Исаак чувствовал себя неважно. Хуртигу было известно, что он давно знал Ингу и они регулярно общались, пока мозг Ингу не начал атрофироваться после удара.

Приятели как раз пообедали и сидели на кухне у Хуртига – у него выдалось несколько свободных часов до концерта в «Третьем пути». Дополнительную работу, которая компенсирует отдых, он возьмет завтра.

– Под конец Ингу меня не узнавал, – сказал Исаак. – Не понимаю, как он оказался способен на самоубийство. Он же поесть самостоятельно не мог.

Хуртиг убирал со стола.

– Может, минутное прояснение?

– Прояснение? А не наоборот? Прояснение – это желание жить. Это требование эволюции.

Все не так просто, подумал Хуртиг, наливая воду в раковину.

– Я вчера ночью читал одну статью, – продолжал Исаак. – Новое исследование о самоубийстве. Говорят, причиной может быть паразит в мозгу. Его носитель – каждый пятый человек, и зараза распространяется от кошек. У некоторых это ведет к депрессии, а в долгосрочной перспективе – к самоубийству. У Ингу жили три кота.

– У него же был удар.

– Удар или нет – он мог быть носителем того паразита.

Хуртиг все понимал. Людям хочется, чтобы были причины, основания.

– Ты ищешь рациональное объяснение, – сказал он. – Может, он просто не в состоянии был выносить, что превратился в развалину. Требованием эволюции может оказаться и желание лишить себя жизни. Если человек знает, что он обуза для других, если он не может сам о себе заботиться… Избавить стаю от себя, так сказать.

Исаак вздохнул.

– Может, ты и прав… – Он поднялся и подошел к мойке. – Я вымою. А ты собирайся.

В спальне Хуртиг бросил в сумку дополнительную смену белья. Если предстоит долгая ночь, то лучше все подготовить заранее. А поспать можно по дороге в Сконе.

– Кстати, как Берлин? Ты не очень много рассказал.

– Я хорошо поторговал.

Хуртиг застегнул молнию на сумке и вернулся в кухню.

– И что ты продал?

– Много всего. Но мы можем поговорить о Берлине завтра по дороге. – Исаак слил воду из раковины, вытер руки. – Я купил выпить на завтрашний вечер, много. Устроим мозгам взбучку. Утопим на хрен паразитов, которые толкают на самоубийство.

Хуртиг видел, что Исаак бодрится изо всех сил. Но улыбка была натянутой, а сам он выглядел измученным, словно не спал несколько ночей.

Исаак все еще стоял у раковины; он мазал руки кремом, который Хуртиг держал там; сам Хуртиг сидел за столом.

– Я понимаю, что ты думаешь и про Марию, но прекрати винить себя. Убить себя – это ее выбор. Что ты мог поделать?

– Я должен был приехать к ней домой.

Хуртиг понимал, через что сейчас проходит Исаак. Через те же мысли, что были у него самого. То же чувство вины, то же бесконечное пережевывание ненавистного слова «если».

– Нет никаких «если». То, что случилось, – случилось, а мысли про «если» ведут в тупик.

Исаак выдвинул стул и снова сел.

– Знаю, – сказал он, помолчав. – Я возьму сигарету, ладно?

Хуртиг кивнул.

– Конечно. Но я думал – ты бросил. – Он заметил под рукавом Исаака контуры никотинового пластыря.

– Трудно бросить плохое, когда случается другое плохое.

Над столом поплыли колечки дыма, и из-за запаха Хуртиг вспомнил о Жанетт Чильберг, которая время от времени выкуривала сигаретку в кабинете полицейского управления. Когда случалось плохое.

– Есть еще одно слово, помимо «если», – сказал Исаак. – Это слово «почему», и хорошо бы понимать его по-настоящему. Иметь возможность проникнуть в сознание Марии.

Припомнив, что Мария проглотила страницы своего дневника, Хуртиг понял: она не хотела именно этого – чтобы кто-нибудь проник в ее сознание.

Взял часть ее души.