Глава 9
В баре с названием, смахивающим на лозунг, народу было не протолкнуться. За столами, рассчитанными максимум на четыре человека, сидело по шесть, а кое-где и по восемь клиентов. К некоторым столам подставили добавочные сидячие места, но в большинстве случаев посетители справлялись с нехваткой мест собственными силами, устраиваясь на одном стуле вдвоем. За барной стойкой ситуация нисколько не отличалась от общей. Здесь вообще большая часть посетителей попросту стояла, подпирая стойку. Три бармена обслуживали клиентов у стойки, и еще пять или шесть официантов сновали по залу, разнося напитки.
– Вот это я называю аншлаг! – восхищенно проговорил Крячко, переступая порог спортбара.
– Современные певички могут только мечтать о подобной востребованности, – согласился Гуров. – Надеюсь, наш красавчик тоже здесь.
– Наверняка, – уверенно проговорил Стас. – Быть не может, чтобы он такое веселье пропустил.
– А здесь намечается веселье? – Гуров огляделся, пытаясь определить, с какой стороны начинать поиски, чтобы не пропустить ни одного посетителя.
– Ты что, не знаешь, какое событие сегодня ожидается? – недоверчиво спросил Крячко.
– Какое событие? – Гуров не сразу понял, о чем идет речь.
– Мы в спортивном баре, Лева. Здесь принимают ставки на большие и малые спортивные игры. А сегодня ровно в двадцать два ноль-ноль по всем спортивным каналам транслируется…
– Точно, и как это я мог забыть! – воскликнул Гуров. – Сегодня же испанский «Реал» с «Севильей» играет! Теперь понятно, почему тут аншлаг.
– Не хочешь ставочку сделать, раз уж мы здесь? – подмигнул ему Стас.
– Пожалуй, воздержусь. Сколько времени до начала матча?
– Лева, на часы взгляни, первый тайм к концу подходит!
– Прости, я отчего-то нервничаю. Знаешь, как перед важным событием, жду, что вот-вот что-то произойдет, отчего все планы полетят в тартарары, – признался Лев. – Да, не очень удачное время нам выпало для серьезного разговора с заядлым игроком. Тут либо раньше приезжать надо было, либо ждать.
– Подождем, – спокойно ответил Крячко.
В этот момент зал взорвался овациями. На огромных экранах пошел повтор удачного броска, принесшего «Реалу» одно очко.
– Первый гол за игру! – радостно воскликнул мужчина, сидевший ближе всех к выходу. – Размочили все-таки.
– Чего радуешься? Ты на «Севилью» поставил, – одернул его сосед.
– Так я тебе и сказал, на кого поставил, – ухмыльнулся мужчина.
Гуров и Крячко воспользовались небольшой паузой, чтобы продвинуться ближе к барной стойке. Она располагалась на возвышении от общего зала, что давало возможность рассмотреть всех посетителей. Несмотря на загруженность зала, Власова они вычислили быстро. Человек с рыжеватой шевелюрой и такой же бородой в баре был один.
– Я буду не я, если вон тот господин не наш клиент, – кивком головы указал в направлении рыжего Крячко.
– Давай продвигаться, пока горячий момент в игре не наступил, – проговорил Гуров, спускаясь с возвышения.
Пока они пробирались к столику рыжего, на них несколько раз шикали, а один раз даже пригрозили рукоприкладством, если не перестанут мельтешить перед экраном. Несмотря на это, к столику рыжего они добрались без эксцессов.
– Стас Власов? – строго спросил Крячко.
Рыжий мельком взглянул на мужчин и, кивнув, вернулся к просмотру матча. Мужчины в штатском его не впечатлили. Неудивительно, в игре снова наступил опасный момент. Большая часть посетителей повскакала с мест, болея каждый за свою команду. Подскочил и Власов.
– Ну же, приятель, жми! Ворота открыты, жми давай! – шумно подбадривал он игрока, ведущего мяч.
Гурову и Крячко пришлось выжидать. В такой напряженный момент задавать вопросы было бессмысленно, Власов все равно не услышал бы их. Тревога оказалась напрасной. Гол так и не забили. Разочарованные болельщики возвращались на свои места. Те же, кто болел за противоположную команду, издавали победные возгласы. Гуров понял, что подходящий момент настал. Он тронул Власова за плечо и тихо произнес:
– Господин Власов, мы из уголовного розыска. Вам придется пройти с нами.
– Куда пройти? Сейчас второй тайм начнется! – Власов озадаченно смотрел на незнакомцев. – Закончится игра, тогда хоть куда, а до этого – ни-ни.
– Предпочитаете, чтобы мы произвели публичный арест? еще тише проговорил Гуров. – С применением оружия и щелканьем наручников?
– Все настолько серьезно? – удивился Власов.
– Серьезнее некуда.
– Вот засада! – Власов в сердцах выругался. – А я почти десять «штук» на победу «Реала» поставил. И как раз в тот момент, когда победа так близка, приходите вы и портите все удовольствие.
– Мы время не выбираем, – объяснил Гуров. – Поднимайтесь, выйдем.
С экранов сообщили о начале пятнадцатиминутного перерыва между таймами. В глазах Власова затеплилась надежда. Поднимаясь, он спросил:
– В перерыв уложимся?
– Как получится, – не стал обнадеживать Лев.
Все трое вышли на улицу. Неподалеку от бара стояла скамейка, ее-то они и заняли.
– Только побыстрее, пожалуйста, – взмолился Власов. – Без предисловий и предысторий.
– Можно и без предисловий, – кивнул Гуров и задал первый вопрос: – Когда вы в последний раз были в доме вашего друга Подольского?
– Странно, что вы о нем вспомнили, – искренне удивился Власов. – Я думал, вы по поводу драки на работе.
– Нет, мы из уголовного розыска, драки мы не расследуем.
– Подольского убили? – вытаращил глаза Власов. – Когда? Где? Ах да, вы же спросили про квартиру. Его дома убили?
– Подольский жив и здоров, – остановил его Лев. – Отвечайте на вопрос. Мне казалось, вы здесь торопитесь.
– Честно? Вы меня не обманываете? – допытывался Власов, забыв о времени. – Он правда жив? Могу я ему позвонить?
Произнося это, он вынимал из кармана телефон. Крячко резко дернулся в сторону Власова, перехватывая его руку, и сквозь зубы процедил:
– Охолони, браток!
– В чем дело? Я не имею права позвонить другу? – ощетинился Власов.
– Отвечайте на вопрос! – рявкнул Станислав.
– Вчера. Нет, позавчера. Я не помню, – растерялся Власов, поняв, что шутки кончились. – Да что случилось-то?
– Стас, пакуй его, и в отдел! – произнес Гуров, вставая.
– Постойте, не кипятитесь! – взмолился Власов. – Дайте подумать. Вчера я работал, значит, к Подольскому ездил позавчера.
– Врешь! – не выпуская руки Власова, заявил Крячко. – Я ложь за версту чую.
– Почему же сразу вру? Возможно, ошибаюсь. Вы подскажите, какой ответ вас устроит, я так и отвечу, – продолжая попытки освободить руку, проговорил Власов.
– Послушай, приятель, ты начинаешь действовать мне на нервы, а это нехорошо. Для тебя нехорошо, – играя роль плохого полицейского, зашипел Крячко.
– Слушайте, я правда не помню, когда в последний раз был у Подольского, – продолжая юлить, проговорил Власов. – Может, спросите у него, раз уж он жив и здоров?
– Вы пообещали кормить его рыбок, – напомнил Гуров. – Подольского не было в городе две недели. Сколько раз за это время вы ездили к нему?
– Как обычно. Дважды в неделю.
– С какой целью вы открывали пожарный выход?
– Где?
– В квартире Подольского.
– У него в квартире есть пожарный выход? – удивился Власов. – Впервые слышу.
– Думаешь, мы тебе поверим? – прорычал Крячко.
– Это правда. Ни о каком пожарном выходе я не знаю. Когда я приходил к Подольскому, то всегда пользовался обычной дверью. Других вариантов он мне не показывал.
– Криминалисты уже работают в квартире. Они найдут ваши отпечатки пальцев на замке и ручке пожарного выхода.
– Ничего они не найдут, потому что я никогда не касался запасной двери. – Голос Власова зазвучал смелее.
– Как вы познакомились с Альбертом Штейном? – сменил тему Гуров.
– Понятия не имею, кто это. Никогда не был знаком с человеком с таким именем, – ответил Власов.
– И в квартире его не были? И не брали оттуда то, что вам не принадлежит?
– Не был и не брал!
Гуров видел, что тот говорит правду. Понял это и Крячко. Он выпустил руку Власова, но предупредил:
– Без глупостей, парень. Разговор еще не окончен.
– Послушайте, я не знаю, что произошло в доме Подольского, но уверяю вас, дело пойдет быстрее, если вы введете меня в курс дела, – попросил Власов. – А то задаете разрозненные вопросы, вот я и теряюсь.
– Хорошо, попробуем зайти с другого конца, – согласился Гуров. – В доме, в котором проживает ваш друг Подольский, несколько дней назад совершено убийство. Убит Альберт Штейн, известный столичный архитектор.
– Стойте, я понял! – воскликнул Власов. – Штейн – это сосед Подольского. Немец, архитектор. Как же я сразу не просек?
– Так вы все-таки с ним знакомы?
– Нет, незнаком. Фамилию его слышал, только запамятовал. Мы с Подольским между собой его Немцем звали, из-за фамилии. Он владелец пентхауса, только в другом крыле, правильно?
– Да, это так, – кивнул Гуров.
– Так бы сразу и сказали, а то твердите про рыбок, да про выход запасной, а до сути не доходите, – облегченно вздохнул Власов. – Соседа Подольского я знаю. Вернее, кое-что о нем слышал от самого Подольского. Говорят, он сам проектировал этот дом. Еще говорят, что он считается самым модным архитектором в столице. Из-за его модности квартира Подольского вдвое дороже, чем точно такое же жилье во многих районах столицы. Это как если бы вы купили квартиру в одном доме с Брюсом Уиллисом или Мадонной, но на российский лад. Подольский хвастался этим обстоятельством. И даже заявлял, что со временем квартира взлетит в цене, когда Немец постареет и уже не будет проектировать дома. Он еще шутить любил, мол, покупка этой квартиры выгодное вложение капитала. Я думаю, он не преувеличивал.
– Итак, Штейна вы признали. С этим разобрались, пойдем дальше, – проговорил Гуров. – Скажите, вы когда-нибудь лично с ним встречались?
– Ни разу. Подъезды у Подольского и этого архитектора разные, и входы в них на противоположные стороны. Балконы тоже на разные стороны. Всего одна общая стена, да и та небольшую площадь занимает. Пересечься нереально.
– Разве что на крыше, – как бы ненароком вставил Крячко.
– А что на крыше? – переспросил Власов.
– Встретиться там могли.
– Очень странное предположение, – протянул Власов. – Думаете, ваш архитектор любитель по крышам разгуливать? Или Подольский на вечерний променад туда шастает?
– Надеялся, что вы меня просветите. Ведь зачем-то Штейн придумал эту хитроумную систему с индивидуальным тамбуром для владельцев пентхауса и собственным выходом на крышу.
– Жаль, что нельзя спросить этого у Штейна, – вздохнул Власов.
– Действительно, жаль, – согласился Гуров. – Штейну вопросов уже не задашь, а от вас я жду признания. Вам-то ничего не мешает это сделать.
– Послушайте, я понимаю, как все выглядит, – начал Власов. – Вечно безденежный мужик, играющий на тотализаторе, готовый ехать через весь город, чтобы заработать лишнюю пару сотен. Перспективная кандидатура на роль убийцы. А если из квартиры еще и деньги пропали, так и вовсе идеальная. Только я к смерти архитектора никакого отношения не имею. Ищите настоящего убийцу, не тратьте на меня время.
– Хорошая речь, – похвалил Гуров. – Душещипательная. Жаль только, что не проливает свет на вопрос, каким образом в кладовой Подольского все предметы, перекрывающие доступ к запасному выходу, переместились в другое место, а замок на этом самом выходе оказался открыт. Как бы нам ни хотелось, но более перспективной кандидатуры на роль убийцы не найти. Не хотите признаваться здесь, придется отвезти вас в отдел, а там оформить в СИЗО. Посидите денька три, может, и признаетесь. Или хоть память освежите. А то ничего не помните – ни имени архитектора, ни планировки квартиры. Какого числа у Подольского были, и то не вспомнили. Куда это годится?
– Дежурную машину вызывать или на своей отвезем? – спросил Крячко, полагая, что Гуров действительно решил продолжить допрос в официальной обстановке.
– Вызывай. Сдадим дежурным, пусть они его оформляют. Мы с тобой и так все сроки переработали, – ответил Лев и незаметно подмигнул Крячко, призывая его подыграть.
– И правильно, – вступил в игру Стас. – Не полковничье это дело по ночам допросы устраивать да подозреваемых по изоляторам развозить.
Он вынул телефон, но номер набрать не успел. Власов шумно вдохнул воздух и громко заявил:
– Последний раз у Подольского я был спустя три дня после его отъезда. И все. Больше туда не ездил.
Гуров и Крячко переглянулись. Стас подмигнул Гурову, намекая на то, что план его сработал, и обратился к Власову:
– А вот теперь, приятель, во всех подробностях, обо всем, без пауз и остановок. И чтобы без вранья и уверток. Ты меня понял? Начинай.
– Вы не подумайте, ничего криминального со своей стороны я не делал, – поспешил оправдаться Власов. – Глупость – возможно, но не преступление. Короче, когда Подольский уехал, он, как всегда, оставил мне ключи от пентхауса. Я должен был ездить к нему примерно один раз в три-четыре дня. На четыре дня корма вполне хватает. Короче, уехал он во вторник, я был у него в четверг. В пятницу работал, а в субботу здесь, в баре, зависал. Настроение у меня было отличное. Калым кое-какой подвернулся, так я на нем три «штуки» срубил. Хотел немного пошиковать, поставил на любимую команду, они как раз в этот день играли. А те возьми и выиграй. Я свои три «штуки» в тройном размере получил, ну, и выпил лишнего. Не напился, нет, просто хлебнул больше обычного.
– Давай ближе к делу, – поторопил Крячко.
– Короче, пил я в этот день не один. За барной стойкой разговорился с одним парнишкой. То да се. Команды любимые обсудили, потом выигрыши, у кого какой самый крупный был. Потом как-то само собой на личное перешло. Он рассказывал про родственников, которые не хотят его взрослым признавать. Я про то, что сам такого нахлебался, теперь вот уехал из отчего дома, сам свою жизнь строю. А кого это не устраивает, пусть валит из моей жизни. И так это мы хорошо сидели, душевно, что ли, что я разоткровенничался вконец. Рассказал и про Подольского, и про его рыбок, и про свои ставки. Парнишка слушал внимательно, потом начал снова жаловаться, что дома его притесняют, мол, девушку даже некуда привести. Кровь молодая приключений требует, но не в подворотне же любимую соблазнять. Я возьми и ляпни: могу сдать пентхаус по сходной цене. Тебе место для свиданий на две недели, мне прибыль на ставки для тотализатора, другу постоянный прикорм рыб. И все довольны. Он так обрадовался, вы представить не можете, на все согласился: и убирать за собой, и рыбок кормить как положено, и о цене сразу сговорились. Заплатил щедро. По «штуке» за день, а мы уговорились на десять дней. Я ему ключи отдал, а он мне деньги. На том и разошлись.
– Скажите, Стас, вы нас за дураков держите? – дослушав до конца, произнес Крячко.
– Не понял, что опять-то не так? – набычился Власов. – Рассказал все как на духу, а вы снова недовольны.
– Ну, раз в дураках не мы, то, значит, вы идиот, третьего не дано, – произнес Гуров. – Какой же нормальный человек поверит, что вы вот так, запросто, отдали ключи от квартиры своего друга незнакомому человеку. И сделали это исключительно по доброте душевной, потому что пожалели парня и решили разнообразить его личную жизнь.
– Почему незнакомому? Он ведь постоянный посетитель этого бара. И на тотализаторе всегда играет. И ставки, между прочим, не копеечные делает. С полгода точно здесь зависает, – оправдывался Власов. – А что молодой, так возраст дело наживное. Все мы когда-то пацанами были, и всем хотелось впечатление на избранницу произвести. А если вы насчет того, что он на добро Подольского мог позариться, так сразу же видно, что парнишка не из бедных. Прикид модный, с иголочки. Игрушки электронные высшего класса. Один телефон чего стоит, а видели бы вы его часы! Не подделка дешевая, настоящий «Ролекс». Чего ради такой станет квартиры «чистить»? К тому же я ведь не на улице его встретил, если что, знаю, где найти.
– И где же его найти? – тут же вклинился Крячко.
Власов посмотрел на него с неприязнью, потупился и еле слышно проговорил:
– Не знаю.
– Здорово у тебя получается, – невольно рассмеялся Крячко. – Только что расписывал, как ты все здорово просчитал и в случае чего можешь парня за секунду разыскать и ответ потребовать, но тут же заявляешь, что не знаешь, где его найти. Объясниться не хочешь?
– Накладочка вышла, – признался Власов. – После того как я ему ключи отдал, он в баре не появлялся. Но я Толику, это бармен местный, задание дал. Как только парнишка объявится, он мне на мобилу звякнет, я подъеду и ключи заберу.
– Он что, вместе с ключами пропал? – Гуров чуть не выругался, настолько рассердила его беспечность Власова.
– Ну да. Вчера должен был мне позвонить, договорились так, чтобы он в бар подъехал и ключи вернул, а он не позвонил. Да не переживайте вы так, объявится, куда он денется. Просто загулялся парнишка. Дело-то молодое.
– Ты точно ненормальный, – выдал Крячко. – Парнишка твой, может, человека убил, хату грабанул, а ты ждешь, что он тебе на мобилу позвонит и на встречу приедет, чтобы его под белы рученьки и в тюрьму.
– Неправда это! Никого он не убивал. С девушкой загулял, это куда ни шло, но грабить и убивать, это не для него, – проговорил Власов, но уже не так уверенно.
– Выкладывайте все, что знаете об этом парне, – приказал Гуров. – Имя, номер телефона, род занятий. Все, о чем он мог обмолвиться во время вашей задушевной беседы. Любые мелочи и подробности. О родственниках, о девушке, обо всем.
На последующую беседу у Гурова с Крячко ушел еще час. К концу разговора Власов готов был разрыдаться, наконец-то до него дошло, какую глупость он совершил. В чистом виде информации о парне оказалось удручающе мало. Ни имени, ни фамилии его Власов не знал, только прозвище, под которым он в баре представлялся и ставки на тотализаторе делал. Таковы были правила: каждый желающий испытать фортуну придумывал себе прозвище, на современный лад «ник». Полный «ник» парня, если произносить на русском, звучал как «Темный Рыцарь». В баре парня называли Дарк – на английский манер, что означало «темный». Под этим «ником» он и общался с Власовым. Возраст его варьировался от восемнадцати до двадцати двух. Точно Власов не знал и этого. Внешность ничем не примечательная. Обычный парень, каких тысячи в Москве. Адреса его тоже не знал, даже район назвать не смог. Не говорил об этом парнишка. Он вообще ни о чем личном не упоминал. Ни имен родственников, ни того, с кем именно живет, полная ли у него семья, есть ли братья-сестры. Имени девушки и то не назвал. Чем по жизни занимается, кроме игры на тотализаторе, не сказал. Власов хорошо помнил, что этот вопрос точно задавал, а вот получил ли ответ, и какой именно, не помнил. И как апофеоз глупости Власова – у него не было даже номера его телефона. Когда произошел обмен «ключи на деньги», Власов продиктовал Дарку номер своего телефона и на этом успокоился. Номер парня он даже не потребовал!
Гуров пытался наводящими вопросами выудить из памяти Власова ту информацию, о которой тот мог просто забыть. Услышать услышал, но не запомнил. Такое случается сплошь и рядом. Но в итоге пришел к выводу, что парнишка этот, Дарк, намеренно уходил от личных ответов. Либо привык осторожничать, либо не желал оставлять в памяти Власова ни одной зацепки. Это означали одно: парню было что скрывать.
Лев переписал данные Власова в записную книжку, взял с него слово явиться по первому требованию в управление и отпустил с миром. Сам же, в сопровождении Крячко, перебазировался в помещение бара и переключился на опрос барменов. Но и от них сведений о парне под «ником» Дарк почерпнул немного.
Бармен Толик общался с парнем чаще других. Он мог сказать, какие напитки тот заказывал, как часто приходил поиграть на тотализаторе, какую из футбольных команд тот выделяет особо, но и только. Как и в случае с Власовым, в разговорах с Толиком Дарк был предельно осмотрителен и ни разу не сболтнул ничего, что могло бы навести на его след. Так же, как и Власов, Толик отметил дорогие шмотки парня, телефон последней модели, с которым Дарк обращался исключительно небрежно, не забыл упомянуть и часы – дорогущие, корпус и браслет из желтого золота, с черненым циферблатом, такие могли стоить до полутора миллионов рублей. Почему выбор Дарка пал на их скромное заведение, интересовало Толика не меньше, чем цена на его часы, но напрямую задать этот вопрос парнишке он не решился. В конце концов, Толик пришел к выводу, что предки парня, хоть люди и состоятельные, но к пристрастиям Дарка относятся отрицательно, оттого он и не «светится» в дорогих клубах, где о его проделках тут же прознали бы журналисты и вынесли бы эту информацию на всеобщее обсуждение. А в их баре такие неприятности парню не грозили.
От остальных работников бара Гуров и Крячко узнали и того меньше. Один из них сказал, что как-то видел, как Дарк подъезжал к бару на золотистой «Тойоте». Другой сообщил, что слышал, как Дарк, заказывая такси, называл местом назначения один из престижных районов Москвы, то ли Хамовники, то ли Марьина Роща, но точно сказать не смог. Третий вспомнил, как Дарк обсуждал с кем-то по телефону предстоящий экзамен, из чего сделал вывод, что тот учится либо в юридическом, либо в экономическом университете, но и его слова ни на чем конкретном не основывались, одни предположения.
Измучившись, в скверном расположении духа Гуров и Крячко покинули бар. Стрелки часов давно перевалили за полночь, когда Лев, подбросив Стаса, вернулся домой. В этот день Мария не дожидалась его на кухне. Заглянув в спальню, он несколько минут полюбовался мирно спящей женой и пошел на кухню. Есть совершенно не хотелось. Осадок от бесплодных попыток найти зацепку, которая привела бы его к Дарку, напрочь отбил аппетит. Заглянув в холодильник, Лев произвел ревизию на полках, достал бутылку кефира, налил полный стакан и уселся возле окна.
Как всегда, когда дело заходило в тупик, он начал перебирать в уме всю информацию, которая так или иначе относилась к расследованию. Сначала составил список всех, с кем пришлось общаться за день. Потом создал мысленный список важных фактов. Списки получились довольно длинные. В первый вошли оперная певица Екатерина Круповицкая, адвокат Антон Дербенев, продавец бриллиантов, которого Гуров еще не допрашивал, владелец пентхауса Подольский, его приятель Власов и неизвестный пока парень по прозвищу Дарк. Во второй – украденная шкатулка, купленные незаконно бриллианты, пожарный выход, соединяющий два пентхауса, открытая неизвестно кем дверь в квартире Подольского, странное поведение Дарка, нестандартный выбор способа убийства. Над всем этим встали не до конца оформившиеся ощущения, что в деле проклевывается некая линия, объединяющая воедино впечатления от произведенных за два дня действий.
Мотив преступления был ему ясен: преступник проник в дом Штейна ради содержимого шкатулки. Забирать бриллианты в отсутствие владельца он не стал. Почему? Да потому, что, останься Штейн жив, он наверняка начал бы искать вора. Штейн был далеко не дурак, он мог вычислить того, кто посягнул на его добро. Это Гуров мог только со слов Дербенева предполагать, что о покупке бриллиантов известно лишь продавцу, адвокату и покупателю, у Штейна этот список мог оказаться длиннее, и в этом списке могло оказаться имя вора, вот почему простое ограбление тут не подходило.
Теперь что касается убийства: способ был выбран не спонтанно. Убийца продумал его тщательнее, чем хорошая хозяйка продумывает блюда к праздничному ужину. И сделано это было ради одного – направить следствие по ложному пути.
Третий пункт – способ проникновения в дом Штейна. На этот счет у Гурова также не осталось сомнений. Убийца пришел в квартиру до того, как там появился Штейн. И воспользовался он для этого запасным ходом, ведущим из квартиры Подольского. Тут сложность способа проникновения объяснялась просто. Через холл, в котором дежурил консьерж Иван Сергеевич, он незамеченным пройти не мог. Даже если бы до совершения преступления консьерж и не обратил на него особого внимания, то потом он непременно вспомнил бы убийцу. А вот посетители второго крыла могли рассчитывать на меньшее внимание. Риск, разумеется, имелся и в этом случае, но ведь любому школьнику известно, что в таких делах без риска не бывает.
После того как в голове Гурова оформились три главных пункта, он начал рисовать портрет убийцы. Получилось следующее: убийца знал о бриллиантах и об их истинной стоимости, знал, где Штейн их хранит, знал и архитектурные особенности дома, построенного по проекту убитого. Беря во внимание тот факт, что в квартире Штейна не было обнаружено следов борьбы, можно предположить, что убийца был ему знаком. Подтверждений этому предположению не было, но Гуров интуитивно чувствовал, что прав. Из всего этого следовало, что убийца должен быть достаточно близок к Штейну. Он просто не мог быть кем-то, кто не входит в круг избранных, так как Штейна нельзя было отнести к разряду людей с обширным кругом приятелей и близких знакомых. Единственным человеком, кто по всем параметрам подходил под нарисованный портрет, был адвокат Штейна, Антон Дербенев. Но его-то как раз Гуров не мог определить на роль убийцы, и тому было простое объяснение. Будь Антон Дербенев убийцей, он ни за что не выложил бы Гурову информацию о бриллиантах. Это противоречило логике. Весь ход расследования поменялся благодаря этой информации. Вот если бы Дербенев не сказал о покупке бриллиантов, а Гуров все равно узнал бы об этом и потом выяснил, что адвокат намеренно скрыл это от следствия, тогда другое дело. Тут бы все сложилось. Дербенев знает о наличии бриллиантов стоимостью в тридцать миллионов рублей и решает завладеть ими. Знает и о наличии пожарного хода. В ночь убийства он проникает в дом Штейна, совершает свое черное дело, забирает шкатулку, инсценирует ритуальное убийство и спокойно ждет, пока шумиха вокруг смерти друга утихнет. Потом обналичивает бриллианты, с его связями это не проблема, и становится на несколько десятков миллионов богаче. Однако он выложил Гурову все о бриллиантах, причем без особого давления с его стороны.
Был и еще один существенный недостаток в этой версии. Наличие некоего Дарка, чья личность пока не установлена. «Крапленая» карта в колоде. Для чего он выложил Власову десять «косарей»? За возможность покрасоваться перед девушкой? Тогда почему бы не снять номер в отеле? Дороговато, но, судя по словам того же Власова, с наличными у парня проблем не было. Девушка не из тех, кто согласится на встречи в отеле? Тоже не проблема. В Москве сорок процентов сдаваемого внаем жилья сдается посуточно. Почему он не мог просто снять жилье? Почему жаловался Власову на отсутствие места для встреч с подругой? Не имей он денег, было бы понятно, но не в этом случае.
То, что время пребывания Дарка в квартире Подольского и время смерти Штейна совпали, не могло не настораживать. Лично Гуров в такие совпадения не верил. И то, что он не перезвонил Власову и не вернул ключи, тоже не могло быть совпадением. Но откуда молодому парню знать подробности жизни архитектора? Никто из знакомых Штейна ни разу не упомянул о том, что у того имелся молодой друг. Странно это. Странно и запутанно. А что, если все-таки Дарк каким-то образом связан со Штейном? Он мог оказаться юным дарованием, продвижением которого занялся маститый архитектор. Ведь составил же он завещание таким образом, что все его сбережения уйдут теперь на поддержание юных дарований от архитектуры. Так почему не предположить, что он занялся этим еще при жизни?
Гуров решил пройтись в этом направлении. Версия казалась перспективной. Допустим, Штейн выделил кого-то из молодых архитекторов и решил начать продвигать его по карьерной лестнице. Мог он познакомить его со своими проектами, в число которых входил дом, где он проживал? Теоретически мог. Мог, случайно или намеренно, обмолвиться о том, что владеет кучей бриллиантов? Вряд ли. Тогда получается, что сам молодой человек каким-то образом об этом узнал. Если отбросить логику, то можно и это предположить. Мог ли он проникнуть в квартиру Штейна, воспользовавшись ходом из квартиры Подольского? Пожалуй, это уже из разряда невероятного везения. Для этого ему нужно было неотступно следить как за Подольским, так и за его приятелем Власовым. Одним везением тут вряд ли обойдешься. Новая версия разваливалась на глазах. Весь многолетний опыт оперативной работы твердил Гурову о том, что пора возвращаться на старый путь. Так и не придя ни к какому выводу, Лев отправился спать. «Утро вечера мудренее, – успокаивал он себя излюбленной русской поговоркой. – Пересплю с проблемой. Глядишь, ответ сам придет». Он лег в кровать, нежно обнял жену и тут же провалился в глубокий сон.