Глава 50. Ну, всякое случается

День снова выдался напряжённым. Клочковатая подвижная облачность неплохо маскировала немцев, которые то и дело подкрадывались к нашему аэродрому — мы постоянно держали одну пару в воздухе и звено на зёмле в готовности номер один. Массированного налёта на этот раз не последовало — отдельные небольшие группы пытались наскакивать, несколько бомб даже упали на лётное поле. А потом Лом свалил лапотника.

Штурмовиков и Су-2 сопровождали первые две эскадрильи, старые СБ перебазировались в тыл, а мы так до вечера и отгоняли от своего аэродрома то Мессеров, то Юнкерсы-87.

Переломным оказался третий «рабочий» день. Плотная облачность накрыла нас, оставив около двух сотен метров видимости по вертикали. Дежурная пара засекла подход группы вражеских самолётов там, выше кромки облаков, и навела на них всю мою эскадрилью. Мы «выскочили» из молока в момент, когда бомбардировщики готовились пробиваться вниз, и принялись снижаться. Прикрытие в этот момент отвлеклось на дежурную пару и не помешало нам расстрелять беззащитные пикировщики — действовали, словно на стрельбище и завалили всю девятку — вышло по штуке на брата, ну и одного «лишнего» сделали втроём.

Развернувшихся Мессеров встретили в лобовую. С такими-то пушками, да только что пристрелянными по реальным целям, ребята завалили пятерых, а оставшихся трёх загнали и растерзали, словно… растерзали, в общем. Тут отличилась как раз дежурная пара — они-то сразу шли вдогон, поэтому дело было сделано ещё до того, как остальные развернулись.

— Девять Юнкерсов и восемь Мессеров? — недоверчиво приподнял бровь майор Васютин.

— Знаю, что никто с земли не видел, а искать на земле обломки — дело непростое, — ответил я, улыбнувшись. — Поэтому, подтвердить успех могут только те, кто участвовал в бою. Главное даже не в этом — у наших волчат окрепли клыки, и выработался стиль. Привычка побеждать — очень ценное качество. Нам бы, товарищ комполка, на охоту слетать. Если есть данные о том, где у фрицев аэродром — это очень помогло бы не даром сжечь горючее.

— Субботин! Мы отступаем! В любую минуту можно ждать на лётном поле фашистские танки. Думаю, нашу дивизию уже списали со всех счетов. Впрочем… в таком положении… горючее есть, боеприпасы тоже. Пошли к Колыванову — он мужик рисковый, да ты сам знаешь. И где он только тебя выкопал? За три дня из салажат сделать боевых летчиков! Ты кто вообще, Александр Трофимович?

— Товарищ майор! Немцы на всю Ивановскую паникуют! Вопят, что какая-то Бю в воздухе, — оторвался от прослушивания эфира связист.

— Каюк желтоносым, — улыбнулся я. — Так заглянем в дивизию? Если есть боезапас и топливо, нужно определиться с целью.

— Бю, если мне не изменяет память, это из триста тридцать третьего москитного, — сообразил Васютин.

— Да. Не знаю, в каком она звании — её постоянно, то производят в сержанты, то разжалуют в рядовые.

— Капитан Бюхель попросила посадки, — доложил другой связист, следящий за нашей волной. — Дивизия разрешила.

Мы выбрались из землянки, и вышли из-под деревьев на край лётного поля. От нижней кромки облаков один за другим отрывались москиты и быстро снижались, выравниваясь почти у самой земли.

— Артисты! — неодобрительно буркнул Васютин.

— Эквилибристы, — кивнул я. Мой глаз радовался знакомым позывным, начертанным на бортах самолётиков. И ещё на них пестрели звёздочки. У кого больше, у кого меньше, но почти всегда был начат второй рядок.

А мне понравилось стрелять из двадцатитрёхмиллиметровки по танкам на марше. Очень красивые вспышки от попаданий. Случалось, останавливались и начинали дымить, особенно если угадаешь сзади. А иные вообще загорались совершенно нормальными кострами. Создавалось впечатление, что на броне эти недотёпы везли запас бензина. Если так — должны выгорать дотла. То есть, не меньше, чем на заводской ремонт. Да, в процессе свободной охоты и мы, и штурмовики, и Су-2 отыскали довольно много целей на лесных дорогах. Лес, чем интересен — найти в нём противника сложно, зато сам он редко может воспользоваться зенитным прикрытием — с узких просек или дорог, над которыми смыкаются кроны деревьев, не так-то просто работать не только ахт-ахтам, но и малокалиберным «Флакам».

Однако если настойчиво рассматриваешь сверху то, что укрыто под кронами древ — то и дело что-нибудь примечаешь. Да, два вылета подряд дивизия занималась воздушным террором в зоне германского прорыва. Работали над территорией, где по имеющимся сведениям, наших войск нет. Почему нам не мешали истребители — желтоносых отогнали москиты.

Потом было сообщение о том, что ситуация несколько стабилизировалась, но при взгляде на карту у меня рябило в глазах — кто кого и от чего отсёк — разобраться в этом было невозможно. Ночью над нами вовсю гудели ТБ-3. Сначала туда, потом обратно, а к нам на лётное поле один за другим опускались транспортники — подвозили пехоту и разного рода грузы. И ещё прилетел Ли-2, откуда выбрался товарищ Крутилин в образе полковника авиации и взял меня тёпленьким прямо из кроватки, где я почивал сном праведника после тяжелого трудового дня.

— Товарищ Субботин. Товарищ Сталин очень огорчился, когда вы так неожиданно пропали. Поверьте, разыскать вас стоило заметных трудов. Если бы не регулярные рейсы Ан-226, процесс поисков мог бы затянуться.

— Ну и ради чего стоило так стараться? Я ведь выложил уже всё, что знаю и сделал всё, что могу! В военном же отношении моя боевая единица имеет некоторую значимость. Мне кажется, что в качестве лётчика я более интересен, чем источник непроверенной информации, которая с каждым днём всё больше и больше утрачивает ценность, поскольку отличается от известной мне реальности.

— Возможно, вы правы, но товарищ Сталин имеет другую точку зрения. И поручил мне убедить вас в своей правоте.

— Это как?

— Для начала, мне поручено ответить на любые ваши вопросы.

После такого вступления я призадумался. Нет, спросить мне хочется о многом таком, о чём я даже не догадаюсь спросить просто потому, что недостаточно информирован — я ведь, кроме как по вопросам авиационным, нахожусь вровень с рядовыми обывателями.

— Пётр Фёдорович! А не могли бы вы нарисовать общую картинку? То есть — что происходит на фронтах, каково положение дел в промышленности?

— Попробую. Откуда начнём?

— Давайте с юга. Там мне как-то всё более знакомо.

— В Румынии фактическая власть вернулась в руки короля. Антонеску арестован. Румынскими войсками теперь командует генерал Рокоссовский, а нашими на этой территории — Ватутин и Чуйков. Идут тяжелые бои с немецкими дивизиями, рвущимися к Плоешти. Остановка оценивается, как напряжённая. Но есть и удачные моменты. Тот же шестьсот шестьдесят шестой ночной авиаполк, первым пересевший с По-2 на Мо-2, за одну ночь уничтожил почти все мосты на территории Венгрии.

Дальность у них теперь о-го-го, шума они больше не производят, а бомбу калибром двести пятьдесят килограммов способны сбросить с очень высокой точностью. Словом, венгры не нашли в себе сил, чтобы помочь фашистам в усмирении непокорной Румынии. Так же скромно повела себя и Болгария после аналогичного налёта всем полком на самые крупные узловые железнодорожные станции. Довольно значительные силы гитлеровцев в этих районах, конечно, пытаются добиться от своих союзников сколь-нибудь заметной поддержки, но пока это у них получается плохо — все оказались не готовы к развитию событий по подобному сценарию. Зато готовым оказался товарищ Брос Тито. Его сторонники получают от нас заметную поддержку оружием и боеприпасами. Всё это вместе создаёт напряженность на границах довольно важных промышленных районов — Чехии и Австрии. К тому же обстановка с горючим в Германии становится напряжённой — дело дошло до того, что ускоряются работы по получению бензина из угля.

Это я, Александр Трофимович, к тому веду, что началось-то всё с мимолётного упоминания вами Дунайского десанта в начале войны. Адмирала Кузнецова эта мысль воодушевила, и он привлёк к планированию удара товарища Исакова.

— А почему именно Ивана Степановича? — удивился я.

— Потому, что он является признанным теоретиком в вопросах проведения десантных операций, проводимых флотом. Его труд, написанный в начале тридцатых годов, считается одной из лучших работ на эту тему.

— Нам не дано предугадать, чем наше слово отзовётся… — задумчиво протянул я.

— Вот именно. Тот же горючий пенопласт, вспененный не воздухом, а углекислым газом, оказался пригоден для использования в некоторых частях планера военного самолёта. То есть, он, хоть и сохранил горючесть, но перестал быть настолько огнеопасным.

— А что у нас на фронтах, — поспешил я вернуть Крутилина к военным вопросам.

— Севернее Одессы обстановка стабилизировалась. Немецкое наступление выдохлось, зато авиация одиннадцатой армии сохранила активность и господствует в воздухе. В окрестностях Кривого Рога идут ожесточённые бои — каждый рудник превращён нами в узел обороны. Дальше к северу обстановка крайне неустойчивая, бои идут с переменным успехом. В то же время ряд окружённых противником частей получает снабжение по воздуху и активно действует на коммуникациях немцев. В сумме, развитие наступления всех трёх групп фашистских армий сильно тормозится и связано с крупными потерями. На ряде участков наша авиация прочно удерживает господство в воздухе и совсем замордовала фрицев.

На очереди выведение из войны Финляндии — против неё задействованы силы целой армии, которая пригодилась бы нам в других местах. В остальном же, как вы и предупреждали, мы имеем дело с очень сильным противником. Про это наступление на Москву в октябре сорок первого, кстати, упоминала Мария Антоновна. Наши штабисты полагали, что после предпринятых усилий, сил у Вермахта на него просто не хватит.

Надо признаться, в вопросах подготовки к войне и вы, и товарищ Субботина, действительно сделали всё, что могли. Два вида авиационных частей, к противодействию которым противник совершенно не готов — это настоящий подарок. Но ни про итоги войны, ни про послевоенный период, ни вы, ни она, так ничего и не поведали.

— А что за странные перебои с поставками раций и пушек? — удивился я. Ведь с тридцать девятого года всё должно быть отлажено.

— С радиостанциями вышла заминка из-за удлинившегося пути их следования. Начавшаяся война многое изменила.

— Нужно возить их самолётами через Чукотку, — отрезал я. — Связь — это наше всё. А пушки — тут-то, в чём дело?

— В адмирале Кузнецове. Он очень внимательно отнёсся ко всем следам твоей деятельности и, конечно, к пушкам МП-3. Спаренные орудия в виде лёгких башенных зенитных установок ставит вообще на всё, что плавает. Даже какой-то специфический вопрос, связанный с требованиями к морским порохам решил, даже согласился на магазинное питание, чтобы только не было задержек из-за металлических лент. И, знаешь — сбивают моряки Юнкерсы. Им хорошая динамика снаряда тоже пришлась по душе. Проводили сравнение с 61-К калибром тридцать семь миллиметров — то на то и вышло.

— Вообще-то авиационные пушки — дамы довольно капризные, — пожал я плечами. — Им подавай чистоту и тщательный уход. А то — заедают или клинят, а то гильзу перекосят.

— Именно эта оказалась достаточно надёжной, — пожал плечами Крутилин. — Так что немало орудий перехватывает и флот, и сухопутные войска очень заинтересовались этой системой. Вот и возникли перебои в поставках на авиазаводы. Тем более что Ильюшин поставил их на штурмовики и даже Архангельский хочет приладить на свои пикировщики — там ведь тот же мотор, что и на По-1 и По-3.

Мне оставалось только руками развести.

— Очень интересные перспективы открылись и в связи с налаживанием производства двух типов однорядных моторов, — продолжал источать елёй Крутилин. — В Ленинградских авиаремонтных мастерских двигатель ММ-1 поставили на тот самый СХ-1, у которого были постоянные проблемы с поставками моторов МГ-31. Очень неплохой транспортный самолёт получил путёвку в жизнь. Десантура его использует, раненых перевозят — сами знаете, насколько труднопроходимы наши дороги, особенно осенью.

Ну а про ночной бомбардировщик с ММ-2 я вам и рассказывать не стану — на него сейчас пересаживают все ночные авиаполки. Москалёв работает над вариантом, способным поднять пятисоткилограммовую бомбу. Вообще, интерес к его творчеству вполне себя оправдал — кроме всего прочего, морская авиация пользуется его летающими лодками — говорят, вполне приличная машина. А, судя по сделанным нами выводам, большинства из того, о чём я поведал, не случилось бы без своевременных подсказок с вашей стороны и со стороны Марии Антоновны. Кстати, а про послевоенный период развития авиации вы можете рассказать?

— Могу, хотя он мне и не очень нравится. Дело в том, что в это время все увлеклись реактивными двигателями, и поршневая авиация осталась несколько в стороне от зоны основного внимания руководства страны. Видимо, дело было в том, что америкосы к этому моменту сделали ядрён-батон, которым шарахнули по Хиросиме и Нагасаки, а потом трясли своей ядерной дубинкой перед всем миром. Нам, для того, чтобы быть готовыми защитить себя, пришлось напрягаться в направлении самых быстрых перехватчиков и самых дальнобойных бомбовозов. А это всё стало прерогативой именно реактивных самолётов.

— И кто у нас строил реактивные двигатели?

— Одно имя помню — Люлька. Кажется, Архип.

— Как не стыдно вам, товарищ Субботин, словно мальчишка, на фронт убегать? И это в то время когда столь важную информацию вы от руководства утаили!

— Да чего я там утаил — всё и без меня известно. И вообще, строить реактивные двигатели, когда промышленностью ещё не освоены жаропрочные материалы — дохлый номер. Всё будет косо, криво и станет без конца ломаться.

— Не беритесь судить столь определённо, — одёрнул меня Крутилин. — Вот, скажем, Мария Антоновна упомянула башкирскую и татарскую нефть. А наши геологи давно уже спорили о том, стоит ли искать её месторождения в Поволжье. Когда же результат известен, становится ясно — нужно бурить. Два года трудились и к тридцать седьмому году, действительно, добурились и, опять же по подсказке всё той же Марии Антоновны, обнаружили кроме нефти ещё и много попутного газа. Часть его легко сжижается и используется автотранспортом — согласитесь, что это куда интересней газогенераторных вариантов. А другая часть, не столь удобная для хранения, поступает по трубам в мартеновские печи. Кое-что уходит в котельные, кое-что — на тепловые станции. Да, это явление носит пока локальный характер — не так уж много скважин запущено в эксплуатацию, но страна вошла в войну, имея ещё один источник горючего, расположенный в глубине территории.

Нескромно это, Александр Трофимович, полагать остальных идиотами, неспособными распорядиться ценной информацией.

— Странно, — пробормотал я, — а почему о новом месторождении не упоминалось в газетах?

— Старались держать это направление в тени. Заодно, распускали слухи о незначительности обнаруженных запасов, о трудностях, которых действительно было много. Враг должен быть обманут, как вы не раз говаривали.