Глава 10

Одной группой нам повоевать не дали. Так и сказали: мол, слишком жирно – целый взвод из одних офицеров, пусть часть из них уже бывшие. Тут каждый «ванька-взводный» на счету, офицеров – мало, бойцами командовать некому… Так и раскидали по «точкам», кого куда, вот к примеру меня и… Так, это что еще такое?

– Да что ж ты, гад, творишь, так твою перерастак?!

Возмущению в голосе прилегшего отдыхать на туристическом коврике-пенке солдата нет предела. Ну, да, если б мне с размаху на руку наступили, я б тоже обиделся. И выражался б ничуть не тише и, скорее всего, даже грубее. Однако Игоря неласковый прием совершенно не смутил. Прапорщик Боровков вообще, как я успел заметить, – парень жизнерадостный и, как в армии о таких говорят, – «не вникающий». В смысле, умудряющийся все жизненные проблемы и невзгоды пропускать мимо себя. Как в том древнем анекдоте: «Как же вы расслабляетесь? – Да я просто не напрягаюсь!»

Вот и сейчас он отреагировал в свойственной манере.

– А я при чем? Поразметались тут, понимаешь, словно знойные барышни во сне… Поотращивали ласт… Честному человеку уже и наступить некуда. Ты это, радуйся, что всего лишь на руку, а не на голову.

– А в ухо? – коротко поинтересовались снизу.

Обладатель отдавленной ладони уже присел на дне окопчика и весьма недобро глядел на обидчика. Пока снизу вверх, но это явно только пока. Ведь если встанет… А он явно собирается…

Прапорщик погранвойск ФСБ Боровков – тоже парень крепкий, в охрану посольств за рубежом других и не берут. Правда, тут весовые категории явно разные. Игорек – спортивный, но худощавый, легкий. А оппонент у него, хоть годами и моложе, но почти на голову выше и тяжелее килограмм на тридцать…

– Так, стоп! – выставляет перед собой ладони «провинившийся». – У меня есть серьезные реабилитирующие обстоятельства!

– Да ну? – нехорошим таким тоном интересуется встающий.

– Эй, хорош! Я ж вам пожрать притащил! Ты чего?

Настроение в окопе резко меняется. Пожрать – это очень даже «зер гут». Продовольственные склады какой-то удачливый подонок с противоположной стороны накрыл артогнем еще первого числа под вечер. А вывезти оттуда и рассредоточить по территории базы успели совсем немного – обстрел базы начался еще вечером тридцать первого и с тех пор, можно сказать, не прекращался. Так что последние трое суток с кормежкой было не очень. Дошло даже до вскрытия личных припасов «на самый крайний». А это, вам любой военный подтвердит, либо когда уже совсем кирдык и больше пожрать просто нечего… Либо очень большая коллективная пьянка, а закуски нет от слова «совсем». Но у нас – явно не этот случай.

– Ну, другое дело, – «потерпевший», только что всерьез собиравшийся Игоря больно бить, резко «меняет показания». – А то сверху прыгает, по рукам ходит, как по тротуару… Чего там?

«Там», в стареньком вещмешке-«сидоре», оказалась «скатерть-самобранка» в миниатюре. По банке гречки с мясом на нос, три банки тушенки и столько же сайры в масле на всех, куча упаковок армейских галет.

Закопченные, чумазые лица бойцов вокруг прямо светлеют, кто-то, подобно «потерпевшему» – лыбу до ушей давит… А то, голод – он не тетка. Посидишь пару деньков с пустым брюхом – поймешь, какой на самом деле харч богов – консервированная гречневая каша.

– Чего смотрим? Налетай – подешевело! – Игорь изображает рукой широкий приглашающий жест.

Мои воины не заставляют себя уговаривать и шустро разбирают доставленный пограничником провиант. Надо же… Уже даже в мыслях они «мои»… А ведь всего четверо суток ими командую. Ими и этим… Опорным пунктом? Узлом обороны? Блин, вот честное слово, как без мата обозвать это недоразумение – даже и не знаю.

Полузасыпанный сейчас бетонный блиндаж, здорово «окривевший» на один бок вчера, после прямого попадания крупнокалиберной минометной мины, пара отходящих от него в разные стороны недлинных окопов полного профиля, позиция под АГС, сейчас не шибко уже нужная, потому как сам автоматический гранатомет еще позавчера приказал всем жить долго и счастливо и отправился в свой оружейный рай… И двенадцать бойцов-мотопехотинцев. И я, бывший майор СОБР, а ныне – вообще непонятно кто. И неунывающий прапорщик погранвойск Федеральной службы безопасности Боровков Игорь… кстати, как его хоть по батюшке-то? Почти пять дней знакомы – а так и не спросил. К слову – это именно он за мной следом первым из вертолета пошел. Поведение у парня – несерьезное, зато стержень внутри даже не стальной – титановый. Такая вот «Брестская крепость»…

Погода нормальная – и то радость. Обычно зимой в здешних краях довольно мерзко – около нуля, дождь со снегом, ветер. А тут – как на заказ, небо чистое и тепло, для зимы понятно. Но днем до десяти-двенадцати на солнышке. И ночью плюс. Что немало, учитывая, что мы на улице постоянно.

И с обеда первого января мы тут воюем. Сначала был нас почти полный взвод, и даже настоящий взводный был. И АГС-17, и противотанковый РПГ-«семерка». Теперь же – «маемо що маемо», как говаривала моя родившаяся под Полтавой бабушка… Из всех ранее имевшихся «красот» остался только пулемет ПКМС на трехлапом станке да снайперская винтовка, правда, штатного снайпера осколками посекло еще позавчера, и сейчас она вроде как за тем же Игорем и числится, как за наиболее подготовленным. РПГ-7 хоть и жив-здоров, но к нему всего четыре выстрела осталось, из которых два – противопехотные осколочные «морковки»… Зато подствольные гранатометы теперь у всех… Количество «пользователей» за последние дни сократилось больше, чем вполовину, вот и «шикуем». Радует только, что с боеприпасами пока все в порядке и «двухсотых», в смысле – погибших, у нас всего шестеро.

Остальных, с ранениями разной степени тяжести в тыл эвакуировали. Хотя какой, к чертовой матери, тыл на окруженной со всех сторон противником военной базе? Но с «передка» – отправили даже «легких», кто остаться пытался, я в приказном порядке отослал. При любом раскладе там раненым лучше, чем здесь. Там и медикаменты есть, и «пилюлькины» квалифицированные… Если и правда ранен легко – быстренько подлатают и в строй вернут в кратчайший срок. А тут чего ловить? Кроме бинтов и ИПП – нету ничего, даже зеленки. На кой тут раненый? Дожидаться, пока в рану грязь и инфекция попадет, начнется нагноение, а то и гангрена, и вот тогда он из «легкого» превратится в «тяжелого»? А то и вовсе из «трехсотых» в «двухсотые» перейдет? Нет, спасибо – не нужно мне такого счастья!

– Что там? – спрашивает Игоря кто-то из бойцов.

О чем он – все понимают и так. Там – это поближе к штабу. Где еще есть связь с «большой землей», где можно услышать хоть какие-то обнадеживающие новости. Впрочем, лично мне и так все ясно. Если командование расщедрилось на такую «пирушку» (это при скудных-то резервах, что удалось спасти) – значит, будет большая драка. После которой нас либо деблокируют, и тогда с продуктами все станет нормально, либо продукты эти никому из личного состава «двести первой» уже не нужны будут. У покойников в животе бурчит только в книжках про восставших мертвецов… Свои мрачные предчувствия я, конечно, вслух озвучивать не буду. Но Игорь мою правоту подтверждает. Правда, в его исполнении все выглядит вовсе не так сурово, скорее – даже наоборот.

– Штабные говорят – весь ОДКБ на дыбы встал, – уверенно, будто сам только оттуда, с «большой земли», рассказывает пацанам Боровков. – Узбекистан «в темпе вальса» назад вернулся, так просились, говорят, так уговаривали… В Ташкенте в аэропорту – натуральный сумасшедший дом: и транспортники с техникой и десантурой, и штурмовая авиация. И узбекская, и казахская, и наша, само собой. Говорят, даже «стратегов» из Сирии на нас переориентировали…

– Чего ж ждут тогда? – вырывается у кого-то из пацанов.

– Удобного момента! – наставительно тычет в небо указательным пальцем пограничник. – Ну, херакнут по ним сейчас, ну положат пару-тройку сотен… Толку? Остальные-то назад в горы уйдут… Лови их потом. Здешние горы – это вам не Сирия, тут прятаться есть где и кроме городов. Вот и нужно, чтоб мы их на себя оттянули, заставили резервы в бой бросить, чтоб увязли… Вот тогда им и прилетит так, что мама не горюй.

– Ага, – не согласился с недавним обидчиком «потерпевший». – А они там все – дурнее паровоза и нифига не понимают…

– Может, и понимают, – пожимает плечами Игорь. – Вот только у них задача – взять Душанбе и нас размазать, как масло по бутеру. С налета – не вышло. Эффект неожиданности – утрачен. Да и боеприпасы, похоже, понемногу заканчиваться начинают…

Вот тут он прав. Почти сутки уже плотный ранее артобстрел превратился в редкие залпы.

– Не сделают, – продолжает развивать свою мысль прапорщик, – значит, зря дергались. А если задача не выполнена, дело не сделано – так кто ж за него тогда заплатит?

– А ты думаешь, они тут за деньги?

– А ты думаешь – за просто так? – хитро прищурившись, переспрашивает Боровков. – «За так» сейчас разве что мухи сношаются. И то, думаю, ненадолго это, бабло всех девок испортило, даже мушачьих…

Среди бойцов прокатился смешок. Молодец Игорян, поднимает парням настроение.

– Жрете, да? – из ДОТа, где установлен на треноге пулемет, доносится обиженное сопение. – А некоторые вас, сволочей, тут стерегут…

– Твою душу, – звонко хлопает себя ладонью по лбу Игорь. – А про Саню-то мы чуть не забыли!

– Чуть? – в голосе из блиндажа явно слышится сомнение.

– Разумеется, «чуть»! – уверенно заявляет погранец. – Я ж тебе как наблюдателю самолично банку с кашей открывал, да заболтался что-то…

С этими словами наглый эфэсбэшник забирает у меня из рук едва открытую консервную банку. Ехидно подмигнув, мол, еще одну себе вскроешь, втыкает в «дубовую» холодную кашу вилку и вразвалочку топает к пулеметному гнезду. Не, ну не наглец, а!!!

– Вооот, совсем другое дело, – доносится из блиндажа довольный голос пулеметчика. – А галетку можно, пацаны?

– Да без проблем, – я аккуратно кидаю в дверной проем свою же, не вскрытую пока упаковку. Чего уж теперь…

– Ваще ништяк! Спаси… – Сашка вдруг прерывается на полуслове. – К бою!!!

Первым на крик дозорного отреагировал Боровков, что не удивительно, он рядом стоял – все и сам увидел. Схватив СВД и подсумок с магазинами, он ужом скользнул из окопа в сторону руин бывшей трехэтажной казармы. Что правильно. Снайперу… ну, ладно, может, и не совсем полноценному снайперу, а, западную терминологию используя, марксману, в пехотном окопе во время боя делать нечего. Его главное оружие – даже не винтовка, а скрытность и незаметность. Даже очень грамотный стрелок со снайперской винтовкой на открытой местности и без маскировки – мишень, легкая добыча для врага. А вот в хорошем укрытии, да имея несколько позиций и возможность переходить с одной на другую… В таких условиях он стоит если и не взвода, то уж никак не меньше десятка обычных «мотострельцов».

Бойцы разбежались по позициям. Я нырнул в блиндаж к пулеметчику и, достав из чехла старенький армейский «восемь на тридцать», разглядывал руины жилого микрорайона, который талибы и перебежчики из местной армии огнем артиллерии превратили за последние дни в мало на что похожие груды бетонных обломков, щебня и кирпичного крошева. Мне не просто оборону держать, мне остатками взвода руководить. И пусть, как я уже недавно рассказывал, мне, майору спецназа МВД, в этом вопросе любой пехотный лейтенант ощутимую фору может дать… Нет у нас под рукой ни одного пехотного лейтенанта. Есть я, прапорщик Игорь и вот эти девятнадцатилетние мальчишки. А значит – будем выполнять задачу наличными силами и средствами.

А из-за руин по нам плотно начали колошматить несколько пулеметов. Я еще лет десять назад от одного хорошего знакомого слышал, что можно из пулемета и вот так – с закрытых позиций работать. И якобы не так оно и сложно. По его словам, еще в Первую мировую этот способ придумали. Слышать – слышал, а вот в живую увидал только сейчас. Ощущения, прямо скажем, не самые приятные. Однако – тут без корректировщиков точно не обошлось. А значит – будем искать…

Одного душманского наблюдателя я разглядел довольно быстро.

– Саня!

Пулеметчик лишь коротко гукнул вместо ответа, слышу, мол.

– Примерно на три пальца правее ванны с синей шторой и чуть ниже. Видишь?

Ориентир, конечно, если только на слух его воспринимать – закачаешься. Но что поделать, если эти серые груды перемолотого сталью в пыльную труху бетона на вид – одинаковые. А тут – такой подарок: торчащая из обломков белая эмалированная ванна, из которой высовывается вяло шевелящийся на ветру «хвост» ярко-синей полиэтиленовой занавески.

Во второй раз Сашка меня даже междометьем не удостоил. Только коротко откашлялся через пяток секунд его ПКМС. А обломки стены «по указанному адресу» украсились темно-бордовым, даже на вид тягучим и липким пятном. Еще через несколько секунд донесся хлесткий хлопок со стороны бывшей казармы. Похоже, и бравый пограничный прапор кого-то засек.

Пулеметы на некоторое время замолкли. Ага, без наводчика все уже не так радужно. А на прямую наводку выползать – похоже, боязно. Но у них ведь тоже и командиры, и приказы… Вскорости между развалин, прикрываясь битыми плитами и обломками рассыпавшихся перекрытий, показались угловатые силуэты внедорожных пикапов с «крупняками» в кузовах. Первые короткие, пристрелочные очереди выбили целые фонтаны земли из брустверов наших окопов.

– Головы пригнули! – во всю глотку ору я.

Но пацаны у меня уже ученые. Все, кто не умел так быстро на дно окопа нырять, – уже там, позади. Либо в госпитале, либо под плащ-палатками рядком вдоль стены лежат.

– Так, внимание, – снова горланю я. – Разбираем цели по номерам! С первого по четвертого – ориентир «красный балкон», с пятого по восьмого – ориентир «ванна», примерно на ладонь левее, с девятого по одиннадцатого – прямо по детской площадке!.. Дистанция…

Буквально на секунду замираю, прикидывая расстояние при помощи простенького дальномера бинокля.

– …первая цель – двести метров, вторая и третья по двести пятьдесят!.. «Подкидышами»…

Сейчас пацаны лихорадочно накручивают прицельные «Костров», выставляя указанную дистанцию и загоняя в стволы гранатометов выстрелы.

– Залпом! На счет «Три»! Один! Два!!!

Гаркнув: «Три!!!», я тоже на мгновение привстаю, благо, один угол нашего блиндажа вдребезги разнесен особо удачным попаданием и дырища там в потолке внушительная, и отправляю свой «гостинец» в сторону душманской «тачанки», что встала посреди обломков детской площадки. И тут же падаю на пол, как подрубленный. Попаданий я не вижу, зато пару из них отлично слышу. Когда осколочный ВОГ взрывается не на грунте, а на металлической поверхности, звук получается очень характерный: звонкий, скрежещущий, такой ни с чем не перепутать.

Снова достаю бинокль и окидываю поле боя «вооруженным взглядом». Видно, правда, плоховато: из глубины ДОТа угол обзора у амбразур – так себе. Но оптикой на солнышке бликовать на фоне темных провалов бойниц блиндажа – поищите другого дурака за четыре сольдо…

А неплохо мы отстрелялись! Тот пикап, что на детской площадке стоял, выглядит совсем плачевно – вскрытая консервная банка, а не машина. Похоже, одна из четырех гранат попала в кабину, еще одна – в кузов к пулеметчику, а оставшиеся две легли с близким накрытием. В общем, там сейчас много битого стекла, изорванного железа и нашинкованной сталью человеческой плоти. Второму, тому, что стоял неподалеку от обрушившегося вниз оббитого темно-красным сайдингом балкона, досталось чуть меньше, но тоже основательно. Пулемет задрал раструб пламегасителя почти вертикально в зенит, на прикладе мешком рваного, сочащегося кровью тряпья обвис пулеметчик. В кабине заметно шевеление – похоже, пришедший в себя водитель пытается завести двигатель. Еще раз громко и резко хлещет по ушам выстрел СВД. Лобовое стекло внедорожника забрызгивает изнутри красно-бурым и ужасно неаппетитным. Не судьба…

Больше всех повезло третьему пикапу. Сейчас он, густо дымя, отползает назад за развалины. Судя по насыщенности ярко-белого облака над капотом – это даже не радиатор, это или расширительный бачок в клочья, или патрубки системы охлаждения. Впрочем, не исключено, что и то, и другое. Так что надолго этой «хромой лошадки» не хватит: сейчас вытечет тосол и перегревшийся двигатель быстро и надежно схватит мертвого «клина». Что ж – нам проблем меньше. С рук из ДШК стрелять – и Джон Рэмбо не сможет. И что-то я сомневаюсь, что у моджахедов есть еще и штатный станок-тренога или колесный станок, на который пулемет можно переставить, сняв с пикапа.

Где-то вдалеке, пока на самой грани слышимости, возникает новый звук. Этот мерзкий, выматывающий душу вой просто невозможно с чем-то перепутать. Минометы.

– В укрытие!!!

Сейчас нас снова начнут пропалывать, как ту картошку. После того как нам блиндаж обвалили, разом выбив сразу пять «активных штыков», причем одного – в безвозвратные, а еще двух – в тяжелые, укрытий мы себе нарыли новых, узких индивидуальных «щелей». Может, и не так надежно, как бетонный ДОТ, но и попасть куда сложнее, не говоря уже о том, чтобы заметить. И даже в случае прямого попадания потери все равно меньше. Один, как бы цинично это ни звучало, – лучше, чем пятеро.

К слову, обстрел что-то особо не впечатляет. По сравнению с вчерашними, не говоря уж о более ранних – и жидковат, и кривоват. И если первое можно списать на заканчивающиеся боеприпасы, то вот второе… Похоже, если и приврал Игорь, описывая последние новости с «большой земли», то совсем немного, чисто для красоты картинки. Вернувшийся в оборонительный союз Узбекистан и российская военная авиация на взлетных полосах в Ташкенте – это уже даже не «звоночек», не намек. Это натуральное сообщение открытым текстом, можно сказать – колокольный набат. А что такое штурмовая авиация русских – все «бородатые» в Сирии уже уяснили. Сильно сомневаюсь, что найдется много желающих на себе опробовать. Вот и начали, как говаривал великий Попандопуло: «Хлопцы разбегаться кто куда, в разные стороны». И технические специалисты, те же артиллеристы и артнаводчики – в первую голову. За ними все же контроль не такой плотный, как за той же пехотой, где большая часть бойцов – не из местных перебежчики, а моджахеды, которые «неофитам» деру дать не позволят, пристрелят скорее. Вот и щеманули «технари», как тараканы на кухне, едва жареным запахло. Что по точности обстрела очень заметно. Впрочем – нам оно только на руку.

С другой стороны, если боевики ждут наших авиаударов, шанс у них только один – прорваться через удерживаемый нами периметр на территорию базы, перемешаться с нашими порядками, закрепиться, пусть даже и «слоеным пирогом», набрать как можно больше пленных и начать переговоры о «коридорах безопасности», как в Алеппо в прошлом году. По своим наши авиацией долбать не станут и начнут договариваться. Но только при таких обстоятельствах. При прочих – будут выжигать эту нечисть без всякой жалости. И значит это, что вот сейчас-то нам и захорошеет. Причем – очень скоро.

Едва обстрел закончился, громко вслух делюсь своими соображениями с пацанами. Передышку нужно использовать с умом и по максимуму – растаскиваем все оставшиеся боеприпасы по позициям, вскрываем все цинки, набиваем все имеющиеся магазины и ленты к пулемету. Я, конечно, тот еще Кутузов, но что-то мне подсказывает, что позже на все это времени может и не оказаться.

Поперли «бородатые» минут через пятнадцать. Густо, чтоб их. Развернутых знамен с черепом и костями, аксельбантов и ровных шеренг не хватает – вылитая каппелевская «психическая атака» из «Чапаева» получилась бы. Точно – приперло гадов, раньше они себе такого не позволяли, берегли людей. А теперь – классическое «либо пан, либо – пропал».

Пока меня еще слышно, отдаю последние указания, чуть позже не то, что подчиненные – сам себя не услышу.

– Патроны экономим, подвоза не будет! Очередями – только на самых малых дистанциях! Сначала долбите ВОГами, потом – ручными гранатами! И – держаться!!! Зубами, когтями… рогами, мля, упритесь!!!

– Не надрывайся, командир, – спокойно отзывается от пулемета Сашка. – Не маленькие. Нам «Панфиловцев» в клубе еще в ноябре показали… Отступать некуда…

Ответить я не успел, да и что на такое можно ответить? Но нам помешали. Прямо перед бруствером поднялся сноп разрыва, меня, словно пушинку, отбросило в сторону и густо присыпало комьями земли. В голове – непередаваемые ощущения, будто бутылку кефира встряхнули хорошенько. Ни черта себе! Это что ж такое было?

– Танки! – слышен чей-то голос сквозь ватную заложенность в ушах.

Танки – это хреново. У меня к РПГ всего две кумулятивных гранаты осталось. И обе обычные, не тандемные. Такие «в лоб» разве что старенький Т-62 возьмут, и то – при удачном попадании. Что-то более серьезное – только в борт или корму. А борта и уж тем более задницы свои они мне вряд ли подставят.

Слегка приподнимаюсь над бруствером окопа. М-да, и верно – танки. Два «семьдесят вторых» явно решили прикрыть прущую на нас пехоту, у которой пока дела – как-то не очень. Десяток подствольных гранатометов на узеньком участке – штука страшная. Со стороны выглядит взрыв ВОГа совсем не зрелищно: небольшое грязно-серое с черным облачко быстро рассеивающегося дыма, вот, собственно, и все. Ни тебе любимых Голливудом огненных шаров, ни сносимых фонтанами огня врагов… Но у нас не кино, а реальная жизнь и там сейчас мало никому не кажется. Оно, может, и не эффектно, зато очень эффективно. Со свистом пластают сейчас воздух между развалинами домов сотни мелких, но смертельных осколков. Лежат едва пошедшие в атаку моджахеды мордой в землю, «Аллу в бар» не зовут. И все бы хорошо, вот только – танки. Всего два, но нам и их за глаза хватит. На дистанции в три сотни метров они нас тут за пару минут с землей перемешают. А нам и огрызнуться толком нечем. Обидно, а ведь неплохо повоевали…

Первым делом оба танка синхронно, почти залпом ударили по и без того на ладан дышащей казарме. Словно подтверждая древнюю армейскую шутку, что лучшее средство для борьбы с вражеским снайпером – имеет калибр в сто двадцать пять миллиметров и установлено в танковой башне. Вот только глядя на то, как оседают в туче пыли, поднятой взрывом и обрушением, сразу два этажа левого крыла, смеяться вообще не хочется. Как там Игорь, успел ли выбраться? Надеюсь, что да.

Делать-то что? Сейчас они фугасными по нашим позициям пройдут – и все, «адиос, мучачас – до свиданья, девочки». Нам сейчас много не нужно – полтора десятка залпов, чисто для верности, а потом талибам останется не спеша до нас пешком прогуляться и неспешно, позевывая и почесываясь, тяжелораненых добить. Да вот хрен там! Я так просто не сдамся!

Стряхиваю со спины брезентовую сумку с гранатометными выстрелами. Осколочные – пока нафиг, все равно толку от них сейчас никакого, а вот кумулятивные – сюда. Один, словно гетманскую булаву, пихаю за пояс РПС, второй – до щелчка фиксатора вгоняю в ствол РПГ. Свожу вместе проволочные «усики», за короткую матерчатую петельку вытягиваю шпильку и стряхиваю с носика гранаты предохранительный колпачок.

Еще один близкий разрыв заставляет еще теснее прижаться к стенке окопа и пригнуться ниже. Ну, сейчас я вам, твари. Убить, может, и не убью – но покалечу гарантированно!

Ай, какая ж красота! Не стесняясь эмоций, восторженно ору в голос. Со стороны соседнего опорного пункта, до которого от нас метров восемьсот, точно в борт одного из «семьдесят вторых» устремляется яркая подвижная искра, низко стелящаяся над землей и нервно подрагивающая на лету из стороны в сторону. ПТУР! Ай, красавцы!!! Сберегли-таки «Корнет»!!!

В правый борт обреченного танка будто гигантским молотом влепили. Грохот взрыва, отлетевшая метров на десять башня красиво втыкается пушкой в землю и медленно оседает «куполом» вниз, открывая для обозрения пылающее нутро. Экипаж, думаю, даже и понять ничего не успел. Зато все поняли душманы-пехотинцы. Завыв дурными голосами, они из всех стволов ударили в сторону, откуда прилетел управляемый ракетный снаряд. Блин, каково там сейчас ребятам – даже думать не хочу. Но, кажется, они подарили нам шанс на жизнь.

Один из бородатых ловко забрался на броню уцелевшего Т-72 и бодро замолотил по башне прикладом. А когда люк чуть-чуть приоткрылся (ну, да, танкисты – не настолько идиоты, чтоб посреди боя из-под брони чуть не по пояс высовываться), активно жестикулируя, начал что-то втолковывать невидимому командиру машины. Договорить не успел – как-то прямо обреченно всплеснул грабками напоследок да и рухнул вниз, под гусеницы, получив пулю точно промеж лопаток. Уж не знаю, кто из моих расстарался, но хочется верить, что Боровков. Да и прилетела пуля примерно оттуда. Но, по всей видимости, услышанного командиру второго танка хватило. Многотонная машина резким рывком развернулась в сторону избиваемого талибами опорного пункта. Подставив при этом мне левый борт. Как удачно! Вот такой случай я точно не упущу!

Теперь нужно действовать быстро, пока талибский танк парней из пушки не нахлобучил. По неподвижной мишени на трех сотнях метров – даже с открытых прицельных стрелять можно, а для умеющего работать с оптикой… Словом, и говорить не о чем.

Утягивая за собой дымный «хвост», граната ушла… Твою мать! Вроде, и попал – куда целился: под надгусеничную полку, аккурат между четвертым и пятым катками. И не сказать, что результат плохой: «гусянка» сползла, пятый каток перекорежило, четвертый – вообще отлетел… Но не этого я добивался. Там, за катками и бортовой броней – самое «вкусное». АЗ, он же автомат заряжания. Для своих – просто «карусель». Проще говоря – основная боеукладка со снарядами. Если туда удачно попасть… Я – не попал. И эта бронированная тварь еще жива. Правда, теперь для нее первостепенная цель – не отстрелявшиеся уже птурщики, а мы. Вернее – моя светлость, но прилетит всем, за компанию. И нужно пошевеливаться. Они там, конечно, после взрыва «прибалдевшие сего числа», но башню в нашу сторону уже разворачивают.

Вторая граната до щелчка, шпилька, колпачок… В какой-то момент возникает нехорошее ощущение, что вот прямо сейчас сквозь оптику прицела увижу только вспышку выстрела. И на этом все закончится. Причем проскочила эта мысль удивительно спокойно, буднично как-то. Но успел. И снова попал.

На этот раз первые пару секунд танк стоит, будто ничего и не произошло, я даже взопреть успел, неужто промазал? Но потом вверх сквозь распахнувшиеся люки начинает бить натуральный столб непереносимо яркого, светлого, почти белого пламени. Высокий, метров в пять-семь как минимум. А еще через пару секунд танк буквально в клочья разносит. Оторванные поручни, коробки активной защиты, ящики ЗИПа, прочие мелкие детали с башни и корпуса, траки и просто разные бесформенные обломки и осколки – все это разлетается примерно на полсотни метров во все стороны. Кому-то из «духов», укрывавшихся от наших пуль за броней, сейчас явно поплохело. Человек – животное хрупкое, ему много не нужно. Порой достаточно стального или чугунного осколка весом в пару граммов. А уж что способен сотворить летящий на приличной скорости танковый трак… Слабонервным лучше не видеть.

А вот теперь можно и продолжить! Численное преимущество у «бородатых», конечно, впечатляющее. Да вот только мы на заранее подготовленных позициях и с боеприпасами проблем не испытываем. А им, сколько б их там ни было, до нас от развалин многоэтажек – почти две сотни метров по пустырю бежать. Ну-ну, пусть попробуют!

Дальнейший бой вспоминается как-то смутно, рвано, без подробностей. Наверное потому, что было всего очень много, очень быстро и совсем недолго. Я стрелял из подствольника, одну за другой отправляя осколочные гранаты в весьма недолгий полет. На двух сотнях метров человеческая фигура, да еще и в движении – мишень дико неудобная. Так чего время на прицеливание тратить? Загнал в ствол ВОГ и – «по группе мотопехоты противника…» А по наступающей толпе урон от гранаты все равно куда больше. Потом дошло дело и до ручных. Их метал тоже в темпе, почти не глядя куда, следя лишь за тем, чтобы не швырнуть оборонительную. У РГО или Ф-1 убойности, конечно, побольше, но я тут не один, вокруг и своих хватает… И если пуля, по крылатой фразе Суворова, – дура, то граната при таком подходе к вопросу – вообще идиотка конченная. Причем идиотка с разлетом осколков до двухсот метров. Вот зачем мне своими же ребятами рисковать?

А потом развалины домов перед нами в самом буквальном смысле встали на дыбы. Земля резко, сильно и весьма болезненно поддала по пяткам, а пришедшая спереди ударная волна со всей могучей дури швырнула меня спиной на стенку траншей. Во рту и на губах – кровь, да и из носа по подбородку юшка потекла. И это еще легко отделался. Не было б на мне бронежилета – скорее всего, повредил бы спину. А так – только «в зобу дыханье сперло». Еще бы, с такой-то великой «радости»! Лежа на дне окопа, я увидел в ярком голубом небе очень характерные силуэты. Ага, картина художника Саврасова «Грачи прилетели». Но не те, что по весне, а те, что штурмовики. И именно на штурмовку они сейчас и заходят. Под крыльями сверкает пламя, куда-то вперед тянутся дымные шлейфы ракет.

«Обозначить нашу позицию!» – всплывает у меня в голове: «А то ведь накроют сослепу».

На ощупь тащу из подсумка все три оставшихся РОПа. Даже не глядя на донца, скручиваю с них крышечки и под небольшим углом одну за другой отстреливаю осветительные ракеты в сторону талибов. Красного огня, белого, зеленого – какая разница? Никаких общих сигналов оповещения у нас и летунов все равно нет. Остается надеяться только на их опыт, что поймут, догадаются. И знаете, возможно, мне и показалось, но вроде бы один из Су-25 в небе прямо надо мной покачал крыльями, мол, понял тебя, пехота. Лежи уже, отдыхай, мы тут как-нибудь сами…

И я лежу. Дно окопа раз за разом ощутимо пинает снизу по лопаткам и копчику, будто в попытках то ли подняться, то ли меня подбросить повыше. Но я на это уже ни малейшего внимания не обращаю. И на проносящиеся над головой «сушки» и подошедшие чуть позже «вертушки» тоже. Мой взгляд, будто магнитом, тянет к входу в наш окончательно завалившийся блиндаж, где почти на пороге лежит на боку консервная банка с так и не тронутой гречневой кашей, из которой торчит глубоко воткнутая гнутая алюминиевая вилка. И густо натекшая вокруг этой банки лужа темной, почти черной крови. Сашкиной крови. И его глаза, уже мертвые, мутные, в которых отражается бездонное и яркое азиатское небо…