Монокуляр Айман был сконструирован в Белоруссии на основе орудийного прицела, фокусное расстояние линз – восемьдесят девять миллиметров. То же расстояние рекомендовано как безопасное, чтобы прицел не ударил стрелка в глаз при отдаче во время стрельбы.

Один журналист назвал Белоруссию страной, которая расположена в восьмидесяти девяти миллиметрах от Европы и нацелена на разницу ширины колеи между рельсами на восток и на запад.

Из-за такой мелочи путешественникам приходится часами ждать в приграничных городах, пока меняют колеса. Едва заметная разница, ведущая к непостижимо, непропорционально большим последствиям.

Забавно. Разница в ширине межрельсовой колеи между Западной Европой и Белоруссией встроена в подзорную трубу, которую сконструировал ее дядя Миша, майор КГБ на пенсии. Айман казалось, что это очень точная метафора. Так близко, но все же так далеко.

За окном стемнело; Айман перенесла монокуляр на кухню и установила его за шторой – так, чтобы с улицы не было заметно. Сама она, напротив, отлично видела участки внутреннего двора.

Сквозь ограду виднелись игровая площадка и освещенные граффити на фасаде дома. Пейзаж с вечнозелеными холмами и синим небом.

Почти сразу же Айман увидела его. На скамейке в свете уличного фонаря сидел ее сосед и, несмотря на холод, читал книгу. В ушах у него были маленькие наушники, проводки тянулись по груди в карман куртки.

Она покрутила зум, отрегулировала деталь, ответственную за встроенный оптический прицел. Резкость улучшилась, и Айман увидела соседа совершенно отчетливо.

Его взгляд был оживленным, иногда беспокойным; она сосчитала раны на его лице. Девять порезов, из которых два еще кровоточили. Он почесал щеку и перевернул страницу.

Айман изменила угол, на пару сантиметров опустив трубу, и между размытых веток увидела, что книга – в старом переплете голубой кожи. Название – перфорированное, оранжевое. Тонкие израненные пальцы наполовину скрывали его, но Айман все же рассмотрела надпись на обложке.

«Дневник наркомана» Алистера Кроули.

Айман не читала эту книгу, но знала, что там речь о героине и что писатель – каббалист.

Она ближе рассмотрела левую руку соседа – ту, что держала голубую обложку. Раны на пальцах напоминали отслоившуюся краску, а пространства между пальцами светились голубым, словно ясное небо. Было похоже на белый забор, и воспоминания перенесли Айман за садовый столик, стоявший перед домом в Тегеране. Перед ней высокий белый забор, а за ним – небо.

Ей было семь лет, она только что прочла свою первую английскую книгу, «Breakfast at Tiffany’s», читать было не очень трудно, но для семилетки книга оказалась полна загадок.

– I’ll never get used to anything, – вслух произнесла она, проверяя свое произношение репликой Холли Голайтли. – Anybody that does, they might as well be dead.

В тот год ушел близкий друг семьи, и Айман много думала о смерти.

Когда воспоминание поблекло, Айман увидела, что сосед больше не сидит на лавочке.

Она поводила трубой по двору, но его там не было. Внезапно он появился во внешнем коридоре.

Молодой человек торопливо прошагал мимо окна, и через мгновение в ее дверь постучали. Айман отодвинула трубу к стене и вышла в прихожую, чтобы открыть.

Сосед попытался улыбнуться ей, но безуспешно. Глаза блуждали. Он избегал ее взгляда. Что-то явно было не так; Айман досадовала, что одна в квартире.

– Что вы хотели? – спросила она, подавив порыв захлопнуть и запереть дверь.

– Думаю, вам надо спуститься во двор. – Молодой человек дернулся, как от холода. – Там ваш кот.

Айман поискала фонарик и плащ, нашла тонкий дождевик с капюшоном, протянула ему:

– Вот, наденьте. Простите, не знаю, как вас зовут.

– Симон.

– А меня – Айман.

Он кивнул, и она заперла входную дверь.

– По-моему, он ранен, – сказал Симон, когда они спускались по лестнице.

– Ранен?

– Да, вы увидите… Темно, я не очень разглядел, но, кажется, он хромал. Убежал в кусты за лесенкой, где дети лазают.

Айман открыла дверь во внутренний двор, включила фонарик, и они двинулись к игровой площадке. Айман посветила на траву.

Они остановились у кустов, и Айман присела на корточки.

– Кис-кис, – ласково позвала она.

Вдруг послышалось шипение, сопровождаемое шорохом сухих листьев и веток.

– Кис-кис, – повторила она. – Ты, наверное, оголодал, бедняжка.

И тогда он вышел. Пропрыгал на трех лапах.

Сначала Айман не поняла, что с ним, но когда кот подошел к ней с опущенной головой, она увидела, почему он хромает, и отложила фонарик, чтобы помочь ему.

Правая передняя лапа была засунута под ошейник. Бегемот шипел, прижав уши.

На месте правого глаза была дыра. Застывшая кровь и черная липкая шерсть.