Хуртиг
Промышленный район Вестерберга
Хуртиг понял, что попался на самый старый трюк в мире.
Выпил предложенное.
– Что было у меня в бокале? – спросил он.
Исаак откинулся на спинку кресла. Голос Голода из динамиков – словно гуттуральная ксеноглоссия.
– Не волнуйся, – сказал Исаак. – Ты просто получил большую дозу ЛСД. Добро пожаловать в Страну чудес.
Врет, подумал Хуртиг и сделал попытку подняться, но тело словно вросло в кресло, и к тому же внезапно включилось опьянение.
Хуртига атаковало неприятнейшее жужжание, и он тут же понял, какой звук производят горящие мозги.
– Где Ванья? – спросил он.
– Ты должен понять, как я был потрясен, когда ты сказал, что она жива, – сказал Исаак.
Челюсти свело намертво. Хуртиг уставился на накрытый стол, слыша в то же время, как открывается дверь где-то в темной части помещения.
Конус света, два человека движутся к нему. Никаких лиц, только черные силуэты. В дверной проем Хуртиг увидел какую-то комнату с матрасом на персидском ковре.
По другую сторону стола – лицо Исаака, по которому ходят тени.
Темные силуэты посветлели, и Хуртиг увидел, что это Ванья и Эйстейн.
И услышал голос Исаака.
Камень за камнем, постепенно.
– Когда мама умерла, мы приняли решение. Какой позор, что те, кто причинил ей боль, пережили ее!
Эти слова объяснили все, и остальное стало бессмысленным.
– Так ты не ездил в Берлин? – спросил Хуртиг.
– Нет. Я снял номер в пансионате в Стренгнэсе и прогулялся с Ингу. До запруды.
– И приходил в почтовое отделение в Хорнстулле? На записи с камеры наблюдения был ты?
– Я попросил Хольгера подбросить меня туда при случае, предположил, что почта под наблюдением, и решил устроить дымовую завесу.
Хуртиг понял, почему Эйстейн честно рассказал про абонентский ящик. Они хотели, чтобы их увидели, хотели, чтобы их раскрыли, хотели продемонстрировать свое превосходство.
Нарциссизм.
Хуртиг снова посмотрел на картину. И на подпись.
– Что значит «vixi»?
– «Vixi» значит то же, что и число 17. Шесть плюс одиннадцать римскими цифрами. А еще «vixi» на латыни значит – «я жил». Семнадцать – число смерти. Я жил, следовательно, я уже мертв.
Психопатия.
Если раньше Хуртиг видел перед собой разрозненные фрагменты головоломки, то теперь мог свести элементы воедино и рассмотреть картинку.
Макиавеллизм.
Он видел, какие детали должны стать водой или небом, а какие – лесом или травой.
Рисунок начинал проступать.
Эмилия Свенссон оказалась права. Темная Триада. Тяжелое расстройство личности.
Исаак смешал еще один коктейль и протянул стакан Эйстейну. Они кивнули друг другу, и Эйстейн сделал несколько больших глотков. Его лицо было сосредоточенным.
– Я люблю тебя, Йенс. – сказал Исаак погодя. – Помнишь, что я говорил тебе там, на мостках на Рунмарё?
Хуртиг слушал, позволяя словам врезаться в память.
– Ты… – попытался он, но дальше не получилось.
– Я цитировал «Фауста». И сказал: «Остановись, мгновенье, ты прекрасно!»
Мельчайшие детали высекали правду из извращенной мысли.
Хуртиг видел, что Эйстейн допил свой стакан. Исаак сказал что-то им с Ваньей, и их тени съежились на полу, когда они выходили из помещения.
Хуртиг задышал медленно, и поначалу показалось, что он и правда дышит медленно, но, опустив глаза, он увидел, как грудь поднимается и опускается короткими поверхностными толчками.
Спокойно, подумал он. Спокойно.
Он попытался открыть рот, но челюсти словно привинтили одну к другой огромным болтом бессловесности, отчего зубы не могли разжаться.
Снова голос Исаака; по какой-то причине он действовал даже успокоительно:
– Римский философ Сенека говорил, что мудрый живет столько, сколько должен, а не столько, сколько может. Вопрос не в том, умереть раньше или позже. Вопрос в том, умереть достойно или скверно.
Не имея сил сделать хоть что-нибудь, Хуртиг смотрел, как Исаак кладет на стол револьвер.
