Черная меланхолия
Полуостров Бьере
На полуострове Бьере в северо-западном Сконе живет человек, который скоро не будет жить.
Ханс-Аксель Юнг – майор в отставке, и я спускаюсь на берег Глимминге, чтобы убить его.
Каждое утро в это время он выгуливает собаку, и по нему можно сверять часы.
Туман; свет плоский и мутный, но я вижу край берега и угадываю узловатые ветки березовой рощи. Где-то поодаль жужжит ветряная электростанция; в тумане кажется, что ее лопасти свободно вращаются в воздухе.
Я достаю револьвер. Бельгийский наган, который Ханс-Аксель подарил папе, когда они служили в армии. Револьвер, которому больше пятидесяти лет и с которым папа учил меня стрелять в пору моего детства.
Это было лето в Витваттнете, далекое от проведенных под замком будней в Брумме, и был я, который предложил пострелять по оленям в одном саамском поселке. Папе пришлось заплатить компенсацию тамошним сволочам, а меня отправили в Сконе – учиться дисциплине.
Жить мне определили у майора Юнга, одного из Старейшин. Он купил дом на западном побережье Сконе, в этом ему помог Ингу.
И мне пришлось узнать все на свете об интеллекте и об этикете.
Живот подтянуть, грудь колесом, и «смирно», и «вольно», и подъем с петухами, и бегом марш вдоль залива, а потом – ледяной душ и переодеться в гражданское.
Потом было свободное время, когда Юнг уезжал в Хальмстад, в Халландский полк, защищать страну от красных, как защищал страну Вильгельм фон Зальцбург еще в 1624 году, и рядовой Карлссон-номер-91-й, и 87-й тоже защищал, даже если это было только в кино или в комиксах.
Оставаясь один, я рыскал по всему дому, и так как дом был полон старой военной радиоаппаратуры, свою первую кассету я прослушал именно там.
Мне не хватало одного человека, и кассеты служили нам средством связи.
Оружие лежит на дне сумки, пальцы нащупывают жесткую коробку. В ней – четырнадцать патронов, достаточно для двух полных магазинов. Рядом – пробирка. Сейчас она прохладная, но очень скоро станет теплой.
Папа приехал в гости, когда Халландский полк устраивал встречу старых сослуживцев; они с Хансом-Акселем вернулись поздно ночью, разбудили меня и спросили, не хочу ли я пострелять из нагана.
В саду под каменной оградой они выстроили в ряд пять бутылок и стали ждать, когда я выстрелю; я сосредоточился на бутылках. Пять штук; и я представил себе, что это папа, Ханс-Аксель, Ингу, Фабиан и Вильгельм Карлгрен.
В наган вмещается пять патронов, и я выстрелил в Фабиана, потом в Ингу и Ханса-Акселя, но когда пора было стрелять в папу, я сначала выстрелил по последней мишени.
Я заряжаю револьвер, но с предохранителя не снимаю – не хочу случайно разрядить его.
Кладу револьвер в сумку и выхожу на прибрежную пустошь.
Тропинка вьется между низких кустов. Пластиковые пакеты, бутылки и множество другого хлама – мусорная лента тянется вдоль берега. Работа осенних штормов.
Синие блестящие скорлупки мидий – их тысячи – образуют хрупкий ковер, и под ботинками хрустит. Водоросли пахнут смесью вареной капусты и канализации.
Я могу коротко описать то, что вижу на берегу, очень просто: водоросли, мидии и низкие каменные стены. Берег покрыт песком и мусором. Море. Туман и темнота.
Мидии красивые, я это вижу, и что? Они трогают меня не больше, чем гнилые водоросли.
Я прохожу мимо двух длинных мостков, потом пляж расширяется.
Я шагаю быстро, и вскоре справа вырастает бункер.
Я знаю, что Ханс-Аксель близко. Как бывший военный он хорошо чувствует себя среди старых оборонительных сооружений, остатков того времени, когда горела вся Европа, времени, в котором он хотел бы жить.
Внезапно – словно удар в голову.
Мне становится дурно, берег как будто вытягивается в бесконечность.
Я приваливаюсь спиной к бункеру и пережидаю приступ. С бульканьем, похожим на полузадушенное дыхание, волны накатывают на песок.
Море – как вся моя жизнь. Океан текучего серого металла.
Мертворожденная жизнь.
Кажется, я слышу собачий лай, но не могу определить, близко он или далеко.
Я словно съеживаюсь, в то время как остальной мир разрастается до бесконечности. Я чертовски маленький и одинокий.
Сделай это сейчас, думаю я. Сделай.
Я достаю из сумки револьвер, снимаю с предохранителя. Поднимаю руку, направляю дуло в висок. Так просто.
Всего одно короткое движение указательным пальцем – и шум в голове исчезнет.
Движение, которым является моя жизнь, прекратится, а земля продолжит вращаться, словно ничего не случилось. Всего через несколько часов ветер занесет отпечатки моих ног песком.
Но я не стреляю.
Не сейчас.
Внезапно до меня доносятся быстрые шаги, чьи-то штаны шуршат по траве и ботинки – по ракушкам.
Лает собака. Тень светит бледным светом.
Я чувствую влажный запах майоровой собаки и мягкую, теплую руку старика на запястье.
Указательный палец на курке, и я стреляю прямо в тень.
Лает собака; из-за пелены слез трудно разглядеть что-либо, но я понимаю, что тело лежит на земле рядом со мной.
Я поднимаюсь и стреляю в неподвижный ком еще четыре раза.
Четыре громких хлопка – как четыре коротких стука в дверь, ведущую к несчастью.
