Эра Космической Передачи, год 8
•
Судьбоносный выбор
За два дня до ложной тревоги; наблюдательный пункт № 1
Наблюдательным постом № 1 был, фактически, телескоп Ринье-Фицроя, сооруженный в конце Эры Кризиса. Более семидесяти лет назад именно эта станция первой обнаружила зонды сильного ядерного взаимодействия — трисолярианские «капли». Станция по-прежнему располагалась у внешнего края пояса астероидов, но всё ее оборудование заменили на новое. Взять, например, оптический телескоп. Его линзы увеличили: диаметр самой большой из них вырос с тысячи двухсот до двух тысяч метров — на ней мог бы разместиться небольшой городок. Эти огромные линзы изготовили из материалов, добытых непосредственно в поясе астероидов. Первой произвели линзу среднего размера — диаметром пятьсот метров. Потом с ее помощью фокусировали солнечный свет и направляли его на астероиды. Из расплавленного камня делали чистейшее стекло, из которого затем изготовляли следующие линзы. В общей сложности в космосе на значительном расстоянии друг от друга плавало шесть линз, выстроившихся в десятикилометровую колонну. Сама станция наблюдения располагалась у конца колонны, и персонала на ней было всего два человека.
Эта команда по-прежнему состояла из одного ученого и одного военного. Офицер следил за возможными эмиссиями фотоидов, а ученый занимался астрономическими и космологическими исследованиями. Таким образом, заложенная триста лет назад традиция яростных споров, кому и сколько работать с телескопом, жила и процветала.
После того как испытания самого большого в истории телескопа завершились и он успешно сделал свой первый снимок — фотографию звезды в сорока семи световых годах от Солнца — Видналл, астроном, испытал такую радость, как если бы у него родился сын. Людям несведущим было невдомек, что до сих пор телескопы только усиливали яркость света, приходящего от звезд, но не могли показать их форму. В самых мощных телескопах звёзды выглядели как крохотные точки, просто чуть ярче, чем в оптических приборах послабее. Но сейчас на снимке, сделанном с помощью нового супертелескопа, впервые стало возможно разглядеть диск звезды! Пусть он совсем маленький — как шарик для пинг-понга с расстояния в десять метров — и никаких подробностей не различить, всё равно это было эпохальное событие в истории древней науки — оптической астрономии.
— Из глаз астрономии удалили катаракту! — экзальтированно воскликнул Видналл и утер набежавшую слезу.
Но младший лейтенант Василенко не впечатлился.
— Вы бы лучше не забывали, зачем мы здесь. Мы часовые. В старину мы стояли бы во весь рост на деревянной наблюдательной вышке где-нибудь на дальнем пограничье, в пустыне или в снегах, на ветрах и на морозе и следили, не покажется ли противник. И завидев на горизонте танки или всадников на лошадях, тотчас позвонили бы по телефону, или подали дымовой сигнал, или еще что — словом, информировали бы родину, что началось вражеское вторжение… Вот как надо мыслить! Тут вам не обсерватория!
Видналл оторвался от терминала с изображением далекой звезды и выглянул в иллюминатор. Неподалеку парило несколько бесформенных камней — остатки астероидов, из которых выплавили стекло. Камни, медленно вращавшиеся в холодных лучах Солнца, казалось, еще больше подчеркивали пустоту и одиночество космоса. Картина и впрямь настраивала на образ мышления, о котором говорил младший лейтенант.
— Если мы действительно обнаружим фотоид, — вздохнул Видналл, — то лучше бы тогда вообще не подавать сигнал тревоги, всё равно толку с него чуть. Умереть внезапно, не осознав, что, собственно, с тобой случилось, — в общем-то счастливый жребий. Но вы бы предпочли, чтобы несколько миллиардов человек мучились целые сутки. Да это самое настоящее преступление против человечества!
— Ну тогда мы с вами — самые большие неудачники в мире, потому что узнаем о своем жребии раньше всех остальных.
Станция наблюдения получила новый приказ от Командования Флотами: настроить телескоп на наблюдение за останками системы Трисоляриса. На этот раз Видналл не стал затевать с Василенко спор, потому что у него самого разрушенный мир вызывал живейший интерес.
Из сопел плазменных маневровых двигателей, расположенных по периметру линз, вырвалось голубое пламя. Линзы задвигались, занимая нужную позицию. Только сейчас, когда пламя корректирующих двигателей обозначило контуры телескопа, стало возможно различить самые отдаленные из линз. Десятикилометровая колонна медленно повернулась и остановилась, направив глаз телескопа на систему Трисоляриса. Линзы заскользили вверх и вниз вдоль оптической оси, подстраивая фокус. Наконец пламя почти везде погасло, только время от времени кое-где поблескивали светлячки: шла тонкая настройка.
На необработанной картинке система Трисоляриса выглядела совсем непримечательно: белесое пятно, похожее на перышко, едва различимое на черном фоне космоса. Но после обработки и увеличения перед глазами исследователей возникла колоссальная туманность, заняв собой весь экран. С момента трагедии прошло семь лет; значит, сейчас наблюдатели видели то, что происходило через три года после катастрофы. Под влиянием тяготения и углового момента погибшей звезды пучок резких, расходящихся из одной точки лучей превратился в мягко светящееся плоское облако, которое под действием центробежной силы закрутилось в спираль. Над облаком виднелись два оставшихся солнца: одно — как диск, другое, более отдаленное, — как световая точка, распознать которую среди других таких же точек-звезд можно было только по ее перемещению на их фоне.
Пережившие катастрофу звёзды образовали то, о чем мечтали многие поколения трисоляриан — стабильную двойную систему. Но некому было насладиться их светом, потому что около этих звезд не осталось больше ни единого живого существа. Теперь стало предельно ясно, что удар «темного леса» уничтожил лишь одну звезду из трех не только из соображений «экономии», но и преследуя куда более страшную цель: до тех пор, пока в системе присутствуют одна или две звезды, они будут постоянно поглощать материал «облака», при этом испуская мощное излучение. Система Трисоляриса представляла собой сейчас радиационную топку — царство смерти, где невозможны ни жизнь, ни цивилизация. Именно благодаря свечению под действием этой радиации туманность и была так хорошо видна в телескоп.
— Напоминает вид с горы Эмэйшань, — произнес Василенко. — Это в Китае. Луна с ее вершины — просто что-то невероятное. В ту ночь, когда я был там, гора возвышалась над бескрайним морем облаков, которые в свете луны сияли чистым серебром. Очень похоже на эту картину.
Вид серебристого кладбища в сорока триллионах километров от Земли настроил Видналла на философский лад:
— С точки зрения науки, «уничтожение» — не совсем точный термин. Ведь ничто не исчезло. Вся материя, которая там была, там и осталась. То же самое относится и к угловому моменту. Нарушена только организация материи, как при перетасовке карт. Но жизнь — она как стрит-флеш: стоит только перемешать колоду — и прости-прощай выигрыш.
Видналл опять внимательно всмотрелся в картинку на экране и вдруг…
— А это еще что такое?! — Он ткнул пальцем в пятнышко на некотором расстоянии от «облака». Согласно масштабу, оно находилось в 30 а. е. от центра туманности.
Василенко уставился в экран. Он не обладал цепким глазом астронома и не мог с ходу разглядеть неладное. Но, присмотревшись, он различил на угольно-черном фоне еле заметную окружность, похожую на мыльный пузырь в космосе.
— Да он огромный! Диаметр примерно… примерно десять астрономических единиц. Это что — пыль?
— Какая там пыль! Пыль выглядит совершенно иначе.
— А раньше вы его не видели?
— Раньше этого никто на свете не мог видеть. Но что бы это ни было, оно прозрачное, с еле заметной границей. До сегодняшнего дня самые большие телескопы не были бы в состоянии высмотреть это образование.
Видналл немного уменьшил масштаб, чтобы получить более точное представление о позиции странного нового объекта относительно двойной звезды, и попробовал оценить вращение «облака», которое снова превратилось в маленькое белое пятно на фоне черной пропасти космоса.
На расстоянии около 6 000 а. е. от системы Трисоляриса он обнаружил еще один «мыльный пузырь» — гораздо больший, чем первый, диаметром примерно 50 а. е..
— Боже мой! — воскликнул Василенко. — Вы знаете, что это такое?!
Видналл еще какое-то время всматривался в экран, а затем задумчиво произнес:
— На этом самом месте Второй Трисолярианский флот перешел на скорость света, не так ли?
— Именно!
— Вы уверены?
— Моя прежняя работа состояла в том, чтобы наблюдать за этой частью пространства. Я знаю его, как свои пять пальцев!
Вывод был неизбежен: при переходе на скорость света корабли оставили за собой следы, которые со временем, видимо, не исчезли, а разрослись, изменив физическую природу окружающего пространства.
Первый, маленький, пузырь находился внутри системы Трисоляриса. Возможны несколько объяснений. Либо поначалу трисоляриане не знали, что двигатель, искривляющий пространство, оставит за собой такой след, и пузырь возник в ходе испытаний; либо знали, но оставили следы внутри своей звездной системы нечаянно, по ошибке. Одно было ясно: трисоляриане старались по возможности не «пачкать», где не надо. Одиннадцать лет назад Второй Трисолярианский флот целый год шел на обычной тяге, и только удалившись на 6 тысяч астрономических единиц от дома, включил световые двигатели. Цель: оставить следы как можно дальше от родного мира. Хотя было уже поздно.
В то время поведение Второго флота казалось людям непонятным. Самое убедительное объяснение состояло в том, что трисоляриане хотели уберечь родную планету от негативного воздействия перехода четырехсот пятнадцати кораблей на скорость света. Но сейчас стало ясно: они пытались не наследить поблизости от дома. По той же причине флот вышел из режима полета со скоростью света за 6 тысяч астрономических единиц до Солнечной системы.
Видналл с Василенко уставились друг на друга. В глазах обоих исследователей горел страх. Они одновременно пришли к одному и тому же выводу.
— Нужно немедленно доложить об этом! — воскликнул Видналл.
— Но мы должны докладывать по расписанию, а время еще не наступило. Экстренный рапорт все воспримут как сигнал тревоги.
— Да это и есть тревога! Мы обязаны послать предупреждение, не то выставим себя врагу напоказ!
— Ну, у страха глаза велики. Исследования в области световых кораблей только-только начались. Дай нам бог построить один такой где-то через полвека!
— Да, но что если даже начальные испытания оставят след наподобие этого? Кто знает, может, где-нибудь в Солнечной системе уже идут такие эксперименты?!
Итак, пучок нейтрино понес информацию с грифом «высокий уровень опасности» в Объединенное командование флотами. Затем рапорт ушел в СОП. А там произошла утечка; рапорт истолковали как предупреждение о фотоиде, что и привело через два дня к глобальной панике.
«Пузыри» появлялись, когда корабли переходили на скорость света, подобно тому, как взлетающий челнок оставляет на пусковой платформе выжженные пятна. После перехода звездолеты продолжали двигаться со скоростью света по инерции и больше следов не оставляли. Разумно предположить, что и при переходе со скорости света на обычный режим появятся такие же «пузыри». Длительность их существования оставалась, однако, неизвестной. Ученые высказали догадку, что «пузыри» — это некое искажение пространства, случившееся под действием релятивистских двигателей, и существовать оно может очень долго, а возможно, даже вечно.
Наверно, Томоко, утверждавшая, что космическим наблюдателям Трисолярис представляется гораздо более опасным, чем Солнечная система, как раз и имела в виду «пузырь» размером в 10 а. е., оставленный внутри системы Трисоляриса. Скорее всего, именно поэтому удар «темного леса» последовал так быстро. След и переданные на всю Вселенную координаты этого мира послужили взаимным подтверждением, и рейтинг опасности Трисоляриса резко вырос.
В последующие месяцы наблюдательный пункт № 1 открыл еще шесть следов от световых двигателей в различных участках космоса. Все они были шарообразной формы, хотя размеры варьировали очень широко: от 15 до 200 а. е. Засекли и «пузырь» в 6 тысячах астрономических единиц от Солнца — по-видимому, след Второго Трисолярианского флота, перешедшего на обычную скорость. А вот другие «пузыри», похоже, не имели никакого отношения ко Второму флоту. Это подтверждало, что подобное явление во Вселенной не редкость.
После открытий, сделанных «Синим космосом» и «Гравитацией» в четырехмерном фрагменте, наблюдения станции Ринье-Фицроя стали еще одним прямым доказательством того, что в космосе существует большое количество высокоразвитых цивилизаций.
Один из следов обнаружили всего лишь в 1,4 светового года от Солнца, поблизости от облака Оорта. По-видимому, там некоторое время находился какой-то корабль, который затем ушел с места со скоростью света. Когда это случилось — никто не знал.
Открытие следов, оставляемых двигателями, искривляющими пространство, окончательно поставило крест на полетах со скоростью света, к которым и без того относились с огромным скепсисом. Конгресс Флотов и ООН быстро приняли законодательный акт, запрещающий любые разработки в данной области, и национальные государства сразу же приняли такие же. Этот запрет стал самой строгой из мер, направленных против развития технологии, со времен договора о нераспространении ядерного оружия триста лет назад.
У человечества оставались теперь только две альтернативы: космические города-убежища и черный домен.