часто такое показывали!
— С моста Богуславская спрыгнула сама, — тяжело вздохнул с подоконника полненький Слава, — камеры слежения зафиксировали. Никто ее не толкал, на ухо ничего не шептал… По словам родных и близких она была жизнерадостной и отзывчивой, и причин для самоубийства никто назвать не смог! Но… тем не менее!
Последовала пауза. В мыслях у Луки царила каша и, пока еще далеко, грозовым фронтом нависало ощущение приближающейся беды… Полицейские переглядывались друг с другом, видимо, решая, что делать дальше.
— Миф, я, пожалуй, пойду, — Слава слез с подоконника, забрал со стола свою папку. — Вам, девушка, спасибо за помощь!
Лука пожала плечами и поднялась. Человек мертв — никакая помощь уже не спасет его!
— Подождите! — Арефьев поднялся. — Я вас провожу к выходу.
— Надеетесь с Муней столкнуться? — сообразила Лука. — Так она, как привезла меня, сразу и уехала…
— Не повезло! — лукаво усмехнулся капитан. — Ну, все равно провожу!
Пока они шли до выхода по длинным, почти безлюдным коридорам, по лестнице минуя лифт («В движении — жизнь!» — пояснил Мефодий), Луке не давала покоя одна мысль. Она ее думала на протяжении всего пути, а когда у дверей пришло время расставаться с Арефьевым, наконец, додумала и спросила:
— Я только одного не пойму — почему самоубийством занимается какой-то суперпуперспециальный отдел УВД?
Капитан подождал, когда мимо пройдут двое мужчин, спорящих о чем-то друг с другом, наклонился к Луке и прошептал, обдавая ее запахом кофе:
— Потому что оно, такое, не единственное…
* * *
До работы оставался час. Идти в клуб, на люди, Луке после увиденного и услышанного не хотелось. Еще меньше хотелось попасть под проницательный взор Анфисы Павловны и, мекая и бекая, пытаться не отвечать на ее вопросы о том, как прошел день. Поэтому в первой попавшейся палатке она купила пачку сигарет и забрела в маленький скверик неподалеку от «Черной кошки».
На улицы уже опустились сумерки. Влажные глаза светофоров моргали, отражаясь в мокром асфальте — накануне потеплело, по дорогам потекли ручейки, а снег покрылся темной, грязной, ноздреватой коркой. В сквере было немноголюдно, но мамочки с детьми или колясками, старушки, ведущие под руку друг друга, собачники с питомцами в смешных одежках регулярно проходили мимо.
С наслаждением затянувшись, Лука выпустила вверх струйку дыма… и закашлялась от неожиданности, обнаружив рядом высокую фигуру в «брезентовой» куртке, кожаных перчатках с обрезанными пальцами и с неизменным рюкзачком. Почему-то ей и в голову не пришло спросить, как он ее нашел.
— Травишься зачем? — поинтересовался Ярослав Гаранин, садясь рядом.
— Рюкзак смешой…Зачем такой? — откашлявшись, вернула вопрос Лука.
И заметила, как его рука с сильными красивыми пальцами бережно похлопала рюкзачок по боку.
— Это мама Алусе из Венеции привезла, — улыбнулся он. Улыбка вышла невеселой. — Вы же с ней уже знакомы…
— Хороший ребенок, — кивнула Лука, стараясь не смотреть на собеседника. Но не выдержала, ляпнула: — Ну как же так получилось, а? — Недокуренная сигарета полетела в сторону. Мелькнул огонек оранжевой дугой в темноте. — Прости…
Гаранин повернулся к Луке.
— Знаешь, я сам себя спрашиваю — почему… Ответа нет! — И резко перевел тему: — На самом деле, я тебя искал, чтобы поблагодарить. Ты молодец, про драку хорошо придумала. Она психует, если я два раза в неделю не появляюсь. А из-за поездки этой пришлось пропустить.
Лука вдруг вспомнила его в дачном домике — бледного до синевы, покрытого испариной, с этими звериными зрачками… Вспомнила страшную рану, кажущуюся чужеродным элементом на человеческом теле — и с волнением спросила:
— Слушай, а ты сам-то как сейчас? Поправился?
Гаранин хмыкнул.
— Спал двое суток, как сурок. Просыпался, глотал зелья, что Димыч на тумбочке оставил, и снова давил подушку. Выспался аж до тошноты!
— Завидую! — Лука невольно зевнула. Как-то плохо было у нее со сном в последнее время…
Яр вытянул длинные ноги и откинулся на спинку скамьи. От его тела шел жар, как от печки. В промозглый вечер рядом с таким обогревателем сиделось на редкость уютно.
— Она о тебе спрашивала, Лука… Когда, мол, придешь? — взгляд Гаранина гулял по скверу, не останавливаясь на прохожих. — Но прежде, чем ответить — да, подумай, зачем тебе это нужно?
Лука невольно переняла его позу. Коснулась плечом его плеча. Двое одинаково сидящих на скамейке людей напоминали параллельные прямые.
— У нее есть шанс выжить? — с трудом выталкивая из себя слова, сказала она.
Гаранин спросил без обиды, как человек, который все уже пережил, перечувствовал:
— От этого зависит твой ответ?
Лука возмущенно посмотрела на него.
— Ты что? Просто хочу знать, чем все может окончиться.
Искреннее негодование, видимо, отразившееся на ее лице, вновь вызвало у него грустную улыбку.
— Мама говорила, что у надежды есть жизнь и после смерти, — покачал он головой, — я делаю, что могу… Деньги решают многое: редкие лекарства, врачи… Два раза в год вожу ее в Германию и Израиль — там лучшие специалисты. Благодаря этому Алуся еще жива… Сейчас предложили операцию по какой-то новой методике… Но… — его голос звучал равнодушно, — это последняя надежда!
От этого равнодушия Луке захотелось подняться и сбежать… Ни смерть Эммы Висенте, ни черная тень, убившая ее, не были его страшнее.
— Постой, а целители? К ним ты обращался? Они же вроде…
Короткий резкий жест ладони — и она замолчала. В нем было все — и бесконечные попытки спасти, и угасающая надежда, и усталость… Все…
— Почему? — прошептала она, не в силах молчать.
Он пожал плечами.
— Многие пытались помочь, но ничего не выходит. И медики, и целители сошлись на том, что болезнь неизлечима.
От спокойной ремарки замерз воздух вокруг. Лука вдруг взглянула на Гаранина как-то по-новому и увидела, как похож он на отца. Тот же лед — в глазах и звуках голоса, то же отстраненное выражение лица, будто сдерживающее боль, иногда прорывающуюся во взгляде. Родители погибли… Родной отец, судя по всему, с ним не общается… Сестра умирает… Один? Как можно так жить?!..
Узкая ладонь Луки скользнула к ладони Яра и сжала ее. Тот замер. Не поменял положение, не посмотрел, но она ощутила, что он застыл. Об такой айсберг когда-то разбился Титаник!.. Осторожно убрала руку и сказала:
— Когда пойдешь к Алусе, возьмешь меня с собой? Я ей обещала фотки кота показать!
Гаранин в одно мгновение оказался на ногах. Лука не заметила его движения, оно было таким молниеносным, что для взгляда просто смазалось.
— Я позвоню, — кивнул он, закидывая рюкзак на плечо. — Спасибо!
Она смутилась. Хотела было ответить, но не обнаружила его рядом. Был Гаранин — и нету! Вот ведь…
Покопавшись в кармане, Лука достала телефон и набрала брата.
— Ты где пропадаешь, зараза? — обиженно спросил тот. — Второй день не звонишь, трубки не берешь!
— Темка, — тихо сказала Лука, — я тебя люблю, знаешь?
* * *
В пятницу персонал «Черной кошки» получил выходной. Вообще выходные сами по себе неплохи, но не по такому печальному поводу — в клубе прощались с Эммой Висенте.
Направляясь к Муне — от нее должны были отправится вместе — Лука гадала, как это может быть, что прощание проводится в клубе? Как будет выглядеть? Гроб с телом на барной стойке? Череда лимузинов у входа? Для всех остальных — закрытая тематическая вечеринка? Чернушый юмор помогал немного справиться с усталостью и нарастающим чувством неотвратимо приближающейся беды.
Семен Семеныч встретил радостно, прыгал вокруг, пыхтел и хрюкал, как сошедший с ума паровозик, вилял бубликом хвоста. Лука разделась и взяла его на руки, позволив облизать себе щеки и уши.
В коридор на шум выглянула Этьенна Вильевна, от усталости похожая на нежить. На нее рухнули все организационные вопросы, связанные с похоронами, и последние дни она практически не спала. В траурном одеянии — черная шелковая блузка с бантом, пиджак и узкая юбка, — старшая Прядилова казалась пламенем угасающей свечи, слабым и полупрозрачным. Однако Лука понимала, что это не так. Силы воли Видящей было не занимать.
— Подожди нас в гостиной, — сказала та. — Мы скоро. Муня, помоги мне!
Подруга ушла, а Лука, одергивая простую черную футболку, направилась в гостиную. Из черного без рисунков нашла у себя лишь ее да джинсы. Ну, хоть что-то…
Она вошла в гостиную и огляделась. Была здесь от силы раз, поскольку, когда жила у Прядиловых, предпочитала находиться в своей комнате и не попадаться хозяевам на глаза, а когда переехала к Анфисе Павловне и приходила в гости — подруги проводили время в Муниной комнате или на кухне, на радость Семен Семенычу.
Спокойные зеленые тона стен и текстиля, две стены из четырех закрыты библиотекой — солидной, из светлого дерева с холодным оттенком, и книг бессчетное количество! Лука ни у кого в квартирах столько не видела! В простенках между шкафами — картины, настоящие, рисованные маслом, гобелены с какими-то полуголыми дамочками и амурчиками, гроздями винограда, кубками с рубиновыми напитками. Скромное обаяние буржуазии. На книжных полках куча безделушек. Будь она ребенком, ахнула бы от такого великолепия!
Вместо того чтобы сесть на диван в ожидании Муни, Лука пошла вдоль шкафов, разглядывая страшные, вырезанные из дерева головы, ракушки разнообразной формы, фигурки, выточенные из кости, венецианские маски, мягкие игрушки, множество фотографий в разных рамках… Стоп! Она уже видела это облако в форме птицы! На фотографии были изображены три молодые женщины. И если Этьенну и Эмму она узнала сразу, то третью видела впервые. Женщина отличалась редкой красотой, неяркой, не бросающейся в глаза, но такой, что от нее невозможно было отвести взгляд. Белокурые волосы мягкими волнами падали на точеные плечи, лицо было нежным и будто светилось изнутри, а огромные светлые глаза — на черно-белом фото — казалось, заглядывали в самую душу с вопросом, на который не так-то просто было дать ответ. Что-то будто толкнулось в сердце в ответ на этот взгляд. Затеплилось…
Лука перевела взгляд на соседнее фото и застыла. Она уже видела его — в доме Висенте! Только там оно было целым и невредимым, а здесь чернели обугленные краешки, расплывались по поверхности пятна, изменяя перспективу и лица мужчины и двух женщин.
В коридоре послышались голоса и лай мопса: Семен Семеныч расстраивался, что хозяйки уходят без него. Лука отшатнулась от шкафа и была на пороге, когда в комнату собралась заглянуть Муня.
Прощание, против всех правил, должно было начаться в семь часов вечера. Пока авто, которое вел Прядилов-страший, лавировало в переулках вокруг клуба, Лука выглядывала из окна, прикидывая, как все это будет выглядеть? Оказалось, выглядело как обычный вечер. Разве только приглашенных было больше, да количество охранников и дежурных Видящих на входе увеличилось вдвое.
Машины подъезжали к входу в клуб, высаживали пассажиров и отъезжали, чтобы поискать мест для стоянки.
У дверей Этьенну встречал Борис Гаранин. Пожал руку Петру Васильевичу как старому знакомому, которого знаешь тысячу лет. Объяснять такому ничего не нужно, но и откровенности особой друг от друга ждать не приходится. Молча повел внутрь. Лука крутила головой, как попугай на жердочке, узнавая и не узнавая интерьеры «Черной кошки».
Стены были затянуты траурным крепом. Таким же прикрыли стенку за стойкой бара, и бутылки с разноцветным содержимым поблескивали из-под него дикими кошачьими глазами. Раиса на панно отвечала загадочным взглядом, в черном квадрате зала казалась еще более живой чем обычно. Балясины широкой лестницы, ведущей на второй этаж, украсили бантами из черного бархата. Нескончаемая цепочка посетителей медленно поднималась наверх, другая — уже простившихся, спускалась. По всей видимости, там находился гроб с телом.
Лука обратила внимание на элегантную даму, беседующую у стены с Богданом Галактионовичем Выдрой, виденным ей в доме Висенте. Дама была в черном костюме, украшенном кружевами, широкополой шляпе и в туфлях на каблуках. Когда она, не соглашаясь в чем-то с собеседником, качнула головой и повернулась к Луке вполоборота, та узнала… Анфису Павловну. Куда только подевалась старушка-божий одуванчик? Седые волосы были гладко зачесаны и убраны под шляпу, глаза и губы слегка подкрашены… Полумрак, царящий в зале, делал ее моложе и загадочней. И тем сильнее Луке было заметно напряжение в выражении бледного лица Беловольской. Некая давно сдерживаемая боль, которую и за боль-то уже не считаешь, так, привычная неприятность, как старая мозоль.
Богдан Галактионович предложил ей руку, она оперлась на нее, и оба пожилых человека направились к лестнице. Их шаги были так тяжелы, что, казалось, к ногам привязаны гири. Возраст ли то был или скорбь по Эмме Висенте, Лука затруднялась сказать, но как-то незаметно для себя перешла на периферическое зрение и увидела явную разницу в «сиянии» их магических аур. Если сфера вокруг Анфисы Павловны горела ярко и ровно, то Богдан Галактионович источал блеклый мерцающий свет, как человек, у которого истощены не только магические, но и жизненные силы. Кольнуло в сердце пониманием: его скоро не станет. Возраст, что поделаешь!
За размышлениями Лука не заметила, как она и Прядиловы в сопровождении Гаранина-старшего поднялись на второй этаж. «Сумеречная» — как называла ее про себя девушка — зала была ярко освещена сотнями настоящих свечей, расставленных на сдвинутых к стенам столах, на подоконниках. Воздух пах горячим воском и умирающими цветами, завалившими подножия подставок для дубового гроба. В нем тихо лежала, будто спала, Эмма Висенте, похожая на Белоснежку в мультфильме: то же белое лицо, черные кудри, розовые губы, с которых, казалось, только что упорхнула спокойная улыбка. На белой блузке играла всеми цветами радуги брошь-стрекоза…
Этьенна Вильевна вцепилась в мужа. Тот только головой покачал, обнял ее, крепко прижал к себе и отпустил. Она взглянула на него с благодарностью. Лука позавидовала тому, как эти двое понимают друг друга, и, тихонько отделившись от них, смешалась с теми, кто не ушел, простившись с Эммой, а остался. Толпа рассредоточилась по периметру зала. Люди казались ушедшими в себя. Ни шепотков, ни резких движений. Туманные взгляды, отрешенные лица. О чем мы думаем рядом с умершим? О собственной смерти…
Свет свечей колебал тени на стенах и потолке, отчего зал покачивался, как каюта огромного корабля-призрака. Цепочка посетителей вдоль стен, переливалась магическим сиянием, однако в ней были и другие, черные, звенья — охранники, неуловимо похожие друг на друга: высокие, мощные, полные силы напоказ и вкрадчивых движений, от которых наблюдателю становилось не по себе. Ведьмаки из Службы безопасности. Судя по их количеству, ждали прибытия Английской королевы.
Лука судорожно вздохнула. Во-первых, от духоты, во-вторых, в череде прощающихся иногда возникал промежуток, и тогда она видела профиль Эммы, и каждый раз понимала, что смерть ошиблась, зайдя не в ту дверь.
Между тем, Этьенна Вильевна, дойдя до гроба, остановилась, погрузившись в свои мысли. Муня задержалась у лестницы, ожидая друзей. Хохотушки-Веславские были тихими и испуганными, на лице Вита застыло непонятное выражение, Димыч Хотьков и не скрывал, как сильно расстроен, только Саня выглядел, как обычно. Оглядевшись, заприметил Луку в толпе, дружески кивнул, поманил рукой, мол, иди к нам. Она отрицательно качнула головой: стоять рядом с человеком, умершим у тебя на руках — невыносимо.
Муня негромко окликнула кого-то. Подошедший к ней Ярослав Гаранин выглядел таким же темным пятном, как и остальные ведьмаки, вот только те и одеты были как один, в черные строгие костюмы, а этот «щеголял» своей поношенной курткой и смешным рюкзачком. Поцеловал Муню в щеку, позволил поцеловать себя Оле с Юлей, пожал руки парням. И все это, не произнеся ни слова.
Люди медленно шли мимо гроба, многие клали цветы у подножия… В толпе Лука с удивлением разглядела несколько афроамериканцев в ярких, бросающихся в глаза длинных одеяниях.
Этьенна качнулась назад, будто обрывая невидимую нить, что связывала ее с умершей, и тут же оказалась в кольце рук мужа. Она не плакала, но более странного выражения лица Лука не заметила ни у кого из присутствующих. И тут раскаленная спираль тревоги достигла сердца. Да что ж такое происходит?..
Муня и компания остановились рядом с телом, подобные стайке испуганных воробьев. Смерть, караульным стоявшая у гроба, счистила с них весь лоск, сделав обычными растерянными молодыми людьми, придержала их шаги. Напавший на ребят ступор невольно вызвал скопление народа, поскольку очередь продолжала двигаться, медленно и неумолимо, как и полагается похоронной процессии.
Муня оглянулась, увидела Луку и за руку потащила Вита прочь. Ребята, наконец, выбрались из толпы.
— Ты чего такая бледная? — первым делом шепотом спросила Муня, когда они подошли к Луке.
Та напряженно следила за Этьенной, медленно шедшей прочь от гроба. Прядилова-страшая вдруг покачнулась, будто ей стало плохо.
— Душно, — Лука коснулась рукой горла. — Здесь очень душно…
— Надо выбираться отсюда, — встревоженно заметил Саня, — а то ты, и правда, выглядишь так, будто привидение увидела!
И в этот момент Этьенна Прядилова развернулась и побежала к Эмме. В стуке каблучков по паркету в наступившей тишине явственно звучало отчаяние. Борис Сергеевич в два прыжка нагнал ее…
Этьенна закричала и начала оседать на руки подхватившего ее Гаранина-старшего. Тот, удерживая ее, смотрел на тело, и на его лице гнев выступал, как пот.
Белая блузка покойницы была девственно чиста: ни следа яркой броши — стрекозы с золотыми лапами и зелеными глазами.
