Глава 46. Опять грузовоз
Олегу Константиновичу Антонову пока только тридцать пять лет — впереди у него долгая жизнь, заполненная созданием прекрасных машин-долгожителей. Если кто-то подумал про Ан-2, то это правильный ход мысли. Если вспомнил про крупные и ёмкие Ан-8, Ан-10 и Ан-12 — тоже молодцы. Но я более всего благодарен ему за трудягу Ан-24, на славу поработавшего на наших пассажирских авиалиниях. И за целую кучу его более поздних модификаций.
Заехал я за ним в Саратов после того, как договорился в Николаем Николаевичем о приёме нового конструктора в руководимый им коллектив на должность ведущего по вновь открытой теме. Так что — о формальностях позаботился заранее. Наши прорисовки захватил с собой и умыкнул будущего зубра отечественного самолётостроения прямо на своей спарке.
Тут, в Горьком, в давно сработавшемся не слишком большом коллективе как раз обсуждали две новости. Во-первых, мяли в руках отрез стеклоткани отечественного производства, которую стали выпускать после неоднократных моих подталкиваний. Я-то думал, что это элементарно, достаточно просто рассказать идею, но оказалось, что технологию отыскали где-то в Америке и с заметным трудом освоили у нас.
Второй необходимый для получения стеклопластика компонент был эпоксидным клеем, выпускаемым в Швейцарии и продающимся свободно. Назывался он «Аральдит» и к счастью, в крупных объёмах стоил не слишком дорого. Эти материалы в моих умелых руках быстро соединились и образовали весьма причудливую конструкцию, которую, после отвердения, мы дружно мяли, гнули, били, рвали и ломали.
Если есть из чего, то я знаю как. Мне известно, каким образом соединять полученные детали, каковы требования к шаблонам для их выклейки и целую кучу маленьких хитростей, связанных именно с этим материалом.
И вот, в момент, когда я был готов торжествовать по поводу открывшейся перспективы внедрения в отечественную авиапромышленность нового материала с великолепными качествами, к нам на опытный участок пришел начальник заводской лаборатории и забрал эпоксидку. Всё, что оставалось — а это была почти половина жестяного ведёрка.
— Сказали, что поставок больше не будет, — любезно объяснил он, глядя на мою вытянувшуюся от огорчения мор… лицо. — Сами понимаете — время военное, а Швейцария ссориться с Гитлером не станет. Того, что успели привезти хватит только на клей. Зато, какой превосходный клей!
* * *
Опишу что у нас придумалось: двадцатиметрового размаха верхнерасположенные крылья шириной около двух метров были идеально прямыми. Квадратного сечения фюзеляж шириной и высотой по четыре метра и двенадцать в длину, спереди заострён на четыре грани, и сзади косо срезан снизу — тут откидывалась разгрузочная аппарель. Сверху над ней нависал двухкилевой хвост. Добавлю ещё укосины под крыльями, идущие от днища к серединам тонких плоскостей. И пару подвешенных под этими же крыльями моторов — двенадцатицилиндровых пятисотсильных однорядников воронежского производства.
Просто и неприхотливо. С одной стороны напоминает мотопланер. С другой — широкофюзеляжный самолёт. Многоколёсное неубираемое шасси, где тележки составлены одна за другой для уменьшения давления на грунт — тоже срисовал у Антонова и именно для Антонова. Так что — все по-честному.
Вот так выглядел эскизный проект, который предстояло защитить на макетной комиссии.
Так уж получилось, что мотогондолы и механизацию крыла взялись проектировать в Воронеже — у ребят большой опыт в том, как наладить нормальное охлаждение подобных двигателей, а по крылу они помогли просто потому, что мы тут в Горьком элементарно зашились бы без них. Шасси почти без изменений пришло с «Сарая», как и приборная панель, в своё время честно стянутая с По-2. Мы применили довольно много узлов с серийных самолётов.
Грузоподъёмность у нас получилась около двух с половиной, хотя и три с можно было поднять. Зато скорость по расчётам выходила больше трёхсот, но меньше четырёхсот. Да, по весовой отдаче машина несколько уступала моему убогому биплану, но зато она не была тихоходной. И сразу имела культурный вид. Длина разбега и пробега тоже вышли больше, чем у «Сарая», однако, меньше, чем у Ли-2. То есть мы сделали нечто промежуточное, хотя, в некоторых отношениях этого самого Ли-2 собирались слегка и переплюнуть.
И вот, прибыли мы в Москву вчетвером — Поликарпов, Москалёв, Антонов и я, а тут нас сразу от трапа забирают и везут прямиком в Кремль. Оказывается, Сталин собрал совещание по проблемам авиации — а нам сказали, то в управлении ВВС будут рассматривать наше предложение. Вот даже не знаю — нарочно нас путают, или это простой и незамысловатый организационный бардак. Мне думается, что бардак — я этого добра за последнее время накушался…
Людей собралось много, даже незнакомые лица были. Архангельский, Сухой, Ильюшин, Яковлев — не знаю в каком качестве тут последний — то ли как главный конструктор, то ли, как заместитель наркома авиапромышленности? Лавочкин, Петляков и моя Мусенька тихонько сидит в уголочке. Я тоже устроился рядом — нам, капитанам, не стоит быть на виду, когда кругом чуть не сплошные генералы, да ещё и адмирал Кузнецов.
Но главное — докладчик, не кто-нибудь, а Валерий Павлович Чкалов.
— В смешанную авиадивизию были собраны все самолёты, находящиеся на настоящий момент в производстве, — начал рассказывать этот авторитетный авиатор. — Все они прошли проверку в условиях театра военных действий на Дунайском направлении. На истребителях товарищей Поликарпова и Москалёва останавливаться буду — они свои задачи выполняют. Однако, вопрос к Николаю Николаевичу у меня всё-таки есть — где обещанный По-5 с мотором воздушного охлаждения и пушечным вооружением? И что за странное распоряжение об отзыве из войск старых добрых одноместных УТИ-16. Они, хоть и не особо скоростные, но маневренные и хорошо вооружены. Я, признаться, ограбил несколько кадровых частей, чтобы вооружить ими хотя бы полк.
— Спокойнее, Валерий Павлович! Вернутся к тебе твои УТИ-16, но уже под индексом По-5. В Первомайске в передвижных мастерских начата замена в них М-62 на М-82.
— Постойте! Это что, с них снимут все ШКАСы? — Чкалов посмотрел на меня.
Я кивнул.
— Ладно. Хотя бы двухместные остаются.
— На них тоже запланирована замена двигателей, но во вторую очередь.
— А вот этого делать не следует. Мы их приспособили для штурмовки зенитных батарей. Пушки из крыльев поснимали, навесили реактивных снарядов, и теперь они расчищают дорогу бомбардировщикам. Накрывают залпом издалека, а потом причёсывают из ШКАСов, пока зенитчики шарахаются. После этого у бомбардировщиков есть время отработать по объекту в спокойной обстановке.
Простите, отвлёкся. Так вот, в отношении истребителей Як-1 дела обстоят не столь радужно. То есть в принципе, машина вполне перспективная, но до ума не доведена. Полк, что воевал на них, я пересажу на По-3. Вооружённость летные качества те же, но хлопот с ними практически нет.
ЛаГГ-3 летчики характеризуют, как перетяжелённый, однако очень ценят за высокую боевую устойчивость — очень крепкий планер. Возможно, товарищ Лавочкин прислушается к мнению товарища Гудкова, и они вместе попытаются увеличить энерговооружённость за счёт применения более мощного двигателя воздушного охлаждения.
Тут все почему-то посмотрели на мужчину, сидящего рядом с Яковлевым. Тот встал и развел руками:
— От моторов М-82 для бомбардировщиков Су-2 мы недавно отказались. В то же время в очереди на них стоят те самые По-5, с которыми нас так торопит товарищ Чкалов.
— А почему молчит товарищ Субботин? — Нарушил тишину Сталин.
— Опытные образцы, испытания, установочная партия, войсковые испытания, — ответил я, встав и одёрнув гимнастёрку. — В конце концов, результат оценивает действующая армия.
После этой банальности все снова перевели взгляды на Чкалова.
— На самолётах Су-2 мы не заполняем основные баки фюзеляжа и используем эти машины только на коротком плече, то есть на расстоянии, которое обеспечивает топливо из дополнительных крыльевых баков. При наличии истребительного прикрытия — нормальный фронтовой бомбардировщик.
— А почему вы не пользуетесь баками фюзеляжа? — спросил Яковлев. — Ведь это самовольство.
— Нас к этому вынудили фашисты. При попадании в самолёт зажигательного снаряда, горючее вспыхивает, что приводит к гибели лётчика. Павел Осипович сам передал нам соответствующую рекомендацию. И ещё посоветовал забронировать места пилота и штурмана, — грустно улыбнулся Чкалов. — К пикировщикам Ар-2 претензий нет. И ещё хотелось бы восстановления производства самолётов Р-5.
— Боюсь, это невозможно, — пожал плечами всё тот же мужчина, сидящий рядом с Яковлевым. — Моторы, что использовались в них, уже сняты с производства, и восстановить его в условиях военного времени крайне сложно, — как я сообразил, это Шахурин.
— А зачем товарищу Чкалову потребовались устаревшие бипланы? — поинтересовался Сталин.
— Для использования в качестве ночных бомбардировщиков. Почему-то все ночные авиаполки направляют на Брянский фронт, вот нам и пришлось формировать свой прямо на месте. Я собрал сохранившиеся в частях машины этого типа, а товарищ Захаров из девятой армии направил ко мне старшего лейтенанта Зацепину из шестьсот шестьдесят шестого МАП. Впрочем, она уже капитан, — Чкалов горделиво обвёл присутствующих взглядом. — Ночами гондурасит сулинское русло — всё-таки Р-5 поднимает побольше, чем По-2. А с ДС-3 мы вообще провели минные постановки по некоторым участкам Дуная. Знаете, аппарель в корме позволяет сбрасывать достаточно крупногабаритные устройства.
Тут подняла руку Мусенька, а Валерий Павлович сделал в её сторону одобрительный жест.
— Мы тут с товарищем Поликарповым посоветовались и нашли более современное решение. По взлётно-посадочным характеристикам из стоящих на серии машин на роль ночного бомбардировщика более всего подходит бывший САМ-5, который потом назывался ДС-1, а сейчас Мо-2. Товарищ Москалёв по просьбе десантников вместо старого доброго М-11 поставил на него ММ-2 — обрезанный до четырёх цилиндров ММ-1, подняв мощность со ста сил до ста семидесяти. Сейчас он противоосколочно бронирует кабину для пилота и штурмана и на месте десантного отсека устанавливает бомбодержатели от По-1Б. Триста килограммов на внутренней подвеске — это просто волшебно.
Вот если бы товарищу Кузнецову удалось найти ту женщину-инженера, которая сумела сделать глушитель для торпедных катеров, из самолёта вообще получился бы ночной дух! Он ведь почти целиком деревянный — его даже на локаторах толком не разглядишь.
Я с сомнением посмотрел на окружающих, но никто не выказывал ни малейшего удивления осведомлённости моей солнечной — кажется, тут все посвящены в тайну нашего «происхождения».
— Припоминаю, что индексом ДС-3 мы недавно именовали самолёт ПС-40, которому теперь решено присвоить наименование Ли-2 в знак признания заслуг главного инженера завода товарища Лисунова, — неожиданно заговорил Сталин. — Нынешний ДС-3 чаще называют «Сараем», чтобы не путаться. Почему бы нам не назвать его по фамилии создателя, товарища Субботина?
— Буквы «Су» уже заняты, — ответил я. — И ими будет названо немало прекрасных моделей летательной техники. Пусть будет По-4 — ведь именно коллектив под руководством товарища Поликарпова довел макетный образец от уровня идеи до массовой серийной машины.
— Опять ваши секретики, товарищ Субботин, — поморщился Сталин. — Почему ни вы, ни товарищ Субботина не сообщаете нам ничего относительно послевоенных реалий?
— Не имеем права, товарищ Сталин, — ответила Мусенька. — Всё уже изменилось, поэтому в точности мы ничего не знаем. Но в начале декабря Япония нападёт на Америку. Вот тут бы было правильно угадать момент, когда им надают по сопатке, и заключить со страной восходящего солнца договор о ненападении, под который оттяпать у них нашу половину Сахалина и южные острова Курильской гряды.
— Ваш муж прав, что не позволяет себе рассуждать о политике, — нахмурился Сталин. — Всё-таки вы оба — мечтатели.
— А я бы и КВЖД у них оттяпал, — мне стало обидно за мою хорошую и захотелось её поддержать.
— Давайте не будем отвлекаться от темы и вернёмся к авиационным вопросам, — недовольным тоном остановил мою филиппику вождь. — В частности, пусть товарищ Субботин расскажет собравшимся, каких сюрпризов они с товарищем Москалёвым наготовили нам со своими москитными истребителями. Как полагаете, Валерий Павлович? Не пора ли пора потребовать полного отчёта обо всех тайных планах нашего дорогого капитана из будущего!
— Полагаю, пора, — кивнул Чкалов. — Я и сам какое-то время был озадачен некоторыми странностям и необычной результативностью от действий москитов, пока не увидел своими глазами, как Бюхель свалила ссыпавшегося на неё сверху немецкого охотника очередью из хвостового пулемёта.
— И как вам это удалось? — прищурился Сталин.
— Так она летела, словно беспечная птаха, а на неё сзади Мессер. Я и пошел на выручку, да только не успел — она с одной очереди взяла ведущего на цугундер и шуганула ведомого — тот и напоролся на меня.
— И каким образом командующий Первой Воздушной Армии оказался в зоне боевых действий на вооруженном самолёте? — кажется, Сталин не на шутку рассердился на Валерия Палыча. Даже проговорился, что никакая у него не дивизия, а костяк целой армии.
— Плацдарм-то у нас крошечный, в воздухе там кругом зона боевых действий. На небоевом самолёте там летать опасно.
— А где было ваше прикрытие?
— Со мной, как и положено. Оно-то не могло отвлечься от своей основной задачи.
— Пожалуй. Так какие еще неожиданности ожидают нас в связи с началом применения москитных истребителей?
— Позиция для установки пулемётов, стреляющих назад, приготовлена для третьей модификации, так называемого «Фокусника», для которого была запланирована возможность летать задом наперёд, — ответил я понуря голову. — На нынешних машинах и посадочные места, и синхронизаторы сохранились, как результат унификации.
— В таком случае, какой особенности нам следует ждать от второй модификации? — продолжил настаивать Сталин.
— Вторая модификация «Эквилибрист» сейчас и воюет. Лётчик, не имеющий специальной подготовки, или сломает её, или сам сломается. Это закладка на случай, если немцы подберут обломки сбитой машины и попытаются её скопировать. Тогда лётные происшествия при испытаниях замедлят процесс освоения. Технологически же Мо-1 для них на один укус. Третью модификацию я планировал выпустить, когда противник научится бороться с москитами второго рода.
— Тогда, что представляет собой первая вариация?
— Обычный самолёт без выкрутасов. На них, выпущенных массово, можно сажать любых пилотов. Но это планировалось сделать тогда, когда противник станет бояться любых мошек — они ведь внешне почти неотличимы. Недавние выпускники лётных училищ, обученные по программе взлёт-посадка, смогут заполнить небо, подвергая неприятеля непрерывному воздушному террору.
— Кстати, товарищ Субботин. Эту вашу бывшую ведомую я дважды понижал в звании за связи с противником. По радио.
— Куда же ещё разжаловать? Она же рядовая? — искренне удивился я.
— Валерий Павлович её производит в сержанты, а я после каждой воздушной дуэли, понижаю в звании.
— Дуэли? — не понял я.
— Вычисляет асов, что летают на раскрашенных машинах, вызывает на поединок и, как вы любите выражаться, гондурасит. А за связь с противником, сами понимаете…
— …десять лет расстрела без права переписки, — как бы про себя, но так, что все расслышали, пробормотала Мусенька.
— Субботины свободны, — неожиданно резко отреагировал на эту лохматую шутку Сталин.
Мы с Мусенькой поторопились откланяться. Хоть и ходили слухи, что отец народов никогда не выходил из себя, но не стоит дёргать смерть за усы, что я и объяснял своей маленькой всю ночь, которую мы провели в гостинице за разговорами на нашу излюбленную тему — об авиации, конечно.