Цветы, которые она разглядела в саду ночью, при дневном свете оказались еще красивее. На одной клумбе росли и сиреневые, и лимонные, и розовые – Танька таких никогда в жизни не видала. Даже не поймешь сразу, что это обычные астры.

«Весной тут красота, наверное», – подумала она, заметив густые, с еще не облетевшими листьями, кусты сирени у забора.

Сразу подумалось, что весны она в этом саду не увидит точно. Танька помрачнела.

Ветки сиреневых кустов раздвинулись, и между ними появилось лицо. Рядом образовался еще один просвет – в него проглянуло другое.

– Привет, – сказала девчонка. – Ты к Левертовым в гости приехала?

Мальчишка ничего не сказал. Он смотрел на Таньку внимательно, как будто в ней могло обнаружиться что-нибудь интересное.

На вид они были Танькими ровесниками. Или чуток постарше, может.

– Привет, – ответила Танька девчонке. – Ну да.

Объяснять, как она здесь оказалась, ей не хотелось. Надо будет, хозяева сами объяснят.

– Я Нэла, это Ванька, мой брат. А тебя как зовут? – спросила девчонка.

– Татьяна.

– А почему полным именем?

Она улыбнулась, а Танька смутилась. Почему, почему! Растерялась просто.

– Хочешь, мы к тебе перелезем? – предложила Нэла. – Или ты к нам.

– Ладно.

Танька пошла к забору. Лучше перелезть самой. А то хозяева скажут: не успели в дом пустить, а уже гостей зовет.

Она в два счета перелезла через штакетник и оказалась в таком же саду, как у Левертовых. Нет, все-таки этот сад только размером был такой же, а так-то попроще, конечно. У Левертовых были аккуратные дорожки и клумбы, а здесь цветов вообще не было, кусты росли как придется, да и разные предметы – то ведро, то табуретка – попадались на глаза без всякого порядка.

– Надолго ты приехала? – спросила Нэла.

– Не знаю, – буркнула Танька.

– Как не знаешь? – удивилась та. И, не дожидаясь ответа на первый вопрос, задала второй: – Во что будем играть?

Не дотошная, похоже, эта Нэла. Ну и хорошо.

Что ответить на второй ее вопрос, Танька не знала. Мало ли какие у них здесь игры!

– Можно в ассоциации, – сказал Ванька.

Танька аж похолодела. Как в них играют, в эти… Она и слова такого никогда не слышала. А спросить стыдно. Хоть и вряд ли она увидит этих брата с сестрой еще раз, но почему-то не хочется, чтобы они считали ее дурой деревенской.

К счастью, Нэла не согласилась с братом.

– Для ассоциаций людей мало, – сказала она.

– Можно Вовку Савельева позвать. И Славниковых.

– Можно, – кивнула Нэла. – Но они из школы через два часа вернутся, не раньше. А сейчас что делать? А, вот что! – вдруг воскликнула она. – Давайте в путешествие по Европе?

– Можно, – согласился Ванька.

Они оба посмотрели на Таньку. Та кивнула.

– Пойдемте тогда, – сказала Нэла.

Что ответишь – нельзя мне? Так ведь никто ей не запрещал… Поколебавшись, Танька пошла в дом вслед за Нэлой и ее братом.

Вошла она в этот дом и еле удержалась, чтобы рот не разинуть. Даже непонятно, с чем такой дом сравнивать! Он был гораздо больше, чем у Левертовых, и все стены в нем были увешаны огромными картинами и еще всякими красивыми штуками. На одной стене, например, висели изображения разных городов, но не нарисованные, а вылепленные из белого материала – из гипса, может. На второй этаж вела винтовая лестница, а возле нее стояла фигура женщины, тоже белая. Женщина была голая и без рук.

– Это Венера Милосская. – Наверное, Ванька заметил Танькин изумленный взгляд. – Копия, конечно.

– Но очень хорошая копия, – добавила Нэла. – Ее наш прадедушка из Германии привез. В той же мастерской заказывал, что и Иван Владимирович Цветаев.

Можно подумать, Танька знает, кто такой этот Иван Владимирович! Но сказать, что понятия о нем не имеет, ей было неловко. Он очень известный человек, наверное. А Венеру Милосскую она не узнала потому, что та стояла вполоборота и выглядела совсем не так, как на картинке в учебнике истории.

По счастью, Нэла не стала продолжать этот опасный разговор, а скомандовала:

– Идите на маленькую веранду, сейчас игру принесу.

Она убежала. Танька вздохнула с облегчением. У Нэлы в ярких темных глазах светился интерес ко всему, и непонятно было, что она через минуту придумает. А ее брат ничего не придумывал, смотрел внимательными серыми глазами, и с ним было как-то попроще. Интересно, почему они не в школе? Спросила бы, да неудобно. Кто их знает, этих московских…

– Пойдем, – сказал Ванька. – Маленькая веранда там.

Когда прошли мимо лестницы, Танька оглянулась и удивилась: от того, что она смотрела теперь на Венеру Милосскую с другой стороны, та совсем переменилась. Печальная стала, что ли?

«Дура! – разозлилась на себя Танька. – Как она может печальной быть, она же из гипса!»

Она поспешила вслед за Ванькой. Маленькая веранда, на которую он ее привел, была полукруглая и стеклянная от потолка и почти до пола. Стекла были не белые, а разноцветные. И все здесь поэтому казалось праздничным, как на Новый год по телевизору. Посередине веранды стоял большой круглый стол. Ванька и Танька уселись за него.

Нэла пришла, держа под мышкой картонную папку, на которой было нарисовано множество разноцветных флагов, вынула из папки карту, развернула ее на весь стол и сказала:

– Вот Европа. А вот все ее города. – Она достала из папки прозрачный пакет, в котором виднелась нарезанная полосками бумага. – Вытаскиваешь поочередно семь городов и выстраиваешь маршрут от первого до последнего. А потом обратно другой дорогой. И я так же делаю, и Ванька. Потом бросаем кубик по очереди и двигаемся каждый по своему маршруту, кому сколько очков выпадет, через все обозначенные на карте населенные пункты. Кто быстрее все свои города объедет и вернется, тот и выиграл. Поняла?

Танька кивнула. Поняла она, конечно, очень приблизительно, но ничего, по ходу дела разберется. Все-таки это не какие-то асс… Ну, которую Ванька игру предлагал.

Ей достались Париж, Маон, Рим, Рейкьявик, Браганса, Бонн и Москва.

– Москва разве Европа? – спросила Танька.

– А что же? – хмыкнул Ванька. – Азия за Уралом начинается, не знаешь, что ли?

Где Азия начинается, Танька знала, но почему-то никогда не думала, что Москва – это тоже Европа. И ладно Москва, но ведь и Болхов!

Про Брагансу и Маон она слыхом не слыхала, а спросить было стыдно. К счастью, Нэла спросила сама:

– Браганса, кажется, в Португалии?

– Вот она. – Ванька ткнул пальцем в кружок, едва отличимый от теснящихся рядом других таких же кружков. – А Маон на острове Менорка, – бросив на Таньку быстрый взгляд, добавил он. – На Балеарах. Вот здесь.

Рейкьявик она отыскала сама – он находился на самом верху карты, наособицу, и бросился в глаза. А как соединить все эти города, чтобы объехать их побыстрее, сообразила без особого труда. Везде легко ориентировалась, ну и на карте Европы сориентировалась тоже.

И такая увлекательная оказалась эта игра! Можно было и самолетом лететь, и поездом ехать, и на автомобиле – смотря сколько очков наберешь. А главное… Танька, конечно, географию в школе учила, но все же не очень-то. Потому что – зачем она ей, эта география? Все равно как училка по английскому, закатывая глазки, говорила:

– Если вы будете знать язык, то сможете прочитать Шекспира в подлиннике!

А все смотрели на нее, как на полную дуру – нашла тоже, чем заманивать.

И география Таньке точно так же не могла понадобиться, как английский, поэтому она то и другое учила через пень-колоду, на слабую троечку. А тут вдруг оказалось, что звучавшие для нее абракадаброй названия – это настоящие города, и находятся они не так уж далеко друг от друга, и можно в них ездить и летать! Пожалуйста – вот аэропорты, вот вокзалы, вот шоссе. Танька сперва удивилась всему этому, а потом вошла в азарт. Тем более что Ванька подзуживал:

– В Рейкьявике холодно уже, а в Маоне еще жара. Куда ты шубу денешь?

Шубы у Таньки сроду не было, но за словом она в карман не лезла.

– В руке поношу, – отбрила Ваньку. – Или в чемодане. Потом в Москве пригодится.

Щеки у нее раскраснелись то ли от ветра дальних странствий, то ли от того, что она выигрывала.

Вдруг из глубины дома раздалась громкая мелодия. Танька вздрогнула, поняв, что это звонят в дверь. Ванька пошел открывать и вернулся вместе с Евгенией Вениаминовной.

– Вот ты где! А я волнуюсь, – с укоризной произнесла она.

– Тетя Женя, это мы позвали Таню к нам поиграть, – поспешно проговорила Нэла.

– Я совершенно не против, но надо было меня предупредить, – сказала Евгения Вениаминовна. И спросила у Нэлы: – Мама дома?

– Не-а. Она за красками поехала. И потом еще куда-то. С папой вечером вернется. А что?

– Можно Тане побыть до вечера у вас? Мы в больницу едем.

– Конечно, можно, – кивнул Ванька.

– Ура! – воскликнула Нэла.

– Зачем в больницу? – насторожилась Танька.

– Вене сделают рентген, – ответила Евгения Вениаминовна. – И специалисты его посмотрят. Вы уже обедали?

– Мы Таню покормим, – заверила Нэла.

Кто такая Таня, ни она, ни ее брат у Евгении Вениаминовны не спросили.

– Чем ты собираешься кормить? – хмыкнул Ванька, когда та ушла. – Мама сказала, что котлеты в кулинарии купит и только вечером привезет.

– Можно хлеба с медом поесть, – махнула рукой Нэла. И поторопила брата: – Ходи давай, твоя очередь.

Сыграли в путешествие по Европе – Танька выиграла, – потом Нэла предложила посмотреть фильм «Однажды в Америке». Танька думала, что его будут показывать по телевизору, но оказалось, у брата с сестрой есть видеомагнитофон. Танька должна была бы позавидовать – про видеомагнитофоны она только слышала, – но ни зависти, ни хотя бы удивления не почувствовала. Весь этот дом был такой необычный, даже по сравнению с домом Левертовых, что в нем могло быть все что угодно.

На столах, на стульях, на полках в беспорядке или в каком-то особенном, Таньке непонятном порядке лежали и стояли не только книги, но и листы с рисунками, шкатулки, фигурки из дерева и из металла, бусы, куклы на веревочках, серебряные кувшины и так много чего еще, что у Таньки глаз не хватало все оглядеть.

Одна непонятная штучка особенно привлекала ее внимание. Штучка лежала на столе в той комнате, где они с Нэлой и Ванькой собрались смотреть фильм, и была такая яркая, что Танька то и дело на нее поглядывала.

– А это что? – наконец спросила она.

– Где? – Нэла проследила ее взгляд. – А! Это австрийские фрукты.

– Что-о?!

Танька поразилась до глубины души. Как можно привезти фрукты из Австрии? И зачем?!

– Это не те фрукты, которые едят! – засмеялась Нэла. – Посмотри!

Танька подошла вместе с ней к столу, где сверкал ярко-алый огонек, на который она обратила внимание. Огонек оказался маленьким прозрачным яблочком с зелеными листочками.

– Посмотри, посмотри, не бойся, – подбодрила Нэла.

Таня взяла яблочко двумя пальцами и ладонь под него подставила. Не хватало разбить!

Яблочко оказалось брошкой. Оно было сделано из матового стекла, а на обратной стороне, где крепилась булавка, под стекло было подложено золото. От этого яблочко переливалось всеми оттенками красного цвета, а когда Таня повертела его, то внутри веселые огоньки засверкали.

– Красиво, правда? – сказала Нэла. – К этой брошке еще клипсы есть. И другие австрийские фрукты есть тоже.

Она открыла большую шкатулку, стоящую на столе, и стала доставать из нее… Чего только не достала!

Яблочки золотистые и зеленые с алыми полосками. Груши желтые и розовые. Фиолетовые ежевичины. Лиловые сливы. Бордовые вишни. Оранжевые апельсины. Малинки малиновые. Морошки желтые с синевой. И земляничины. И лимоны.

У Тани разбежались глаза и перехватило дыхание.

– Кто ж такое сделал? – сглотнув, проговорила она.

– Это в Австрии делали, – ответила Нэла. – В сороковые годы. Видишь, вот здесь гравировка по-немецки. Война закончилась, женщинам захотелось украшений. Ювелиры и придумали эти австрийские фрукты. Недорого, ярко и привлекательно.

Что привлекательно, это точно. Глаз не отвести!

– Как же недорого? – покачала головой Танька. – Там же золото внутри.

– Не золото, а фольга, – возразила Нэла. – Стебельки из серебра, листочки эмалевые.

– А откуда они у вас? – спросила Танька.

Правда, тут же прикусила язык. Ее-то здесь не расспрашивают, кто она да откуда.

– Дедушка когда-то из Австрии привез, и с тех пор мама их коллекционирует, – ответила Нэла. – А папа собирает вьетнамские статуэтки. Вон они, на полках.

Вьетнамские деревянные статуэтки занимали целый стеллаж. Это были фигурки крестьян с серпами, воинов с мечами, женщин с веерами, и их домов, и каких-то животных.

– Родителям нравится разнообразие, – объяснила Нэла. – А австрийских фруктов и вьетнамских статуэток как раз очень много, и все разные. Тем они и привлекательны.

– Вы фильм собираетесь смотреть? – напомнил Ванька.

– Сейчас! – ответила Нэла.

Она сбегала в кухню, принесла на расписном металлическом подносе крупно нарезанный черный хлеб и банку с медом, уселась рядом с братом и Танькой на диван, и все время, пока смотрели фильм «Однажды в Америке», они ели хлеб с медом. То есть Ванька с Нэлой ели – Танька впилась взглядом в экран, про еду и не вспомнила. Какая история!.. Какая любовь!.. И совсем другая, совсем непонятная жизнь… И из бедности в ней можно выбиться… В конце, когда самый главный герой долго-долго смотрел на светящуюся витрину того кафе, в котором он был когда-то очень счастлив, Танька почувствовала, что сейчас не просто заплачет, а заревет в голос. Еле сдержалась.

Чтобы никто этого не заметил, она отвернулась и уставилась на веселые огоньки австрийских фруктов, рассыпанных по столу.

– Понравились? – Нэла заметила, куда она смотрит. – Так ты примерь! Мама разрешает, честное слово. Она мне даже в школу на новогодний вечер клипсы с вишенками давала.

«Мало ли чего тебе давала, – подумала Танька. – Кто ты и кто я».

Но вслух этого не произнесла. Ей вдруг показалось, что Нэла таким ее словам удивится, а то и рассердится на нее.

– Тебе с вишенками пойдут, – вместо этого сказала Танька. – Только волосы надо поднять.

– Зачем? – пожала плечами Нэла. – Клипсы крупные, их и так видно.

Разговор про австрийские фрукты отвлек Таньку от печальных мыслей. Фильм при этом не забылся, но будто бы ушел куда-то в глубину. Прямо в живот опустился, что ли. Она приободрилась, перестала шмыгать носом.

– Так, да не так, – возразила она Нэле. – Если волосы поднять, то на клипсы свет со всех сторон будет падать. Они заиграют тогда.

– Ладно, я пошел алгебру делать, – сказал Ванька.

Понятно, что ему неинтересно было примерять клипсы да выделывать прически. А Таньке и Нэле это было очень даже интересно! Нэла принесла расческу, заколки, и Танька в два счета свертела из ее волос луковку, из которой выпустила вверх хвостик. Хвостик торчал задорно, даже смешно, точно как перья из луковицы, хоть в зеленый цвет его выкрась. Нэле это очень понравилось. Хотя когда Танька однажды сделала такую прическу однокласснице Наташке, та обиделась и сказала, что нечего ее на смех перед всеми выставлять.

– Теперь пришпиливай клипсы, – полюбовавшись делом рук своих, сказала Танька. – Не обязательно вишенки. Ты смуглая, тебе и вон те грушки желтые пойдут.

Нэла надела клипсы в виде грушек, а Танька в виде светло-зеленых яблок – к ее белобрысым волосам они очень даже подходили. Потом они вертелись перед зеркалом, потом спустился сверху Ванька и сказал, чем на ерунду время тратить, лучше еще один фильм посмотреть, и они стали смотреть фильм про ковбоев…

А день все не кончался и не кончался. Вот ведь какая эта Москва! Не только улицы, но даже время здесь особенное. Сколько всего за вчерашний день случилось – больше, чем за всю Танькину жизнь. И сегодня тоже – и утренний разговор с Левертовым, который непонятно почему стоит у нее в памяти каждым словом, и обычный батон, который в два счета превратился во вкуснющие гренки, и астры необыкновенных цветов, и Нэла с Ванькой, и путешествие по Европе, и «Однажды в Америке», и австрийские фрукты…

И самое странное, Таньке казалось, что во всем этом нет ничего странного, что все так и должно быть в ее жизни, как есть сейчас, и так оно всегда и будет.