Хуртиг
Патологоанатомическое отделение
Хуртиг, совершенно сбитый с толку, попрощался с Сандстрёмом на парковке перед патологоанатомическим отделением и сел в машину. Ему сложно было осознать тот факт, что за последние сутки Хольгер ни разу не упомянул об Эйстейне, а еще того меньше он сам упоминал о Симоне.
Он посидел в машине, не заводя ее.
Так значит, брат Ваньи – Эйстейн.
Еще Хольгер сказал, что фамилия Симона – Карлгрен, что семейство Карлгрен давно дружит с семейством Сандстрём и что они познакомились в маленьком поселке Витваттнет в Емтланде. Родители Симона живут сейчас в Витваттнете постоянно. Хольгер не знал, что Эйстейн разрешил Симону жить в квартире, как не знал и того, где сейчас обретается Эйстейн.
Хуртиг сделал четыре телефонных звонка.
Первый – по телефонному номеру, зарегистрированному на Эйстейна Сандстрёма.
Номер не обслуживался.
Потом Хуртиг позвонил Олунду и попросил его выяснить, где прописан Эйстейн, после чего объявить его в розыск. К тому же надо было сообщить о смерти сына родителям Симона. Семье, которой суждено через несколько часов пережить самый страшный кошмар всех родителей.
Это противоречащее природе «пережить своего ребенка».
Третий разговор состоялся с Эмилией Свенссон; Хуртиг попросил ее встретить двух техников в квартире на Фолькунгагатан.
Четвертый и последний звонок был Исааку и касался Ингу.
Хуртиг непременно должен рассказать Исааку, что Ингмара Густафсона убили, что он не покончил с собой. Не то чтобы он жаждал сообщить эту новость, но это надо было сделать.
Исаак ответил; он радостно сообщил, что только что закончил встречу в «БХ» – баре художников на Смоландсгатан.
Хуртиг поколебался – не повременить ли с новостью, но тогда придется мучиться целый день, а ему надо сконцентрироваться на другом.
На Эйстейне.
– У меня есть кое-что об Ингу.
Когда Хуртиг закончил, в трубке стало тихо. Не плачь, ну пожалуйста, подумал он.
– Я еще не успел смириться с тем, что он покончил с собой. – Исаак не заплакал, но голос у него дрожал. – Но с чего вы так уверены, что его убили?
– Я не могу углубляться в детали, а ты обещай, что никому не проболтаешься.
Исаак снова помолчал.
– Нет, конечно. Честное слово, – сказал он погодя. – Но я думал – как это странно. Ингу совсем не из тех, кто может покончить с собой. Ему нравилось жить. Нравилось…
Он все-таки заплакал.
– Да?
– …лежать на песке и слушать, как пощелкивает на руках, когда с кожи высыхает соленая морская вода.
Трудно было ответить что-нибудь на такие слова.