Только к семи часам вечера Гуров смог вернуться в свой рабочий кабинет. До этого он успел сделать немало дел. В первую очередь съездил в ресторан, в котором в последний вечер ужинал Штейн, и, пообщавшись с официантами, выяснил, что из ресторана Штейн ушел пешком. От такси отказался, заявив, что желает прогуляться перед сном. Он был абсолютно трезв и в приподнятом настроении. Видимо, доставлять людям неприятности ему было приятно, другого объяснения Гуров не видел. Выйдя из ресторана, он решил повторить прогулку Штейна. Дорога заняла ровно сорок пять минут. Теперь по времени все сходилось. Заодно он в очередной раз убедился, что, будь на уме у преступника исключительно убийство, ему совершенно ни к чему было устраивать такие сложности с проникновением в квартиру, достаточно было выследить Штейна у ресторана и пройтись за ним до парка, который тот пересекал в ночь убийства. Парк не был совсем уж запущенным, но и многолюдным его назвать трудно. Темных, защищенных от посторонних глаз уголков в нем хоть отбавляй.

Затем Гуров попытался связаться с владельцем второго пентхауса. Телефон оказался недоступен. Пришлось отложить беседу до его возвращения. Конечно, найди вызванный Егоровым криминалист Володя хоть какие-то доказательства того, что убийца проник в дом именно этим путем, Гуров мог бы задействовать более серьезные каналы и отыскать владельца пентхауса уже сегодня, но доказательств не было. Напротив, все говорило за то, что пожарным ходом долгое время никто не пользовался. Связался Лев и с Дмитрием, официальным консьержем второго крыла. Дмитрий оказался не настолько суеверным, как его родственница. Он охотно ответил на все вопросы полковника, правда, полезной информации в этих вопросах не оказалось.

После этого Гуров проехался по журналистам, особо рьяно муссировавшим тему ритуального убийства. Его целью было выяснить, откуда произошла утечка информации, и не сам ли убийца «слил» ее журналистам. Эта версия рассыпалась на третьем визите. Журналист со смешным псевдонимом «Светящийся» выдал источник информации. Им оказалась та самая старушка, консьержка, заменяющая своего внука в его отсутствие. Ей же, в свою очередь, полный отчет предоставил не кто иной, как Иван Сергеевич. Он, естественно, действовал исключительно в интересах жильцов дома. Пытался предупредить Антонину Егоровну, чтобы та более внимательно относилась ко всем, кто входит и выходит в ее части здания. Она же простодушно выложила информацию пронырливым журналистам.

Тогда Гуров решил вернуться в Главк и приступить к отработке связей Штейна. Он озадачил капитана Жаворонкова из информотдела, приказав собрать сведения на Штейна, начиная с детсадовской скамьи. Только убедившись, что работа у Жаворонкова пошла полным ходом, Лев наконец прошел в свой кабинет.

Все это время полковник Крячко сидел в архиве, координируя работу трех помощников. Как только помощники натыкались на дело, хоть отдаленно похожее на штейновское, они тут же выкладывали данные перед ним, а он, в свою очередь, начинал изучать детали. Работа шла споро, но положительных результатов не давала. Стрелки часов приблизились к четверти восьмого, когда Крячко наткнулся на что-то стоящее. Он распечатал все, что было в архиве по выделенному делу, и помчался к Гурову.

– Вот, Лева, я все-таки это сделал, – радостно потрясая бумагами, ворвался в кабинет Стас. – Дело точь-в-точь как наше. Приготовься слушать и хвалить более удачливого коллегу.

– Не шуми, Стас, голова раскалывается, – поморщился Гуров. – Давай сюда бумаги, сам полистаю. А ты пока чайку попей, после трудов праведных это весьма приятный процесс.

Он взял распечатку из рук Крячко и начал читать вслух:

– Дело новосибирского убийцы. Известный музыкант-тромбонист, лауреат Всесоюзной премии, популярный деятель искусств был убит в своем доме недалеко от Березовой рощи, на правом берегу реки Оби. Дело отнесено к разряду ритуальных убийств. Тело нашли распростертым на полу гостиной. Смерть наступила в результате удушения тонким предметом, типа, нейлонового шнура. Руки и ноги жертвы были прибиты к полу, глазные яблоки отсутствовали. На лобной части тела был обнаружен лист бумаги с изображением каббалистического знака, именуемого в оккультных кругах «сердцеграмма» – графическое изображение сердца, переходящее в треугольник, пронзающий сердце. В современных сектах и сатанинских группах используется крайне редко. Символ предназначен для пропаганды противоположности любви-ненависти.

– Вот видишь, и у нас точно такая же, – вклинился в чтение Крячко. – И ноги-руки так же к полу прибиты, и удавка совпадает.

– Вижу, вижу, – продолжая чтение, ответил Гуров. – Тут сказано, что преступника удалось разоблачить благодаря широко развитой агентурной сети новосибирских следователей. Убийцу взяли на второй день. Местный пьяница с психическими отклонениями на почве классовой несправедливости. Он убил музыканта за то, что тот преуспел в жизни. Думаешь, это наш случай?

– Понятия не имею, но почерк совпадает идеально, – ответил Крячко.

– Так-то да, но ведь новосибирское убийство произошло десять лет назад, а дали ему «пятнашку». Выходит, он до сих пор сидит, – заметил Лев. – Как он мог оказаться в Москве, если отбывает наказание в новосибирской тюрьме?

– Пусть так, все равно он может быть нам полезен. Подумай хорошенько, этот знак, сердцеграмма, используется крайне редко. Я тут покопался в Интернете и вот что вычитал: «Данный символ является разновидностью гексаграммы и значится как большая государственная печать всемирного масонства». Откуда у нас в России взяться масонам?

– Тут ты не прав. Масонская ложа была основана в дореволюционной России. Почему бы масонству не существовать и поныне? – возразил Гуров.

– Бредятина! – отмахнулся Крячко. – Просто каким-то психам понравился их знак, вот и все.

– Новосибирским следователям не удалось доказать организацию сектантской направленности, в рамках которой действовал бы убийца. Убийцу музыканта судили одного, – не соглашался с ним Лев.

– Послушай, это наша единственная зацепка. Давай я сгоняю в Новосибирск, пообщаюсь со следователем, который вел это дело, наведу справки о дружках убийцы. Вдруг удастся обнаружить связь? – предложил Станислав. – Если связь всплывет – мы на коне. А нет, так Орлову хоть будет что наверх доложить. Ты ведь тут и без меня справишься, верно?

– Чем черт не шутит? Езжай! Со следователем предварительно согласуй свой приезд, чтобы попусту время не тратить. А я тут пока штейновские связи пробью. До Новосибирска почти три тысячи километров, придется лететь самолетом. Звони Орлову, выбивай командировку.

Крячко и без подсказки друга уже набирал номер генерала. Гуров тоже времени не терял. Раскрыв расписание полетов, он выписал время вылета ближайших рейсов. Получалось, если без пересадок, можно было попасть на полуночный рейс.

– Время в Новосибирске отличается на три часа, так? – уточнил он. – Значит, у них сейчас половина одиннадцатого. Поздновато для звонка, но уж потерпят. Не хочется сутки тратить.

– Я к Орлову. Он еще не ушел, – скороговоркой выпалил Стас, выходя из кабинета.

– Ладно, со следователем я сам свяжусь, – вдогонку бросил Лев.

Он отыскал номер телефона дежурного того отделения, где служил следователь, который вел дело новосибирского убийцы, и, набрав его, приготовился к долгому ожиданию. Трубку сняли после шестого гудка.

– Оперативная часть Дзержинского района, капитан Чимпанов слушает, – усталым голосом проговорили в трубку.

– Доброй ночи, капитан! Москва вас беспокоит. Старший оперуполномоченный угрозыска полковник Гуров Лев Иванович. Мы ведем дело о ритуальном убийстве, которое идентично делу десятилетней давности, произошедшему в вашем городе. Следствие тогда вел капитан Бессмертнов Андрей Васильевич. Могу я с ним пообщаться?

– Капитан Бессмертнов будет завтра в восемь утра. – Голос Чимпанова стал более подтянутым. – Только он теперь не капитан, а подполковник.

– Прекрасно, значит, мне необходимо побеседовать с подполковником. Только не завтра, а немедленно. Свяжитесь с ним и передайте мою просьбу. Я продиктую вам номер своего телефона и буду ждать звонка от подполковника. Постарайтесь организовать все оперативно, товарищ капитан.

Гуров продиктовал номер личного телефона и положил трубку. Вернулся Крячко. Лицо его сияло довольством.

– Генерал дал «добро», к полуночи я должен быть в аэропорту. Как обстоят дела со следователем? Удалось связаться?

– На месте не застал, передал свой номер. Теперь жду, когда перезвонит, – ответил Гуров.

Стас бросил взгляд на часы и недовольно покачал головой.

– Опаздываешь куда? – улыбаясь, спросил Лев.

– Встреча у меня назначена на восемь. А уже без двадцати. Нехорошо опаздывать к женщине.

– Это не к Наталье ли ты намылился?

– Почему бы и нет? Надо же убедиться, что с женщиной все в порядке. Такое потрясение сегодня пережить пришлось. И ключи забрать нужно. – Улыбка Крячко стала еще шире.

– Тебе в полночь в Новосибирск лететь, ловелас. Собраться нужно – и в аэропорт, а ты по бабам собрался, – подначивал Гуров.

– Одно другому не мешает. Не переживай, я успею, – пообещал Крячко. – Сделаю все в лучшем виде. А на сборы время тратить ни к чему. У меня в кабинете всегда «тревожный чемоданчик» своего звездного часа дожидается.

С этими словами он открыл дверцу шкафа, предназначенного для верхней одежды, и вытащил оттуда небольшой «дипломат».

– Вот он, мой красавец! Смена белья, свежая рубашка, набор для гигиены. Что еще может понадобиться в дороге холостяку? Считай, я уже во всеоружии.

– Деньги на поездку выделили? – поинтересовался Лев.

– Генерал велел ехать на свои. Потом в кассе компенсируют, – слегка потух Крячко.

– Да ты у нас, оказывается, богатенький Буратино, – подколол его Гуров. – Неужели такими суммами владеешь?

– Генерал кое-что подкинул, – признался Стас. – И на твои кровные лапу наложить планирую. Всем миром осилим.

Гуров поворчал для видимости, но денег, естественно, дал. Крячко радовался как мальчишка. Потирая руки, он выдал:

– У меня сегодня удачный день. Генерала и полковника на «бабки» нагрел, прогулку себе выторговал, да еще и свидание с красивой женщиной ожидает. Жизнь налаживается, товарищ полковник!

– Кто про что, а вшивый про баню, – усмехнулся Лев.

В этот момент зазвонил телефон, и он снял трубку.

– Гуров Лев Иванович? – произнес мужской бас. – С вами говорит подполковник Бессмертнов Андрей Васильевич. Дежурный передал вашу просьбу.

– Да, я ждал вашего звонка. Дело в следующем. В Москве совершено убийство. Убит знаменитый архитектор. Почерк убийства совпадает с почерком убийцы, дело которого вы расследовали десять лет назад. Удушение, сердцеграмма на лбу. Припоминаете?

– Да, я вел это дело. Убийца был арестован, в данный момент отбывает наказание в колонии строгого режима под Новосибирском, – ответил Бессмертнов. – Хотите получить консультацию?

– Хочу отправить к вам нашего сотрудника. Он вылетает сегодня в полночь. Встречу сможете организовать?

– Так точно. Диктуйте данные кого встречать.

– Полковник Крячко. Номер рейса сообщит дополнительно. Звонить на этот номер?

– Звоните. Все равно теперь не поспать, – вздохнул Бессмертнов. – Сам за ним приеду.

– Можно организовать дежурную машину. Вам вовсе не обязательно делать это лично, – заметил Лев.

– Да чего уж там. Если сам полковник из столицы срывается с места, негоже нам, провинциалам, разлеживаться. – В голосе подполковника прозвучала явная ирония. – До связи, товарищ полковник. За вашего человека не переживайте, встречу организуем на высшем уровне.

Новосибирск отключился. Гуров передал разговор Крячко, и тот, переписав в свой телефон номер подполковника, подхватил чемодан и ушел. А к Гурову явился капитан Жаворонков. Он выложил на стол несколько листков, заполненных печатным текстом, и доложил:

– Вот все, что удалось накопать на Штейна. Особо интересные моменты выделены курсивом.

– И много таких моментов?

– Не так много, как хотелось бы. У Штейна какая-то чересчур стерильная жизнь, товарищ полковник. Это довольно странно для человека его уровня.

– Что конкретно тебе показалось странным?

– Да взять хотя бы связи с противоположным полом. Обычно про публичных людей много пишут в этом плане. Кто с кем встречается, кто с кем спит, кто кого бросил, и далее в том же духе. А тут практически ничего.

– Быть может, господин Штейн был весьма разборчив, – предположил Гуров. – В этом нет ничего удивительного.

– Это не все. В прессе практически отсутствуют упоминания о его друзьях, близких и коллегах, с которыми он проводил бы досуг. Мне едва-едва удалось отыскать малюсенькую заметочку, где упоминается имя его поверенного, и там же он позиционируется как его друг. И никаких тусовок, организованных самим Штейном. Это ли не странно? Удивительно, как он вообще сумел добиться такой известности при столь замкнутом образе жизни.

– Теперь понятно, почему журналисты ухватились за его смерть, как за ошеломляющую сенсацию, – произнес Гуров. – Столько лет Штейн перекрывал им кислород, не давая возможности освещать свою личную жизнь, и тут на тебе, ритуальное убийство, а запретить об этом писать уже некому.

– Возможно, вы и правы, товарищ полковник. Только его скрытность нам не на руку. Даже не знаю, сможете вы хоть что-то полезное извлечь из моей многочасовой работы, – посетовал Жаворонков. – Настолько непродуктивно я еще ни разу не работал.

– Не переживай, Валера, что-то да извлеку, – успокоил его Лев. – Иди отдыхай, а я еще поработаю.

– Доброй ночи, Лев Иванович! – попрощался Жаворонков и ушел.

Гуров придвинул распечатку поближе и начал изучать то, что удалось нарыть Жаворонкову. Как и советовал капитан, в первую очередь он обратил внимание на текст, выделенный курсивом. В этом тексте значилось несколько имен. Школьная подруга, давшая интервью столичному журналу «Бомонд». Естественно, без ведома Штейна. В интервью она рассказала, каким был Штейн в детстве. Прочитав пару строк, Лев понял, что во взрослой жизни они наверняка не общались, и вычеркнул девицу из списка.

Следующее упоминание о Штейне было в связи с премьерой нашумевшей оперной постановки, в которой восходящая звезда Екатерина Круповицкая призналась прессе, что планирует постройку собственного дома по проекту молодого, но многообещающего архитектора. Этим архитектором был не кто иной, как Штейн. Статья датировалась двадцатипятилетним сроком давности. Гурову оставалось только удивляться, где сумел откопать ее Жаворонков. Далее имя Альберта Штейна еще несколько раз встречалось в статьях, где описывались достижения Екатерины Круповицкой, и это давало надежду на то, что Екатерина сможет пролить свет на жизнь Штейна. Лев выписал имя Круповицкой на отдельный листок и принялся изучать распечатку дальше.

Когда карьера самого Штейна стремительно пошла вверх, упоминаний его имени в прессе стало больше, но все они касались его профессиональной деятельности. Величественное здание нового театра в городе Кирове. Монументальный проект высокобюджетного комплекса в пригороде Москвы. Даже Деловой центр в Нью-Йорке. Вот куда закинуло безвестного архитектора. После Нью-Йоркского проекта заказы повалили со всех сторон. Гуров отметил этот факт и выписал имя человека, который поспособствовал этому. Проект на Деловой центр был заказан нашим соотечественником, много лет назад перебравшимся на постоянное место жительство в Большое Яблоко. У себя на Родине он был простым Семеном Травкиным, наследником многих миллионов каких-то дальних родственников, эмигрировавших в Америку во время Октябрьской революции. В Америке же он стал Сэмом Титоуном. Намного звучнее, чем было прежде. Он-то и нанял Штейна для проектирования чисто русского Делового центра, где могли бы собираться эмигранты из России и приятно проводить время после трудов праведных.

Практически в это же время Штейн обзавелся личным адвокатом, поверенным в финансовых делах и просто другом Дербеневым Антоном. В качестве друга это имя упоминалось лишь однажды, но Гурову было достаточно и этого. Хоть какая-то зацепка. Фамилия Дербенева тоже была выписана на отдельный лист. Туда же пошла и фамилия секретарши Штейна. Правда, в прессе оно не проскальзывало, но Лев посчитал ее достаточно близким к Штейну человеком. Беседа с личным секретарем, бок о бок с которым Штейн проводил минимум пять дней в неделю, была не лишней, даже если он не обсуждал с ней личные дела, как не делал этого и с приходящей помощницей. Секретари обладают особым даром «читать между строк». На это и рассчитывал Гуров.

Закончив штудировать принесенные Жаворонковым записи, он еще раз прошелся по получившемуся списку. Негусто, но все же есть с чего начать. Напротив каждой фамилии Лев записал адрес, номер телефона, которыми предусмотрительно снабдил его капитан. Закончив эту работу, выключил компьютер, сложил листы в стол, погасил свет и отправился домой.

В свою квартиру Гуров попал почти в одиннадцать ночи. Его жена Мария еще не спала. Она сидела на кухне, мерно постукивая серебряной ложечкой по фарфоровой чашке.

– Ты чего не спишь? – вместо приветствия спросил Лев. – Ночь на дворе. Сейчас перетерпишь, завтра опять с головной болью встанешь. У тебя ведь скоро премьера, нужно же поберечься.

– Не ругайся, Лева. Мне просто хотелось тебя увидеть, – проговорила Мария.

Он наскоро переоделся в домашнее, сполоснул под краном руки и вернулся к жене. Присев напротив Марии, взял ее руки в свои и негромко спросил:

– Выкладывай, что стряслось? Зачем я тебе так срочно понадобился?

– Просто хотела пообщаться. Разве для того чтобы появилось желание поговорить с мужем, обязательно должно что-то произойти? – меланхолично произнесла Мария, прижимаясь щекой к мужнину плечу.

– В принципе не должно, но в данном конкретном случае особая причина налицо. Что, опять хандра? – Гуров пристально посмотрел на жену, и та утвердительно кивнула. – Бедная ты моя! И зачем ты каждый раз так себя изводишь? – Он принялся гладить волосы жены, приговаривая успокаивающим тоном: – Ты ведь знаешь, это всего лишь премьера. Очередная из бесконечной череды премьер. И пройдет она, как всегда, великолепно. И отзывы спектакль получит исключительно положительные. И твою игру вновь отметят как гениальную. Откуда, спрашивается, хандра?

– Сегодня режиссер сказал, что сцена с графом никуда не годится, – прошептала Мария. – Сказал, что игра актеров бездарна, оттого и запороли вполне приличную сцену.

– Ты играешь в этой сцене?

– Нет. Лесечка играет. Она так расстроилась, что запорола две следующие сцены, одну с моим участием, вторую сольную. Режиссер орал как зарезанный, а потом и вовсе Лесечку выгнал со сцены.

– Ничего, наступит завтра, ваш режиссер успокоится, и все пойдет как по маслу. Ведь не в первый же раз он твою Лесечку со сцены изгоняет. Если мне не изменяет память, это происходит каждую вторую премьеру, – продолжая гладить жену по волосам, произнес Лев.

– Ты, как всегда, преувеличиваешь, – улыбнулась Мария. – Вартанов изгонял Лесечку всего лишь три или четыре раза.

– Нисколько. Это ты преуменьшаешь. Вот вспомни сама. Когда вы ставили «Вишневый сад», Вартанов выгнал Лесечку за день до премьеры. Когда подошла очередь «Пиковой дамы», Лесечка была низвергнута с пьедестала уже через месяц репетиций. Потом были «Зверобой», «Конкистадоры», «Слепая любовь». Потом «Убийство Кардинала», «Свадьба Фигаро». Потом…

– Стоп, стоп, стоп! – взмолилась Мария. – Быть не может, чтобы со всех этих спектаклей Лесечку выгоняли. Она же ведущая актриса!

– Как и ты, моя прелесть, как и ты. Только ты намного собраннее, ответственнее, а главное, намного талантливее своей коллеги. Вот тебя-то Вартанов ни разу не выгонял. Разве нет? – подзадоривал Гуров.

– Пока не выгонял, но запросто может сделать это, – заявила Мария, но в глазах ее при этом запрыгали озорные искорки, окончательно изгоняя оттуда тоску. – Вот возьмет завтра и выгонит. Что тогда станет делать твоя жена? Она ведь больше ничегошеньки делать не умеет.

– Пойдет работать ко мне в Главк. Научу ее стрелять из пистолета, ругаться матом и сплевывать сквозь зубы. Внедрю в банду уличных воров, будет она у меня осведомителем. Лучшим осведомителем столицы! – пошутил Лев.

– Скажешь тоже, сквозь зубы сплевывать! – залилась громким смехом Мария. – Гадость какая! Неужели ты все это делаешь?

– Я ведь не уличный вор, и даже не чей-то агент. Мне этого делать не положено. Не забывай, детка, твой муж – уважаемый человек, авторитет, можно сказать. Ему даже материться не нужно, чтобы все ему подчинялись.

– И даже полковник Крячко? – хитро прищурилась Мария.

– И даже он. Как думаешь, где он сейчас?

– Понятия не имею. Вероятно, у себя дома, готовится ко сну. Или же у очередной пассии.

– А вот и нет. В данный момент он сидит в аэропорту, дожидаясь вылета рейса Москва – Новосибирск. Как думаешь, кто его туда отправил?

– Неужто ты? А сам тем временем к жене под бочок? Как это жестоко с твоей стороны! – снова засмеялась Мария.

– На то я и крутой начальник, – поддержал ее смех Гуров.

– Зачем он летит в Новосибирск? – переходя на более серьезный тон, спросила она.

– Хочет пообщаться с одним следователем и одним убийцей, – честно ответил Лев.

– С убийцей? У вас новое дело? – В голосе Марии зазвучал неподдельный интерес. – И из-за этого дела Стасу пришлось ехать в Новосибирск? Видимо, действительно что-то серьезное.

– Достаточно серьезное, – признался Гуров. – Скорее всего, ты уже слышала об этом преступлении. Архитектор Штейн убит в собственном доме.

– О, это тот случай, когда сектанты зверски расправились с мужчиной в его же гостиной, верно? – вспомнила Мария.

– Психологический портрет убийцы еще не определен, – уклончиво ответил Лев.

– А зачем Стасу ехать в Новосибирск, если убийство произошло в Москве?

– Потому что несколько лет назад у них в городе был подобный случай. Тоже удушение, и тоже замаскировано под действие сектантов.

– И Стас пытается найти связь?

– Пытается.

– А что в это время будешь делать ты? Не станешь же сидеть сложа руки?

– На мою долю дел хватит. Об этом можешь не переживать, – успокоил жену Гуров. – Мне предстоит отыскать близких и друзей убитого. Знаешь, оказалось, это не такое простое дело. Сегодня информотдел несколько часов кряду этим занимался, а накопал каких-то пару-тройку имен.

– Штейн был замкнутым человеком?

– Может, и так, а может, просто журналистов к себе не подпускал. Там вообще все очень сложно. Завтра с утра начну вызывать на допрос тех, чьи имена так или иначе связаны с именем Штейна. Кстати, среди его первых клиентов имеется твоя коллега, – вспомнил Гуров.

– Вот как? Штейн вращался в театральных кругах? – удивилась Мария. – И кого же ты собираешься допросить? Надеюсь, он хоть не из нашего театра?

– Успокойся, не из вашего. И это женщина, оперная певица Екатерина Круповицкая. Ты наверняка о ней слышала.

– Екатерина Круповицкая? Надо же, я ведь совсем недавно с ней общалась, – оживилась Мария. – Помнишь, примерно полгода назад меня приглашали на съемки телевизионного мюзикла? Роль крошечная, всего лишь массовка, но именно в этом мюзикле в главной роли снималась Екатерина Круповицкая. Вот кого можно смело назвать актрисой с большой буквы. Удивительная женщина! На съемках она произвела на меня огромное впечатление.

– Прекрасно. Пожалуй, допрошу ее в числе первых.

– Постой, ты что, собираешься вызывать ее на допрос в ваш ужасный Главк? – забеспокоилась Мария.

– Естественно, не стану же я весь день гоняться по городу, отлавливая всех знакомых Штейна, – заметил Лев.

– Этого ни в коем случае нельзя делать! – категорично заявила Мария. – Творческие люди так ранимы. Зачем тебе восстанавливать ее против себя? Не лучше ли назначить встречу на нейтральной территории?

– Маша, она же звезда. Не станет она встречаться со мной в кафетерии, и вообще тратить на меня время не станет, не предъяви я ей официального основания для встречи.

– С тобой, может быть, и не станет, а вот с коллегой, с которой не так давно работала на одной съемочной площадке, может и встретится, – улыбнулась Мария. – Поступим так: я свяжусь с ней завтра с самого утра и попытаюсь назначить встречу. От своего имени, естественно. Если все выгорит, ты сможешь задать ей свои вопросы без посторонних глаз и ушей. Уверена, при таком раскладе она будет куда откровеннее. Тебе ведь нужна именно ее откровенность?

– Ты, как всегда, права. Ладно, будь по-твоему. Назначай свидание, а я подтянусь.

– Отлично, дорогой! О времени и месте встречи я сообщу тебе дополнительно. – Мария заметно повеселела, от былого уныния не осталось и следа. – Расскажи, с кем еще ты собираешься завтра встретиться?

– Остальные кандидаты никак не связаны с театром, – поспешил охладить пыл жены Лев. – Ты кормить мужа сегодня собираешься? Между прочим, я голоден, как стадо бизонов.

– Ах да, ты же еще не ужинал! Как насчет салата с тунцом?

– Посущественнее ничего нет?

– Больше я ничего не готовила, – виновато проговорила Мария. – Прости, эта премьера вытеснила из моей памяти все на свете.

– Ничего, яичницу пожарю, – вставая из-за стола, успокоил жену Гуров. – Надеюсь, яйца у нас есть?

– И яйца, и ветчина. Все в холодильнике. Но я порекомендовала бы тебе обойтись салатом. На ночь вредно наедаться.

– Отправляйся-ка ты спать, я тут и без тебя справлюсь. Выспись как следует. Завтра тебя ждет трудный день.

Мария послушно встала, чмокнула мужа в щеку и направилась в спальню. Гуров же, проводя ее взглядом, принялся кашеварить. Когда яичница достаточно подрумянилась, он переложил ее на тарелку, добавил рекомендованный супругой салат и, усевшись лицом к окну, приступил к ужину. По его подсчетам, Крячко должен был уже взлететь. Почему-то Стас не позвонил ему перед вылетом, но Гуров посчитал это хорошим знаком. Раз не звонит, значит, все идет по плану.

Он дожевывал последний кусок ветчины, когда ему в голову пришла новая идея. Что, если дом Штейна посетил не незнакомец? Ведь, войдя в квартиру, Штейн нисколько не волновался, даже повернулся к убийце спиной. Изначально они с Крячко предполагали, что убийца выждал, когда жертва подставит затылок для удара. Но ведь он мог и не дождаться удобного момента. Время было позднее. Штейн мог сразу пройти в спальню и завалиться спать. Незаметно проникнуть в спальню было бы уже гораздо сложнее. А такой поворот событий был более чем закономерен. Однако у Гурова складывалось впечатление, что убийца вообще ни о чем не волновался. Кто еще мог быть настолько уверен в исходе событий, как ни хороший знакомый Штейна. Он, и только он мог рассчитывать на лояльность со стороны хозяина. Все остальные варианты грозили вызовом полиции. Все, кроме случая с проникновением в дом знакомого Штейна.

И еще один вопрос не давал Гурову покоя. Пока он мыл посуду, складывал ее в сушильный шкаф, принимал душ и облачался в пижаму, вопрос этот непрерывно сверлил мозг, грозя просверлить в нем дырку насквозь. Что такого могло быть в шкатулке, ради чего убийца рискнул проникнуть в охраняемый дом? Это должно быть достаточно маленьким, так как, по словам Натальи, приходящей прислуги, шкатулка была малогабаритная. Вряд ли там были деньги. Для этого у современных людей имеются банковские карты, а для более солидных сбережений – банковские вклады до востребования. Для хранения важных документов шкатулка тоже была слишком мала. К тому же Лев был уверен, что для этого Штейн использует исключительно офис.

Тогда что? Что там хранилось? Компромат на кого-то из конкурентов? Снова мимо. Будь это конкуренты, они не стали бы устраивать спектакль с пиктограммами и прочей ерундой. Они бы просто убили архитектора и забрали то, что считали своим. Так и не придя к какому-то выводу, Гуров провалился в глубокий сон.