Глава 54. Про международную обстановку

Апрель у нас в России месяц ещё наполовину зимний — то есть холодный, а иногда и снежный поначалу. Впрочем, сугробы подтаивающего снега в лесах встречаются и в мае. Поэтому мы пока не слишком торопимся в Якутию. Вернее, торопимся, но без поспешности. Мусенька хлопочет о сборах в дорогу большого коллектива геологов, а я бездельничаю. При этом живём мы на ближней даче товарища Сталина, той, что в Кунцево, которое сейчас не Москва, а Подмосковье. Гостевая комната тут расположена рядом с кабинетом вождя, а сам он охотно с нами общается. Судя по всему — пытается выпытать хоть что-нибудь о будущем. Имеется в виду — послевоенные реалии. Без нажима действует, просто заводит разные интересные разговоры и поглаживает нас по шёрстке.

Но мы упорно держимся — понимаем, что, если убрать с доски фигуру Хрущёва — найдётся кто-нибудь другой, не менее способный к решительным действиям в момент смены руководителя.

— А знаете, товарищ Субботин, что товарищ Туполев на вас обижается?

— За что, интересно? Я ведь ему ничего плохого не сделал.

— Плохого ничего, но и хорошего тоже. Хотя его сподвижникам Сухому и Архангельскому очень серьёзно помогли.

— Я не разбираюсь в стратегических бомбардировщиках — у авиации дальнего действия свои особенности, а память у меня не резиновая. Сами понимаете, что чердак я набивал всем, чем попало, больше девяноста лет. Там сейчас огромная свалка хлама, разобраться в котором просто невозможно, поэтому я пользуюсь исключительно тем, что оказалось наверху.

— Довольно эффективно пользуетесь — как ни странно, потребности армии в самолётах оказались удовлетворены. Причем сами лётчики свои машины не ругают. А вот в Германии наблюдается нехватка и материальной части, и пилотов. Товарищ Чкалов и его Первая Воздушная делают больно стране Суоми, практически безнаказанно терроризируя днём всё, что движется, а ночью — всё, что светится. К товарищу Молотову уже обращался ряд влиятельных лиц из Хельсинки с предложением сесть за стол переговоров. Как полагаете — стоит нам на это пойти?

— Отчего бы не пойти. Пускай капитулируют и платят контрибуцию. Молоком, там, маслом, и ещё чего у них есть. Советский народ должен хорошо питаться.

— А как вы смотрите на возможность создания Финской Советской Республики?

— С отвращением. Нам их мелкобуржуазные проблемы не нужны. Пусть пропустят нашу армию к границе с Норвегией и предоставят аэродромы для обработки с воздуха рудодобывающих предприятий.

— Какой вы решительный! Нет, разрушать промышленность Норвегии нам не с руки. Братский норвежский народ этого не поймёт — ведь очень многие его представители сейчас служат в рядах Красной Армии.

— Надо же! А я и не знал, — пришлось мне честно сознаваться.

— А что вы думаете о дальнейшей судьбе Румынии, Болгарии, Венгрии и Югославии?

— Югославия со своей судьбой пусть разбирается сама. Я верю в товарища Брос Тито. Наш это человек. Ему не грех и помочь. В Румынии и в Болгарии, насколько я помню, сейчас царизм. Это очень хорошо. Стабильный дружелюбный сосед ещё никому не мешал — главное, заключить с ними оборонительный союз и больше ни во что не вмешиваться. А что творится в Венгрии? В прошлом варианте им крепко влетело от немцев — кажется, Будапешт тогда очень пострадал.

— Мосты через Дунай ещё осенью серьёзно повредила наша авиация. Теперь с фронта отводятся венгерские части — пусть их и немного, но это хороший признак. Позиция Будапешта так до конца и не ясна. Зато Болгария в одностороннем порядке вышла из войны, полагая, что через пылающую в огне войны Югославию и дружественную нам Румынию Гитлер до них не дотянется. Сейчас у болгар сложные отношения с Тито из-за тех территорий, что фюрер отвалил им от щедрот своих.

— А Чехию или Австрию мы бомбим?

— Изредка и понемногу. Когда выявляем действительно важные цели. Невозможно повсюду быть одинаково сильными, — Иосиф Виссарионович выглядел довольным. — А известно ли вам, Александр Трофимович, что шестицилиндровые однорядные двигатели товарища Бессонова освоены в производстве на Горьковском автозаводе для лёгких танков Т-60.

— Никогда бы не подумал, — сознался я, — что моторы воздушного охлаждения можно ставить на бронетехнику.

— Они были переработаны на водяное охлаждение и выполнены с горизонтальным расположением цилиндров. Бензин они теперь потребляют обычный, автомобильный, и называются БТ — Бессонов танковый.

Что же — практика комплектования танков авиационными моторами мне известна. Однако обычно для этого использовали двигатели, выработавшие свой ресурс в авиации, а тут — смотри до чего дело дошло! Не иначе — самолётов в стране действительно достаточно. Ох, не напрасно я мудрил с товарищем Поликарповым!

— А скажите, товарищ Сталин! Не поставляем ли мы наши самолёты кому-нибудь из союзников?

— Англичане попросили МиГ-3 и По-3 для ПВО.

— И что мы им ответили?

— Думаем. Машины всё-таки секретные.

— Отдавайте те, что смешанной конструкции. Пересаживайте наших летчиков на цельнометаллические, а послужившие на фронте продавайте союзником по сходной цене.

— То есть что? Вместе со шнягами и приблудами? — Иосиф Виссарионович имел в виду винты изменяемого шага и автоматику, выбирающую оптимальный угол поворота лопастей.

— Конечно. Пусть срисовывают, если хотят. Эти решения вот-вот станут общеизвестными — пора снимать с них гриф секретности. Выигрывает тот, кто держит ровный темп развития.

— Имеете в виду перспективы развития реактивной авиации?

— Имею. Но предупреждаю — это быстро не получится. Макетный самолёт с мотором-макетом — только первый шажок. Сам я на скоростных реактивных машинах не специализировался, а всё, что помнил, сообщил Москалёву. Он обещал проверить и отписать Микояну с Сухим обо всём, до чего докопается. Кстати, а что, товарищ Бартини всё ещё прохлаждается в местах не столь отдалённых?

— Наведу справки, — пообещал Иосиф Виссарионович.

Но меня уже понесло:

— Непорядок это, товарищ Сталин, что в то время, когда вся страна куёт оружие победы, один из квалифицированнейших авиаконструкторов болтается неизвестно где и непонятно чем занимается. Вы не находите?

Сталин встал из-за стола и сказал, что ему пора на работу. Стенографистка Наденька закрыла свой блокнот и посмотрела на меня испуганными глазами.

— Ты чего-нибудь или кого-нибудь боишься? — спросила она севшим голосом.

— Только Мусеньки, — ответил я, не задумываясь. Меня всё еще несло, поэтому я и не подумал останавливаться. — Понимаешь, мне противно от того, что авиаконструкторы подсиживают друг друга, буквально из горла вырывая ответственные заказы. Нет уж — пока ноги меня носят, буду четко нарезать задачи, и требовать бесконечного вылизывания создаваемых самолётов. Ты просто не представляешь себе, сколько неприятностей случилось по причине неоптимальных решений, глупых тяжб и начальственного произвола. Даже, припоминаю, какой-то снабженец стал главным конструктором и в кратчайшие сроки создал истребитель, который категорически отказался взлетать.

— А фамилию этого конструктора не припомните? — от двери спросил товарищ Сталин.

— Не хватало мне ещё память всякой ерундой засорять! — воскликнул я в сердцах.